– Приглашение на ужин, – словно эхо повторил Алистер.
– В пятницу, то есть через три дня. Я понимаю, что надо было предупредить заблаговременно.
Сэр Роджер Толберт с аппетитом поглощал то, что приготовил повар гостиницы Уилкерсона, за ужином в отдельной столовой, откуда только что ушла мисс Олдридж.
– Конечно, такого великолепия, к которому вы привыкли, за ужином не будет, – продолжал баронет, – предупредил супругу, что у вас могут быть и более неотложные дела. Но вы же знаете женщин! Уж если им что-нибудь втемяшится в голову…
Алистер сочувственно кивнул, вспомнив предсказание мисс Олдридж: «Сэр Роджер Толберт и капитан Хьюз непременно заедут к вам и пригласят к себе на ужин».
В тот момент она его расстроила, но когда ушла, Алистер подумал, что предсказанное ею развитие событий маловероятно, если учесть холодный прием, оказанный здесь представителю Гордмора. Именно по этой причине он сообщил заранее о своем приезде только мистеру Олдриджу и, сославшись на опыт предыдущего представителя, попросил его никому больше об этом не говорить.
Алистер знал, что слух о его появлении в Лонглендже моментально распространится по округе, но, приготовившись к холодному приему, если не к открытому проявлению враждебности, оказался не готов к такому гостеприимству. Когда мисс Олдридж сказала, что здесь все его знают и считают героем, он подумал, что это преувеличение.
Он ожидал, что столкнется с трудностями, и был готов их преодолевать, завоевывать доброе отношение землевладельцев, обходясь с ними по справедливости, выслушивая и принимая во внимание все их возражения, вырабатывая вместе с ними приемлемые решения и компромиссы. У него были самые честные намерения. Обладая тактом и безупречными манерами, если не считать его поведения в отношении мисс Олдридж, он верил, что одержит победу в трудном сражении, и ожидал, что все его противники немедленно сложат оружие, как только он появится.
Сэр Роджер приехал к нему примерно через полчаса после отъезда из гостиницы мисс Олдридж и приветствовал, как сына, которого уже не чаял увидеть.
У баронета, ровесника его отца, было огромное брюхо и лысая голова. Чтобы продержаться до ужина и не умереть с голоду, он заказал себе баранину, картофель, каравай хлеба, примерно по фунту сыра и масла, а также большую кружку эля.
Алистер ограничился только бокалом вина. Будь он даже голоден – что маловероятно в это время суток, – ему кусок бы не полез в горло, когда он понял, что мисс Олдридж сказала ему правду: никого не интересовал его проект. Он был сыном лорда Харгейта, газеты сделали из него героя, остальное не имело значения.
– Со стороны леди Толберт очень любезно было подумать обо мне, – заметил Алистер. – Однако, как вы, возможно, уже слышали, я приехал сюда по делу.
– И, наверное, очень важному?
– Да, довольно важному. – Переждав, пока баронет прожует баранину, Алистер добавил: – Речь идет о канале лорда Гордмора.
Брови сэра Роджера поползли вверх, но он довольно спокойно прожевал и проглотил пищу:
– Вот как?
– По правде говоря, я хотел бы поговорить об этом с вами. В удобное для вас обоих время.
Сэр Роджер кивнул:
– Дела. Удовольствия. Понимаю. Одно с другим нельзя смешивать.
– Если вам угодно, я могу переговорить с вашим управляющим, – сказал Алистер.
– С управляющим? Разумеется, нет, – возразил сэр Роджер, не переставая жевать.
– Но, видите ли, сэр Роджер, вы и все остальные оказали бы мне большую услугу, если бы видели во мне просто представителя лорда Гордмора, одного из его служащих.
Баронет обдумал сказанное, доедая картофель:
– Понимаю. Вы щепетильны. Это делает вам честь.
– Хочу сразу предупредить, что мой отец не имеет никакого отношения к этому проекту.
– Понимаю, – согласился сэр Роджер. – Но моя супруга этого не поймет. Она понимает лишь одно: ваш отец – лорд Харгейт, а вы – знаменитый герой Ватерлоо. Говорил ей, что вы не лев из бродячего зверинца. И что приехали сюда не для того, чтобы развлекать ее и прочих особ женского пола. – Он сердито нахмурился. – А она в слезы. Ох уж эти женщины!
Алистеру достаточно было вспомнить, какие истерики закатывала ему Джудит Гилфорд, чтобы понять, каким несчастным может сделать мужчину недовольная женщина. Алистер по крайней мере не был связан с ней узами брака, и ему не приходилось выносить все это круглосуточно до конца дней своих, а будь он женат, ему пришлось бы либо терпеть, либо бежать из собственного дома.
Сделав несчастной супругу сэра Роджера, не заслужишь его уважения.
– Да я скорее дам перерезать себе горло кинжалом или брошусь под копыта польского кавалерийского отряда, чем огорчу вашу супругу, – заверил Алистер. – Прошу вас передать леди Толберт, что почту за честь поухаживать за ней в пятницу.
Пятница, 20 февраля
Без этого ужина, как и предсказывала мисс Олдридж, обойтись было невозможно.
«…И каждый будет предлагать вам полюбоваться своими домашними любимцами: скотом, детьми, а особенно дочерьми».
Сэр Роджер сказал, что Алистер, мол, не лев из бродячего зверинца. Как оказалось, демонстрировали здесь не героического сына лорда Харгейта, а стайку девиц, жаждавших развлечь и соблазнить его.
Это было что-что новенькое.
Когда Алистер впервые появился в свете, его не заботили брачные ловушки. Средний сын находится в полной зависимости от отца, а отец хоть и был далеко не бедным, не входил в число самых богатых представителей сословия пэров, к тому же имел еще четверых сыновей.
Иными словами, Алистер Карсингтон завидным женихом не был.
Однако для Джудит Гилфорд это не имело значения. У нее было достаточно денег для них обоих. По правде говоря, она при желании могла бы без труда содержать целый гарем. Остается лишь сожалеть о том, что закон не одобряет многомужества, ведь для того, чтобы предоставить Джудит все внимание и рабскую покорность, на которые она претендовала, потребовалось бы не менее полдюжины мужчин.
Но одно дело лондонское светское общество, и совсем другое – уголок сельской Англии, где подходящих женихов было не больше, чем кокосовых пальм, а подходящих молодых женщин хоть пруд пруди. У леди Толберт на ужин «по-домашнему, в тесном кругу» собралось более двух десятков гостей, и десять из них – девушки на выданье, нарядно одетые, с красивыми прическами и с твердым намерением очаровать третьего сына графа Харгейта.
Мисс Олдридж могла бы стать среди них одиннадцатой, но ее нельзя было назвать юной леди, потому что ей перевалило за тридцать и она явно не имела намерения очаровать кого бы то ни было.
Наряды юных леди были либо белыми, либо выдержаны в пастельных тонах. Декольте, несмотря на холодный ветер за окном, от которого дребезжали стекла, довольно смело открывали грудь.
На мисс Олдридж было серое шелковое платье, видимо, смоделированное пресвитерианским священником для его бабушки. Судя по всему, она задалась целью довести Алистера до безумия, и, несмотря на его сопротивление, ей это удалось.
Она отказалась ему помогать, и он решил вообще не обращать на нее внимания. Сегодня он аккуратно обойдет ее стороной и будет иметь дело с ее соседями, а не с ней. Если ему удастся убедить их, ее возражения он просто проигнорирует.
Так он рассудил.
Но разве можно рассуждать здраво, сидя напротив этой особы?
На столе не было ничего, что могло бы его заслонить. Бесед с молодыми леди он не вел. В общем, не было никакой возможности отвести взгляд от ужасного зрелища, которое являла собой мисс Олдридж. Вырез-каре ее платья едва приоткрывал ямочку под горлом. Рукава доходили до запястий. Если бы не завышенная талия платья, подчеркивающая грудь, и не узкая юбка, облегающая бедра, можно было бы подумать, что у нее вовсе нет никакой фигуры. На платье были зря потрачены дорогой шелк и искусная работа портного.
А уж прическа была такой, что невозможно описать словами.
Ее горничная сделала строгий – и красивый! – пробор посередине копны великолепных золотисто-рыжих кудряшек, пригладив их – видимо, горячим утюгом! – и собрав на затылке в тугой пучок. Это кошмарное сооружение украшала серебряная диадема.
Только к концу ужина Алистер немного успокоился, мысленно изменив декольте ее платья и укоротив рукава, заменив их аккуратными буфами на плечах. Но к его великому неудовольствию, в этот момент леди Толберт спросила его, бывал ли он в Чатсуорте, и Алистер сосредоточил внимание на хозяйке. Хотя у нее была замужняя дочь, ровесница мисс Олдридж, леди Толберт выглядела моложе своих лет и была одета по моде. Алистер признался, что еще не успел побывать в поместье герцога Девонширского, которое находится в десяти милях к северу от Матлок-Бата.
– Уверена, вам захочется посетить каскад, – сказала леди Толберт. – Длинная цепь пологих ступенек спускается по склону холма. Из резервуара, расположенного на вершине, вода каскадами спускается по ним вниз. Это великолепное зрелище успокаивающе действует на нервы.
Нервы леди Толберт были известны всем, как поведал Алистеру его камердинер. Они отравляли существование ее супругу.
Мисс Карри, сидевшая справа от Алистера, сказала, что каскад очень романтичен, и с притворной застенчивостью опустила глазки.
– Там так приятно помечтать, – промолвила леди Толберт. – Поскольку вы интересуетесь искусственными водными путями, мистер Карсингтон, то вам, возможно, захочется осмотреть его более тщательно.
Капитан Хьюз, сидевший между леди Толберт и мисс Олдридж, заметил, что его конструкция сохранилась со времен королевы Анны.
Этот лихой морской офицер был брюнетом лет сорока от роду, которого конец войны заставил высадиться на берег. В отличие от других уволенных в запас капитанов он уютно обосновался в своем довольно крупном поместье, граничившем с землями Олдриджей. Возможно, он лелеял надежду укрепить свое землевладение, потому что, на взгляд Алистера, относился к мисс Олдридж более тепло, чем просто по-соседски.
– Я побывал там еще мальчишкой, – сказал капитан. – День выдался жаркий, а меня уже тогда тянуло к воде. Я разулся и собрался залезть в воду, но взрослые увели меня. Я тогда подумал, что очень несправедливо построить такую штуку, которая привлекает маленьких мальчиков, а потом запрещать им играть там.
– Это хорошая тренировка для взрослой жизни, – заметил Алистер, – нам часто приходится сталкиваться с тем, против чего мы не можем устоять.
Он обвел взглядом юных леди, демонстрировавших свои прелести, а мисс Толберт самодовольно оглядела себя, и девицы покраснели.
Разрезая пирог, мисс Олдридж спокойно сказала:
– Насколько я помню, мужчины не могут устоять перед купанием в канале на виду у пассажиров проплывающих по каналу судов, не говоря уже о людях на берегу.
Алистера нисколько не шокировало то, что мисс Олдридж упомянула о голых мужчинах в смешанной компании. Он уже заметил, что ее речь отличается прямолинейностью. К тому же ей уже перевалило за тридцать, и она не была наивной простушкой, как эти хорошенькие глупышки, которые его окружали. Вообще жители сельской местности были не так щепетильны в выборе выражений, как лондонцы.
У Толбертов все было попросту. Ужин подавался традиционным способом: все блюда ставились на стол сразу. За столом число мужчин не обязательно соответствовало числу женщин, каждый садился где хотел, понимая при этом, что места во главе стола рядом с хозяйкой предназначены для более важных гостей.
Когда все наконец расселись, оказалось, что ближайшие к почетному гостю места заняты девицами. Мисс Олдридж не пыталась занять место поближе к нему. Она и капитан Хьюз сели по настоянию леди Толберт рядом с хозяйкой.
Капитан с лукавой улыбкой поглядывал на мисс Олдридж.
– Насколько я понимаю, эти парни не пользовались купальными кабинками.
Мисс Карри покраснела до корней волос, сидевшая рядом с ней мисс Эрншоу хихикнула, но они были так молоды, только-только со школьной скамьи.
– Что за безответственное поведение! – возмутилась леди Толберт. – Подумайте, какой удар был бы нанесен девичьей скромности, если бы какая-нибудь девушка неожиданно наткнулась на них. Она могла бы серьезно заболеть. Купание, конечно, полезно для здоровья, но всему свое место и время. Купание в канале! – Она покачала головой. – А дальше что? Римские оргии?
– Никогда не слышал об оргиях купальщиков в каналах, – заметил Алистер.
– Совсем недавно какой-то джентльмен написал в «Таймс» письмо о купальщиках, – сообщила мисс Олдридж. – В нем ничего не говорилось об оргиях, только о падении нравов.
– Должно быть, эти парни были пьяны, – предположил капитан.
– Или день выдался очень жаркий, – сказала мисс Олдридж. – Автор во всем обвиняет членов команды баржи. Насколько я понимаю, они ругались непотребными словами.
– Но на канале мистера Карсингтона не будут ругаться плохими словами, – проговорила мисс Эрншоу, бросив на Алистера взгляд, полный обожания. – Он этого не допустит.
Прежде чем Алистер успел придумать ответ на это фантастическое по своей глупости заявление, мисс Олдридж произнесла:
– Не сомневаюсь, что мистер Карсингтон добавит это условие ко всем прочим требованиям землевладельцев.
– Поскольку мы надеемся, что многие, если не все, землевладельцы войдут в комитет по проблемам, связанным со строительством канала, а также станут держателями акций, они будут бдительно следить, чтобы канал не оказывал тлетворного влияния на общественную мораль, мисс Олдридж, – заявил Алистер.
– Вы возложите эту обязанность на них? – спросила она, одарив его лучезарной улыбкой. – Ну, в таком случае я спокойна. – И она повернулась к хозяйке. – Вы тоже так думаете, леди Толберт?
– Да, пожалуй, – неуверенно ответила дама. – Но я не думала, что сюда приедет столько незнакомых людей, а сэр Роджер меня не предупредил.
– Полагаю, к незнакомым людям мы быстро привыкнем, – заявил капитан Хьюз.
– Но ведь это совсем не то, что туристы, – возразила леди Толберт. – Те по крайней мере вполне респектабельны.
– Уверена, экипажи барж тоже по-своему респектабельны, – заметила мисс Олдридж. – А по сравнению с землекопами просто утонченны.
Леди Толберт прижала руку к горлу:
– По сравнению с землекопами? Силы небесные!
– Мисс Олдридж говорит о квалифицированных прокладчиках каналов, – пояснил Алистер. «Это не какие-нибудь босяки и отщепенцы», – хотелось ему добавить, но он промолчал, не желая пугать леди Толберт. Этим с успехом занималась мисс Олдридж.
– Вы не собираетесь нанимать местную рабочую силу? – спросил капитан Хьюз.
– Тут будет предостаточно работы для местных кирпичников, каменщиков и столяров, – ответил Алистер. – А вот квалифицированных землекопов придется нанять со стороны по контракту.
– Не сомневаюсь, что лорд Гордмор наймет только самых респектабельных землекопов, – заметила мисс Олдридж. – По крайней мере не все они окажутся подонками. Не исключено также, что слухи о пьяных дебошах и беспорядках несколько преувеличены.
– Подонки? – бледнея, переспросила леди Толберт. – Беспорядки?
– Беспорядки и волнения случаются иногда там, где с рабочими плохо обращаются или им мало платят, – поспешил объяснить Алистер. – Могу вас заверить, что мы с лордом Гордмором позаботимся о том, чтобы рабочим хорошо платили и обращались с ними должным образом.
– Я также уверена, что вы не допустите, чтобы на вас работали какие-нибудь головорезы, – сказала мисс Олдридж. – По крайней мере вы не сделаете этого умышленно: потребуете у каждого рекомендацию, сколько бы их ни было.
Разумеется, она знала, что требовать у каждого рекомендацию невозможно. Алистер хотел сказать ей об этом, но подумал, что леди Толберт расстроится.
Мисс Олдридж и так до смерти ее напугала. Леди Толберт наверняка с ужасом представляла себе, как по мирным селениям и деревушкам, а также поместьям скалистого края бродит банда подонков, грабителей и насильников.
К сожалению, эта картина была не так уж далека от правды. Не далее чем в прошлом году здесь, в Дербишире, безработные текстильщики объединились в отряд с целью захвата Ноттингемского замка. Хотя войскам удалось предотвратить мятеж, страх перед беспорядками не прошел.
– Искренне надеюсь, милые дамы, вы не забыли, сколько сотен миль каналов было проложено в нашей стране без всяких инцидентов, – попытался успокоить всех Алистер. – В том числе дербиширские каналы в Пик-Форесте и Кромфорде.
– Хорошо, что вы об этом напомнили, мистер Карсингтон, – сказала мисс Олдридж. – Не следует забывать и еще об одном обстоятельстве: рабочие не станут бунтовать, поскольку труд теперь не такой изнурительный, как прежде.
– Совершенно верно, – поддержал ее Алистер. – Самую тяжелую работу выполняют машины.
– Да, это так, – сказала мисс Олдридж и окинула взглядом собравшихся. – Грохот паровых двигателей и прочей техники будет заглушать любую грубую брань, а дым скроет неприятные для глаза картины.
– Грохот? – воскликнула леди Толберт. – Дым? Сэр Роджер ничего об этом не говорил.
Алистер всячески старался успокоить ее. С каким удовольствием он схватил бы в охапку мисс Олдридж и выбросил из окна.
Он напомнил леди Толберт, что любое строительство связано с некоторыми неудобствами. Но машины ускоряют процесс. И прокладчики канала, вместо того чтобы обосноваться здесь на многие месяцы, а то и годы, закончат работу всего за несколько недель и уедут.
Леди Толберт, вежливо выслушав его, страдальчески улыбнулась и сделала дамам знак подняться из-за стола. Они удалились в малую гостиную, оставив мужчин наслаждаться портвейном.
И пока мужчины пили, леди Толберт заразила своими опасениями других дам.
Мисс Олдридж была достаточно хитра и сделала свое дело. Алистер не ожидал нападения и не сразу отреагировал на него, упустив драгоценное время.
Разве мог он сосредоточиться, когда она сидела прямо напротив него, одетая словно пугало? Он мысленно одевал ее подобающим образом, точнее – раздевал. Кстати, ткани, которая пошла на ее кошмарное платье, хватило бы на два!
Он слушал, как мисс Олдридж отравляет сознание леди Толберт, но был не в силах предпринять контратаку.
Когда женщины удалились, Алистер испытал облегчение. С мужчинами проще. Они по крайней мере говорят на понятном языке и играют по более простым, хоть иногда и более жестким, правилам. Надо только проявить ловкость и умение.
Мужчины оставались в столовой почти час, и Мирабель это не понравилось. Сэр Роджер редко задерживался за портвейном, и если ее отец был единственным, кто вышел в гостиную, это означало, что мистеру Карсингтону удалось увлечь всех остальных.
К тому времени как остальные мужчины присоединились к дамам в гостиной, ее отец давно ушел – отправился в зимний сад Толбертов.
Девицы, сгруппировавшись по две-три, разбрелись по гостиной. Одни болтали, другие рассматривали иллюстрированные альбомы. Как только появился мистер Карсингтон, разговоры прекратились, альбомы закрылись, и девицы в облаках муслина пастельных тонов поплыли к нему, словно их несло мощное течение.
Видимо, навигационные образы возникли у Мирабель потому, что она заметила, как сквозь толпу девиц к ней пробирается капитан Хьюз.
Он пересек комнату и подошел к окну, у которого стояла Мирабель. Это была самая удаленная от камина, самая холодная часть комнаты. Она ушла сюда, чтобы успокоиться и немного остыть после ужина, к тому же здесь гуляли сквозняки, которые отпугивали молодых леди, и можно было побыть одной. Их невинная радость на этом сборище утомляла и сердила ее, вечно недовольную старую деву.
Как она и надеялась, девицы избегали заходить в этот холодный угол. Гусиная кожа выглядит непривлекательно. Подходящие холостые джентльмены крайне редко появлялись на их горизонте, и одна лишь мисс Эрншоу пока надеялась на лондонский сезон, да и то ее надежды могли не оправдаться, потому что мистера Эрншоу пугали большие расходы.
– Я и понятия не имел, что у нас имеется такая очаровательная флотилия, – сказал капитан Хьюз, кивком указав в том направлении, откуда пришел. – Быть может, леди Толберт завербовала их в военно-морских силах других государств?
– Насколько я понимаю, вы имеете в виду молодых леди, – сказала Мирабель. – Она созвала их из самых отдаленных уголков нашего края. Теперь, когда ее младшая дочь вышла замуж, ей необходимо устроить еще чью-нибудь судьбу.
Она не сказала ему, что, по ее мнению, эти девушки хотя и миловидны, но слишком молоды и простодушны для мужчины, которого обхаживали и ублажали известные лондонские красавицы. Да и одеты юные леди были не по последней моде, что явно не импонировало его изысканному вкусу.
С другой стороны, они были молодые и свеженькие, а это нравилось всем без исключения мужчинам.
– Кто-нибудь должен сказать ей, чтобы она направила их по другому курсу, – сказал капитан Хьюз. – Единственное судно в его поле зрения – это вы.
Мирабель вдруг охватила радость, но она тут же ее подавила, напомнив себе, что в соответствии с замыслом не должна отвлекать внимание почетного гостя.
Серое платье давно вышло из моды и совершенно не шло ей, но, чтобы действовало наверняка, она заставила Люси кое-что в нем переделать, и из скучного платья без изюминки оно превратилось в нечто кошмарное. Но самым большим достижением была прическа, которую против собственной воли соорудила Люси, – ничего более отвратительного нельзя было придумать.
Только вот Мирабель никак не ожидала, что на ужине будет столько красивых, молодых и модно одетых леди. Увидев их, он может и не обратить на нее внимания.
Правда, капитан Хьюз сказал, что мистер Карсингтон вовсе ее не игнорирует, а капитан весьма и весьма наблюдателен.
Очевидно, она выглядела до того ужасно, что вполне могла отвлечь внимание мистера Карсингтона даже от флотилии свеженьких молодых красавиц.
– Хотел бы я знать, что за игру вы затеяли, – сказал капитан Хьюз, блеснув черными глазами. – Эта оснастка является частью вашей игры? Могу я рассчитывать на объяснения? Или мне надлежит и дальше играть роль невольного соучастника? Ей-богу, когда я рассказывал байку о Чатсуортском каскаде, то даже не подозревал, что вы используете это, чтобы начать атаку. Вы обстреляли этого беднягу с носа до кормы. Думаю, его носовая палуба все еще дымится.
– Кто-то же должен был высказаться, – произнесла Мирабель. – Мои соседи рискуют забыть, зачем он здесь появился.
Капитан Хьюз снова взглянул на мистера Карсингтона, который в этот момент был окружен суденышками в муслиновом оснащении.
– Он, возможно, рискует не меньше. – Капитан повернулся к Мирабель, и выражение его лица стало серьезным. – После того как леди удалились, он ни разу не упомянул о канале.
– Вот как?
Мирабель окинула взглядом свое безобразное платье. Она не смела надеяться, что ее одежда будет продолжать отвлекать его, когда она находится вне его поля зрения. Миссис Энтуисл оказалась поистине блестящим стратегом.
– Меня это очень удивило, – признался капитан. – Я думал, он поспешит компенсировать причиненный вами ущерб. Даже леди Толберт какое-то время смотрела на него так, словно он сам дьявол во плоти, да и мужчины были обеспокоены. Но мистер Карсингтон ни разу не заговорил о канале. И не дал никому возможности снова поднять эту тему. Вместо этого он каким-то образом заставил всех нас говорить о самих себе.
Оптимизм Мирабель быстро убывал, и она переспросила:
– О самих себе?
– Ну да, о скоте, урожаях, арендаторах и браконьерах, – объяснил капитан Хьюз. – Сэр Роджер похвалился своими борзыми. Викарий поведал о выращенных им призовых кабачках. И мы все принялись ныть и жаловаться на протекающие крыши, потерявшихся где-то поросят и несовершенные ловушки для кротов. Должно быть, мистеру Карсингтону было до смерти скучно слушать нас, но вид у него был такой, словно мы рассказывали непристойные анекдоты.
Мирабель вздохнула.
– Весьма разумная стратегия, вы не находите? – спросил капитан.
– Хороший слушатель каждому приятен. И каждому человеку приятно поговорить о самом себе и своих заботах. Не сомневаюсь: покинув столовую, все вы видели в нем закадычного друга. Тем более что этот закадычный друг не кто иной, как сын лорда Харгейта. Какой отзывчивый человек! И как непринужденно ведет себя! Нет в нем ни чванства, ни самодовольства! Признайтесь, вы так о нем подумали.
– Я подумал, что мистера Карсингтона ждет блестящая политическая карьера, если его отец купит ему место в парламенте, – заявил капитан.
Как и все прочие, Мирабель хорошо знала, что в палату общин попадают не путем демократических выборов. Лорды контролировали места, и, чтобы «одержать победу» на выборах и заполучить место, требовалось заплатить около семи-восьми тысяч фунтов.
– Хотела бы я, чтобы лорд Харгейт сделал это, как только его сын оправится от своих ран настолько, что сможет стоять на трибуне, – сказала Мирабель.
– Теперь об этом поздно говорить, – заметил капитан. – Придется нам смириться. По крайней мере нам хорошо заплатят за использование нашей земельной собственности. Будем утешаться тем, что способствовали экономическому прогрессу.
– Вот как? – Мирабель резко повернулась к нему. – Ну что же, попытаемся.
Она напомнила ему об изменениях, произошедших от края и до края пасторальной Англии в результате разросшейся сети каналов и строительства промышленных районов вдоль их берегов. Ведь далеко не все фабрики имеют приемлемый внешний вид и хорошо освещены, как, например, фабрика мистера Аркрайта в Кромфорде.
Она говорила о вонючих кирпичных заводах и несчастных местных жителях, обитающих по соседству с ними, и еще более несчастных соседях угольных шахт, о грохоте подъемника и кучах шлака, о подъемных кранах и баржах, груженных углем, о шипении и лязге паровых двигателей, об облаках черного дыма и диком вое гудка. Она напомнила ему, что в настоящее время они живут в идиллическом краю, одном из самых прекрасных уголков Англии, в тишине и покое и этим следует дорожить.