Мама, когда была жива, всегда говорила, что меня просто-таки тянет к грязи. Я обижалась на это, замыкалась в себе и никак не могла понять, что она имеет в виду. Сейчас, когда мне уже за тридцать и когда я кое-что испытала в своей жизни, я понимаю, что она хотела мне сказать. Грязь – это не та грязь, мусор, и с чем мы боремся в быту, грязь – это подчас люди. Они могут ходить в чистой одежде, и под ногтями у них будет все вычищено, и волосы вымытые, и даже обувь без пылинки, только они грязные душой и мыслями.
В сущности, я стала это понимать еще в школе, где меня шпыняли и заставляли страдать лишь за то, что я училась в музыкальной школе, ходила на уроки живописи и была девственницей. Да и вообще не надо быть такой уж умной, чтобы все это понимать.
Однако на этот раз в моей постели оказался человек реально грязный. Про душу его я еще тогда ничего не знала. Но тело было грязным, одежда – тоже, ботинки его оказались покрыты толстым слоем пыли, забрызганы бурой грязью, а подошвы выпачканы какой-то красной мастикой…
Мне нельзя пить. После двух-трех рюмок моя душа начинает сочиться приторной добротой, мне становится жалко всех голодных животных, бездомных и обиженных людей, униженных женщин и брошенных стариков, наступает какой-то момент, когда остро начинаешь понимать всю негармоничность и несправедливость мира, и тогда охватывает такая тоска, что хочется выть.
Рядом с нашим домом есть пирожковая, где я иногда покупаю свежие и теплые пирожки домой. Редко я присаживаюсь там за столик, чтобы взять себе еще и чаю с лимоном. Но в тот раз я как раз взяла чай и устроилась в уголке, чтобы насладиться пирожками с капустой, с грибами и с мясом. Был вечер, что-то около шести часов, в это время там почти никого не бывает, и я не стесняюсь ужинать. Знаете, как-то не очень приятно, когда на тебя глазеют и думают: ну вот, пришла, как будто дома не может выпить чаю. И понимают ведь, что если я сижу в пирожковой, значит, дома меня никто не ждет. Иначе я бы купила целый пакет с пирожками и принесла домой, своим домашним. Но этих вот «домашних» у меня как раз и нет. Никого. Даже кошку я не завела, чтобы не думать о ней в течение рабочего дня, что она скучает, что ей плохо или неуютно. К тому же когда у тебя есть дома кошка или собака, то не всегда можешь себе позволить куда-то поехать.
Я отвлеклась.
Это там, в пирожковой, я встретила его. Мужчину с грубым голосом, от звучания которого все поплыло перед моими глазами и меня бросило в жар. Его голос напомнил мне голос знаменитого Гару, Квазимодо. Разве что уши у него, у этого мужчины, были не такими веселыми и оттопыренными, как у Гару. Наоборот, его уши были маленькими, прижатыми к черепу, покрытому густыми спутанными волосами. Грубые черты лица, тяжелые веки больших темных глаз, толстые губы, прямой нос с выразительными ноздрями, впалые щеки и высокие скулы. Что еще сказать? Да я просто с ума сошла, когда увидела эту мужественную красоту, приправленную какой-нибудь наверняка не очень красивой историей, которая и загнала его, окрестившего самого себя хрипловато-звучным именем Гарри (производная от Григория Горелова), в эту забегаловку, где он с аппетитом поглощал теплые мясные пирожки, запивая их ледяным пивом.
Думаю, что он поймал мой взгляд, и ответил на него своим, тягучим, убийственно проникновенным, проколовшим мое сердце…
– Водки хочешь? – спросил он меня, сидящую в метре от него за соседним столиком.
И зачем я только кивнула головой?
Он жестом пригласил меня к себе, я перешла, прихватив с собой тарелку с едой и чашку с чаем.
– Пирожки здесь отменные, – прохрипел он.
Я снова кивнула. Я готова была кивать еще долго, пока голова не отвалится, лишь бы видеть его, слышать его голос, быть рядом с ним.
– Мне бы комнату снять.
Опять кивок. Да, я готова была ему сдать комнату. А почему бы и нет? Иногда именно так и завязываются отношения. Люди живут рядом, разговаривают друг с другом, видят многое из того, чего не увидели бы, если бы встречались где-нибудь на нейтральной территории, в кафе или в кино. Когда человек живет за стенкой, ты видишь, какой он в быту, чем занимается, что ест, что читает или смотрит, можно даже подслушать, с кем и о чем он говорит по телефону, какую музыку предпочитает. Да это просто кладезь полезной информации – соседство!
– Я здесь рядом живу.
– Да мне по барабану, – ответил он. – Гарри.
– Ольга.
– Ты почему тут ужинаешь? Дома, что ли, никого нет?
– Муж в командировке, – произнес, словно помимо моей воли, мой рот. Сказала я, видимо, подчиняясь инстинкту самосохранения, да и вообще, чтобы он не понял, что я одна и никому не нужна. Хотя бы на первое время знакомства.
– Только деньги мне завтра пришлют.
– Хорошо, – снова кивок.
– А ты красивая. Ольга. И имя у тебя тоже красивое.
– Вы откуда приехали?
– Из Норвегии. На рыболовецком траулере работал. Заболел, вернулся домой, а жена, того, другого нашла. И нет бы к нему, к этому ё… уйти, так она его к нам домой привела, вот так. Ну, я все бросил и ушел. С одной стороны, обидно, конечно, что тебя предали, но с другой – меня же дома нет, я постоянно где-нибудь мотаюсь, работаю, а ей тоскливо, баба… Ей ласка нужна.
– Что, вот так прямо все оставили и ушли?
– Так у меня же двое детей. Чего ж я квартиру-то буду делить? Пусть уж живут с другим папашей. А я себе на другую квартиру заработаю. У меня много профессий, я много чего умею. Для меня деньги – мусор, в смысле, я умею их зарабатывать, почти из воздуха делаю. В смысле, своим трудом, потом. А ты умеешь печь такие вот пирожки?
– Умею. Я и торты тоже умею.
– Еще по рюмашке?
Кивок.
Спустя некоторое время меня охватило желание привести в порядок не только волосы и тело этого Гарри, но и его жизнь, судьбу. Ведь если он станет моим мужем, подумала я, ему будет намного легче идти по жизни. Он станет жить у меня, со мной, у него всегда будет чистая одежда, он будет сытым и сможет спокойно подыскать себе хорошую работу, и все устроится лучшим образом!
Водка сделала свое черное дело, и я не помню, как мы пришли ко мне домой. Какая-то полоса бесчувствия, беспамятства, безумия.
Зато точно помню, что проснулась я от запаха. От мужчины, похрапывающего рядом со мной, исходил запах немытого тела, и меня слегка затошнило. Я выскользнула из постели, набросила халат и заперлась в ванной комнате. Осмотрела себя в зеркало, принюхалась к рукам. Секс. Все вокруг пахло сексом. А еще я чувствовала, как во мне все еще бродит алкоголь, как медленно и лениво он течет, растворенный в крови, по моим венам и артериям. Болела голова, поясница и много чего еще, словно я весь прошлый день занималась гимнастикой.
Конечно, думала я, намыливаясь под душем, можно его выставить за дверь. Но так я могу поступить в любой момент. И снова останусь одна. А что, если этот мужчина – просто находка для женщины? Ну и что, что он часто в командировке, в далекой Норвегии или еще где ловит рыбу? Может, это даже к лучшему, что мы будем не так часто видеться. Станем переписываться по Интернету, если, конечно, это возможно, или общаться по скайпу. Я буду его ждать, готовиться к его приезду, а он – присылать мне деньги, привозить подарки из дальних северных стран…
Вернувшись в спальню, я собрала всю одежду Гарри, решив ее постирать. Заодно и посушить, благо в моей стиральной машинке есть такая функция. Он проснется, а его ждет чистая и сухая одежда. После машинки ее, кстати, можно проветрить и на лоджии, все-таки лето. Можно было вообще повесить сушиться на лоджии, да только джинсы точно не успеют высохнуть к тому моменту, когда он проснется. Поэтому не буду рисковать, решила я.
Думаю, я совершила небольшое преступление, решив опустошить карманы джинсов. Вдруг там что-то важное… Но ничего особенного я там не нашла. Лишь клочок бумаги, записку, на котором было написано: «Эльвира Андреевна Норкина, Б. Козихинский переулок».
Я почувствовала, как колени мои стали слабеть. Кто такая эта Эльвира? Жена?
Решив, что выбрасывать записку нельзя, я запомнила текст и быстренько записала в своей записной книжке. Мало ли, вдруг пригодится?
А потом меня охватило желание заглянуть в паспорт Гарри. При нем была спортивная сумка, в которой, насколько я поняла, уместился весь багаж моего гостя.
Сумка стояла в прихожей. Я, не дыша, стараясь не производить звуков, открыла сумку, достала паспорт. Конечно, умные девушки сначала смотрят в паспорт, а потом уже впускают мужчину в свою постель. Да то умные. Я же себя к таким не отношу. Я импульсивная.
«Григорий Александрович Горелов». С фото на меня смотрело красивое мужественное лицо викинга. Да, это Гарри. Я улыбнулась. Не обманул.
Ему в прошлом году стукнул сороковник. Постарше меня, что ж, это даже неплохо. Зарегистрирован в Сургуте. Да, далековато. Пролистала быстро страницы, пока не поняла, что держу в руках обычный внутренний паспорт. Порылась в сумке – нашла загранпаспорт. Пролистала. И здесь не обманул: действительно прилетел из Норвегии. Вот свежая пограничная печать аэропорта города Тремсё.
Мне понадобилось несколько минут, чтобы, заглянув в ноутбук, выяснить, что Тремсё – норвежский город, большая часть населения которого занята в рыболовецком промысле.
Я на цыпочках вернулась в прихожую и снова принялась изучать содержимое сумки Гарри.
Я увидела ноутбук. Что ж, уже неплохо, подумала я, извлекая его с величайшей осторожностью.
В основном сумка была набита грязными вещами – свитерами, майками, джинсами, трусами и носками. Но на самом дне я все же обнаружила кое-что интересное: бутылку норвежской водки «Линье-Аквавит», лежавшей на мягком свертке, в котором оказался белый, с синим орнаментом шерстяной свитер, внутри которого я увидела маленькое, смешное и одновременно страшное существо, ушастое, носатое, щекастое и глазастое – тролля.
Вероятно, вез подарки семье, да не сложилось. Может, часть раздал по дороге или вообще продал…
– Оля? – услышала я и мгновенно сунула ноутбук на место, рванула молнию на сумке, закрывая ее, выпрямилась и, глубоко вздохнув, приблизилась к двери спальни.
– Гарри? – улыбнулась я, чувствуя, как горят мои щеки от стыда. Как-никак я рылась в чужих вещах, а это нехорошо. – Доброе утро.