Как бы и кто ни относился к нашей попытке осмыслить такое желательное для всех людей явление, как обретение счастья, мы, прежде всего, сами должны быть убеждены, что рассуждения наши верны и соответствуют реальности. Понятно, что для достижения адекватности наших размышлений и выводов по отношению к окружающему миру и самим себе мы обязаны стремиться к тому, чтобы в максимально полной мере понимать и учитывать все условия действительности, то есть быть, по сути, абсолютными реалистами. И для начала нам предстоит осознать, вместить в себя очевидную базовую реальность, которая заключается в том, что каждый из нас есть, существует как личность, стремящаяся к обретению счастья.
Определимся, является ли само данное обстоятельство для нас счастливым.
Многим из нас знакомы слова шекспировского героя – датского принца Гамлета: «Быть или не быть? Вот в чём вопрос!.. Быть или не быть? Вот в чём проклятье жизни»[4].
На первый взгляд может показаться, что вопрос персонажа знаменитой трагедии не совсем корректен, так как уже содержит очевидный ответ в себе самом, точнее, в факте своей постановки. Ведь, понятно, если Гамлет задает этот вопрос, значит, Гамлет есть. Казалось бы, о каком ещё «бытие» можно говорить?
Но, как следует из дальнейшего монолога героя, его интересует, «что благородней – духом покориться пращам и стрелам яростной судьбы, иль, ополчась на море смут, сразить их единоборством?» Вопрос, как видим, не столько в том, быть или не быть в принципе, сколько в том, каким быть сущностно для окружающего мира, то есть какие присущие тебе личностные качества проявить.
Надо ли пытаться что-то делать в этой жизни, если её «проклятие» – смерть – неизбежна? – вот какой вопрос в действительности задает гениальный Шекспир устами Гамлета. По сути, он ставит нас лицом к лицу с важнейшим обстоятельством человеческого бытия, имеющим непререкаемую силу закона смерти, который неумолимо гласит, что рожденный на Земле должен умереть физической смертью.
Каков смысл человеческого бытия, если всем предстоит умереть? Как быть счастливым и ощущать радость жизни, когда тебя одолевает «море смут», и сознание упирается в, казалось бы, неустранимый смертельный тупик?
Наверное, нет на земле человека, которого не посещали бы подобные мысли под ударами «яростной судьбы».
Так что же выбирать, если наше бытие нам объективно дано и отказаться от него мы не в праве?
Может, надо разумно подойти к шекспировской проблеме с позиции именно «счастливого смысла» человеческой жизни и сформулировать гамлетовский вопрос так: «Быть или не быть счастливым?»
Очевидно, что при такой постановке вопрос обретет более рациональный вид и не уводит сознание в сторону суицидальных размышлений. Более того, он становится понятным для нас своей прикладной значимостью, ибо возникает основание думать о том, чего тебе действительно хочется в жизни и что, возможно, вполне от тебя зависит.
Таким образом, наше сознание переводится из ментального «тупика» смертельной безысходности в не ограниченную этим «проклятьем» плоскость практической реализации собственной мечты о счастье. При этом наша жизнь приобретает вполне конкретный и понятный нам смысл.
Считается, что «смысл жизни, смысл бытия – философская и духовная проблема, имеющая отношение к определению конечной цели существования, предназначения человечества, человека как биологического вида, а также человека как индивидуума, одно из основных мировоззренческих понятий, имеющее огромное значение для становления духовно-нравственного облика личности»[5]. Следуя логике, если обретение счастья выступает смыслом нашей жизни, то и вопрос о том, что есть счастье и каким образом его обрести, является, прежде всего, проблемой философской и духовной. В данной ситуации становится очевидным, что в поисках настоящего счастья мы не можем не быть в определенном смысле философами и не можем не затрагивать духовную сферу, какой бы «далекой» для нас на сегодняшний день она ни казалась. При этом нам полезно не забывать, что философия – это наука мудрости (от греч. phileo – люблю + sophia – мудрость), которую целесообразно проявить в подходе к такому одновременно «наиболее общему» и «совершенно частному», но всегда духовному феномену, как счастье. Ведь, как знать, не выступает ли обретение истинного счастья тем чудодейственным средством, которое способно снять с нашей заземлено-материальной жизни «проклятье» смерти…
В любом случае, если вопрос о счастье – основной жизненный вопрос каждого из нас, а обретение бесконечного счастливого состояния является целью нашего бренного бытия, то очень важно случайно не подменить саму цель – счастье – на несчастье. И важно не ошибиться с выбором варианта её достижения, чтобы в конце жизненного пути, как говорил известный литературный герой, «не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы»[6].
Мечтая быть счастливыми, мы не всегда знаем, как этого достигнуть. Даже в те короткие периоды, когда нам кажется, что счастье состоялось, оно вдруг заканчивается. Ощущение счастья подчас настолько мимолетно, преходяще и непредсказуемо, что мы порой начинаем сомневаться: а есть ли оно на самом деле? Не миф ли это? Не иллюзия ли нами же придуманная?
Понимаем ли мы в круговерти жизни, что сам факт того, что мы есть – уже счастливое обстоятельство на пути обретения счастья? Пусть обстоятельство не достаточное, но, признаем, крайне необходимое! Не будь нас, кто бы мечтал о счастье? Ведь, как утверждает наука, из всего живого, что есть в нашем мире, только мы, люди, «заморачиваемся» поиском счастья. Никому другому оно не нужно в принципе!..
А что конкретно мы ищем?
Что мы понимаем под словом «счастье»?
Знаем ли мы, какое оно есть на самом деле?
Почему, желая друг другу счастья, мы зачастую наделяем его вполне конкретными качественными характеристиками, причем, в разных случаях различными? Одному мы желаем счастья «большого личного», другой – «настоящего женского», двоим – «крепкого семейного», а кому-то «огромного человеческого». При этом сами можем мечтать о любом, пусть даже самом простом, крохотном, но счастье.
По каким критериям мы безошибочно определяем, что «этот-то человек уж точно счастья заслуживает»? Откуда у нас ощущение, что счастье бывает разное и «по сути», и «по количеству», и «по продолжительности»?
Может, состояние «счастье» зависит от события, которым вызвано? Например, рождение ребенка, успешная сдача экзамена, своевременная помощь в беде. Ведь, чем значимее для нас событие, тем большим представляется счастье. В таком случае справедливо мнение о том, что смысловое значение счастья просматривается в самом слове «счастье»: с – часть – е, то есть «сё часть есть»? Получается, что мы обретаем счастливое состояние посредством присоединения себя к чему-то, что посчитали своей частью, чем-то крайне необходимым для нас, то есть посредством причащения. Так, например, захотели ребенка – родили – счастливы, задумали обрести специальность – защитили диплом – счастливы, мечтали о тишине – избавились от шумных соседей – счастливы. Соответственно, и несчастье наступает именно тогда, когда мы либо не воссоединяемся с вожделенной частью, либо теряем то, что считали неотъемлемым от себя.
На первый взгляд, всё верно. По форме счастье для нас именно такое. Вместе с тем, содержание того, что нам хотелось бы обрести в качестве своей органичной (в переводе с греч. – внутренне присущей, закономерной, не случайной) части, у каждого свое, различное, как различны наши жизненные запросы и потребности. И в этой связи мы с полным основанием можем говорить об относительности феномена счастья, ибо радость для одного человека – не всегда радость для другого, и что радует сейчас – необязательно будет радостью завтра.
Но, если «качество» и «количество» счастья зависит от самого человека, то какого же и сколько счастья достойны лично мы с вами? К чему каждому из нас недостает присоединиться, чтобы стать счастливыми абсолютно, то есть ощутить счастье в полной мере и обрести его навсегда?
Видимо, на эти вопросы нельзя ответить, не определив для себя, как минимум, что же такое счастье, которое не дано познать никакому другому живому существу в мире, кроме человека. Тем более что энциклопедическая мудрость характеризует счастье не только как «чувства и состояния полного, высшего удовлетворения», но и как «понятие морального сознания человека, соответствующее внутренней удовлетворенности своим бытием, полноте и осмысленности жизни» или как «состояние, при котором человек испытывает удовлетворенность от своего бытия, полноту и осмысленность жизни, осуществление своего назначения»[7].
Как бы там ни было, очевидно следующее: если никто, кроме нас, людей, не ищет истины как смысла бытия сущего, не осмысливает свою жизнь и не задумывается о своем назначении, то получается, что по отношению именно к нам, людям, мир устроен особым образом. Именно нам дано испытать не только относительное и временное чувство радости от обретения чего-то жизненно необходимого, но и абсолютное счастье как состояния полного, высшего удовлетворения, непреходящего чувства, позитивной стабильности, ликующего покоя и перманентной радости от познания истины, от причащения к ней. Ведь глупо же предполагать, что назначение Человека разумного реализуется в рамках примитивной формулы «рождение – потребление – смерть»!
Разумно исходить из того, что счастье обретается через реализацию человеческой сущности. При этом важно понимать, что именно уникальная разумная сущность человека и позволяет ему уразуметь истину, которая по определению разумна.
И уж совершенно не логично сомневаться в существовании самого абсолютного счастья, если ради его обретения возникло целое человечество как уникальный социально-биологический вид.
Понятно, что в данных обстоятельствах человека, не стремящегося быть счастливым, иначе как неразумным, не назовешь. Да и человеком-то назвать можно лишь условно, ибо стремление к счастью есть именно человеческий атрибут, то есть необходимое, существенное и неотъемлемое свой ство.
А какими еще свойствами-атрибутами мы как представители вида Homo sapiens наделены? И связаны ли эти уникальные свой ства с нашим счастьем?
Попытаемся ответить себе на эти вопросы.
По утверждению современной науки, человек, стремящийся к непонятному для всех других живых существ счастью, наделен особой душевной структурой, которая включает в себя уникальное сознание на основе нравственного чувства (эмоционального переживания) и интеллекта (рассудка/ума), позволяющее оценивать действительность и себя в ней, а также не менее уникальную волю, подвигающую личность к выбору и достижению целей.
Наличие этой удивительной пары в рамках особой душевной структуры человека настолько органично, естественно и целесообразно, настолько очевидно и исчерпывающе определяет конкретную человеческую личность и настолько значительно выделяет человека из мира живой природы, что очень трудно не заподозрить «разумный замысел» в возникновении самого вида Homo sapiens. Подозрение еще более усиливается, когда понимаешь, что именно особенности заложенной в человеке душевной структуры предопределяют несравнимую ни с кем степень его реальной свободы. Так, наука утверждает, что, как бы хорошо мы ни кормили собаку, она никогда не оценит наши действия как добрые, и, сколько бы её ни наказывали, она не способна осознать, казалось бы, очевидное – что достается ей поделом. Мы, меряя по себе, можем, конечно, всё это приписать нашей «самой умной» четвероногой любимице. Увы, в реальности для неё все наши «хорошие» и «плохие» действия будут лишь переменной нормой, влияющей на формирование тех или других приобретаемых инстинктов. Иного животному не дано, и в этом его свобода ограничена. Нам же, по заключению ученых, дано, в отличие от всего живого, быть свободными от своих инстинктов и управлять ими, исходя из понимания добра и зла, справедливого и несправедливого, должного и необязательного. В данном конкретном случае мы не похожи на свою собаку именно тем, что мыслим духовно-нравственными категориями, доступными только нам, людям.
Практически ни у кого не вызывает сомнения, что человеку как существу нравственному, присуща идея добра – как некое правило, норма, мерило свободных дел в себе и других. Под влиянием этого правила человек проявляет альтруизм как потребность бескорыстно действовать во благо другим и справедливость, чувствует в себе долг к совершению нравственно-добрых поступков. В сущности, правило можно свести к хорошо известной простой по форме и глубокой по содержанию формуле: «Поступай с другими так, как ты хочешь, чтобы поступали с тобой». Ввиду того, что данное правило присуще всему виду Человек разумный, наука не может не считать его объективно заданным принципом разумного, то есть нравственно-позитивного (альтруистического) существования, предложенным всем людям на все времена. Бесспорность же факта, что далеко не все люди и не всегда следуют данному принципу и подменяют в своем сознании добро злом, свидетельствует о том, что существует и некий иной, прямо противоположный ему принцип негативного нравственного (эгоистического) существования, которым человек также может руководствоваться. При этом последний условно может быть сведен к следующей поведенческой формуле: «Личный комфорт и преобладание над другими – во что бы то ни стало!»
Итак, в отличие от собаки и других живых существ, наделенных неспособным к нравственной оценке интеллектом/умом, мы обладаем именно нравственным сознанием, которое представляет собой особый внутренний мир чувств, мыслей, идей и других духовных феноменов. Именно такое сознание обеспечивает нам возможность вырабатывать обобщенные знания о связях, отношениях, закономерностях объективного мира, ставить цели и разрабатывать планы, предваряющие деятельность в природной и социальной среде, регулировать и контролировать эмоциональные, рациональные и предметно-практические отношения с действительностью, определять ценностные ориентиры своего бытия и творчески преобразовывать условия своего существования.
В результате деятельности сознания, наделенного нравственным чувством как способностью различать добро и зло, мы с вами осмысливаем духовно-нравственные категории применительно к реальной жизни и, хотим того или нет, формируем свою духовность или бездуховность посредством предпочтения для себя добра или зла. Недаром слова «нрав» (совокупность душевных свойств или уклад общественной жизни) и «нравится» (быть по вкусу, располагать к себе) являются однокоренными словами. Соответственно, под духовностью или бездуховностью личности принято понимать нравственную позицию человека относительно добра и зла, занимаемую им по своему разумению в результате реализации воли – способности свободно выбирать и стремиться к достижению избранного. Понятно, что стремление (как деятельный, по своей сути, процесс) обусловлено конкретными побудительными или подвигающими к действию причинами – мотивами, предполагает генерирование внутренней энергии, посредством которой и совершается волевой акт. Для последнего в различной степени характерны переживания «я хочу», «надо», «я должен» и осознание ценностной (в том числе нравственной) характеристики цели действия.
С учетом того, что выбор и стремление осуществляются в области мысли, недоступной для посторонних, никто и ни при каких условиях не может помешать человеку в принятии решения, не может лишить его воли. Таким образом, в акте нравственного выбора и стремлении к цели человек совершенно свободен. Это и понятно: человеку могут не позволить сделать что-либо, но никак не могут помешать стремиться к достижению задуманного и оценивать запрет с точки зрения его справедливости или несправедливости, ибо для перечисленного необходимо лишь наличие сознания. В нарушение логики и зачастую со скрытым смыслом, о котором мы поговорим позже, принято говорить, что человек наделен «свободой воли» или обладает «свободной волей», хотя понятие «воля» уже само по себе предполагает свободу как способность к выбору.
Может показаться, что воля как способность к свободному выбору тех или иных целей и средств, а также к стремлению их реализовать в человеческой деятельности, выходит за рамки исключительно духовно-нравственного выбора личности. Но это лишь на первый взгляд. Если задуматься, то мы увидим, что на самом деле любая человеческая деятельность вне зависимости от выбора целей осуществляется строго в духовно-нравственном сфере и имеет в своей основе осознанный или не осознанный нравственный выбор.
Человеческое сознание в зависимости от нравственной позиции, которую добровольно выбирает человек, приобретает, условно говоря, «добрую» или «злую» настройку в духовно-информационном пространстве Мироздания и соответствующим образом ориентирует личность. Добронаправленное сознание, как мы ранее определили, есть разум человека, а злонамеренное, по сути, представляет собой неразум, который условно можно назвать лукавым умом (по аналогии с бытующими понятиями «коварный ум», «изощренный ум», «злой гений», «бездушный интеллект»). Когда мудрые люди советуют «жить не умом, а сердцем», то под словом «сердце» понимают именно разум как добронаправленное сознание. Данное разграничение необходимо иметь в виду для осознания нашей человеческой сущности как разумной. Понятно при этом, что чистого разума, как и чистого неразума (лукавого ума), в реальной жизни у конкретного человека практически быть не может. Ибо человеческое сознание – это сознание одновременно и мечущееся (от рус. метаться — беспокойно двигаться из стороны в сторону) между «нельзя» и «надо», и мятущееся (от рус. смятение — паническая растерянность, тревога) из-за выбора между «хорошо» и «плохо». При этом в одних случаях оно разумно, в других не очень, но оно – такое. И не зря покаяние (др. – греч. μετάνοια) в переводе означает «изменение мыслей», то есть смену злонамеренности сознания на добронаправленность.
Высшим проявлением разума является мудрость, которая, согласно науке, есть «целостное, духовно-практическое знание, ориентированное на постижение абсолютного смысла бытия и достигаемое через духовно-жизненный поиск истины»[8]. В состоянии мудрости разум позволяет человеку на основе больших и глубоких знаний, а также жизненного опыта смотреть на окружающий мир с позиции вне времени, то есть, осознавая собственную бренность, а также преходящесть всех вещей и самого мира, но понимая при этом, что за временными границами начинается не познанная им бесконечность. Сознание, не дерзающее обрести такую не ограниченную земными мерками мудрость, способно к достижению лишь принципиально иной «мудрости» – житейской, которая измеряется масштабом собственной жизни человека и основывается на эгоистическом себялюбии, самообмане и лукаво-умном приспособленчестве, подразумевающем не собственную «подстройку» к реальному миру, а стремление «переделать мир» под себя, под свои желания. Понятно, что истинная мудрость в таком подходе к себе и миру отсутствует. Ведь без учета человеком объективной реальности, без адекватного постижения окружающего мира, его законов и смыслов не может быть и речи о фактической свободе действий.
Следствием нравственной настройки сознания является деятельность человека, которая в случае разумной окраски выступает как творчество (добронаправленное созидание), а в случае лукаво-умной (неразумной) – как вандализм (глумление над разумной реальностью, злонамеренное искажение/разрушение). При этом последнее не надо понимать буквально, как, например, действия малыша, разрушающего сделанные кем-то фигурки из песка. Деструктивный характер делания злым сознанием чего бы то ни было проявляется в том, что всё, созданное им, в конечном итоге призвано разрушить не только то, что сотворено без него, что создано добрым разумом, но и уничтожить самого себя. И оттого, что продукт деятельности неразума зачастую подается под видом добра, его антигуманная суть не меняется. Именно поэтому любой вандализм, с точки зрения биологического вида Homo sapiens, не только неразумен, но и нерационален. И вандальное сознание является неразумом именно потому, что не разумеет истины: нельзя рубить сук, на котором сидишь – нельзя действовать контрпродуктивно по отношению к своему биологическому виду и миру в целом.
Можно ли назвать счастьем состояние неадекватной личности, которая проживает жизнь под умным антигуманным лозунгом «После меня – хоть потоп!»?!.. Про такого человека обычно говорят: «он бессовестный» или «у него нет совести». И эта оценка во многом справедлива, правда, с одной существенной оговоркой: совесть в человеке должна быть, ибо она дана ему вместе с разумной душой при рождении. Ясно, что, когда мы говорим об «отсутствии» совести, то имеем в виду лишь затруднительность применения к той или иной личности слова «совесть» как конкретного понятия нравственного (морального) сознания, которое предполагает наличие у человека, помимо способности к пониманию добра и зла, также и способности к осознанию нравственной ответственности за своё поведение. На практике совесть, будучи врожденным нравственным камертоном, выражается (проявляется) в виде способности личности осуществлять нравственный самоконтроль, самостоятельно формулировать для себя позитивные моральные обязательства по отношению к другим людям и обществу, требовать от себя их выполнения и производить критическую самооценку совершенных поступков.
Понятно, что конкретный человек может быть не совсем так плох, чтобы полностью не соизмерять все свои поступки с нравственными критериями гуманного общества, но проявляет «бессовестность» в отдельных вопросах. В таком случае корректно говорить не об отсутствии у него совести как таковой, а об её сознательной деформации. Степень деформации совести в сознании человека, как и причины её вызвавшие, естественно, могут быть различными.
В целом, можно утверждать, что факт проявления у человека совести подтверждает разумность данного человека, ибо осознание нравственной ответственности за своё поведение позволяет ему избежать подмены ориентиров, когда зло воспринимается как добро, а значит, избежать и искажения истины в восприятии окружающего мира и оценке самого себя. Понятно, что данный человек руководствуется объективно заданным принципом позитивного нравственного бытия, который вполне логично называть принципом совести.
При этом очевидно, что невыраженная (непроявленная) способность контролировать себя, исходя из альтруистических соображений, то есть из интересов других людей, коллективов, обществ или человечества в целом, свидетельствует о деформации нравственного сознания личности, о преобладании у неё лукавого ума над разумом и, соответственно, о её неспособности к обретению настоящего счастья. Системная деформация врожденного совестливого сознания ведет к приобретению человеком антиподной по отношению к совести нравственной поведенческой парадигмы, которую логично определить как наглость (от рус. наглый – дерзко-бесстыдный) и которая характеризуется отсутствием нравственного самоконтроля, направленного на соблюдение позитивных моральных обязательств в отношении других людей и общества в целом. В сознании наглеца доминирует принцип: «Плевать хотел на всех!» Подавляя совесть, наглый человек лишает себя такого уникального человеческого чувства, как стыд, выражающегося в сильном смущении и внутреннем дискомфорте от понимания предосудительности того или иного поступка. Тем самым он уподобляет себя животному, руководствующемуся исключительно неподвластными ему инстинктами и потому и не имеющему стыда в принципе. Очевидно, что люди со значительно деформированной совестью живут по принципу негативного нравственного бытия, который справедливо можно назвать принципом наглости.
Согласно науке, чувства – это «особый вид эмоциональных переживаний, носящих отчетливо выраженный предметный характер и отличающихся сравнительной устойчивостью»[9]. Очевидно, что, помимо упомянутого нами чувства стыда, человеку свойственно испытывать еще целую гамму разнообразных чувств, часть из которых доставляет человеку радость и удовольствие, окрыляет его и мобилизует на творчество. Другая часть, напротив, выступает для человека негативом и своеобразным стрессором. К негативным можно отнести чувства тоски, безысходности и уныния. При этом важно понимать, что, как подчеркивает наука, «чувства связаны с представлением или идеей о некотором объекте – конкретном или обобщенном»[10]. Последнее обстоятельство означает, что, в случае неверного представления о том или ином объекте окружающего нас реального мира или о самом этом мире, мы просто-напросто будем иметь ложные чувства, будем либо напрасно радоваться, либо беспричинно огорчаться. Как правило, именно это свойственно человеческому неразуму – злонамеренному сознанию. Мудрый же разум, опирающийся на скорректированное совестью и потому истинное знание о реальном мире, развивает в человеке такие крайне необходимые для ощущения счастья чувства, как вера, надежда и любовь. Каждое из них, будучи уникальным, вносит свой вклад в формирование нашего счастья, дополняя два других чувства. Так, любовь, будучи чувством самоотверженной, сердечной привязанности, наполняет нас добротой, выступает условием творчества и позволяет проявиться нашей позитивным способностям в полную силу. Надежда связывает нас с ожиданием предстоящей радости. Чувство веры – придает нам убежденность в чем-либо, включая и то, что счастье возможно. По сути, вера является базисным чувством человека, разумно стремящегося к счастью, и об этом стоит поговорить особо.
Кому-то может показаться странным, что для счастья нужна вера. Но это очевидно, так как стремление к счастью без веры в возможность его обретения бессмысленно. Более того, счастье – это чувство, ощущение гармонии и блаженства, наша субъективная, то есть принадлежащая нам оценка нашего же состояния. Другими словами, мы счастливы ровно до тех пор, пока сознаем себя счастливыми, то есть верим в своё счастливое бытие и подкрепляем эту веру соответствующими позитивными эмоциями.
Понятно, что чувство веры реализуется в человеке посредством нравственно ориентированного сознания, ибо именно оно рождает веру во что-то, присваивая (делая своим) то или иное знание. Оно же способно укрепить или уничтожить уже имеющуюся веру. Важно при этом, что вера есть свободное убеждение в чём-либо. Никто не может заставить человека, помимо его воли, поверить во что-то или отказаться от этой веры, ибо вера относится к духовной сфере человеческой личности. Подтверждая это, знающие в вере толк люди называют разум и волю «корнем» веры[11]. Из них она произрастает и от них черпает крепость.
Из «маленьких вер», рождаемых нашим сознанием в отношении каких-то частных объектов верования, формируется общая мировоззренческая позиция личности, которая, по сути, и является религиозной или антирелигиозной верой человека. Без мировоззренческой веры человек невозможен по определению. И это понятно, ибо сам человеческий разум не способен существовать без веры. Посудите сами: не поверив во что-то, в то, что это что-то существует, причем, именно так, как мы поверили, можем ли мы мыслить? Нет, конечно!..
Таким образом, вера выступает в качестве основы нашего сознания. Потому что вначале мы верим в понятия и ощущения, а затем уже оперируем этими верными (принятыми за истину) для нас словами-образами и чувствами. Получается, что вера – это отзыв нашего сознания на проявленную в нём реальность: «да – верю и принимаю к интеллектуальной обработке» или «нет – не верю и исключаю из процесса мышления». Увы, не всегда то, во что мы верим, является верным в том смысле, что соответствует истинной реальности.
По сути, вера – это присвоенное знание о реальности, знание, внутренне пережитое и сущностно преобразовавшее личность. Мы верим во что-то потому, что считаем (мыслим) конкретное логическое или чувственное знание об этом для нас убедительно достоверным и необходимым.
Очевидно, что вера, будучи в определенном смысле продуктом сознания и воли, зависит, с одной стороны, от их нравственной ориентации, с другой – от поступающей в сознание внешней информации, то есть конкретного знания. Так, вера во многом формируется под влиянием того, что мы познаем непосредственно своими органами чувств. Вместе с тем, особое влияние на формирование нашей веры оказывает опосредованное знание, которое мы получаем из книг, средств массовой информации, включая интернет, а также посредством личных бесед с окружающими. Недаром мудрые люди утверждают, что «вера – от слышания»[12]. Поэтому, признаем, желательно слушать тех, кто действительно способен помочь нам обрести счастье, а не увести от него.
Итак, знание помогает приходить к вере. Когда же вера состоялась, знание (ведение) о предмете веры как бы уходит на второй план, и его значение для сознания становится второстепенным.
Логично полагать, что качество (разумность или, как принято говорить, «истинность») веры зависит от того, что представляет собой сознание человека – творческий разум или деструктивный неразум (лукавый ум). Понятно, что разумная вера (вера разумной души) по определению ближе к истине, чем вера лукаво-умная/неразумная.
Количество (сила) веры, несомненно, обусловлено волей человека и убедительностью входящей информации, а также отсутствием новых знаний, опровергающих предыдущие. При этом ясно, что в случае волевого «отключения» своего сознания от анализа входящей информации, человек способен сохранять сильную веру во что угодно и несмотря ни на что.
Как показывает жизнь, под влиянием каких-то обстоятельств (например, авторитет или необычность источника информации) человек может поверить и в нечто непостижимое для него, и даже, казалось бы, противоречащее его опыту. Например, обреченный бессилием медицины, больной может поверить в свое выздоровление с помощью кого-то или чего-то. И, если эта вера сильна, реальность может «подстроиться» под неё – произойдет именно такая мобилизация организма, при которой болезнь отступит. В подобных случаях говорят, что произошло чудо, то есть нечто непостижимое и, казалось бы, противоречащее науке. При этом важно понимать, что это «чудо» явилось не столько как результат мобилизации внутренних сил и возможностей личности, сколько как условие, основа этой мобилизации. И имя этому «чуду» – крепчайшая вера.
Вера стабилизирует наше сознание и синхронизирует его с нашей волей. Рождаясь в процессе волевого акта выбора, разумная вера проясняет/ выкристаллизовывает истину и соотносит с ней последующие добронаправленные действия. Отсутствие разумной веры, в сущности, лишает человеческую личность права называться Человеком разумным.
В общем смысле можно сказать, что вера есть производное сознания и результат деятельности душевных сил человеческой личности. И первое, во что наш разум стремится поверить, это – в разумность бытия и его счастливую для нас целесообразность. Если исходить из данных науки, то надо признать, что осознание окружающего мира как разумного пришло к человечеству практически одновременно с возникновением самого человечества как вида Homo sapiens, т. е. с формированием разума. Понятно, что сегодня мало кто сомневается в правоте наших далеких предков. И, наверное, это правильно, ибо, в противном случае, жизнь теряет смысл и не радует, а смерть ужасает и делает нелепой саму идею счастья.
Тем же, кто сомневается в разумности бытия сущего, приходится, как мы видим, напрягать весь свой интеллект и прибегать к различным ухищрениям, чтобы, хоть как-то цельно, а не разрозненными и противоречащими друг другу кусками, изобразить общую картину Мироздания и своего места на ней. И, что показательно, счастье на их лоскутном полотне такое же, как и сама картина – лоскутное, противоречивое, неполное, ускользающее.
В любом случае, очевидно, что счастье есть производное от разумной мировоззренческой веры. И в том смысле, что неверие в разумность Мироздания дезавуирует саму идею человеческого счастья. И в том смысле, что именно конкретный разумный взгляд человека на себя и окружающий мир формирует субъективную оценку полноты и комфорта личного бытия, то есть субъективное ощущение счастья. И в том смысле, что именно разумное мировоззрение адекватным образом адаптирует сознание и поведение человека к окружающей его реальности, то есть обеспечивает совпадение его воли с реальными законами бытия, чем объективно делает его счастливым.
Практика показывает, что люди, верящие в разумность бытия, не могут не верить в некий идеальный образ, который всю эту разумность задал и который по своей сути является, условно говоря, неким «мировым», «вселенским» или «высшим» разумом, контролирующим всё во Вселенной. Они исходят из того, что этот «высший» разум оказывает им помощь и ведёт по жизни, духовно просвещая и являясь ориентиром для конкретных человеческих разумов. Их же оппонентам, верящим лишь в свой личный интеллект и «разумность» только своих (человеческих) действий, а также категорически не приемлющим идею собственной подконтрольности «чему-то там высшему», приходится уповать в своем жизненном пути лишь на себя. Думается, что первым гораздо легче чувствовать себя счастливыми людьми, чем вторым. Но, как говорится, не будем судить, ибо вера приходит разная и по-разному. Очевидно, что для нас целесообразнее, во-первых, поверить в свой разум, в то, что он не только способен, но и призван открыть нам истину бытия, а во-вторых, попытаться с его помощью обрести ту мировоззренческую веру, которой достойны представители уникального биологического вида Человек разумный и которая способна явить человеку чудо – обеспечить ему обретение абсолютного счастья.
Для начала попытаемся решить, что для нас рациональнее – верить в разумность бытия или же не верить в неё? Другими словами, какое счастье для нас более «счастливое» – по вере в некий «высший разум» или по вере, что «всё это – сказки»? С этой целью ответим себе на три вполне «земных» вопроса:
• Что благотворнее сказывается на нашем личном здоровье – ощущение краха надежд и давящей безысходности в ситуации, которую мы не можем разрешить по-своему, или же осознание известного утверждения «Всё – к лучшему!» в качестве объективного закона и уверенность, что добрый «высший» разум, в конце концов, «всё упра-вит»?
• Что для каждого из нас практически полезней и предпочтительней – жить так, как если бы загробной жизни не было, а после смерти вдруг понять, что такая жизнь всё-таки существует, но ты к ней не готов и исправить уже ничего не можешь, или же в земной жизни готовиться к жизни загробной, и, умерев, ничего не понять, ибо для тебя всё кончилось?
• Что нам представляется более правдивым – то, что есть только наш земной мир, в котором существуют две сферы – материальная и духовная, причем, материя возникла самопроизвольно, по сути, из ничего, а дух есть непонятный для науки продукт человека как «высшей формы» этой материи, или же, что, помимо доступного нам материального мира, существует и некий духовный, пока недоступный нам мир, развивающийся по своим особым законам и влияющий на наше бытие?
Если честность перед собой подталкивает нас ко второму варианту ответов, и мы считаем, что рациональнее верить в разумность Мироздания, то давайте попытаемся с помощью нашего разума сформулировать для себя некие правила обретения счастья в условиях той реальности, в которую мы поверили.
Каковы могут быть правила обретения абсолютного счастья, если мы верим в разумность Мироздания, заданную неким «высшим» разумом, который определил нас в качестве единственных разумных субъектов этого Мироздания и наделил стремлением к этому самому счастью?
Исходя из того, что счастье познается и обретается разумом нашей души, первое правило можно сформулировать следующим образом: абсолютное счастье как продукт нашего сознания вообще и разума в частности достигается лишь в гармонии с «высшим» разумом, предусмотревшим всё, в том числе и возможность обретения нами состояния счастья.
Второе правило вытекает из первого: достижение счастливой гармонии возможно лишь посредством истинного познания гармонизируемых сторон, то есть познанием самих себя и «высшего» разума.
Третье правило очевидно: эталоном истинности знания может выступать лишь сама абсолютная истина, коей является «высший» разум, предусмотревший всё.
Что же эти правила означают для нас на практике? Во-первых, не зная себя, мы не способны понять, что нам необходимо изменить в себе и какими надо стать, чтобы обрести абсолютное счастье. Во-вторых, обретение потенциально возможного абсолютного счастья напрямую увязано с нашим разумным желанием познать абсолютную истину о себе и «высшем» разуме с целью достичь гармонии с последним. Наконец, в-третьих, обретение истинного счастья посредством гармонизации себя с «высшим» разумом есть не что иное, как призвание каждого человека, определяющее смысл его бытия.
Но, если всё так, то, для начала, каким же образом каждый из нас может познать себя без искажения? Очевидно, что естественно напрашивающийся вариант ответа, который предусматривает исключительно непосредственное (без посредников) самопознание, мы должны изначально отбросить как метод ограниченный и неэффективный. Для убедительности представим тот ничтожный объем знаний о себе, которые мы смогли бы получить в случае теоретической возможности оказаться в одиночестве в пустом замкнутом пространстве при условии, что никого никогда мы не знали и не видели. Согласитесь, мы бы и лица своего не узнали. Понятно, что некоторую дополнительную и небезынтересную информацию о своём физическом облике, мы смогли бы получить посредством, скажем, простого зеркала, разглядывая в нём свое отражение. При этом для целостного впечатления желательно, чтобы зеркало было большое. Свой же морально-нравственный облик мы можем проявить лишь в отношениях с другими людьми. Да и психическую сущность нам, скорее всего, удалось бы понять, лишь пообщавшись с другим человеком и «отразившись» в нём эмоционально. Таким образом, надо признать, что значительную долю информации о себе мы получаем опосредованно или отраженно. В этой связи немаловажным вопросом самопознания для нас представляется вопрос о том, кто есть рефлектор (отражатель) нашего реального облика и каково его качество с точки зрения полноты и адекватности (неискаженности) отражения, то есть сохранения его истинности.
Так, кого же нам выбрать в качестве безупречного «зеркала», смотрясь в которое мы могли бы познать истинного себя? Родителей? Друга детства? Литературного героя? Гламурный образ с телеэкрана? Может быть, для большей истинности таких «зеркал» должно быть много? Но, сколько бы их ни было, разве точки зрения и проявления конкретных людей по отношению к нам могут полностью исключить субъективизм, а значит, и ошибочность, искаженность в отражении нашей личности? И где гарантия, что суммарное знание будет полным и исчерпывающим?
Исходя из логики наших вопросов, можно сделать вывод о том, что истинным будет то знание о нас, которое является исчерпывающим и лишено какого бы то ни было субъективизма, то есть знание абсолютно полное и абсолютно объективное, существующее независимо от человеческого сознания. И, признаем, что это справедливо, ибо истина, в отличие от субъективной правды, не есть мнение конкретных людей, сколько бы их ни было. Истина просто есть, вне зависимости от наличия или отсутствия человечества.
Другой вопрос, нужна ли такая абсолютная истина каждому из нас? Казалось бы, довольно и относительных оценок нашей личности, ведь теоретически каждый может проживать жизнь во лжи или полуправде о себе, считая при этом себя вполне счастливым. Однако на практике это не так: незнание истины о себе является не только «безобидным» самообманом, но и опасным самовредительством, лишающим человека возможности обрести абсолютное счастье. Ведь, согласитесь, в такой же условно «счастливой» эйфории пребывает обитающий в относительно пустынном месте человек, которому предстоит для последующей радостной жизни в плодородном оазисе преодолеть бурную реку, а он и не подозревает о своем неумении плавать, неспособности сконструировать плот или упускаемом времени для оборудования переправы. Увы, при такой позиции на обретение абсолютного счастья рассчитывать не приходится. Чтобы гарантированно попасть в «счастливый оазис» нам необходимо стремиться к абсолютному самопознанию! А, что, собственно, это значит? По логике вещей, это может означать лишь одно: в течение жизни нам необходимо постоянно отражаться в чём-то абсолютном, совершенном, истинном и ни от чего не зависящем. И обретение такого абсолютного и постоянного «отражателя» является для нас – меняющихся в течение жизни – спасительным.
При этом понятно, что, будучи живыми, мы, люди, отличаемся от других живых существ тем, что обладаем особой душевной структурой, включающей уникальное сознание и не менее уникальную волю. В данной связи для нас будет недостаточно получать неискаженные и исчерпывающие знания лишь о своей физической сущности и подтверждении факта нашей «живости», то есть наличия души у нашего физического тела. Последнее знание, как очевидно, нам не требуется вовсе, потому что, будь мы мертвы, не нуждались бы вообще ни в каких знаниях. Иное дело – знание о том, какой конкретно душой мы располагаем, каково её качественное состояние в различные моменты жизни тела. В данном контексте очевидно, что абсолютный «отражатель» облика нашей личности, помимо прочего, должен безукоризненно характеризовать нашу живую душу, изменяющуюся (в зависимости от ориентации сознания на добро или зло) в широком диапазоне конкретных состояний: от близкого к идеалу гуманной нравственности до близкого к абсолютной деформации совести, от верности до предательства, от кротости до гордыни, от любви до ненависти, от честности до подлости, от мужества до трусости и так далее. Согласитесь, на такое благое дело способно только то, что олицетворяет абсолютное добро и абсолютную истину. Ибо, будучи абсолютной позитивной нравственностью, истинное добро, по определению, не способно на ложь. В то время как зло, напротив, совершенно не способно на проявление истины. Оно по своей сути перестанет быть злом даже при одной мысли не исказить знание о нас.
В результате рассуждений мы приходим к однозначному выводу: верное и полное знание о себе человек может получить лишь посредством отражения себя в абсолютном добре, которое и есть абсолютная истина.
Давайте помыслим: а может ли абсолютное добро, если его представить как дух абсолютной позитивной нравственности, быть таковым, не включая в себя весь абсолютный позитив Мироздания, например, абсолютный (или, как мы ранее определили, «высший») разум, абсолютную любовь, абсолютную жертвенность, абсолютную справедливость, наконец? Очевидно, что нет! По определению абсолютное добро включает в себя их все.
Но тогда возникает вопрос: может ли абсолютное добро быть абсолютной справедливостью, не будучи абсолютной свободой, абсолютной волей и, наконец, абсолютным всемогуществом, превосходящим всё и по всем параметрам? Очевидно, что нет! Иначе, зло мешало бы проявлению справедливости.
Но зло-то существует! Как это может быть?
Представляется, что такое возможно, если зло действует в каких-то строго ограниченных рамках, вне которых его нет, ибо там – абсолютное добро. И если исходить из того, что именно в нашем, как принято говорить, материальном (земном) мире существуют одновременно и добро и зло, то можно с уверенностью предположить, что все мы живем именно в таком мире, который является частью материальной Вселенной. Логично допустить, что, особым образом ограничив зло в пределах Вселенной, всемогущее, всезнающее и всепредвидящее абсолютное Добро позволило своему нравственному визави существовать лишь там, где ему предназначено.
О целесообразности такого устройства Мироздания (не путать со Вселенной!) мы подумаем несколько позже, а сейчас ответим на очевидно возникающий вопрос: если вне вселенских рамок существует одно лишь абсолютное добро, то есть ли ему предел? Другими словами, может ли быть ограниченно в пространстве абсолютное добро, ограничившее (заключившее внутри себя) зло? Очевидно, что нет! Ибо наличие внешней пространственной «границы» предполагает нахождение за ней чего-то иного, отличного от абсолютного добра. А таким «иным», по определению, может выступать лишь зло, которое уже ограничено добрым разумом и потому не может ограничить добро. Но, если абсолютное Добро-Разум не имеет внешних границ (что довольно сложно представить человеческим сознанием), то разве можно не считать его неким всеобъемлющим безграничным духом, который по отношению к любому ограниченному явлению в Мироздании выступает, по сути, как могущественное всё?
А может ли этот безграничный в пространстве дух быть ограничен во времени? Очевидно, что нет! Ибо, в таком случае, должно быть время, когда этого духа не было или не будет. Но что тогда было или будет, если этот дух везде и всемогущ? Не могло же могущественное «всё» возникнуть из менее могущего «ничто», как по определению не может и исчезнуть в последнем! Получается, что абсолютный разум (абсолютное доброе сознание – дух) существует вне понятий пространства и времени. Он всегда был, есть и будет.
Таким образом, можно утверждать, что абсолютное Добро-Разум, помимо того, что представляет собой абсолютный дух и абсолютную истину, ещё является и безграничным, существующим вне времени вместилищем Вселенной, включает в себя весь спектр позитивных нравственных составляющих последней и обладает абсолютной свободой, абсолютной волей и абсолютным всемогуществом. Получается, что оно в идеале представляет собой исчерпывающую позитивную полноту (полноту всех достоинств), или абсолютное совершенство.
В данной ситуации у нас есть все основания обозначить такую духовную сущность, как абсолютно добрый разум, максимально ёмким словом «Абсолют», понимая под этим нечто совершенно позитивное, никем, ничем, и ни в чём не ограниченное. При этом в знак уважения будем писать данное понятие с заглавной буквы. Ведь Абсолют потому и Абсолют, что Он превосходит всё, всегда, везде и по всем критериям, кроме критериев нравственной деформации. Он не имеет недостатков и всегда безукоризнен, а потому в принципе непоругаем (от рус. поругание — действие, причиняющее грубое оскорбление с целью унизить, опозорить).
Способны ли мы познать Абсолют/Абсолютный разум как объективную Истину? Если исходить из известного утверждения, что подобное познается подобным, то у нас для этого есть все шансы. Получается, что мы как бы созданы для этого. Из всей живой природы только мы как биологический вид Homo sapiens (Человек разумный) наделены способностью вмещать в себя Дух добра, то есть обладать уникальным для нашего мира разумом, адекватным Абсолютному разуму как по сути, которую определяет позитивная нравственность, так и по форме существования, коей выступает созидательное творчество. Именно эта способность позволяет нам познавать такую одновременно и конкретную (определенную), и абстрактную (отвлеченную) сущность, как Абсолют. Нам, людям, дано оперировать нравственными категориями и отделять добро от зла. И только мы обладаем чувством веры – тем «триггером» сознания, который, собственно, и является единственно возможным механизмом запуска работы интеллекта в направлении познания Абсолюта. Ведь, прежде чем думать о том, каков из себя Абсолют, на что он способен и каким образом он мог организовать Мироздание, необходимо присвоить себе исходное, элементарное знание о нём: «Он есть!», то есть элементарно поверить в его бытие. Преодолев этот своеобразный порог познания «не верю – верю», человеческий разум переводит потенциально заложенную в нём возможность познания Абсолюта в область практической реализации. При этом он обретает моральное право рассчитывать на содействие в познании и со стороны самого Абсолюта (Абсолютного разума, Всевышнего, Бога – как кому нравится).
Между прочим, каждому из нас при выборе наиболее приемлемого для себя варианта имени Абсолютного идеала полезно помнить, что, например, согласно почитаемой многими Библии, Бог – это самолично открытое Им для людей имя. Оно не придумано кем-то, оно явлено человечеству. И произносить это имя не зазорно ни для кого. Желательно только помнить, что оно требует уважения, ибо Носящий его, как мы выяснили, всемогущ и непоругаем. И дерзость по отношению к Нему чревата несчастьем. И в этом смысле, конечно же, счастливы те, для кого это имя явилось в значительной степени конкретно, то есть почти реально и осязаемо для души. Счастливы те, кто имел в своей жизни обстоятельства или чудесный случай, которые вызвали в них веру в особую Силу, открывшуюся разуму и чувствам души как всемогущий и добрый Заступник, справедливый Вершитель человеческих судеб и судеб всего сущего во Вселенной, как мудрый Творец Мироздания. У этих людей появилась уникальная возможность сверять себя с проявленным в этом чудесном случае Абсолютным идеалом, с воплощенной в их сознании Истиной. Эти счастливцы, пусть, пока ещё далеко не до конца, пусть, в различной степени, но уже познали Абсолют как объективный источник знания о себе.
А как познать этот Абсолютный эталон измерения своей личности тем, кто не прочь обрести абсолютное счастье, но к кому вера в Истину ещё не пришла, кто думает, что «всё случайно началось» с Большого взрыва, вызвавшего миллиарды лет назад образование Вселенной, которая с тех пор с ускорением расширяется во все стороны? Как познать Абсолютный разум тем, кто полагает, что «мир развивается стихийно и хаотически», что «в мире главенствует закон естественного отбора», или тем, кто сомневается в возможности получения человеком истинных знаний об окружающем мире и Вселенной? Как это сделать тем, кто верит не в единый объективный идеальный Образ, а в несколько? Или тем, кто в качестве такого образа рассматривает только Природу или только Человека, ставя их в центр Мироздания и объявляя целью бытия всего сущего? Как стать счастливыми тем, для кого в силу различных причин представляется невозможным следовать предложенным нами разумным правилам обретения абсолютного счастья, которые сформулированы на основе идеи разумности Мироздания? Попытаемся разобраться.
А, действительно, каким образом человеку, не допускающему мысль о перманентном наличии Абсолюта/Духа/Абсолютного разума, не верующему в Бога-Творца, познать то, что в своей необъятности и всемогуществе непревосходимо?
Как осознать То, что было ещё до того, когда что-либо стало существовать?
Как воспринять То, что вмещает Всё, что включает в себя безграничный разумный Дух, всю Вселенную со всеми звездами и планетами, землю со всеми людьми, такими разными и изменчивыми?
Как познать Того, факт существования кого для одних является несомненным, для других – недоказанным, а для третьих – невозможным?
Какой метод познания приметить?
Может, воспользуемся известным школьным приемом, который называется методом «от противного» и предусматривает, что мы, начиная рассуждение, как бы признаем условия, изначально для нас кажущиеся неприемлемыми? В таком случае тем, кто по разным причинам не верит в наличие Абсолюта (Абсолютного разума или Бога-Творца), предлагается просто сделать допущение и временно (хотя бы на период размышлений) признать Его существующим. Согласитесь, что уж это-то вполне приемлемо! Ведь, если наше допущение ошибочно, то это неминуемо скажется на результатах рассуждений: они будут нелогичны, противоречивы и не дадут цельной картины Мироздания, что только подтвердит отсутствие Абсолюта как такового. Если же при таком допущении всё будет выглядеть логично, убедительно и исчерпывающе, то решение, верить в наличие Абсолюта или нет, в любом случае, останется за нами.
Чтобы нам было проще принять условия «от противного», зададим себе несколько вполне логичных вопросов:
• В чём и почему произошел подтвержденный наукой Большой взрыв, который вызвал к существованию Вселенную, если до него ничего не было? Что и по какой причине взорвалось?
• В чём (в какой среде) Вселенная расширяется вот уже 14 млрд лет после Большого взрыва, и что находится за пределами её постоянно меняющейся границы?
• Кем или каким образом в «случайно» возникшей в результате Большого взрыва и «хаотично» развивающейся Вселенной заданы законы Мироздания, природы и человеческого бытия?
• Как объяснить (излишнее и противоестественное с точки зрения эволюции материи) возникновение человеческого разума, способного фантазировать, мыслить не только конкретно (как разум животного), но и абстрактно, отвлеченно, например, давая обобщенную картину явления или создавая его идеализированную схему?
• Каким образом и зачем человек, в отличие от всех других живых существ, сумел преодолеть основной закон природы – естественный отбор и, подчинив себе собственные инстинкты, обрел способность к, казалось бы, неразумному и противоестественному самопожертвованию?
• Откуда и с какой целью в человеческом сознании появились нравственные категории типа «добро», «зло», «долг», «справедливость» и прочие?
• Кому и зачем надо было заложить идею поиска личного счастья именно в нас, людях?
• Возможно ли существование нескольких, не совпадающих в органичном единстве Абсолютных идеалов, которые, обладая полнотой совершенных качеств (например, всеобъемлемостью и всемогуществом), не ограничивали бы абсолютность полноты друг друга?
Ответы на эти вопросы не так просты, как могут показаться на первый взгляд. Но, согласитесь, что размышления над возможными вариантами ответов способны родить в нашем сознании мысли, очень полезные для понимания реальности. Взять, хотя бы, вопрос о происхождении Вселенной…
Наука говорит о том, что Вселенная образовалась в результате так называемого Большого взрыва, который произошел более 14 миллиардов лет назад и вызвал ядерную реакцию, длившуюся несколько минут. Затем расширение Вселенной привело к её остыванию и прекращению ядерной реакции. Возникает вопрос к ученым: что необходимо для ядерной реакции и откуда эти компоненты взялись, если ничего не было? Кто и зачем осуществил Большой взрыв?
Ведь в соответствии с гипотезой, являющейся в науке уже более полувека основной, считается, что на ранних этапах радиация доминировала во Вселенной, которая была в миллиард раз меньше нынешней. Плотность радиации при этом была настолько высока, что всё разрушала. Вселенная представляла собой сплошную протонно-нейтронную плазму. И лишь постепенно, по мере расширения Вселенной и её охлаждения, начали появляться протоны и нейтроны, затем дейтерий и другие начальные элементы таблицы Менделеева. На момент прекращения ядерной реакции Вселенная состояла из водорода и гелия и больше ничего. По мере остывания Вселенной образовались первые звезды. После того, как они взорвались, начали образовываться элементы. Солнце – это звезда уже второго поколения. Планета Земля – прах звезды первого поколения. Всё, вроде, складно, однако, той же наукой установлен удивительный факт, заставляющий всех нас, что называется, «с нуля» задуматься о том, как же всё в действительности могло быть. В частности, доказано, что, если бы Вселенная состояла лишь из той материи, которую мы знаем, то с момента Большого взрыва до нашего времени планеты просто-напросто не успели бы образоваться. Спрашивается, а какая ещё материя может иметься в виду?
В 30-х гг. XX века ученые уже понимали, что галактики движутся таким образом, что только наличием гравитации в рамках обычной материи это объяснить невозможно. Чуть позже они определили, что Солнце движется в спиральном рукаве с необъяснимыми (по Ньютону) параметрами, из чего следует, что в галактике, помимо звезд, есть ещё что-то, что обладает свойством гравитации, но чего наука не может видеть. В этой связи стали говорить о новой (для науки и всех нас) форме материи – реликтовой, изначальной. (Спрашивается: имеется в виду та «материя», что была до Большого взрыва, или какая-то иная?) На сегодняшний день наука знает, что в начале всего идут кварки, из них возникают – протоны и нейтроны, потом образуются атомы, из атомов – молекулы, и уже затем – вещество. Исходя из реалий Вселенной, ученые полагают, что вне этой схемы должны быть ещё какие-то частицы, обладающие особой гравитацией. В частности, они считают, что во Вселенной, помимо 4,9 % той материи, которую мы знаем, существует некое ничего не излучающее и не поглощающее вакуумоподобное вещество, пока не доступное пониманию науки. При этом 68,3 % Вселенной составляет так называемая «холодная (темная) энергия» с отрицательной гравитацией, а 26,8 % – «холодная (темная) материя», гравитирующая положительно, но крайне слабо[13]. Ученые утверждают, что энергия заполняет Вселенную равномерно, а материя лишь регистрируется при помощи специальной аппаратуры, но при этом остается невидимой ни в радио-, ни в оптическом, ни в гамма-диапазонах. Интересно, что бы это за «вещество» могло быть, и каким образом оно возникло именно с отрицательной (не как у нас в материальном мире) и практически нулевой гравитацией? И корректно ли поступили те, кто 96 % вещества Вселенной назвал «темным»?
Наука констатирует, что составляющее основную часть Вселенной вакуумноподобное «вещество» («темная материя и энергия») практически не влияет на Землю и человечество. У науки нет сегодня ясности в вопросе, зачем существует эта темная энергия и материя. В шутку ученые предлагают переадресовать вопрос «тому, кто её создал». Вместе с тем, они не без удивления отмечают, что свой ства её подобны свойствам того из слагаемых в уравнении Эйнштейна, которое, как считалось, было вписано гением в левую часть знаменитой формулы относительности по наитию и не имело точного научного обоснования. Одно время даже думали, что его формула не совсем корректна именно в левой её части. Теперь же выяснилось, что формула абсолютно подходит: надо только перенести эту составную в правую часть уравнения, где она и получит отрицательный знак, то есть обозначит невидимую науке «темную материю и энергию» с их отрицательной гравитацией. Спрашивается: как сие можно объяснить? Кто надоумил Эйнштейна ввести в свою гениальную формулу относительности некую составную «от руки», которая обернулась затем проницательнейшей констатацией реальности, недоступной к познанию наукой?
Наука подтверждает существование во Вселенной предсказанных общей теорией относительности особых объектов – черных дыр, которые образуются при неограниченном гравитационном сжатии (гравитационном коллапсе) массивных космических тел. По мнению ученых, на начальном этапе черные дыры затягивали и сталкивали планеты. По сути, функцией черных дыр и является то, что они разрывают, перемешивают и взрывают материю космоса, засасывая при этом межзвездный газ. Хочется спросить ученых: имеет ли смысл наличие во Вселенной этих невидимых телескопами сверхмощных космических «пылесосов», всасывающих лишь ту материю, которая возникла в результате Большого взрыва и является привычной для нашего понимания, но неспособных воздействовать на недавно открытую наукой «темную» или реликтовую материю? Если смысл существует, то кто его мог задать?
Наукой в последнее десятилетие установлено, что Вселенная расширяется с ускорением, причем, тем большим, чем дальше от нас. Возникает логичный вопрос: свидетельствуют ли эти утверждения ученых о том, что наша Земля находится в «центре» расширяющейся Вселенной, то есть в том самом «месте», где, собственно, и произошел Большой взрыв? Если да, то, как произошло, что Земля, возраст которой всего лишь около 5 млрд лет, образовалась в центре Вселенной, возникшей 14 миллиардов лет назад? Связано ли это с уникальностью самой Земли и живущего на ней человечества? Кем и, исходя из чего, обусловлена такая связь?
Ученые констатируют наличие во Вселенной так называемых квазаров – сверхярких остатков Большого взрыва, которые расположены по «краю» Вселенной и постоянно удаляются. Свет от них доходит до нас за 14 миллиардов лет. Этот свет просвечивает галактики и создает абсорбционные спектральные линии, по которым ученые могут судить о физических качествах Вселенной на различных этапах её существования. Спрашивается: каким образом взрыв, пусть даже «большой», но «вызвавший скоротечную ядерную реакцию», может в течение полутора десятков миллиардов лет сохранять «свои сверхяркие остатки»? Что это за «остатки», которые, по сути, являются своеобразными «маяками – датчиками», обозначающими «край» расширяющейся Вселенной и источниками необходимой человечеству информации об этой самой Вселенной? Кто и зачем их выставил?
Современная наука, широко используя термин «Вселенная», удивительным образом пытается уклониться от его четкого научного объяснения. Возможно, причины нежелания проявляются в немногочисленных примерах объяснений, вызывающих очевидные и нелицеприятные для ученых вопросы.
Так, толкуя понятие «вселенная», авторы некоторых энциклопедических словарей, как говориться, ничтоже сумняшеся определяют его как «весь существующий материальный мир, безграничный во времени и пространстве и бесконечно разнообразный по формам, которые принимает материя в процессе своего развития»[14]. Возникает вопрос: если Вселенная «безгранична во времени и пространстве», то, что она представляла собой до момента, обозначенного как Большой взрыв, и чем является её постоянно удаляющийся «край», как не очевидным ограничением в каком-то превосходящем её пространстве?
Другие авторы, обозначая Вселенную как «всё существующее», «всеобъемлющее мировое целое», «тотальность всех вещей», утверждают, что в качестве философской идеи она «имеет смысл, близкий понятию “универсум”, или “мир”: “материальный мир”, “сотворенное бытие”»[15]. Спрашивается: если Вселенная – это сотворенное бытие, то, что есть бытие не сотворенное? И если она – всё существующее (проявляющее свою сущность), то входит ли в неё бытующее (наличествующее), но своей сущности перед наукой не раскрывающее, как, например, «темная» энергия?
Придерживаясь в основном теории Большого взрыва, наука тем не менее не отрицает такого направления научной мысли, которое предполагает перманентное бытие Вселенной вне времени. Модели вневременной Вселенной (так называемые «струнные модели») допускают, что Большой взрыв явился одним из проявлений истории вселенского развития. Основным недостатком данного моделирования вневременной Вселенной, по мнению приверженцев идеи Большого взрыва, является то обстоятельство, что оно не может быть обосновано экспериментально. Вполне закономерный вопрос возникает к этим ученым-критикам: может ли считаться экспериментально доказанным их знание о Вселенной, которое, мало, что само постоянно обновляется, так ещё и описывает лишь 4 % этой самой Вселенной, тогда как 96 % остается вне досягаемости современной науки и вне какого бы то ни было эксперимента с её стороны?
По другой, так называемой «бюонной» теории, на начальном этапе развития Вселенной образовалась некая «кварк-глюонная» плазма, а уже из неё сформировались первые самые легкие атомные ядра – водород, гелий, литий. Характерно при этом, что, положенные в основу модели, некие бюоны являются, по версии авторов, не наблюдаемыми, а мысленными, хотя и наделенными вполне конкретными свойствами. В частности, бюоны обладают врожденным векторным потенциалом. Они постоянно расширяются и сужаются, взаимодействуя между собой, в результате чего постоянно возникают элементарные частицы, электромагнитные, гравитационные, слабые и сильные взаимодействия, а также, якобы, возникает время и пространство. Так, по мнению ученых, с каждым квантом времени из бюонов творится трехмерное физическое пространство. Потенциальная энергия взаимодействия бюонов идет в основном на вращение объектов пространства – элементарных частиц, планет, звезд, галактик. Согласно «бюонной» теории, при синхронизации фаз магнитной системы любого объекта с «космологическим векторным потенциалом вселенной»[16], энергия физического вакуума как «новая сила» переносит этот объект на произвольные расстояния в пределах и за пределами Земли. Помимо этого, бюоны, якобы, вполне могут представлять собой и неизвестный ранее «квантовый информационный канал», способный мгновенно связывать объекты в общее информационное поле и передавать информацию в пределах Вселенной.
Более того, авторы выдвигают предположение, что вселенная и человеческий мозг обладают одинаковым квантовым каналом связи. Они допускают, что мы живем внутри объекта, который постоянно считывает информацию, связанную как с нами, так и с другими объектами. В информационном смысле вся Вселенная, якобы, подобна огромному мозгу, в едином информационном поле которого может содержаться вся информация как о прошлом и настоящем, так и о будущем. Возникает вопрос: Кто является тем «вселенским объектом», который независимо ни от чего знает всё, включая будущее, и без которого (как генератора перспективы) бюонная модель Вселенной невозможна в принципе?
Нет необходимости задавать науке особые вопросы и в отношении темы о возможности жизни во Вселенной, помимо нашей земной. Несмотря на продолжающийся поиск «братьев по разуму», ученые вполне определенно заявляют: при всём том, что теоретически такую возможность отрицать нельзя, мы (люди) – единственная осуществленная реальность подобной жизни, и пока нет оснований серьезно говорить о других вариантах. И это с учетом того, что только в нашей галактике открыт десяток солнечных систем, похожих на нашу, тогда как во Вселенной их могут быть миллиарды.
Вместе с тем, к науке есть вопросы относительно нашего, человеческого мышления. В частности, ученые антропологи обнаружили, что на самых ранних ступенях своего развития человек уже обладал «архаичным мифологическим и магическим мышлением, базирующимся на образах и символах»[17]. Напрашивается вопрос: каким образом у первобытных людей возникли эти формы мышления? Ведь для дикой и неразумной природы противоестественно первенство образно-символического мышления по отношению к конкретно-логическому. Ибо любому биологическому виду, прежде всего, необходимо выживать в конкретной реальности бытия, познавая причинно-следственные связи своих поступков с явлениями, которые они вызывают, а не «отвлекать» свое сознание от этой реальности в сферу «образов и символов». Разве факт наличия уже у первочеловеков образно-символического мышления, которое с точки зрения выживания не имело никакого здравого смысла, не свидетельствует о том, что данное мышление базировалось на особом сознании, привнесенном извне? И, если так, то, каким образом наука может объяснить и идентифицировать это «внешнее» и «могущественное» по отношению к человеку сознание? Как она может объяснить саму цель привнесения образно-символического мышления в сознание человека, кроме варианта, предусматривающего возможность познания им реальности, выходящей за пределы предметно-земного человеческого опыта?
Есть вопросы к науке и ещё по одной «проблемной» теме. В частности, ученые-антропологи, изучающие историю развития человеческого вида Homo sapiens, вынуждены признать, казалось бы, невозможное: на каком-то этапе «эволюция наших предков вышла из-под контроля естественного отбора», что ознаменовалось отменой главного лозунга неразумной природы «Выживает сильнейший!» и возникновением противоестественной для природы жертвенности. Понимая абсурдность этого факта с точки зрения современной науки, кто-то страстно оспаривают данный тезис, приводя различные «убедительные» аргументы с целью доказать «неотмененность» естественного отбора. Спрашивается: являлся ли естественный отбор законом бытия, с точки зрения науки? Если да, то по какой причине вдруг оказался нарушен этот, по сути, основной закон эволюционного развития? Может ли быть случайным явлением то, что «отодвинуло» предшествующий закон и само стало новым законом? Кому, наконец, вообще дано устанавливать и менять законы?
А может быть, не правы и добросовестные антропологи, и убежденные дарвинисты? Может быть, профессиональная «зашоренность» на эволюционной идее не позволяет им увидеть в спорном антропологическом тезисе бесспорный сакрально-мировоззренческий факт: на самом деле в ходе эволюции произошла революция, которая закономерна? Возможно, ученые не поняли, что появление человека как вида Homo sapiens ознаменовало собой начало совершенно нового отбора в природе — нравственного, причём только для одного этого биологического вида, что для «неразумной природы» невозможно в принципе? Может быть, очевидная, на первый взгляд, нелепость идеи революции в процессе эволюции, в сущности, является лишь кажущейся? Ведь нравственный отбор не отменил отбор естественный, а превзошел его, обозначил прежде отсутствовавшую сферу бытия-существования, новый путь развития, который практически совпадает с путем физического выживания, но является путем духовного-нравственного/ разумного совершенствования и ведет в принципиально иную сторону – в сторону абсолютного бессмертия. Если так, то подвластно ли это «неразумной природе» и зачем это ей? А если не ей, то кому подвластно и зачем потребовалось?
Как видим, вопросов к ученым немало. Жаль, только убедительных и исчерпывающих ответов они пока дать не могут! В том числе, и объяснить, как нам, разумным субъектам далеко не до конца изученного наукой Мироздания, стать абсолютно счастливыми.
Ещё совсем недавно, можно сказать, до «информационной эры», то есть до появления интернета в каждом доме наше представление о самих себе твердо опиралось на, казалось, незыблемые постулаты науки под названием «материалистическая философия». Мы твердо знали, что понятие «человек» – это «фундаментальная категория философии, являющаяся смысловым центром практически любой философской системы»[18]. При этом человек признавался «высшей ступенью живых организмов на земле, субъектом общественно-исторической деятельности и культуры»[19].
За прошедшее время и наука продвинулась вперед, и мы стали не те, получив доступ к практически не ограниченному объему знаний, включая метафизические. Сегодня, согласитесь, представляется довольно нелепым размышлять о счастье того, кто, согласно марксизму-ленинизму, есть лишь «совокупность всех общественных отношений»[20], и чьей главной отличительной особенностью является «способность производить орудия труда», а также «использовать их для воздействия на окружающий мир». Человек, очевидно, превосходит навязанный ему материалистический образ. В этой связи возникает естественный вопрос: почему и современная философская наука, признавая человека высшей формой живого, «всегда одновременно микрокосмом, микросоциумом и микротеосом»[21], ограничивает его предназначение и творческий потенциал, объявляя субъектом лишь общественно-исторической и культурной деятельности? Почему философское постижение человека, справедливо осуществляемое «не просто через реконструкцию его сущностных характеристик, но и через осмысление его бытия в мире и самого человеческого мира»[22], где, по образному выражению тех же философов, «человек – это, в известном смысле, всё»[23], не распространяется на иной, например, духовный мир, в котором человек, вполне возможно, также представляет собой кое-что немаловажное? Может быть, потому, что философия чересчур стремиться «быть наукой»? Не отсюда ли утверждения о «сложности философского определения понятия “человек”», в связи с «невозможностью однозначного подведения его под какое-либо более широкое родовое понятие (например, природа, общество или Бог)»[24], и о том, что он – «существо, наиболее известное самому себе в своей эмпирической фактичности и наиболее трудно уловимое в своей сущности»[25].
Признаем, если что-то создано для большого целого, то оно (его суть и предназначение) не может быть постигнуто вне осмысления данного целого, а лишь в рамках познания его малой части. Исходя из этого, неспособность философской науки в течение нескольких столетий однозначно и исчерпывающе определить человека исключительно в масштабах нашего земного мира может свидетельствовать, как минимум, о том, что человек призван исполнить миссию, выходящую за рамки земного бытия. При этом сама уникальность человека по сравнению со всем остальным материальным миром, превосходящая рациональную потребность с точки зрения земной жизни, скорее, подтверждает, чем опровергает наше предположение. Взять, хотя бы, такие особенности, как способность человека смеяться, плакать, стыдиться, наконец. Зачем они даны нам – людям и почему больше не даны никому? И что или кто есть человек вообще? Попробуем вдумчиво систематизировать наши представления по этой теме.
С точки зрения «конструкции», человек традиционно понимается в единстве трех основных компонентов, которыми выступают тело, душа и дух.
Тело при этом рассматривалось одновременно и как элемент природы (в истории философии и науки оно ассоциировалось с микрокосмом, организмом), и как собственно человеческое тело – особым образом устроенная материя, которая определяет конкретный физический облик человека и несет в себе биологические (генетически заложенные) особенности последнего. Согласно науке, тело не разумно и живет рефлексами. Оно проходит свой путь изменения от рождения до смерти. При этом оно видоизменяется как естественным образом (возмужание, старение), так и искусственно (травмы, хирургические операции).
Очевидно, что, несмотря на принадлежность категории «счастье» исключительно к духовно-нравственной сфере нашего сознания, объективное состояние физического тела в значительной степени влияет на субъективное ощущение счастья, что в основном обусловлено способностью или неспособностью к физиологическому удовлетворению организма (принимать пищу, спать, перемещаться в пространстве и т. п.). В ряде случаев тело само непосредственно выступает «источником несчастья», переставая устраивать владельца. Тогда, чтобы быть «счастливее», некоторые из нас принимают решения изменить своё тело: кто – в спортзале, кто – в клинике пластической хирургии. В любом случае, несомненно, что наше тело в какой-то степени «ответственно за счастье» лишь в тот короткий период времени, пока к нему можно применить понятие «живое». После того, как состояние тела будет определяться понятием «мертвое», наше счастье всецело становится прерогативой души. Так называемое «счастье удовлетворения организма» или «счастье тела», увы, «умирает» вместе с телом.
Душа понимается как важнейшая жизненная компонента тела, независимая от него. При этом она представляет собой особую и, по земным меркам, «нематериальную» субстанцию, которая, будучи бессмертной, своим нахождением в теле человека предопределяет срок его телесного существования. Душа живит тело. Она разумна и наделена волей – способностью свободного духовно-нравственного выбора между добром и злом. Именно она, исходя из понимания этих категорий, а также на основе представления о «справедливом» и «должном», управляет нашими инстинктами, задействуя сложную систему сознания. В этом смысле душа выступает как экзистенциальное (от лат. existentia — существование) начало человеческой личности, индивидуализирующее человека в обществе и мировом духовно-информационном пространстве с точки зрения его конкретного сознания и воли. И здесь она вполне ассоциируется с такими философскими образами, как микротеос и микросоциум. В течение человеческой жизни душа проходит свой путь развития или деградации, результатом которого, собственно, и является качество души как совокупность всех духовно-нравственных выборов человека. Таким образом, душа, по сути, есть своеобразная экспонента (показатель) совокупной духовности конкретной личности.
Как известно, изменение состояния или качества души есть прерогатива/исключительное право её же разума, которому дано познавать истину. Именно разум души, оперируя такими важными для счастья категориями, как «количество» и «качество», определяет потребности человеческой личности, мудро разделяя их на физиологические (для тела) и духовные (для души). Только он способен успокоить подверженное жизненному смятению и мечущееся в поиске верных поведенческих вариантов человеческое сознание, задав ему разумное жизненное правило: не тот счастлив, у кого всё есть, а тот, кому всего достаточно. Только разумом души человек может понять и вместить в себя, казалось бы, простую, но очень полезную для обретения истинного счастья формулу бытия: качество жизни определяется как обыкновенная дробь, числитель которой – это уровень жизни (наличие достаточных средств существования, обустроенность быта, социальные блага и проч.), а знаменатель – наши потребности (ожидания). А из данной формулы, между прочим, однозначно следует, что качество жизни конкретного человека возрастает не только за счет повышении уровня его жизни, но и при уменьшении его личных запросов. При этом важнейшим обстоятельством выступают, конечно же, ценностные ориентиры личности. И здесь будет к месту вспомнить ставшее пословицей выражение: «Не хлебом единым жив человек…», смысл которого в том, что для полного счастья человеку мало материального благополучия, ему необходимо разумное познание и моральное удовлетворение, он нуждается в «пище» духовной. Ведь по определению человек без духа – не человек.
Но какой дух при этом имеется в виду? Человеческий? Тогда выходит, что человек «подпитывается» собственным же духом, а это нелогично. Возникает вопрос: существует ли некий «человеческий» дух в принципе?
Невероятно и показательно, но о факте наличия некоего субъективного, «человеческого» духа говорят даже материалисты, в принципе отрицающие возможность существования любого объективного духа. Подтверждением тому – бытовавший ранее расхожий советский лозунг «В здоровом теле – здоровый дух!» и не подлежавшее сомнению утверждение, что «советские люди – это люди сильные духом». При этом марксистская материалистическая наука, полагает, что дух порожден нами, и называет его неким «высшим цветом» материи[26]. Более того, именно с её легкой руки (посредством ловкой подмены объективного духа на субъективный) заранее предрешенный не в пользу «человеческого» духа и потому, в сущности, риторичный вопрос о том, кто кого породил, мы – дух, или он – нас, обозначен в качестве основного вопроса философии.
Легкодоступные и формирующие сознание многих людей «интернет-источники», например, довольно туманно объясняют, что «дух воплощает в себе фундаментальную сущностную идею “человечности” как таковой, где видовая особенность человека со времен Аристотеля связывалась преимущественно со свойствами разумности (человек как “разумное животное”) и социальности (человек как “общественно-политическое животное”)»[27]. При этом подчеркивается, что «в понятии духа отражается не только феномен “духовности” как интегративного начала культуры и общества, но и как личностные характеристики отдельного человека, где личное характеризуется через индивидуальное воплощение социально-значимых качеств, преломленных в фокусе “Я” самосознания»[28]. Несмотря на некоторую сложность восприятия, с этими тезисами можно было бы в какой-то степени и согласиться. Мешает одно «маленькое» обстоятельство: описываемый «человеческий» дух поразительно похож на обыкновенную человеческую душу, наличие которой в человеке, наряду с телом, мы только что отметили. Увы, но даже в популярном Словаре русского языка Ожегова С. И. и дух, и душа, применительно к человеку, в первом значении определены одним и тем же понятием – сознание[29]. Почему так? Ведь если дух – не душа, то должен же он чем-то от неё отличаться! Характерна в этом смысле присутствующая у некоторых авторов оговорка: «Следует, однако, помнить, что выделение тела, души и духа, осуществляемое в рамках философского анализа, далеко не раскрывает всех сущностных особенностей человека. Конкретный человек – это практически всегда исключение из общего правила, уникальная целостность, где в индивидуальном личностном опыте достаточно трудно дифференцировать телесный, душевный и духовный уровни»[30].
А все ли указанные уровни имеются у человека как его собственные, присущие ему? Возможно, потому и «достаточно трудно дифференцировать» (разделять, расчленять) «телесный, душевный и духовный уровни», что последний у человеческой личности просто-напросто отсутствует? Не на подобный ли случай намекал китайский мудрец Конфуций, когда говорил, что трудно найти черную кошку в темной комнате, особенно когда её там нет?
Давайте рассуждать. Что есть дух?
Для себя мы уже определили, что Дух объективен, един и абсолютен. Он – Абсолютный творческий разум и Абсолютное добро.
Увы, не все так думают. Показательно, что, согласно науке, люди делятся на материалистов и идеалистов «в зависимости от того, какой сфере бытия (ими) приписывается первичность – природе или духу»[31]. Исходя из этого, можно утверждать, что дух, как и природа, – это сфера бытия, а не «продукт человеческой деятельности», как заявляют марксисты. То есть, по науке, мы существуем в природо-духовном мире. Но, если с природной сферой, понимаемой как органичное единство материально-разного, нам всё более-менее ясно, то какова духовная сфера нашего бытия, и каким образом она позволяет нам проявить нашу сущность? Как мы реализуем в ней свою уникальную волю, выбирая между добром и злом, если Абсолютный дух/Дух есть Абсолютное добро? Что есть зло?
К сожалению, различные «словарные» определения духа, типа, «это – философское понятие, означающее невещественное начало, в отличие от материального природного начала»[32], а также «в древнегреческой философии – пневма, нус, логос» или «“spiritus” (лат.) и “pneuma” (греч.), что означает “движущийся воздух”, “дуновение”, “дыхание” (как носитель жизни)»[33], нас устроить явно не могут. Формально отвечая на вопрос «что это?», они не приближаются к раскрытию сути Абсолютного духа, не дают нам возможности осознать Дух как конкретное явление нашей реальной жизни.
Попытаемся разобраться сами. Понятно, что Дух потому и Дух, что не знает преград, существует везде и не воспринимается нашими телесными органами чувств. Вместе с тем, он влияет на нашу душу, которой дано ощущать его качество. А это означает, что для нас дух информативен, то есть несет информацию о себе и позволяет нам видеть своё отражение в нём. Дух действует, он влияет на наше сознание, из чего следует, что Дух – это нечто, проявляющее энергию влияния. Памятуя о том, что это, влияющее на нас, «нечто» является одновременно и сферой нашего бытия, логично в первом приближении (условно, по принципу изображения Бога-Творца на иконе, но применительно к сознанию современного просвещенного человечества) представить Дух как некое нематериальное информационно-энергетическое «поле»