Доктор Д. рассказал, что лечит других, не будучи при этом в состоянии излечить себя самого, что те недуги, которые мучают его пациентов, мучают и его. Он вполне способен взаимодействовать с другими, помогать им и так далее, но что касается его самого… В его душе нет покоя.
Как легко с помощью слов помогать излечиваться другим, исцелять других! И насколько несравнимо труднее лечить себя самого! Чтобы исцелить себя, чтобы достичь покоя в собственной душе, человек должен избавиться от барьеров, которые сам упорно выстраивал вокруг себя, таких как престиж, «прелести» богатства и все, что оно дает: друзей, партнеров, известность, великолепное образование. Доктор признал, что все, что я назвал, у него есть. Но ведь именно эта внешняя атрибутика – эти проявления утонченного эгоизма – мешают ему обрести покой, которого он так жаждет.
Он понимал, что сказанное мной – правда, но отказаться от всего этого ему слишком трудно, так как это стало частью его природы.
Я заметил ему, что он должен либо продолжать в том же духе, укрепляя эту природу и все сильнее страдая, либо начать ее ослабление, устранение. То, что он создает, – всего лишь отдушина посреди печали, пауза между двумя конфликтами, временное затишье или, скорее, усталость от борьбы. Как психиатр, он хорошо понимал, что внутренний покой должен прийти через осознание, возникающее в результате самопознания, то есть не через подавление, а путем интеграции. Такое осознание приводит к медитации.
Он, конечно, никогда не медитировал. Ему было известно, что такое концентрация, но не медитация.
Медитация и концентрация – разные предметы. Концентрация предполагает наличие объекта, на котором сосредоточиваются, в то время как медитация – это сознавание себя, «меня» и «моего» со всеми его следствиями и содержимым, что приводит к пониманию, рождающемуся в результате правильного мышления. Это сознавание имеет качество концентрации, но отличное от сосредоточения на объекте, даже если это весьма возвышенный объект. В этом случае человек достигает глубокой внутренней интеграции и превосходит противоположности, в то время как концентрация на объекте создает двойственность и на глубинном уровне сохраняет причину конфликта.
Пусть он станет осознанным в отношении своих мыслей и чувств, не проявляя избирательности, но просто осознавая их, какими бы банальными и низкими или возвышенными и благостными они ни были. По мере возникновения каждой мысли и каждого чувства, пусть он, следуя за ними, продумает и прочувствует их до конца. Следуя им до конца, он будет постоянно отвлекаем другими мыслями и чувствами, и так он увидит, что истинное сосредоточение отсутствует. Следуя им до конца, он увидит, что он оценивает и осуждает, а затем увидит свою необъективность, предубежденность, свои тайные сомнения и мотивы. Следуя им до конца, он откроет самого себя, и это открытие – освобождающее и созидательное. И так он сознательно освободит свой ум, и в этот свободный и открытый ум, каким бы ограниченным он ни был в начале, будет спроецировано содержимое подсознательного, скрытого. Каждая проекция должна быть продумана и прочувствована, растворена и превзойдена. И с этим глубоким самопознанием придет покой мудрости, любовь, не знающая границ, и реализация высшего.
Все это – ненасильственный процесс, требующий терпения, интенсивной бдительности и глубокой, большой осознанности.