Глава 4

Ну здравствуй, Венгрия! Здравствуй, светлый город Будапешт! Здравствуй, самая весёлая казарма коммунистического лагеря!

Мы один за другим спустились с трапа самолёта, замыкающим шёл майор Метёлкин. Ярко светило солнце, за территорией аэропорта «Ферихедь» уже вовсю зеленели деревья, и сразу стало душно, так что я стянул с себя куртку. В руке я нёс обтянутый натуральной кожей дипломат. На покупку его меня уговорил всё тот же Виктор Валентинович, заявив на одной из наших последних встреч, что с потёртой сумкой через плечо я выгляжу несолидно. А в братской стране встречают и по одежке тоже. Он хотел заставить меня нацепить ещё и костюм, но тут я уже упёрся, мол, я всё-таки художественный руководитель рок-группы, а не какой-нибудь чиновник. Помимо дипломата я, естественно, захватил и чемодан с необходимыми вещами, который получил после прилёта вместе с багажом своих музыкантов.

Наши гастроли начинались и заканчивались концертами в столице Венгрии. Между этими двумя выступлениями должны были пройти шоу в таких городах, как Дебрецен, Дьер, Сегед, Печ, и… Ну куда же без Бекешчабы – побратима Пензы?! Куда ни плюнь, как говорится.

Встречал нас представитель венгерского министерства культуры, звали его Иштван Надь. Невысокий, лет за сорок, с брюшком и залысиной, при разговоре неистово жестикулировал. Он более-менее сносно говорил по-русски, оказалось, учился когда-то в Московском государственном институте культуры. Заявил, что будет нашим куратором на протяжении всех гастролей. И постоянно косился на нашу длинноногую красотку Ингу Чарскую, которая конечно же чувствовала на себе плотоядный взгляд мадьяра, но делала вид, что её больше интересует окружающая обстановка за окном выделенного нам автобуса.

Кстати, ещё нам придали местного оператора, сказали, что он будет снимать документальный фильм о визите группы «Aurora» в Венгрию. Позже его покажут по венгерскому телевидению. Гляди-ка, какой чести мы удостоились!

Всю нашу делегацию поселили в небольшом уютном отеле «Hid», название которого переводилось как «Мост». Инга разместилась на пару со своей костюмершей, меня поселили с майором, Мелик-Пашаева с Гансом, Кроля с Азаровым, а Ордановского с Блиновым. Пока распаковали вещи, помылись после перелёта, привели себя в порядок – настало время ужина.

Наш провожатый предложил вместо ресторанчика при отеле посетить находящееся неподалёку заведение под названием «Borbirosag». Ресторан предлагал классическую венгерскую кухню и большой выбор вин. Майор Метёлкин с таким подозрением рассматривал карту вин на венгерском языке, словно ему попал в руки зашифрованный документ от перевербованного агента ЦРУ. Естественно, пришлось вступать в дело нашему венгерскому куратору, озвучившему названия напитков, после чего мы смогли выбрать что-то по вкусу.

– Я думаю, ввиду завтрашнего концерта, не стоит злоупотреблять, и нам на всех хватит пары бутылок вина, – мягко, но с нажимом произнёс «второй администратор», обведя нас многозначительным взглядом.

– Так что тогда по бутылочке белого токайского и красного «Балатон Боглари Трамини»? – подытожил Надь. – Инга, Виктория, вы как, предпочитаете красное?

– Мы вообще-то не пьём, – кинула взгляд на костюмершу Инга, – но за компанию можем пригубить.

Не успели насладиться первым бокалом, как нарисовался какой-то хрен. Кое-как поняли, что это немецкий турист Вольфганг Шюрле родом из Баварии. Услышал русскую речь и тут же решил познакомиться. Выяснилось, что его отец воевал на Восточном фронте, был взят в плен под Сталинградом и вернулся в родную Баварию только после смерти Сталина. Успел научить сына кое-каким русским словам. Вольфганг с удовольствием выговаривал «мать твою», «карашо» и «пажалуста». Тут уж и наш Ганс подключился к разговору. Когда Шюрле узнал, что звукорежиссёр – потомок обрусевших немцев, а его отец строил Беломорканал, то Ганс тут же стал лучшим другом нашего нового знакомого. На всё это майор Метёлкин взирал с плохо скрываемым подозрением. Впрочем, я его понимал. Учитывая, что Ганс Вольфович кое-как балакал на немецком, а чекист этим языком не владел, можно было предположить всякое. Вдруг они тут дурачками прикидываются, а на самом деле этот Вольфганг работает на западногерманскую разведку и сейчас элементарно вербует нашего Клинке… Ну а что, работа у него такая – бдеть всегда и везде.

Вскоре немчура принялся уговаривать Ингу на тур вальса, благо примостившийся в уголке ансамбль стал наигрывать что-то медленное. Инга покосилась на Метелкина. Тот со вздохом чуть заметно кивнул, и девушка отправилась вальсировать. Признаться, у неё это неплохо получалось, да и кавалер оказался под стать.

Надь, глядя на танцующих, выглядел таким несчастным, словно у него только что увели кошелёк. Но вряд ли этому пузатенькому мадьяру что-то светило, тем более что Инга была замужней женщиной. А потому и немец, кроме тура вальса, не мог рассчитывать на что-то большее. В итоге Иштван в жесте отчаяния пригласил на танец Вику – молодую и в общем-то вполне симпатичную женщину.

На следующий день с самого утра поехали знакомиться с концертным залом «Вигадо». Нашим ребятам предстояло играть на сцене, с которой в своё время радовали музыкальными экзерсисами публику не кто-нибудь, а великие Лист, Вагнер и Брамс. Красивейшее здание постройки XIX века, восстановленное после войны, с афишами группы «Aurora» и Инги Чарской у входа, потрясающая акустика, большой зал… Всё это произвело на нас неизгладимое впечатление. За несколько часов до вечернего выступления парни занялись настройкой аппаратуры, а мы с майором Метёлкиным решили прошвырнуться по мартовскому Будапешту, намного раньше Москвы проснувшемуся от зимней спячки. Впрочем, тут и зимы-то, похоже, не бывает, какая-нибудь слякоть, как у нас осень.

Сразу за «Вигадо» находилась площадь Верешмарти, названная в честь венгерского поэта Михая Верешмарти, памятник которому высился здесь же в окружении платанов. Не смогли пройти мимо старинной кондитерской «Жербо», не отведав там изумительное по вкусу мороженое. Глядя на облизывающего рожок Метёлкина, я подумал, что майор хоть на человека стал похож, а то ведь то и дело подозрительно зыркал по сторонам, словно видел в каждом встречном агента иностранных спецслужб.

Осматривая центр, мы заглядывали в местные магазины, как продовольственные, так и промтоварные. По сравнению с советскими гражданами мадьяры имели не в пример больший выбор. Те же джинсы продавались по вполне божеской цене, и никакой давки за ними не было. Когда я сказал об этом Метёлкину, тот нахмурился:

– Джинсы – это идеологическое оружие Запада, призванное развратить советскую молодёжь.

Я не стал вступать в дискуссию. Предлагать тратить на покупки валюту, которую нам обменяли в мизерном количестве, тоже не решился. Я-то не бедствовал, и в Москве что нужно мог достать по своим каналам, а майору, вероятно, претили его нравственные принципы. Или просто было жалко форинтов.

За два часа до начала концерта возле «Вигадо» стали собираться венгерские поклонники рока. Я с удивлением обнаружил парочку спекулянтов. Ну да, все же билеты были распроданы, причём ещё за неделю, и среди покупателей оказались и почувствовавшие приближение ажиотажа любители подзаработать. Тут же продавались и плакаты с фото группы, сделанным в Москве для венгерских афиш. О плакатах тогда речь не шла, но гляди ж ты, и тут подсуетились.

К началу шоу зал был набит битком. В основном молодёжь, но хватало и людей постарше. Подъехала даже какая-то банда пузатых и бородатых рокеров, чьи чопперы, среди которых я приметил даже один «Харлей-Дэвидсон», встали рядком на стоянке у концертного зала. М-да, либеральные тут нравы, в СССР подобное в корне было невозможно. Правда, венгерские рокеры не отличались буйным нравом, в отличие от киношных. Во всяком случае, в зал они прошли культурно, по билетам, не поднимая лишнего шума и привлекая внимание разве что немного необычным внешним видом – кожанками и цепями.

Ну что сказать о самом концерте… Зал бился в экстазе – это я увидел, выглянув из-за кулис в разгар выступления своих музыкантов. Заключительную песню «The Final Countdown» пришлось исполнять на бис, но и после того, как ребята оказались в гримёрке, зал продолжал скандировать «Aurora»! «Aurora»!.. Инге, певшей на разогреве, тоже рукоплескали, хотя пару раз во время её выступления кто-то из зала всё же выкрикнул название рок-группы, требуя ускорить процесс появления на сцене кумиров.

К слову, буквально за неделю до отъезда в Венгрию я презентовал Чарской хит будущего «Плачь обо мне» из репертуара Евгении Власовой. Песня неплохая. Не голимая попса, как принято говорить, но всё равно непонятно, как она в своё время затесалась в память моего телефона, а оттуда уже перекочевала на аудиокассету. Шлягер пришёлся ко двору. Но особенно публике пришлось по вкусу исполнение венгерской народной песни «Журавли улетают», естественно, на языке мадьяров. Это уже была инициатива самой Инги и её отца, пожелавших сделать приятное местной публике. И действительно, народу понравилось, именно после этой вещи Инге досталось больше всего аплодисментов.

Светившийся от счастья Иштван Надь потирал руки, видимо предчувствуя неплохие премиальные от начальства.

Переезд в Дьер состоялся этой же ночью на специально приданном нам автобусе. По прибытии половину следующего дня все отсыпались, после чего отправились на концертную площадку настраивать аппаратуру. И здесь всё прошло как по маслу. Затем последовали Дебрецен, Бекешчаба, Секеч и Печ. И вновь Будапешт, заключительное выступление тура.

За время нашего венгерского турне случилось всего одно недоразумение, когда в отеле Бекешчабы у Ордановского прямо из номера спёрли гитару. Отлучился пообедать, а окно по случаю явно не мартовской жары оставил приоткрытым, понадеялся, что на второй этаж воры не заберутся. Ага, как же…

До концерта оставалось около трёх часов, и понятно, что ребята находились в шоке. Жора вообще готов был забиться в истерике. К счастью, вызванные сразу же милиционеры по горячим следам оперативно поймали преступника, он у них уже значился в картотеке как «отельный вор». Причём вор со странными наклонностями, поскольку деньги никогда не брал, только какие-то предметы. Что-то продавал, а что-то оставлял себе на память. Похоже, товарищ не очень дружил с головой, однако при этом, как нам объяснили, обладал кошачьей ловкостью, что и позволяло ему легко преодолевать заборы и стены. А тут ещё и водосточная труба проходила рядом с окном номера Ордановского. Жора тут же принялся осматривать инструмент на предмет повреждений и с облегчением констатировал, что всё в порядке. А затем мы рванули в местный театр, поскольку до начала шоу оставалось около тридцати минут. М-дя, «отличился» побратим Пензы, ничего не скажешь…

Короче, если не считать этого досадного происшествия, то в целом всё прошло на высшем уровне. Поставили Венгрию, что называется, на уши. Ещё и выступили на венгерском телевидении. Перед заключительным концертом нас пригласили в какую-то музыкальную программу, где нам пришлось отвечать на вопросы симпатичной ведущей. А затем рокеров и Ингу попросили исполнить по одной песне в небольшом зале со сценкой посередине и с окружившими её молодыми людьми. Мне это напомнило виденную в глубоком детстве программу «Музыкальный ринг». Только там сцена была квадратная, а здесь круглая.

А закончились гастроли банкетом с участием какой-то шишки из венгерского правительства, чьё имя после обоюдного представления друг другу я тут же благополучно забыл. И этот старпёр запал на Ингу, причём был так настойчив в своих ухаживаниях, что тут уж не только Метёлкин, но и я всерьёз заволновался. Тут ещё сама Чарская начала строить ухажёру глазки, и мы, переглянувшись с майором, решили откланяться всей компанией от греха подальше.

Когда наконец мы все уселись в лайнер, следующий рейсом Будапешт – Москва, майор Метёлкин выдохнул с облегчением:

– Фух, отмучались, теперь домой. Все нервы в поездке оставил.

– А представьте, отправились бы мы на гастроли в Соединенные Штаты, – подколол я сидевшего рядом комитетчика.

– Типун вам на язык, Сергей Андреевич, с меня и Венгрии хватило.

– Нет, позвольте, Виктор Валентинович, а как же планы по покорению западного слушателя? Венгрия – это так, разминка, – продолжал я стебать майора.

– До Штатов и прочих западных слушателей ещё дожить нужно… Товарищ стюардесса, можно вас? У вас леденцов нет никаких? Да, такие сгодятся, спасибо, а то что-то укачивает меня иногда в самолётах.

Как же я соскучился по своим родным! Закрутил Валюшку в объятиях, затискал визжащего от радости сына, а потом принялся выкладывать из чемодана гостинцы. В последний день пребывания в Будапеште решил избавиться от оставшихся форинтов и на пару с Мелик-Пашаевым устроил небольшой чёс по магазинам, сумев чудом отбрить рвавшегося с нами Метёлкина.

На следующий день с утра помчался на режиссёрские курсы, навёрстывать упущенное. Рязанов встретил меня с улыбкой:

– Ну как там, в Венгрии, Сергей Андреевич, новых революций затевать не собираются?

– Всё нормально, Эльдар Александрович, венгры буянили только на наших концертах.

– А тут мне Месяцев лично звонил, непонятно с какой целью интересовался вашими успехами на ниве учёбы.

– А я, кажется, догадываюсь… И что вы сказали, если не секрет?

– Сказал, что ученик вы прилежный, не без божьей искры, что со временем из вас может получиться неплохой режиссёр.

– А он?

– А что он… Поблагодарил и попрощался. Рассказывайте, Сергей Андреевич, что он задумал?

Пришлось признаваться, что звонок председателя Гостелерадио СССР был связан, скорее всего, с моим сценарием и предложением своей кандидатуры на пост режиссёра сериала.

– Ого, высоко взлетаете! – прокомментировал Рязанов.

– Да уж, не упасть бы, а то ведь чем выше взлетишь, тем больнее падать. И соломку не подстелишь. Но это, повторюсь, мои предположения, не более того. Мало ли, что там на самом деле на уме у Месяцева.

На Москву тем временем навалилась эпидемия гриппа. Вроде весна в самом разгаре, страна со дня на день отпразднует День космонавтики, в связи с чем меня, кстати, как автора «Марсианина», попросили выступить в Звёздном городке, а тут на тебе! Как-то сама собой пришла в голову мысль… А ну как Данька получил от меня по наследству тот самый ген, благодаря которому ни я не болел в этом времени, ни он? Интересно было бы его кровь взять на анализы. Правда, тут же себя осадил: что я, вивисектор, что ли, какой, ребёнку боль доставлять ради подтверждения своей догадки?! Валя-то, вон, периодически, случается, то раскашляется, то расчихается, на неё, похоже, мой иммунитет не перекинулся, хотя половые контакты случаются регулярно. Со временем посмотрим. Если Даниил ни разу не простудится и ничем другим не заболеет, значит, наследственность сработала.

Поездка в Звёздный городок принесла немало новых знакомств и впечатлений. Выступление перед космонавтами и сотрудниками городка прошло, как принято было говорить в это время, в дружеской и непринуждённой обстановке. Помимо рассказа о том, как писалась книга (вот было бы прикольно рассказать, как я переписывал её с «ридера») и снимался одноимённый фильм, для разнообразия исполнил несколько песен под гитару.

Чтобы потрафить местным, спел не очень известную в будущем вещь из репертуара Потани «Любовь внеземная, или Фантазия в стиле футуристического фолка». Народу понравилось, все смеялись. Решив хулиганить до конца, спел «Таких не берут в космонавты» из репертуара группы «Манго-Манго», благо текст с лёгким стёбом и без всяких политических выпендрёжей. Публика вновь была в восторге, люди подходили после моего выступления и просили переписать им слова и аккорды. Ну и по просьбе спел «Траву у дома», раз уж она прозвучала в фильме «Марсианин».

Творческим вечером это назвать было нельзя, потому что выступал я в городке субботним днём. Потому и домой на неизменной «Волге» отправился рано, не было ещё трёх часов. Проезжая деревеньку под названием Орловка, решил остановиться у старой, ветхой церквушки. На неё я обратил внимание ещё по пути в Звёздный городок. Дело в том, что в последнее время я неожиданно даже для самого себя увлёкся фотографированием старых храмов и церквей. Не то чтобы я ощущал себя таким уж набожным человеком, просто завораживала красота этих древних строений, отмеченных печатью времени, переживших войны, царей и революцию. Дома у меня уже накопилась неплохая коллекция цветных и чёрно-белых снимков, из которых можно было устраивать выставку под названием типа «Православная Русь». Поэтому, выбираясь за город, особенно когда предстояло ехать в места, где я не бывал раньше, захватывал неизменную «практику», вот уже не первый год служившую мне верой и правдой.

При ближайшем рассмотрении храм Господень выглядел не таким уж и заброшенным, а высокие, обитые металлом двери были заперты. Оказалось, здесь даже вели службы, о чём поведала встреченная возле церкви старушка.

– Это у нас храм Святых первоверховных апостолов Петра и Павла, ему уже лет двести поди. А батюшка наш, протоиерей отец Александр, во-он там живёт, вместе с матушкой своей и двумя детишками, – показала бабулька на стоявший метрах в ста от церкви домик с изгородью, выкрашенной в голубой цвет.

Во дворе дома я заметил какое-то движение. Подумал, можно подойти, попросить отворить церквушку, чтобы сделать несколько снимков внутри, а заодно поспрашивать батюшку, как тут вообще жизнь в глуши протекает, как с верующими дело обстоит, словом, вытащить из него информацию для своего общего развития. Сделал несколько снимков храма снаружи и отправился к указанному бабулей дому.

Подойдя поближе, увидел, как раздетый по пояс жилистый бородач, на вид чуть моложе меня, рубит поленья. На апрельском солнышке, видать, да в работе припекало, вот и демонстрировал свой поджарый торс. С топором он управлялся ловко, одного удара хватало, чтобы полено расщепилось пополам.

– Бог в помощь, – поприветствовал я трудягу. – Вы, наверное, отец Александр?

– Во славу Божию, – ответил тот, приостановив процесс колки дров. – Да, он самый, отец Александр. А вас как нарекли? Сергей? Богоугодное имя, все мы помним Сергия Радонежского, святого веры православной. Что вас привело сюда? Радость или беда, а может, грех любопытства?

– Хм, да вот, увлечение у меня такое – фотографирую старые церкви.

– Дело благое, а фотографируете для себя или где-то публиковать собираетесь?

– Пока для себя, а там, глядишь, может, и выставку устрою. Или издам альманах-путеводитель для любителей церковной старины.

– Дорого, наверное, альманах-то встанет… Да ещё разрешат ли? В СССР церковь на положении, извиняюсь, приживалки.

«Э, батюшка, это ты ещё не знаешь, что в будущем страну ждёт, как патриарх рядом с президентом стоять будет на всех праздниках, как светских, так и церковных. Хотя, поскольку что-то уже начинает меняться, ещё неизвестно, как оно там, в этой реальности, развиваться дальше будет».

– Ну, кто верует, тот всегда найдёт дорогу к Богу, – обнадёжил я собеседника. – Я вас хотел попросить, если вас, конечно, не затруднит, открыть храм, чтобы я мог и внутри сделать несколько снимков.

– Отчего же, ради богоугодного дела можно и открыть. Только прежде пойдёмте в дом, потрапезничаем, жена как раз обед сготовила. Надеюсь, вы не очень торопитесь?

Я отказываться не стал. Зайдя в дом, скинул в сенях обувку, получив взамен вязаные тапочки сиреневого цвета. Матушка Ольга оказалась вполне ещё молодой женщиной, однако же без тени косметики на лице, что, впрочем, было вполне объяснимо для супруги духовного лица. Гостю вроде даже не удивилась, молча расставила на столе приборы на двоих.

– А вы что же? – спросил я Ольгу.

– Она с детьми уже отобедала, – сказал отец Александр. – Это я вот с дровами задержался. Газ нам, видно, ещё не скоро проведут, в райцентре всё обещаниями кормят, приходится пока дровами запасаться.

Обед состоял из ушицы и пшённой каши с изюмом, что меня ввергло в лёгкое недоумение. Увидев моё озадаченное выражение, которое я пытался всё же как-то скрыть, батюшка пояснил:

– Не обессудьте, Великий пост идёт, так что с разносолами придётся повременить. Вы-то, наверное, не поститесь? Вот и зря, пост не только душу, но и тело очищает.

Суп оказался неожиданно вкусным, особенно со свежим, словно только что из печки, хлебом. Оба попросили добавки. Трапезничали неторопясь, и вскоре во мне зародилось такое чувство, будто знаю я отца Александра давным-давно, сколько себя помню. Как-то незаметно я поведал свою историю, естественно, без упоминания моего хронопрыжка, выдав официальную версию. Отец Александр, несмотря на уже озвученный им грех любопытства, живо интересовался некоторыми моментами моей биографии. В свою очередь, уже за чаем с сухарями, рассказал о себе. Выяснилось, что батюшка когда-то рос обычным архангельским парнем, хоть и крещёным, но никогда не помышлявшим о службе Богу. Закончил рыболовецкий техникум, в армии служил в морской пехоте, а после дембеля устроился на траулер, ловил рыбу. Но семь лет тому назад судно, отправившись на промысел в Норвежское море, угодило в шторм.

– Траулер ещё довоенной постройки, и в какой-то момент обшивка не выдержала… Народ расселся по шлюпкам, нашу, в которой уместились восемь человек, сразу отнесло в сторону от остальных. Управлять шлюпкой не было никакой возможности. Четыре дня нас мотало по волнам без еды и воды. Понятия не имели, где мы вообще находимся. Один у нас был набожный, постоянно молился. Глядя на него, я тоже стал молитвы читать. А на четвёртый день дал себе зарок: если спасёмся, то я посвящу себя служению Господу. И на пятый день нас подобрал норвежский сейнер. Так что пришлось выполнять своё обещание.

– Сюда попали по распределению?

– Можно сказать и так, если выражаться светским языком. Мол, сможешь выжить в этой глуши – там, глядишь, приход и получше тебе отдадим. А мне и здесь хорошо! Кто как, а я привык руками работать. Помню, после семинарии напутствовавший меня отец Симеон ещё пошутил: «Дали тебе крест с кадилом – и крутись как хочешь». А что, так на самом деле и выходит. Паства у нас небогатая, а живём, можно сказать, практически на одни пожертвования. Хотя вот в последний год, как я тут разошёлся, народу прибавилось, видно, нравится людям, как я служу, что-то такое во мне разглядели. И я тут прижился: тихо, спокойно, есть время подумать и о Боге, и делах наших насущных… Ладно, потрапезничали – пора и честь знать, пойдёмте, открою вам двери святого дома.

Пока я фотографировал довольно скромное убранство храма, отец Александр стоял в стороне и наблюдал за мной с лёгкой улыбкой. Когда же я закончил, то, закрывая двери храма, как бы невзначай сказал:

– Вы вот говорили, что сын у вас подрастает… А он что же, Даниил ваш, некрещёный, получается?

– Получается так. Признаться, я и сам иногда подумываю, что не мешало бы парня окрестить.

– Так за чем же дело стало? Приезжайте на пасхальную неделю, самое подходящее время, проведём таинство крещения.

– Хм, что ж, спасибо за предложение, но я сначала с женой посоветуюсь.

– Конечно, я же не настаиваю, это дело добровольное. В общем, если надумаете насчёт чада вашего, не забудьте крёстную или крёстного захватить, иначе придётся их здесь искать. На такой случай тут у меня даже есть народ подготовленный, они уже не одному младенцу крёстными приходятся. – Белозубая улыбка разрезала кудрявую бороду батюшки.

По приезде домой я рассказал Вале о встрече с отцом Александром. Супруга, будучи новоиспечённым коммунистом (в партию её приняли как раз во время моих заграничных гастролей), на моё осторожное предложение крестить сына неожиданно ответила согласием. Но предупредила, чтобы таинство проходило и в самом деле в обстановке таинства, то бишь секретности. Иначе ей, только что вступившей в партию, влетит по первое число.

– И о крёстных надо подумать, – добавила она. – Зайди как-нибудь в храм, поспрошай или у батюшки, или у местных тётушек. Они всё знают. А потом уж и к твоему отцу Александру поедем.

Загрузка...