К. В.: До тех пор вы понятия не имели, что Фредрик погиб?
М. Б.: Да. Мы ведь решили не поддерживать постоянных контактов. Причем как раз для его безопасности. Выходит, этого оказалось недостаточно. Он погиб всего через неделю после наших встреч.
К. В.: Наверно, вы очень испугались.
М. Б.: Да, но больше горевал. Совесть меня заела.
К. В.: Но вы же не могли знать, что́ произойдет.
М. Б.: Да, хотя после всего остального мог бы и догадаться. Или по крайней мере адекватно оценить риски.
К. В.: Ваши кошмары…
М. Б.: До них мы еще дойдем.
К. В.: И… вы говорили… ну, что убили кого-то.
М. Б.: Я этого не говорил.
К. В.: Вы сказали, что если б задавили даму на зебре, то снова убили бы человека.
М. Б.: До этого мы тоже еще дойдем.
(Молчание.)
К. В.: Значит, Элиас Кром был жив-здоров. Уже кое-что.
М. Б.: Да, хотя, сказать по правде, он был для меня куда менее важен, чем Фредрик. Вернее… их даже сравнивать невозможно. Фредрик знал, черт побери, каждую подробность моей истории. Как никто другой. Помимо Люси и Бориса, конечно. Но никто из них не знал про мои беседы с Фредриком.
К. В.: Серьезно? Как раз этого я не понимаю. Откуда же тогда убийца мог знать, что вы все рассказали Фредрику?
М. Б.: У меня были соображения на сей счет, и они подтвердились. Но до этого места в моей истории мы пока не добрались.
К. В.: Похоже, вам пришлось выяснять чертовски много. Чтобы найти Мио, и человека, который подставлял вас под убийства, и убийцу Фредрика.
М. Б.: Мне было ясно, что два последних пункта взаимосвязаны. Тут просматривалась система. Дженни и Бобби погибли, потому что давали мне информацию. И я предположил, что Фредрик погиб по той же причине. Он слишком много знал и мог проговориться. Особенно если бы со мной что-то случилось.
К. В.: Так ведь не случилось…
М. Б.: Случилось, причем много всего. И очень быстро.
К. В.: Невероятно быстро, я бы сказала. Но мы поступим так, как вы задумали. Всему свой черед. Что случилось после того, как вы ушли из полицейского управления?
М. Б.: Я выпил коктейль. А потом отправился на похороны.
Я начал считать себя опасным человеком. От которого другим надо держаться подальше. Мы с Люси покинули полицейское управление рука об руку. Метафоры ничего не стоят, но как раз тогда вполне можно было сказать, что проблемы собирались у нас над головой, как грозовые тучи. Фредрик Уландер погиб. Это никак не укладывалось у меня в голове.
– Мне нужно выпить, – сказал я.
– Сейчас? Ведь еще и одиннадцати нет.
– Стало быть, сегодня будет ранний обед. Обед и выпивка.
Мы сели в такси и поехали в “Риш”. Я предпочитаю Эстермальм, хотя на удивление часто попадаю и в другие районы города, например на Кунгсхольмен или в Васастан. Когда мы выбирали место для конторы, Люси склонялась к Эстермальму. А я нет. Я хотел – и хочу – держать работу на расстоянии. Не хочу, чтобы она была прямо за углом. Кунгсхольмен казался особенно удачным вариантом. Близко от полицейского управления, вдобавок остров. Вообще острова – хорошие места. Особенно отчетливо это осознаешь, когда их покидаешь. Переходишь через мост – и все передряги остаются позади.
Такси, на котором мы ехали в “Риш”, миновало мост Кунгсбру. Люси смотрела на воду.
– Кто он такой? – спросила она.
– Ты о ком?
– О погибшем. Ты назвал его однокурсником.
“Ты назвал его…” В ее голосе сквозило сомнение, и это вызвало досаду.
– Он и был моим однокурсником. Но ушел с факультета, стал журналистом.
– Почему я никогда о нем не слышала?
– Потому что я с ним не общался.
– Какие-то контакты у вас, наверно, все-таки были, раз его сбила машина, явно такая же, как у тебя?
В зеркале заднего вида я заметил, как водитель вздрогнул.
– Поговорим об этом позднее, – сказал я.
Люси не ответила.
Возле “Риша” такси остановилось, я расплатился с водителем. А Люси тем временем прошла в ресторан. Официантка проводила нас к столику у окна.
– Что будете пить?
– Бокал белого, – сказала Люси.
– Джин с тоником, – сказал я.
Официантка исчезла.
Люси перевела взгляд на меня. Он был не дружелюбный, а угольно-черный. Пропади все пропадом!
– После всего, что мы вместе пережили, – сказала она, – у тебя по-прежнему… по-прежнему… есть от меня секреты.
Если б ты знала, подумал я.
Кошмары снова всплыли на поверхность. Как и раньше, я старался их заглушить. Они не имели значения, просто наш визит в Техас снова их разбудил. Пока мы находились там, этих проблем не было. Я думал лишь о собственном выживании, о загадке, которую представляла собой Сара Техас. И успешно держал прошлое под контролем, за исключением воспоминаний об отце. О его предательстве, нашем расставании и его смерти. Теперь же я чувствовал, что теряю контроль. Прошлое, лживое дышало мне в затылок. Рано или поздно придется столкнуться с ним лицом к лицу.
Я глубоко вздохнул, мечтая поскорее выпить.
– Есть вполне естественное объяснение тому, что ты не знала про Фредрика Уландера, – начал я.
И рассказал все начистоту. Что после всего происшедшего хотел оставить письменное свидетельство на случай моей смерти или исчезновения. Хотел сохранить задокументированную историю на случай, если не смогу сам продолжить работу.
Люси слушала, глядя в пустоту.
– Слишком много людей погибло, – хрипло сказал я. – Не спрашивай, что я чувствую сейчас, когда и Фредрика тоже не стало. Не знаю, но все это ужасно.
Принесли напитки. Люси потягивала свое вино, я – джин с тоником.
– Жалеешь, что не заказала что-нибудь покрепче?
– Жалеть бессмысленно, – сказала Люси.
Возможно, на самом деле ее реплика относилась ко мне, трудно сказать. Алкоголь проник в кровь, на время мне полегчало.
– Кто об этом знал? – спросила Люси.
– Никто.
– Вряд ли, ведь он умер.
– В том-то и ужас. Я даже тебе не говорил про Фредрика.
Люси отпила еще глоток вина.
– Значит, он сам проболтался.
Я тоже так подумал. Особенно когда Дидрик сказал, что он работал над чем-то “секретным”. Может, Фредрику хотелось получить подтверждение моей заковыристой истории?
– К кому он мог обратиться? – спросила Люси.
– Да к кому угодно. Я назвал ему все имена.
Люси скрестила ноги.
– К кому угодно. К кому угодно из тех, с кем говорил ты сам. Тебе понятно, что́ это означает?
Конечно. Это означает, что убил его один из тех, с кем я встречался в последние недели. В Швеции или в Техасе. Кошмарный сценарий.
– Надо выяснить, что он делал после наших встреч, – сказал я.
Как бы подытоживая.
– Много чего надо выяснить, – сказала Люси.
Опять-таки подытоживая.
Чуть больше недели назад она вконец выбилась из сил. Теперь батарейки перезаряжены, однако усталость по-прежнему совсем близко к поверхности.
Тут зазвонил мой телефон. Мадлен.
– У меня есть имя, о котором ты просил.
– Отлично!
Мой возглас заставил окружающих посетителей обернуться. Я взял себя в руки.
– Но фото Мио добыть не удалось.
Невольно я ощутил разочарование. Но преобладало не оно. Я снова подумал: как такое возможно? Как полиция могла искать по всей стране ребенка, не имея его фотографии?
– Мы можем увидеться? – спросила Мадлен.
Я быстро взглянул на часы.
– Я как раз обедаю. А потом еду на похороны.
– На похороны? – переспросила Мадлен. – Кто умер?
– Слишком многие. В пять тебе удобно?
Страх возник невесть откуда. Машинально я начал озираться по сторонам. Люси перехватила мой блуждающий взгляд и нахмурилась. Я оставил ее без внимания. За мной наблюдают? Можно быть уверенным, что телефон не прослушивают? Или из-за меня жизнь Мадлен тоже в опасности?
От одной смерти к другой. В американских фильмах на похоронах всегда полно народу. В действительности зачастую бывает иначе. Мы, люди, не настолько популярны, как воображаем. И в самом деле – сколько народу, как нам кажется, должно бы прийти на наши похороны? Все давние секс-партнерши? Забытые и брошенные. Растоптанные. Или все дальние родственники, которых даже не знаешь по именам, а потому совершенно ими не интересуешься? В тот миг, когда вышел из машины неподалеку от церкви, где должна была состояться панихида, я решил подготовить список людей, которые будут присутствовать на моих похоронах. Если в ближайшем будущем мне суждено умереть, пусть в церкви соберутся те, кем я дорожу.
У меня не было ни малейшего желания привлекать к себе излишнее внимание. Поэтому я заранее решил не заходить в церковь, если народу придет очень мало. Либо провожающих будет очень много и я смогу затеряться среди них, либо нет. Н-да, тут не затеряешься. Я издалека узнал Жанетту Роос. Она на дух меня не выносит и, если заметит, наверняка поднимет жуткий хай.
Я спрятался за большим толстым деревом. Они выбрали церковь подальше от центра, в Накке. Что связывало их с этим местом, я не знал, но был благодарен, что и церковь, и кладбище, и парковка утопали в зелени. Мне не хотелось без нужды попадаться на глаза, а спрятаться здесь было несложно.
Марион, сестра Бобби, подошла к церкви с другой стороны. Кивнула матери и прошла мимо. Я пытался напомнить себе, в какой обстановке она росла. Какая грубость ее окружала. Но безуспешно. Не знаю, сколько раз в месяц я не принимаю протянутую руку мамы. Она просит всеобъемлющих отношений между матерью и сыном, а я говорю “нет”. Но только всеобъемлющим отношениям. Я согласен на их половину.
Жанетта была сломлена. Я прекрасно видел даже из своего смехотворного укрытия. Она стояла рядом с молодой женщиной, которая время от времени поглаживала ее по спине. Священник пока не появился. И вообще народу мало. Группа молодых парней, четыре-пять человек, стояла чуть поодаль. Один из них покосился в мою сторону. Элиас Кром.
Сердце застучало быстрее, я отступил подальше. Прятаться за деревьями вообще-то не для меня. Когда я снова выглянул, все уже вошли в церковь. Кроме Элиаса. Он стоял у притвора, курил. Рука у него дрожала. Потом он затоптал окурок и направился ко мне.
По-настоящему серьезные игроки знают, когда нужно сдаться. Я именно таков. Понял, что выдал себя. А потому вышел из-за дерева и стал ждать Элиаса.
– Что вы здесь делаете? – спросил он.
Загнанные люди выдыхаются быстро. Элиас выглядел так, будто несколько лет кряду бежал сломя голову.
– На панихиду пришел, но, похоже, идея была плохая.
– Народу чертовски мало, – сказал Элиас. – Вам лучше там не появляться.
Я кивнул.
– Что за женщина стояла рядом с Жанеттой? – спросил я.
– Малин. Подруга Бобби.
– Мне необходимо с ней поговорить. Можете это устроить?
От удивления он вытаращил глаза:
– Я оказал вам достаточно услуг.
– Мне? Вы, случайно, не путаете меня с Бобби? Ведь это он, а не я упросил вас под видом его самого пробраться ко мне в контору.
– Я не пробирался.
– Да какая разница. Мне необходимо поговорить с девушкой Бобби. Я дам вам номер телефона, сможете передать ей?
Он помотал головой и попятился. Дрожа всем телом.
Я шагнул вперед, схватил его за плечо:
– Что стряслось? Почему вы так нервничаете?
Элиас несколько раз сглотнул, прежде чем ответить. Взгляд метался по церковному двору, не поймаешь.
– Кто-то следит за мной. Не то чтобы постоянно, но почти. Не успею перевести дух, а этот гад опять тут как тут. Не знаю, что ему нужно, не знаю, кто он. Но думаю, все это для меня плохо кончится. Как для Бобби и для Дженни.
Тщательно подбирая слова, я тихо сказал:
– Я понимаю, вы мне не доверяете. Но все равно прошу вас об этом одолжении. Иначе конца не будет. Можете мне поверить.
– Вам вернули дочку?
Его слова ударили точно пощечина, хотя он явно ничего такого в виду не имел.
– Да, с ней все в порядке… Но… ее вернули только на время. Понимаете? Я должен решить еще кой-какие вопросы. Например, выяснить, кто убил Бобби.
Элиас провел руками по волосам. Волосы были сальные, а ногти с черной каемкой.
– Не хочу я в это впутываться. Извините, но так уж получилось. Сегодня я пришел сюда только ради Бобби, а теперь пора и о себе подумать.
– Так ведь я о том и говорю! – воскликнул я, громче, чем рассчитывал. – В одиночку вам с этим не справиться.
– “С этим”? С каким таким “этим”? Ничего не понимаю, я просто хочу жить, как раньше!
Повысь он голос еще немного, наверняка бы разбудил покойников от вечного сна. Я и сам начал обшаривать взглядом кладбище и окрестности. Ни души кругом. Но едва ли можно поручиться, что никого из нас не преследуют.
– Помогите мне поговорить с девушкой Бобби, – сказал я. – Помогите, и больше я вас не побеспокою. Согласны?
Он потер лицо, несколько раз моргнул.
– Ладно. О’кей.
Он сунул руки в карманы брюк.
– А теперь идите в церковь, – сказал я. – Не то они начнут вас искать.
– Сейчас пойду. А почему вам так важно поговорить с девушкой Бобби?
Мне совершенно не хотелось распространяться об этом, и я ответил коротко:
– По-моему, Бобби сумел добыть кой-какую информацию об исчезновении своего племянника. И, возможно, что-то оставил. Например, фотографию Мио.
Элиас опять моргнул. Наверно, веки воспалились.
– Фотографию Мио? Разве у вас ее нет?
– Нет.
Элиас вытащил одну руку из кармана. Поскреб уголок глаза.
– Вообще-то он похож на вас.
– На меня?
Я удивленно приподнял брови.
Элиас задумчиво кивнул.
– Очень похож. Те же цвета.
Новый порыв ветра зашелестел в листве деревьев. Я молча провожал Элиаса взглядом, пока он не скрылся в церкви. Неожиданно выяснился факт, о котором я раньше не подозревал.
Зло звалось Люцифером и проживало в Техасе. Я поклялся подручному Люцифера ни при каких обстоятельствах не разыскивать информацию о главаре мафии. Иначе Белле конец, да и Люси, наверно, тоже. Хотя то, что я узнал про цвет кожи, вряд ли можно считать результатом сознательных розысков. Кожа у него такая же, как у меня. Темная. Или черная. Это уж кто как привык выражаться. Вопрос в одном: что можно сделать с этим обрывком информации?
Люси удивилась, когда я рассказал ей, что́ узнал.
– Не знаю, почему это важно, – сказала она, – но мне кажется, что вправду так оно и есть.
Я согласился. Отсутствие данных о личности Люцифера раздражало меня сильнее, чем я думал. Этот человек похищал мою дочку. Убил ее деда и бабушку. Угрожал моей жизни, а сейчас использовал меня как дополнительный ресурс в Стокгольме. Рано или поздно я уступлю желанию выяснить, кто он такой, и сделаю все, чтобы он навсегда исчез из моей жизни.
Люси испытующе посмотрела на меня:
– Даже не думай, Мартин. Даже не думай.
Она знала, что требует невозможного. Но, с другой стороны, это требование – единственно правильное.
Люси заговорила о другом:
– Как прошла панихида?
– Понятия не имею, я не был в церкви.
– Разумно.
Мы сидели в ее кабинете. Она – за письменным столом, я – ссутулясь на посетительском стуле, как подросток. В начале лета наша контора напоминала этакий молодежный клуб. Мы планировали поехать в Ниццу, и Люси изучала солнцезащитные кремы – который лучше. До чего же далеким казалось это время. Люси перебирала бумаги на столе. Странно, она выглядела старше, вернее, суровее, чем всего несколько недель назад. Да и я сам тоже. Мы перестали смеяться. Хуже просто быть не может.
– Надо бы как-нибудь развлечься, – услышал я собственный голос.
Люси оторвалась от бумаг, перевела взгляд на меня.
– Сперва нам надо вернуть себе собственные жизни.
“А если не выйдет?” – едва не спросил я. Что, черт побери, тогда?
– Пойду повидаюсь с Мадлен, – сказал я.
Тоже перемена. Раньше я никогда не говорил Люси, с кем встречаюсь и когда.
– Я могу что-нибудь сделать, пока тебя нет? – спросила Люси.
Я остановился в задумчивости.
– Женщину, которая звонила мне две ночи подряд, зовут Сюзанна, и, по ее словам, Мио увела из детского сада некая Ракель Миннхаген. Тут стоит копнуть. Проверь хорошенько персонал садика, я не успел. Точно не знаю, что именно надо искать, поэтому смотри в оба.
Люси записала и кивнула. Сам я, глядя на нее, изнывал от тревоги. Мы шли одновременно по нескольким следам, и всюду я чувствовал, что недотягиваю. Ужасное ощущение. Будь у меня начальник, он бы гаркнул мне прямо в лицо: “Не все сразу, Беннер. Держи свое окаянное расследование под контролем!”
Начальства у меня не было, как не было и возможности держать расследование под контролем.
– В детском саду нас знают? – спросила Люси.
– Нет, – ответил я. – Откуда?
– Я просто хотела уточнить. Еще что-нибудь?
– Паспортные фотографии. Не забудь добыть паспортные фотографии тех, кто работал в “Тролльгордене”, когда Мио исчез. Нам надо знать, как они выглядят.
Я не успел договорить, а мы с Люси уже подумали об одном и том же.
– Ах ты черт, – прошептала Люси.
Мы оба проморгали. Кое-что очень серьезное.
– Мио, – сказал я. – Проверь, был ли у него загранпаспорт.
Возле бара, где мы с Мадлен назначили встречу, толпились по меньшей мере человек десять курильщиков. Место встречи выбрала она, а не я. Какая-то боковая улочка, о которой я в жизни не слыхал, поблизости от Гулльмарсплан. Кстати, неподалеку от бара “Синий солдат”, где назначала встречу Сюзанна. Таксист добирался туда по навигатору.
– Ценю соображения безопасности, но это, пожалуй, все-таки чересчур, а? – сказал я, когда мы сели за столик в углу.
Я старался не прикасаться к стенам. Они были такие грязные, что я бы наверняка перепачкался.
– Иной раз не мешает перестараться, – сказала Мадлен.
Она выложила на стол коричневый конверт. Официант принял у нас заказ. Я продолжил свою обеденную тему. Заказал джин с тоником. Мадлен – крепкое пиво. Официант ушел.
– Как все прошло? – спросил я.
В сущности, она уже сказала как, но у меня не было сил на пустые разговоры. Я и без того толок воду в Марианской впадине. Занятие тяжкое и утомительное.
– И хорошо, и плохо.
Она разгладила конверт. Пристально глядя на нее, я с испугом отметил, что она нервничает. Непривычное зрелище.
– Ты знаешь, я рада помочь тебе, Мартин. Но не в чем угодно. И не любой ценой. У меня дети. Я не могу рисковать их безопасностью ради тебя.
– Так об этом я никогда и не просил. – Голос дрогнул, и продолжил я уже совсем тихо: – Черт, да что случилось-то?
Мадлен коротко тряхнула головой:
– Ничего. Просто у меня возникло ощущение, что с этой историей что-то не так.
Принесли напитки. Мадлен большими глотками пила пиво. Мой джин с тоником оказался противным на вкус.
– Обычно я без проблем получаю информацию от полиции, – сказала Мадлен. – На сей раз было иначе. Казалось, предварительное следствие сплошь утыкано большущими красными флажками. Мне пришлось пускаться в дурацкие объяснения, которых во всех других случаях не требовалось.
– Но ты добыла информацию?
– Только половину, как и сказала по телефону. У меня есть имя свидетеля, который видел, как задавили Дженни Вудс. Но нет фотографии Мио.
Мимо нашего столика прошла какая-то женщина. И я вдруг вообразил, будто она мимоходом замедлила шаг. Мы с Мадлен молчали, пока она не исчезла.
– Ну разве не странно, черт побери? – сказал я. – Что нет ни одной фотографии этого ребенка?
– Я не говорю, что фотографий нет, – возразила Мадлен. – Я говорю, что тот, с кем я имела дело, не смог их найти.
– Ты что же, думаешь, кто-то их спрятал? Кто-то в полиции?
Она пожала плечами:
– Я не знаю, что думать. Знаю только, что ты совершенно прав: невероятно, чтобы полиция не имела фотографий мальчика. Это едва ли не первое, о чем они просят в случае пропажи.
Я думал о том, что́ успел узнать. Что Мио похож на меня. Это говорило мне все и ничего.
– А кто свидетель? – спросил я.
Не знаю, почему я считал это важным.
– Женщина по имени Диана Симонссон. Помнишь ее?
– Нет, а должен?
Мадлен подвинула ко мне коричневый конверт:
– Открой.
Я послушно открыл конверт, достал пачку бумаг. Сверху лежала черно-белая фотография молодой блондинки.
– Ну? Узнаёшь?
Я покачал головой. Совершенно незнакомая женщина.
Глянул на бумаги. По всей видимости, судебный приговор. В недоумении я прочитал первую страницу. Речь шла об изнасиловании. При чем оно тут? Изнасилование – жуткая мерзость, хуже некуда. И я редко берусь защищать такого рода подозреваемых. Поскольку чертовски трудно оправдать то, что они совершили. И поскольку у меня никогда нет уверенности, что они этого не совершали. Но бывали исключения. Одно из них лежало передо мной.
Мое собственное имя пылало, словно написанное огнем. Я защищал подозреваемого. А Диана Симонссон была истицей или, проще говоря, жертвой.
Я мгновенно вспомнил все как наяву. Когда вынесли приговор, она закатила истерику. В тот же день явилась в контору и устроила жуткий скандал. Кричала, что я прислужник дьявола и что она никогда не простит мне то, что я сделал. Я сказал, что, если она немедленно не покинет контору, я вызову полицию. А еще сказал, что понимаю, как она разочарована, но вымещать разочарование на мне совершенно неуместно. Решение выносит суд. И у всех есть право на защиту. Даже у подозреваемых в преступлениях сексуального характера. Из конторы она ушла в полном изнеможении. Я подождал, пока за ней закроется дверь. Потом позвонил в полицию и сообщил о ее действиях. И сейчас сказал себе за это спасибо.
– Ты смеешься? Главный свидетель полиции, утверждающий, что Дженни Вудс задавил “порше-911”, – женщина, которая ненавидит меня за то, что я сумел оправдать мужчину, который, по ее словам, ее изнасиловал?
– Примерно так, – сказала Мадлен. – Я удивлялась, почему ты не за решеткой. Полагаю, теперь мы знаем почему.
Но я думал иначе.
– Как велика вероятность, что именно она была именно там и именно тогда?
– Очевидно, достаточно велика, – сказала Мадлен.
– Да ничего подобного! – Я отодвинул приговор. – Та же больная голова, что спланировала убийства Бобби и Дженни, заранее обеспечила себе так называемого свидетеля на одно из убийств.
– Ты не веришь, что она была там?
– Нисколько.
– Кто-то упросил ее лжесвидетельствовать?
– Да. Иначе почему она указала только марку автомобиля? Наверняка ведь могла бы узнать и меня.
– Значит, лжесвидетель. Мартин, как часто такое бывает на самом деле?
– Какая разница. Главное, это происходит именно сейчас.
Мадлен отпила еще глоток пива. Пока мы сидели в баре, уровень шума постоянно возрастал. Кто-то принялся метать дартс. Острые стрелки вонзались в мишень на стене. Рядом пахну́ло потом из-под мышек, я невольно поморщился.
– Зачем понадобился свидетель? – спросила Мадлен. – Разве не было технических доказательств?
– Нет, – ответил я. – Ничто не связывало меня и автомобиль с местами преступлений. Хотя… на капоте “порше” была, а может, и есть вмятина, которую я не могу объяснить. Не знаю только, что́ она доказывает.
– Значит, по-твоему, водитель останавливал машину, выходил и осматривал своих жертв? – сказала Мадлен. – А потом вызвонил свидетеля, чтобы усилить доказательную базу?
– Возможно. Но, пожалуй, свидетель все же с самого начала входил в его расчеты. Если бы удалось более-менее убедительно показать, что первую жертву сбил мой автомобиль, то связать его со второй жертвой не составило бы труда.
В мишень вонзилось еще несколько дартс. Мадлен смотрела на мужчин, которые их бросали.
– Кто еще, кроме Люси, имеет доступ к твоему “порше”? – спросила она.
Я открыл рот и снова закрыл.
– Люси? Извини, ты что, думаешь, тут замешана Люси? – При мысли об этом сердце у меня замерло. – Кроме того, я бы не сказал, что она “имеет доступ” к моей машине. Доступ имею только я один. У Люси нет собственных ключей от “порше” и никогда не будет.
Мадлен избегала смотреть мне в глаза.
– Это наверняка был кто-то, кто мог взять твою машину, Мартин. А доступа к ней не имел никто, кроме тебя. И Люси, потому что она очень близкий тебе человек. Она ведь вполне могла взять ключи в тот вечер, когда ты находился в больнице?
Я покачал головой.
– Ты так говоришь, будто само собой разумеется, что в ту ночь воспользовались именно моим “порше”. Но, как мы установили, доказательств этому нет. Никаких.
– Это как посмотреть, – сказала Мадлен. – Ты отметаешь свидетеля. А вот я все же сомневаюсь. Я проверила реестр автомобилей. Угадай, сколько “порше” такой модели и цвета в Стокгольме? Три. Полиция говорила с владельцами и исключила из расследования как их самих, так и их автомобили. Я сама видела кой-какие предварительные материалы. Сумела получить выдержки заодно с другими документами. Дверь твоего гаража не повреждена, взлома не было. Машину тоже не вскрывали. Ты не хуже меня знаешь, что невозможно сесть в машину и тем более завести ее без ключа, не оставив следов. И если машина была твоя, Мартин, придется признать, что преступление совершил кто-то из твоего ближайшего окружения.
Я продолжал протестовать: