«И все золото мира принадлежит им, каменья драгоценные, ткани заморские. Но нет никого несчастней кладника».
Соль с мягким шелестом сыпалась из пакета на пол, она будто мерцала во тьме, очерчивая широкую белую полосу. Можно было включить свет, и стало бы проще, но Пилигрим не хотел. Потому что свет позволил бы ему рассмотреть себя в большом зеркале, заставил бы признать, кем он стал. А этого Пилигриму как раз не хотелось, он предпочитал держаться за свою версию правды.
Закончив, он выпрямился и огляделся по сторонам. Соль теперь была повсюду – у дверей, на окнах, и неподготовленный наблюдатель наверняка удивился бы такому расточительству. Не было ни одной разумной причины, способной объяснить все эти килограммы соли на полу! Но гости к нему и не ходили, а о проверке его предупреждали заранее, и Пилигрим успевал все убрать.
Он даже сейчас не был до конца уверен, что эта мера действительно необходима, но решил подстраховаться. Чуть посомневавшись, он еще и зеркало завесил пледом. Просто на всякий случай. Он почти убедил себя, что держаться до утра вроде как стало легче.
Закончив приготовления, он заперся в единственной комнате. Окно было завешено плотными шторами, на подоконнике, конечно же, искрилась соль. Пилигрим снимал угловую квартиру на втором этаже двухэтажного дома старой постройки. Звукоизоляция здесь и без того была отличная, а рядом с ним еще и жили глуховатые старики. Так что, если вдруг что случится, его хотя бы не услышат…
Но ничего не случится. Не должно.
Он устроился на узкой кровати, застеленной только старым матрасом и простыней, прикрыл глаза. Пилигрим прикидывал, что его ждет, когда мучительно долгая ночь все-таки закончится и настанет утро. Нужно будет идти в подземелье, и это не очень хорошо, но в десять утра можно, это легкое время, когда он полностью себя контролирует.
Это задание стало куда более важным, чем он ожидал. Он-то считал, что Усачев просто хочет избавиться от него до суда! Возможно, изначально так и было, а теперь добавились новые детали, и то, что казалось загулом богатого туриста, постепенно превращалось в преступление. Для Пилигрима это был шанс проявить себя, доказать, что он еще в порядке, не срывается, он может остаться в строю… Ну а если он все провалит, то и суд не понадобится.
Он бы предпочел все сделать один, однако он не видел ни шанса избавиться от девчонки. Она была слабой, худенькая такая, тоненькая, призрачная какая-то с этими своими льняными волосами и голубыми глазами. Если станет жарко, она будет путаться под ногами, видно же, что драться не обучена.
Но и обойтись без нее нельзя, иначе он далеко не продвинется. Пилигрим знал только местную нечисть, ту, за которой полагалось следить градстражам. В иноземных существах он разбирался плохо. Да и потом, к Минску он все еще не привык, город казался ему чужим и непонятным. Поэтому, как ни крути, они с девицей были нужны друг другу, просто Пилигрим понимал, что на кону, а она – нет.
Полночь прошла спокойно, он ее даже не заметил. Он почти расслабился, решил, что дело и правда движется к лучшему… А часа в два его накрыло. Трясло в ознобе, кожа покрылась тонкой пленкой испарины, мышцы болели так, будто по нему каток проехался. Пилигрим хотел кое-как доползти до кухни и сделать успокаивающий отвар, но не смог даже подняться с кровати. Ему только и оставалось, что лежать, сжавшись, и ждать, когда это закончится.
Он и сам не заметил, как отключился, провалился в крепкий тяжелый сон без сновидений. Проснулся только с рассветом и тут же подскочил на кровати, испуганно оглядываясь по сторонам. Чувствовал он себя прекрасно, но это не означало, что обошлось без беды. Пилигрим напряженно разглядывал соль, пытаясь понять, остались ли на ней следы, смотрел на свои руки и ноги в поисках ожогов.
Ничего. Эта ночь все-таки оказалась мирной. Ему оставалось лишь переживать ночи одну за другой, наполняя будущее слепым оптимизмом.
Пилигрим кое-как привел себя в порядок, стараясь не заглядывать в зеркало без острой необходимости. Он пока еще не привык к чужим глазам, смотревшим на него из отражения. Зато из дома он выходил уже собранным и уверенным, о том, что творилось с ним ночью, никто не догадался бы.
Сегодня было даже теплее, чем вчера, и ему хотелось ограничиться майкой и светлыми джинсами. Но нож нужно было где-то прятать, а без ножа он теперь из дома не выходил, так что пришлось накинуть куртку. Когда жара разгорится над городом еще сильнее, это станет проблемой, и следующей ночью во время очередного приступа бессонницы ему все-таки предстояло подумать о ноже.
А вот его новую знакомую никакие ограничения не сдерживали. Она явилась на встречу в широкой синей юбке чуть ниже колена, белоснежной майке с забавным рисунком и белых же кроссовках. В таком наряде она, почти не пользовавшаяся косметикой, смотрелась даже младше, чем вчера. Зря она так, конечно, не лучший вариант для подземной биржи, но не отправлять же ее переодеваться и краситься!
Хотя, если не думать о задании, Пилигрим вынужден был признать, что ему нравилось, как она выглядит. На нее хотелось смотреть. Когда она улыбнулась ему, здороваясь, он глубоко вдохнул воздух рядом с ней, чтобы получше запомнить ее запах. От нее пахло полевыми цветами, это он заметил еще вчера. Свежесть синего василька, легкая горечь ромашки, глубокая обволакивающая сладость розового клевера. Не духи даже, а естественный запах ее кожи. Пригодится, если однажды придется ее искать.
К тому, что запахи теперь имеют значение в его мире, Пилигрим тоже привык не до конца.
– Ты знаешь, куда мы идем? – спросил он.
– Знаю, – кивнула Рада. – Сама я там ни разу не была, но про такие места толмачам рассказывают.
– Тогда веди.
В десять утра в метро наступало временное затишье между утренним и обеденным часами пик. Это по-своему нравилось Пилигриму: большие скопления людей его теперь нервировали. Однако он вынужден был признать, что для перехода в тайное укрытие нечисти это время не слишком подходит, их легко заметить.
А вот Рада таких сомнений не испытывала. Она уверенно спустилась вниз по мраморной лестнице и направилась на станцию метро. Пилигрим не отступал от нее ни на шаг и старался думать только о ней, потому что метро он не любил. Тут сразу все плохо: подземелье, звуки, запахи… Добровольно он сюда не совался, но ради задания мог и потерпеть.
Они миновали турникеты и оказались на площадке между двумя линиями метро. Теперь Пилигриму было любопытно, куда направится Рада: на янтарную «Октябрьскую» или светло-зеленую «Купаловскую»?
Но оказалось, что был еще и третий вариант. Рада прошла мимо лестницы, ведущей к станции «Купаловская», и свернула направо, к странного вида тупику, упиравшемуся во вроде как заблокированные двери. Тупик этот был у всех на виду, равно как и двери. Пилигриму казалось, что не может быть так просто, тут же повсюду камеры! Однако Рада без лишних сомнений открыла дверь, казавшуюся неподвижной. Ее спутнику только и оставалось, что не отставать, сам он такой уверенностью похвастаться не мог.
Они оказались перед сложным переплетением коридоров, куда более узких, чем роскошные залы метро. Свет здесь давали только неяркие рыжие лампы, Пилигрим понятия не имел, в какую сторону двигаться. Да и Рада замедлилась, но ненадолго. Потом она будто вспомнила что-то и уверенно выбрала крайний левый коридор.
Коридор был откровенно унылый, и Пилигрим никак не мог избавиться ощущения, что они тягаются по каким-то техническим помещениям. Сейчас встретят смотрителя и нарвутся на скандал, вот и все, чем это закончится. Ну какая тут может быть подземная биржа?
Однако чем дальше они продвигались, тем больше новых звуков улавливал его обостренный слух. Это уже был не гул толпы и грохот поездов, а нечто новое, для метро не подходящее. Стрекот, рычание, цокот копыт по металлическому полу. Шум каких-то машин. Разговоры на десятках языков. Да еще запахи эти, такие разные – горящее дерево, полынь, сырая земля… Впереди точно была нечисть, Пилигрим уже не сомневался.
Коридор привел их к массивной металлической двери, которая открылась на удивление легко. А за дверью скрывался круглый зал, большой, как станция метро. Там были установлены десятки, если не сотни рабочих столов с компьютерами, места, за которыми шли переговоры. Кто-то что-то скупал, кто-то торговался, казалось, что вот-вот начнется драка, но никакой драки не было. Некоторые из местных по привычке притворялись людьми, другие же без стеснения приняли свое истинное обличье. И вот уже у столов прохаживались массивные живые бревна, полулюди-полусвиньи, невнятные, почти бесформенные грязевые фигуры… да много кто.
Среди них Рада и Пилигрим легко затерялись, особого внимания они не привлекали. Рада – потому что была обычной донельзя, эталонный человек без единой подозрительной черты. Пилигрим – потому что нечеловеческих черт у него как раз хватало, опытные взгляды это подмечали. Тут мало кто верил, что он красит волосы или носит цветные линзы. Всю правду о нем они угадать не могли, потому что правда эта была слишком уникальной, но убеждались, что он «свой». Им этого было достаточно.
– Должен сказать, я впечатлен, – признал Пилигрим. – Я до последнего не верил, что ты приведешь нас сюда.
– Ага, по тебе видно.
– Извиняться я не буду. Я вообще не извиняюсь.
– И это тоже видно, – улыбнулась Рада.
От ее улыбки почему-то стало неловко, и он поспешил сменить тему:
– Что будем делать дальше?
– Действовать по старинке будем, что нам остается? – Рада достала из сумки фотографию пропавшего туриста. – Ищем тех, кто его видел. Нам нужно понять, зачем он сюда явился… Или даже не так: добрался он сюда или нет?
Пилигрим впервые увидел того, кого им предстояло найти. Забавно даже, но вчера ему было не до этого. Теперь же он мог разглядеть Ито Канзабуро и должен был признать, что свою нечеловеческую природу теннин скрывал хорошо. Со снимка смотрел самый обычный японец, не слишком молодой, тощенький, с грустными глазами оленя, на которого уже направлено ружье. Он будто готовился стать жертвой…
Но такие размышления никак не помогали его найти. Пилигрим позволил Раде задавать вопросы, у нее это получалось лучше, она всем нравилась, с ней легко шли на контакт. Он же оставался за ее спиной неслышной тенью, которая отбивала у нелюдей желание приставать к красивой девушке с глупостями. Здесь не знали, какими силами обладает Пилигрим, но инстинктивно чувствовали угрозу рядом с ним и не нарывались. Ну а то, что эта угроза распространялась и на него, их не касалось.
Первое время им не везло. Все куда-то спешили, занимались своими делами, сотрудникам биржи даже на фотографию смотреть не хотелось. Пилигрим начал подозревать, что все пропало, когда молодая кикимора с удивительно длинными кислотно-розовыми ногтями наконец перехватила фотографию, чтобы рассмотреть поближе.
– Да, он тут был, – кивнула она. От нее резко пахло белой лилией, которой она пыталась заглушить свой родной запах болотной воды. – Я его запомнила, потому что он выглядел жутко несчастным. Его никто не обижал, вы не подумайте! Просто есть и среди нечисти такие, кому в подземельях тяжко.
– Он элементаль воздуха, – подтвердила Рада.
– Да, я о чем-то таком сразу и подумала. Такие, как он, приходят, только если им очень-очень надо, им тут не в кайф.
– Чего он хотел? Продать что-то?
– Почему – продать? – удивилась кикимора. – Нет, это вообще не в нашем секторе, продают вон там, у правой стены. А мы займами занимаемся, некоторые – исполнением желаний с отсроченной платой.
– Занятно… Ему нужно было это?
– Он искал кое-кого конкретного.
– Кого?
До этого кикимора беседовала с ними свободно, чувствовалось, что она болтлива и ей льстит внимание. Но вот теперь, когда она вспомнила, к кому приходил одинокий японец, уверенности у нее поубавилось. Однако и напуганной она не выглядела, просто прикусила губу, размышляя о чем-то.
Заметив ее нерешительность, Рада достала из сумки удостоверение и показала кикиморе.
– Мы не из градстражи, – заверила она. – Я толмач, а тот, кого мы ищем, мой подопечный. Я очень хочу его найти, но я никому здесь не смогу доставить неприятности, даже если попытаюсь. Просто он пропал, и я за него волнуюсь.
– А это кто? – Кикимора с подозрением покосилась на Пилигрима.
– Это просто мой парень, – отмахнулась Рада. – Личное одолжение, так сказать. Мне раньше не доводилось приходить в подземную биржу, одной как-то страшно, и я уговорила его пойти со мной.
Поначалу весь этот импровизированный спектакль возмутил Пилигрима. Зачем говорить, будто они не из градстражи, если он из градстражи и очень даже может заставить кикимору сотрудничать? Но до него быстро дошло: тот, с кем встречался теннин, вполне может заниматься не только законными делами. Кикимора его не боится и не жалеет, однако не хочет ссориться. Она вряд ли рискнула бы подставить его перед градстражей.
Но вот толмачи ее не пугали, они вообще никого не пугали.
– Он ходил тут, совсем как вы сейчас, и искал кладника, – наконец сообщила она. – Я его запомнила, потому что он бедненький такой, потерянный был…
– Он любого кладника искал? – мягко перебила ее Рада.
– Нет, Марьяна… не знаю, какие у них дела были, но Марьян его принял у себя. Он же у нас важный, со своим кабинетом! – Кикимора кивнула на череду деревянных дверей вдоль дальней стены. – Только вы ничего плохого не подумайте! Марьян его принял, они поговорили, и этот смешной человечек сам ушел.
– Долго говорили? – уточнил Пилигрим.
– Не знаю, я не засекала, час где-то… Точно не скажу. Но я видела, как он уходил, потому что я тогда за чаем ходила. Он нормальный был, не избитый ничего, просто такой же грустный. Или даже более грустный, чем раньше, я не знаю, по нему сказать сложно.
– Понятно, спасибо… А Марьян сейчас у себя?
– Нет, – покачала головой кикимора, и зеленые волосы тут же заволновались у остренькой звериной мордашки. – Он только по пятницам тут появляется. В остальные дни он в банке своем сидит, где-то недалеко тут, на Комсомольской, кажется, но точно я не уверена, это надо проверять… Если вы толмачи, вы проверить сможете!
– Проверим, – подтвердила Рада. – Мой подопечный тут только один раз был? Больше не приходил?
– Ну, лично я только один раз видела.
– Спасибо!
Пилигрим прекрасно понимал, что кикимора могла и соврать им – и что, скорее всего, не соврала. Зачем ей? Она даже не знала, что произошло серьезное преступление.
Причин оставаться в подземной бирже у них не осталось, и Пилигрим был рад, что они ушли: от урагана запахов и звуков у него начинала кружиться голова. Пока они двигались обратно к метро по полутемному коридору, он пытался вспомнить все, что было ему известно о кладниках.
Эти-то местные, в отличие от теннинов, хотя и немногочисленные. Но их никогда много не было, даже в лучшие для них годы – а это пару веков назад. Тогда кладники вообще королями ходили. Притворяясь людьми, они мигом становились богатейшими жителями городов и деревень. А все потому, что чувствовали, где клады зарыты, золото и серебро находили без труда, драгоценные каменья собирали, как иные собирают грибы.
Но был там и какой-то подвох, серьезный подвох… Пилигрим не мог вспомнить, какой именно, однако в памяти четко отложилось, что кладники оставались несчастны, а все их непостижимые богатства были призваны это несчастье лишь уменьшить – насколько возможно. Что же там было?.. Пилигрим впервые пожалел, что проигнорировал большую часть лекций об истории нечисти.
К его немалому облегчению, в метро они не задержались, Раде и самой не хотелось привлекать внимание. Они поднялись по другой лестнице, а потом по наземному переходу перешли дорогу и оказались в Александровском сквере.
Там в июне было на удивление красиво. Деревья, древние, поднимавшиеся к самому небу, дышали свежей зеленью. Чуть позже, где-то к концу июля, ее побьет жара, многие листья ссохнутся, и красота чуть померкнет – хотя и не увянет полностью до поздней осени. Но сегодня исполины снова были молодыми, они давали тень и прохладу, словно приглашая в гости тех, кто устал от городской суеты.
Здесь Пилигриму как раз нравилось: меньше шума, чище воздух. Он наслаждался красотой сквера, так приятно похожего на родные ему леса. Рада же по сторонам не смотрела, она уткнулась в планшет, разыскивая что-то среди скучных длинных текстов.
Они прошли по аллее и устроились на одной из лавок с высокими изогнутыми спинками, у самого фонтана. Вода взлетала в воздух и искрилась в солнечных лучах. За стеной деревьев кремовым пирожным проглядывало здание театра. Время в Александровском сквере застыло и давно уже никуда не спешило.
Это умиротворение исцеляло Пилигрима. Он чувствовал, что в подземной бирже та часть его, которую он не любил и опасался, напряглась. Еще бы, там для нее охотничья территория! А здесь только покой, и человек вновь брал верх над зверем…
– Нашла! – торжественно объявила Рада.
– Что ты там уже нашла? Ты так и не объяснила, зачем тебе срочно понадобились соцсети.
– А это не соцсети, это внутренняя база данных толмачей.
Пилигрим прекрасно знал, что толмачи следят не только за приезжей нечистью. Им полагалось знать обо всех нелюдях, селившихся в городе – а нелюди, в свою очередь, должны были подавать сведения добровольно, чтобы не нарваться на проблемы с градстражей.
У градстражи была такая же база данных, и Пилигрим мог бы заглянуть туда, но ему сейчас хотелось смотреть не на экран, а на вековые деревья.
– Ты нашла этого кладника? – догадался он.
– Ага, с таким именем, как у него, это несложно. Кладников вообще в Минске мало, меньше десяти, и Марьян среди них только один. Полностью это чудо зовется Марьян Охримовский, под этим именем и живет в мире людей. Работает директором банка, вполне стандартное прикрытие для кладника.
– Преступления когда-нибудь совершал?
– Не привлекался, – уклончиво ответила Рада. – Но ты же знаешь: есть разница между «не совершал» и «не доказали». Любопытно другое… Среди тех подозрений, с которыми связан Марьян, никогда не было нелегальной торговли артефактами. Так что почему Канзабуро-сан искал именно его – непонятно.
– Но мы ведь и не уверены, что теннин хотел продать артефакт, это больше твоя идея. В чем подозревали кладника?
– В том, в чем обычно подозревают кладников – в нелегальном исполнении желаний.
И тут Пилигрим наконец вспомнил подвох, связанный с этим видом нечисти. Кладники испытывали постоянный голод. И никакое количество еды не могло его заглушить, он кружил над ними днем и ночью, как стервятник. Этот голод лишал их возможности радоваться всем своим богатствам, всей власти, что им доставалась. У них все было – а несчастье все равно отказывалось их покидать.
Единственным, что могло приглушить этот жуткий голод, была энергия чужой души. А чтобы ее получить, кладник заключал сделку с человеком – дарил богатство, взамен же получал чужую радость, которая делала его собственное существование чуть лучше.
Легенда гласила, что был лишь один способ полностью заглушить голод: для этого кладнику полагалось отказаться ото всех своих богатств. Но ни один кладник так и не решился проверить, правда это или нет. Всем им почему-то казалось, что без золота жизнь уж точно не мила.
Еще в двадцатом веке кладникам запретили заключать контракты с людьми. Но отказаться от чужого счастья не так-то просто, и где-то в тенях желания все равно исполнялись. Наименее удачливых кладников ловила за такое градстража. Те, кто поумнее да поопытнее, оставались под подозрением, а наказание так и не получали.
Марьян Охримовский был из второй категории. Слухи о том, что он похищает энергию души сразу у нескольких людей, ходили давно. Но за руку его никто не ловил, а доказать такую магию было невозможно.
– Он не будет с нами говорить, – указал Пилигрим, просматривая личное дело Охримовского. – Ни с тобой как с толмачом, ни со мной как с градстражем. Зачем ему это?
– Чтобы избежать проблем с законом?
– Он и так их годами избегает – совершая преступления.
– Ну, это как раз не доказано…
– Вот потому и не доказано.
– Все равно нужно пробовать, – настаивала Рада. – Если он не причастен к исчезновению Канзабуро-сана, ему выгодно поговорить с нами, чтобы выйти из круга подозреваемых.
Пилигрим считал такой аргумент сомнительным, потому что для кладников слово «выгода» имело совсем другое значение. Но спорить он не стал, начать действительно следовало с вежливого разговора.
Банк располагался неподалеку от Александровского сквера и подземной биржи, тут кикимора не ошиблась. Они добрались туда за пять минут и скоро стояли перед старым зданием, затерянным на узкой улочке. Здесь, в центре, Минск был особенным: он казался куда старше собственного возраста, он будто сошел с древних гравюр. Все эти дома в пастельной штукатурке, камни на мостовой, кованые указатели и ограды… Их не портило даже соседство неоновых витрин и грубоватой рекламы. Привет из прошлого, просто понятный не всем.
Банк тоже сделался незаметным. В последнее время такие заведения предпочитали окружать стеклом и бетоном, современными технологиями, зеркалами, мониторами… Здесь это стало бы неуместным. Новая реальность потеснилась, смиренно обживаясь в старой архитектуре.
Тут все было обустроено в первую очередь для людей, как и весь город. Да и большинство сотрудников наверняка были людьми, не подозревавшими, кто ими управляет. Однако Пилигрим не сомневался, что и нечисти здесь хватает на всех уровнях, подобное тянется к подобному.
Они вошли через главный вход, миновали тесный холл и свернули в общий зал, намереваясь узнать, нет ли легальной возможности увидеться с начальством.
Однако в общем зале сейчас было не до них. Внимание сотрудников и других клиентов оказалось приковано к мужчине лет шестидесяти, скандалившему у кассы. Мужчина был высокий, тощий и морщинистый, как индюшачья шея, хотя морщины эти были скорее мимическими, а не возрастными. Казалось, что сначала этого мужчину надули до предела, потом он постепенно сдувался и теперь стал похож на старый воздушный шарик, потускневший и пожеванный. Зато ни о какой немощи и речи не шло, скандалил он со всем жаром юности, то и дело откидывая с лица длинные вьющиеся волосы.
– Не надо мне заговаривать зубы! – вещал мужчина, и его голос эхом разлетался под сводами старого здания. – Я требую почитать устав! Мне нужна вся информация о сотрудниках, включая санитарные книжки! У вас есть санитарные книжки? У вас должны быть санитарные книжки, вы работаете с людьми!
– Его тут только не хватало, – пробурчала себе под нос Рада. – Как не вовремя! Хотя он всегда не вовремя.
– Ты его знаешь? – удивился Пилигрим.
– Ага. Это Валерий Боч, он из комитета гражданского содействия – или как там они правильно называются? Все время забываю.
Пилигрим тоже не помнил, как именно они называются, но понимал, о ком речь. С нечистью работали многие люди – всегда так было. А еще некоторые люди знали о существовании нечисти, но к сотрудничеству были совершенно не приспособлены. Они рвались помочь, а толку от них не было, как ни крути. И вот такие люди сформировали тот самый комитет, точное название которого не могла вспомнить Рада, да и никто его не помнил.
Официальной организацией они считаться не могли, скорее, клубом по интересам. Они сами себе придумывали задания, сами их выполняли. Градстраже полагалось следить, чтобы они не нарывались слишком уж сильно, но в целом их не драконить.
– Что он здесь делает? – поразился Пилигрим.
– Скорее всего, хочет почувствовать себя главным и покопаться в документах. Это в его мире. По факту же он просто всем мешает.
Валерий Боч определенно не считал себя помехой. Он хотел проверить, насколько чистые у здешних сотрудников документы, привиты ли эти люди, прошли ли необходимую подготовку. Он чувствовал себя борцом, чуть ли не революционером. Сотрудники-люди считали его городским сумасшедшим. Сотрудники-нечисть опасались, что дед увлечется слишком сильно и попросту их выдаст.
Мирные переговоры завершились, когда Валерий попытался перебраться на другую сторону защитной пластиковой стенки. Отверстие было совсем небольшим, но борца за справедливость это почему-то не смущало. Он сумел засунуть туда руку, зацепился волосами и безнадежно застрял.
Клиенты теперь уходили из зала, охрана, напротив, спешила к кассе. Началась раздражающая суета, и от нее инстинкты, которые Пилигрим с таким трудом заглушил, вновь проснулись. Ему пришлось отойти в сторону, закрыть глаза, сделать несколько глубоких вдохов. Нельзя поддаваться. Нельзя позволять той сущности контролировать его. Иначе ему не только в градстраже, ему на свободе не место!
У него получилось, контроль вернулся. Пилигрим даже опрометчиво решил, что все обошлось – а потом огляделся по сторонам и не увидел рядом с собой Раду. Они не то что разминулись, ее просто не было.
Нигде.
Так не могло случиться! В банке не было реальной опасности, просто истеричный дед устроил панику. Но куда тогда исчезла Рада? Она не решилась бы взять и покинуть своего спутника, совсем не в ее духе.
А они ведь так и не оценили толком опасность этого расследования… Что, если за ними следили с самого начала? Что, если он, Пилигрим, этого банально не заметил? Он мог обмануть кого угодно, но сам-то он знал, что с его способностями пока большие проблемы. Однако он не думал, что все настолько серьезно… или что пострадать может кто-то другой.
Он не собирался отступать. Да, в какой-то момент паника появилась, кольнула иглой. Но Пилигрим быстро подавил ее в себе, он оставался градстражем и готов был действовать.
Начал он с простого: опросил сотрудников банка, не видели ли они его спутницу. Они все это отрицали, но Пилигрим чувствовал, что некоторые отвечали честно, а некоторые откровенно врали. Получается, Раду забрали не неведомые враги, а охрана банка – явно по приказу кладника, иначе и быть не может. Но зачем ему это?
Тут уже мирные вопросы помочь не могли, однако и начинать драку Пилигрим не спешил, иначе его просто вышвырнули бы на улицу, как Валерия Боча. Он сделал вид, что уходит, а сам остановился в коридоре и глубоко вдохнул воздух, стараясь найти знакомый запах.
Полевые цветы – нужно думать только о них. Василек, ромашка, розовый клевер. Да, раньше все это ничего не значило для Пилигрима. Но он стал другим, и запахи превратились в точно такой же источник информации, как звуки или изображения.
Он нашел ее. Не сразу, но быстро – Пилигрим даже не ожидал, что так получится. Похоже, та новая часть его, которую он побаивался, не была врагом, не до конца так точно. Иногда она работала против него, а иногда приходила на помощь, как сейчас.
Рада все еще оставалась в здании, уже хорошо – могли ведь выволочь через черный ход и увезти куда-нибудь. Но если она рядом, он найдет, это без вариантов. Пилигрим двинулся в противоположную от общего зала сторону, туда, где располагались пронумерованные двери.
Естественно, соваться туда ему не полагалось. Сначала его пыталась остановить бурно возмущающаяся женщина средних лет. Она кричала, махала руками и этим поразительно напоминала курицу. Она грозила охраной. Пилигрим предпочел вообще не отвечать ей, он чувствовал: она его побаивается. Она потом куда-то убежала, ей сложно было смотреть в его измененные глаза.
Куда более серьезным препятствием стала дверь с кодовым замком, преграждавшая путь в самую важную часть служебных помещений. У Пилигрима не было ни одного законного способа открыть ее прямо сейчас, а действовать требовалось быстро, потому что запах полевых цветов исчезал за дверью. Значит, законом можно было пренебречь – на свой страх и риск.
Пилигрим постарался успокоиться, сосредотачивая все свое внимание на новой силе. На суде его не похвалят за такое… Но это все равно не так страшно, как потерять Раду. Поэтому силу он все-таки использовал, ударил один раз – и этого оказалось достаточно, чтобы кодовый замок вместе с куском двери улетел куда-то вглубь коридора. Интересно, были ли здесь камеры? Не важно. Кладник сам совершил преступление, он не рискнет публиковать запись.
Когда дверь открылась, аромат полевых цветов вернулся с новой силой. Следуя за ним, Пилигрим оказался у просторного кабинета.
Он сразу почувствовал, что внутри сейчас четверо, и убедился в этом, когда открыл дверь. За письменным столом развалился кладник. На стуле сжалась взлохмаченная, но скорее злая, чем испуганная Рада. Над ней стояли двое рослых охранников.
Охранники напали сразу, не дожидаясь приказа своего босса. Видно, так у них было заведено: кладник же умный, он всегда мог сказать, что это была их инициатива, он тут ни при чем. Они даже не поинтересовались, на кого напали, не дали Пилигриму объявить, что он из градстражи, это тоже помогло бы им на суде.
Ему было все равно… Нет, не так. Он был даже рад, что они напали. Пилигрим чувствовал: та часть его, которая помогла так быстро найти Раду, рвалась на свободу, требовала платы. Если бы она осталась глухой злостью в его груди, ни к чему хорошему это не привело бы. Охранники, сами того не желая, дали ему отличный способ выпустить гнев.
Хотя они понятия не имели, что помогают ему. Они были намного выше и крупнее, определенно из нечисти, пусть даже непонятно, какой. По сравнению с ними Пилигрим казался обычным мальчишкой, вот они и надеялись его избить и швырнуть в какой-нибудь мусорный бак.
Их проблема заключалась в том, что наивным мальчишкой он как раз не был. В градстраже его учили драться – и он был одним из лучших даже тогда, когда оставался прежним. Теперь же он стал новым, и это тоже помогало. Он обошелся своими силами, не достал нож, для ножа пока не пришло время.
Первый охранник попытался сгрести его массивными ручищами, как медведь. Пилигрим без труда увернулся и оттолкнул гиганта с такой силой, что тот ударился о стену, оставил трещину на штукатурке и повалился на пол. Его напарника это должно было хоть чему-то научить, да не срослось, он рванулся вперед с такой же наглостью. Пилигрим перехватил его руку при попытке удара, вывернул, заставил охранника замереть – потому что следующее движение могло выбить плечевой сустав.
– Угомонились? – холодно поинтересовался Пилигрим. – Теперь могу порадовать: вы напали на сотрудника градстражи при исполнении. Наказывается это заключением на срок до пяти лет, или обращением в камень на тот же срок, или лишением магических способностей, или превращением в гусей. Сюрприз.
Охранники хмуро переглянулись, но оправдаться не попытались. Зато Марьян решил, что наблюдал он достаточно долго, пора бы проявить себя.
– Но мы же не знали! – всплеснул руками он. – Как можно винить за незнание?!
Кладник представлял собой довольно любопытное зрелище – настолько, что, разглядывая его, несложно было позабыть обо всем вокруг. Он оставался в человеческом обличье, но даже так он был огромен. Он занимал все широкое кресло и растекался за его пределы. Он был шаром – с широкой шеей, короткими пухлыми руками и ногами. Его щеки оказались настолько большими, что свисали почти до плеч. Где-то между тугими сферами этих щек и складками лба скрывались крохотные глазки. Курносый нос подозрительно напоминал пятачок, хотя вряд ли кто-то осмеливался сказать об этом уважаемому банкиру. Волосы светло-русого цвета оказались совсем реденькими, между ними проглядывала плешь. Кожа кладника сально блестела, сколько бы он ни протирал ее платком.
Его нечеловеческое происхождение не имело к такой примечательной внешности никакого отношения – не напрямую так точно. Просто Марьян все время ел. Мусорная корзина в его кабинете была с горкой завалена ведерками от куриных крылышек, упаковкой от гамбургеров, коробками из-под пирожных. Даже сейчас перед ним на тарелке лежал надкушенный бутерброд, от которого его, очевидно, отвлекло появление Рады.
Пилигрим разглядывал его с изумлением, а вот Рада насмотреться уже успела, она ответила:
– Вас можно винить в первую очередь за то, что меня похитили!
– Кто вас похитил, я вас похитил?! – возмутился Марьян с таким видом, будто ему только что плюнули в лицо и растерли блинчиком.
– Вот эти ваши, – Рада указала на охранников.
– Я их не просил!
– Я только что требовала меня отпустить, а мне даже со стула встать не дали!
– Так разве ж я что-то сказал? Кто вас удерживал, я или они?
– Вы не приказали им меня отпустить!
– Они бы не послушали. Вы видели, какие они огромные? Я их боюсь!
– Так, достаточно, – опомнился Пилигрим. – Цирка мне на сегодня хватило. Вы двое, выметайтесь!
Охранники и рады были подчиниться. Марьян проводил их тоскливым взглядом, теперь спихивать вину было не на кого. Однако возражать и вступать в прямой конфликт он не решился.
– Видите, они послушные, – язвительно заметила Рада. – Стоило попробовать!
– В следующий раз учту, – буркнул Марьян.
– Какой еще следующий раз?!
– Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит? – вклинился Пилигрим. – Я только на миг отвернулся – а тебя уже нет!
– Сама такого не ожидала, – признала Рада. – Это вон те два лося, которым, конечно же, никто ничего не приказывал, ловко сработали. Схватили меня и сюда приволокли, я и пикнуть не успела.
– Зачем?
– Они не сказали: первое время они просто мешали мне встать, а потом ты подоспел. Но рискну предположить, что наша не сильно уважаемая кикимора успела позвонить вот этой фрикадельке и сообщить, что его ищут. Ну а уже он собирался допросить меня с пристрастием.
– Какая еще кикимора? Не знаю никакую кикимору! Ни одной не знаю! – объявил Марьян. Но по злому взгляду крошечных глазок несложно было догадаться: все он прекрасно знает, Рада попала в цель.
– Поговорить нам все равно придется, – указала Рада. – Но теперь уже по-другому.
В этом она была права, Марьян сам себе оказал медвежью услугу. Может, не знал, с кем связывается, или привык вот так действовать. Если бы Рада и Пилигрим просто пришли к нему, он не обязан был бы говорить с ними – вообще. Мог наврать с три короба или выставить их вон.
Но теперь он сам обеспечил их оружием – возможностью шантажа. Он похитил толмача и натравил свою охрану на градстража. От этого веяло проблемами, которые были уважаемому банкиру совсем не нужны.
– Все это закончится хорошо только при одном раскладе, – предупредила Рада. – Мы задаем вопросы, вы отвечаете быстро и честно. Вот тогда мы уйдем и не будем настаивать на аресте. Если же нет – поговорим в отделении градстражи, мне без разницы, все равно у меня на сегодня других планов нет.
Ее уверенность поражала. Пилигрим чувствовал, что она напугана – да и кто угодно был бы напуган на ее месте! Но если бы он был простым человеком, он бы этого не заметил, держалась она отлично, он даже не ожидал такого от мелкой девицы без магических способностей.
Кладник тоже был впечатлен. Он злился, однако кое-как сумел растянуть пухлые щеки в фальшивой улыбке.
– Помогу чем смогу, – пообещал он.
– Лучше правдой помочь, – сухо заметил Пилигрим. – Предупреждаю сразу: ложь я чувствую.
– Конечно же, правдой! Я всегда говорю только правду! – тут же солгал Марьян.
Рада осталась на том же стуле, только устроилась свободней. Пилигрим подошел поближе и остановился у нее за спиной, чтобы она чувствовала себя уверенней. Садиться он не собирался, ему нравилось смотреть на кладника сверху вниз.
Рада достала все то же фото теннина и передала его Марьяну.
– Узнаете его? – спросила она. – И перед ответом как-то закрепите в памяти, что ложь не прокатит.
Дураком Марьян не был. Если он действительно связался с кикиморой, должен был знать, что она сообщила им все про его встречу с Канзабуро – и время этой встречи. Со случайно свернувшим не туда незнакомцем час не разговаривают.
Если бы кладник сейчас начал врать и уходить от ответа, это стало бы намеком на то, что он причастен к похищению Канзабуро. Марьян и сам, должно быть, понял это. После недолгой паузы он решился говорить правду:
– Да, он был у меня несколько дней назад, недели не прошло.
– Зачем он искал вас?
– У него случилась история любви.
Пилигрим давно уже догадывался, что японец прибыл в Минск не просто так, никакой туризм его не интересовал. Теперь это подтвердилось.
Ито Канзабуро уже несколько лет переписывался с местной переводчицей и японисткой. Их общение началось с общих профессиональных интересов, постепенно напиталось симпатией, а потом полыхнуло романтикой. Для застенчивого и нелюдимого теннина это, похоже, была первая большая любовь, да и собеседнице он понравился. Но он приехать стеснялся, а она не могла – не хватало денег.
– Она из тех, кто верит, будто деньги все решают, – рассмеялся Марьян. – А деньги на самом деле не решают ничего! Но в этом каждый желает убедиться самостоятельно.
– Вы заключили с ней сделку? – холодно осведомился Пилигрим.
– Я-то? Я тут ни при чем. Она просто имела неосторожность высказать при мне свое желание, а моя магия сработала инстинктивно. У кладников так бывает!
Это тоже было враньем – минимум наполовину. Скорее всего, та женщина, не знавшая законов магии, и правда высказала желание случайно. Но Марьян прекрасно знал, что делает, просто не захотел отказываться от лакомого кусочка. Однако признаваться в таком перед градстражем было слишком опасно, отмалчиваться – тоже, вот кладник и сочинил историю про случайную магию.
Ситуацию это не меняло. Женщина, загадавшая желание, в тот же день выиграла огромную сумму в лотерею. Вот только счастья это ей не принесло, сделки с кладником счастье и не обещают. Она была непередаваемо богата, она могла купить себе что угодно, однако ей больше ничего не хотелось, а возможность без желания бессмысленна.
Женщина, ничего не знавшая о собственной сделке с кладником, не могла понять, что происходит. Сбылись все ее мечты – и тут же потеряли смысл. У нее не было ни одной причины для горя, все шло отлично, а ей с каждым днем становилось все хуже и хуже.
Чтобы вырваться из заколдованного круга, она решила отправиться в желанное путешествие, встретить человека, которого смогла полюбить на расстоянии. Добралась, встретила. Ее любовь и правда была сильна, счастье мелькнуло на короткий миг – и тут же отправилось из ее души прямиком в ненасытную пасть кладника. Это стало для нее серьезным ударом, ее не покидало ощущение, что надежды больше нет.
Она даже не догадывалась, что ее возлюбленный на самом деле не человек. Да и теннин не спешил раскрывать ей правду, но сам он почувствовал: творится нечто неладное. Большее, чем простая человеческая хандра. Он мало что знал о славянской нечисти, понятия не имел, кто такие кладники, поэтому сразу помочь своей любимой не сумел. Она вернулась домой, а он начал собирать информацию.
– Я не представляю, как он на меня вышел, – заявил Марьян, и теперь он был честен. – Думаю, просто вычислил сначала воздействие кладника, а потом прикинул, с кем из кладников могла пересечься его бабенка. Он настойчивый.
– Чего он хотел от вас?
– Ее свободы, разумеется. Он понимал, что я не отдам ее просто так.
– Почему? – не выдержал Пилигрим. – Сделка же якобы была заключена случайно!
Он понимал, что это прозвучало несколько наивно. Ему просто было любопытно, как отреагирует кладник. Тот, как и следовало ожидать, не смутился:
– Случайно или нет, а сделка есть сделка. Я свою часть выполнил – она получила богатство. С чего мне снова увеличивать свой голод? Мне и с малым голодом непросто живется!
– Что предложил вам теннин? – спросила Рада.
– Да сущую ерунду, – раздраженно поморщился кладник. – Какое-то там волшебное платье, с помощью которого можно летать… Ну совсем безмозглые они там, в своей Японии! Куда мне летать? Он меня летающим представлял вообще? Я ж на дирижабль похож буду!
Марьян и правда верил, что заморский гость пытался отделаться от него первой попавшейся безделушкой. А вот Пилигрим уже достаточно знал о теннинах благодаря Раде, чтобы понять истинную суть предложения. Ради любимой женщины Ито Канзабуро был готов отдать самое дорогое: родовое хагоромо, без которого он навсегда потерял бы возможность летать. Ему наверняка казалось, что уж такой жертвы будет достаточно – да не срослось.
– Вы отказали ему? – спросила Рада.
– Конечно, я ему отказал! Зачем мне платьюшко это, в которое я даже не влезу! Я сказал ему принести мне что-нибудь такое, что утолит мой голод получше души его бабенки. Вот тогда сделка была бы разорвана, не спорю. Я свое слово всегда держу!
– Что он ответил на это?
– Что будет искать.
– Вы предложили ему что-то конкретное? Что-то потребовали?
– Нет, если бы существовало что-то конкретное, способное уменьшить мой голод лучше, чем человеческая душа, оно давно было бы у меня, – хмыкнул Марьян. – Япошка сказал, что будет искать. Я решил: пусть ищет, мне-то что? Я видел его всего один раз в жизни, во время того разговора. Потом он ушел, и мы больше не встречались. И вот я узнаю, что его кто-то ищет через меня! Но это глупо, должен вам сказать. Мы с ним не были связаны. Я не представляю, что с ним стало, и мне это неинтересно.
– Не сомневаюсь, – холодно произнесла Рада. – Но про свою невольную клиентку вы точно знаете побольше. Запишите все, что вам о ней известно.
– Я, вообще-то, не обязан!
– Нос сломаю, – предупредил Пилигрим.
– Что-о-о? – взвился Марьян. – Это не по закону! По закону вы должны меня задержать и предъявить обвинения!
– Это да, но мне лень, поэтому я незатейливо сломаю нос.
– Какой кошмар! И это говорит наша градстража! Честной нечисти!
На самом деле Пилигрим никому ломать нос не собирался, однако Марьян об этом не знал. Кладник всех судил по себе, он не сомневался, что если он способен на насилие, то и остальные тоже без проблем пересекут эту черту.
Именно поэтому угроза сработала. Возмущенно сопя и косясь на Пилигрима, кладник торопливо записал что-то и передал листок бумаги Раде. Она очаровательно улыбнулась ему:
– Спасибо за ваше содействие! И еще… Когда вам в следующий раз захочется кого-нибудь похитить, идите и убейтесь об стену с разгона. Хорошего дня!