Предисловие
Пауль Йозеф Геббельс не дожил до своего сорок восьмого дня рождения. Тщательно выстраиваемая им великая империя марева и кошмаров просуществовала двенадцать лет, оставив после себя дымящиеся стыдом, болью и ужасом руины. Третий рейх исчез с политической карты мира, но по-прежнему жил в сердцах и умах, – ядовитых сердцах и тёмных умах, – ибо такова была его сила. Сила пропаганды. Такова была его власть. Власть тонко сплетённого кружева лжи и полуправды. Власть ненависти и примитивной, животной (о, как Геббельс любил употреблять это слово по отношению к врагам рейха!) радости, физически воплощённой в миллионах рук, вскинутых вверх. Можно убить человека, можно уничтожить государство, но идея, – болезненная, злобная, чудовищная, – способна жить вечно.
Идея умеет течь сквозь года, дробясь на мелкие идейки, видоизменяясь, принимая то, что её усилит, и отвергая то, что ей не подходит. И запреты не могут её истощить, только подпитать, наполнить новыми смыслами, предложить иные трактовки, помочь мимикрировать под нечто не только безобидное и милое, но и соблазнительное, ибо соблазн в природе запрета. Есть только один способ убить идею – рассказать о ней правду. Безжалостно эксгумировать, уложить на секционный стол, вскрыть, извлечь органокомплекс и продемонстрировать миру каждый изъян. Но, описывая внутреннее устройство идеи, бойтесь солгать, потому что ложь – плод неуверенности, а неуверенность – мать веры. Единожды почувствовав ложь, люди начинают верить в то, что вы отчаянно желали опровергнуть. А разочаровавшись, ведь разочарование в том, кто солгал, неизбежно, они вспомнят, что именно вы им солгали. И участь ваша будет страшна.
Этим произведением я предлагаю вам заглянуть в нутро самой человеконенавистнической идеи за всю мировую историю. Дорогие читатели, на секционном столе нацизм. Подойдите ближе, я делаю первый надрез.