how is it so easy for you
to be kind to people he asked
milk and honey dripped
from my lips as i answered
cause people have not
been kind to me
как тебе удается быть
столь доброй, спросил он меня.
молоко и мед потекли
с моих губ, когда раздался ответ:
все оттого, что ко мне
не были так добры.
the first boy that kissed me
held my shoulders down
like the handlebars of
the first bicycle
he ever rode
i was five
he had the smell of
starvation on his lips
which he picked up from
his father feasting on his mother at 4 a.m.
he was the first boy
to teach me my body was
for giving to those that wanted
that i should feel anything
less than whole
and my god
did i feel as empty
as his mother at 4:25 a.m.
от поцелуя первого мальчика
мои плечи поникли ниже
крыльев руля
первого велосипеда,
оседланного им.
мне было пять.
на губах его был
привкус жажды,
перенятый у отца,
скакавшего на матери в 4 утра.
и он стал первым,
учившим мое тело
быть подарком для тех, кто желал,
чтобы я терзалась чуть меньше,
не всецело.
но, боже мой,
была ли моя пустота глубже той,
что вкусила его мать в 4.25.
`
it is your blood
in my veins
tell me how i’m
supposed to forget
ведь это твоя кровь
течет в моих венах.
скажи же мне, как
я могу позабыть.
the therapist places
the doll in front of you
it is the size of girls
your uncles like touching
point to where his hands were
you point to the spot
between its legs the one
he fingered out of you
like a confession
how’re you feeling
you pull the lump
in your throat out
with your teeth
and say fine
numb really
– midweek sessions
кабинет терапевта.
ты стоишь рядом с куклой,
похожей на девочек,
каких дядюшки любят потрогать.
покажи, где была его рука.
ты кивнешь на место
между ног этой куклы,
он уткнет в тебя палец,
как на исповеди.
как ты себя чувствуешь?
ты стиснешь свои зубы,
и проглотишь комок,
поджимающий горло,
и ответишь: нормально.
прозвучит равнодушно.
– еженедельный сеанс
he was supposed to be
the first male love of your life
you still search for him
everywhere
– father
ему предназначалось быть
первым любящим тебя мужчиной.
ты продолжаешь его искать
повсюду.
– отец
you were so afraid
of my voice
i decided to be
afraid of it too
тебя так пугал
мой голос,
что я тоже боюсь
его испугаться.
she was a rose
in the hands of those
who had no intention
of keeping her
она была розой
в руках тех,
кто не собирался
за ней ухаживать.
every time you
tell your daughter
you yell at her
out of love
you teach her to confuse
anger with kindness
which seems like a good idea
till she grows up to
trust men who hurt her
cause they look so much
like you
– to fathers with daughters
каждый раз, когда ты
говоришь своей дочери,
что кричишь на нее
потому, что любишь,
ты учишь ее путать
злость с добротой,
что кажется неплохой идеей,
пока она не вырастет девушкой,
доверяющей своим обидчикам.
ведь все эти мужчины
так похожи на тебя.
– для отцов дочерей
i’ve had sex she said
but i don’t know
what making love
feels like
я занималась сексом, сказала она,
но я не знаю,
что значит
заниматься любовью.
if i knew what
safety looked like
i would have spent
less time falling into
arms that were not
знать бы мне,
какова безопасность,
я бы гораздо реже
падала в те объятья,
где ее не найти.
sex takes the consent of two
if one person is lying there not doing anything
cause they are not ready
or not in the mood
or simply don’t want to
yet the other is having sex
with their body it’s not love
it is rape
секс происходит с согласия двух,
и, если он притворно не видит,
что она не готова,
не в настроении
или просто не хочет,
и продолжает любить ее тело,
не любовь это ―
изнасилование.
the idea that we are
so capable of love
but still choose
to be toxic
в нас ―
до краев любви,
мы выбираем – жалить.
there is no bigger illusion in the world
than the idea that a woman will
bring dishonor into a home
if she tries to keep her heart
and her body safe
нет большего заблуждения,
чем вера в то, что женщина
обесчестит имя семьи,
не сохранив свое сердце
и тело.
you pinned
my legs to
the ground
with your feet
and demanded
i stand up
ты пригвоздил
мои ноги
к земле
своими ступнями
и потребовал
встать.
the rape will
tear you
in half
but it
will not
end you
насилие
разорвет тебя
пополам,
но
не уничтожит
тебя.
you have sadness
living in places
sadness shouldn’t live
твоя печаль
обитает там,
где печали не место.
a daughter should
not have to
beg her father
for a relationship
дочери
не молить отца
о любви.
trying to convince myself
i am allowed
to take up space
is like writing with
my left hand
when i was born
to use my right
– the idea of shrinking is hereditary
убеждать себя
в своем праве
занять некое место ―
это как писать
левой рукой,
когда родилась
правшой.
– застенчивость по наследству
you tell me to quiet down cause
my opinions make me less beautiful
but i was not made with a fire in my belly
so i could be put out
i was not made with a lightness on my tongue
so i could be easy to swallow
i was made heavy
half blade and half silk
difficult to forget and not easy
for the mind to follow
ты велишь мне быть тише, поскольку
в собственном мнении нет привлекательности,
но я рождена не с пламенем в животе,
чтобы потушить его,
я рождена не с легкомыслием на языке,
чтобы проглотить его.
я рождена тяжелой:
наполовину стальной, наполовину шелковой.
мне сложно забыть и почти невозможно
заставить сознание за кем-то следовать.
he guts her
with his fingers
like he’s scraping
the inside of a
cantaloupe clean
он искромсал ее
своими пальцами,
как потрошил обычно
внутренности
дыни канталупы.
your mother
is in the habit of
offering more love
than you can carry
your father is absent
you are a war
the border between two countries
the collateral damage
the paradox that joins the two
but also splits them apart
твоя мать
имеет склонность
предлагать любви больше,
чем ты можешь принять.
твоего отца рядом нет.
ты ― война,
граница двух государств,
побочный ущерб,
парадокс, что сближает обоих
не больше, чем разделяет.
emptying out of my mother’s belly
was my first act of disappearance
learning to shrink for a family
who likes their daughters invisible
was the second
the art of being empty
is simple
believe them when they say
you are nothing
repeat it to yourself
like a wish
i am nothing
i am nothing
i am nothing
so often
the only reason you know
you’re still alive is from the
heaving of your chest
– the art of being empty
извлечение из материнской утробы
стало первым опытом исчезновения.
второй приобрела я,
научившись теряться из виду в семье,
предпочитавшей не замечать дочерей.
искусство быть пустым местом ―
это просто верить,
когда убеждают тебя,
что ты ничего не стоишь;
это повторять словно мантру:
я ничто,
я ничто,
я ничто ―
так часто,
чтобы единственным доказательством
того, что ты жива,
было твое дыхание.
– искусство быть пустым местом
you look just like your mother
$$$$$$$i guess i do carry her tenderness well
you both have the same eyes
$$$$$$$cause we are both exhausted
and the hands
$$$$$$$we share the same wilting fingers
but that rage your mother doesn’t wear that anger
$$$$$$$you’re right
$$$$$$$this rage is the one thing
$$$$$$$i get from my father
ты выглядишь точно как мать.
$$$$$$$полагаю, от нее у меня эта нежность.
у вас одинаковые глаза.
$$$$$$$потому что мы обе измучены.
и руки.
$$$$$$$мы делим на двоих ослабевшие пальцы.
но в ней нет той ярости, что поглощает тебя.
$$$$$$$ты прав.
$$$$$$$эта ярость ― единственное,
$$$$$$$что досталось мне от отца.
when my mother opens her mouth
to have a conversation at dinner
my father shoves the word hush
between her lips and tells her to
never speak with her mouth full
this is how the women in my family
learned to live with their mouths closed
когда мама открывает рот,
чтобы начать разговор за ужином,
отец швыряет словом тишина,
парализующим ее губы, и велит
никогда не говорить с набитым ртом.
вот так в моей семье учат
женщин держать рот закрытым.
our knees
pried open
by cousins
and uncles
and men
our bodies touched
by all the wrong people
that even in a bed full of safety
we are afraid
наши колени
были раздвинуты
двоюродными братьями,
дядюшками,
мужчинами,
наши тела истисканы
не теми людьми.
и даже в безопасности наших постелей
мы остаемся напуганными.
father. you always call to say nothing in particular. you ask what i’m doing or where i am and when the silence stretches like a lifetime between us i scramble to find questions to keep the conversation going. what i long to say most is. i understand this world broke you. it has been so hard on your feet. i don’t blame you for not knowing how to remain soft with me. sometimes i stay up thinking of all the places you are hurting which you’ll never care to mention. i come from the same aching blood. from the same bone so desperate for attention i collapse in on myself. i am your daughter. i know the small talk is the only way you know how to tell me you love me. cause it is the only way i know how to tell you.
отец. ты всегда звонишь, чтобы сказать что-нибудь незначительное. ты спрашиваешь, что я делаю или где я, и, когда между нами повисает тишина длиною в вечность, я пытаюсь придумать хоть какой-нибудь вопрос, чтобы продолжить наш разговор. что я хочу сказать: я понимаю, этот мир сломал тебя. тебе было тяжело. я не виню тебя в том, что ты не умеешь быть со мной мягким. иногда, не в силах уснуть, я размышляю обо всех этих ранах, о которых ты никогда не захочешь поговорить. в моих жилах течет та же больная кровь. я из той же кости и так отчаянно нуждаюсь во внимании, что обрушиваюсь на себя сама. я твоя дочь. я знаю, для тебя эти короткие беседы ― единственный способ сказать о своей любви. а мой единственный способ ответить тебе ― это моя книга.
you plough into me with two fingers and i am mostly shocked. it feels like rubber against an open wound.
i do not like it. you begin pushing faster and faster. but i feel nothing. you search my face for a reaction so i begin acting like the naked women in the videos you watch when you think no one’s looking. i imitate their moans. hollow and hungry. you ask if it feels good and i say yes
so quickly it sounds rehearsed. but the acting.
you do not notice.
ты вонзил в меня два пальца, и я оцепенела. это было так, словно в открытую рану засунули резинку. мне это совсем не понравилось. ты начал двигать своими пальцами быстрее и быстрее. но я ничего не чувствовала. ты посмотрел мне прямо в глаза, ожидая реакции. и я повела себя подобно голым женщинам в фильмах ― ты смотрел их, когда думал, что тебя не видят. я имитировала их стоны. громкие и голодные. ты спросил, хорошо ли мне, и я ответила да так быстро, что это прозвучало фальшиво. но подействовало. ты ничего не заметил.
the thing about having
an alcoholic parent
is an alcoholic parent
does not exist
simply
an alcoholic
who could not stay sober
long enough to raise their kids
проблема тех,
чей родитель алкоголик,
заключается в том,
что родителя-алкоголика
не существует.
просто потому,
что алкоголик ― это тот,
кто не может оставаться
достаточно трезвым,
чтобы вырастить своих детей.
i can’t tell if my mother is
terrified or in love with
my father it all
looks the same
нельзя сказать,
боится мама или любит
отца. ведь это
так похоже.
i flinch when you touch me
i fear it is him
ты касаешься меня, я вздрагиваю ―
боюсь, что это он.
в руках тех,
кто не собирался
за ней ухаживать.
every time you
tell your daughter
you yell at her
out of love
you teach her to confuse
anger with kindness
which seems like a good idea
till she grows up to
trust men who hurt her
cause they look so much
like you
– to fathers with daughters
каждый раз, когда ты
говоришь своей дочери,
что кричишь на нее
потому, что любишь,
ты учишь ее путать
злость с добротой,
что кажется неплохой идеей,
пока она не вырастет девушкой,
доверяющей своим обидчикам.
ведь все эти мужчины
так похожи на тебя.
– для отцов дочерей
i’ve had sex she said
but i don’t know
what making love
feels like
я занималась сексом, сказала она,
но я не знаю,
что значит
заниматься любовью.
if i knew what
safety looked like
i would have spent
less time falling into
arms that were not
знать бы мне,
какова безопасность,
я бы гораздо реже
падала в те объятья,
где ее не найти.
sex takes the consent of two
if one person is lying there not doing anything
cause they are not ready
or not in the mood
or simply don’t want to
yet the other is having sex
with their body it’s not love
it is rape
секс происходит с согласия двух,
и, если он притворно не видит,
что она не готова,
не в настроении
или просто не хочет,
и продолжает любить ее тело,
не любовь это ―
изнасилование.
the idea that we are
so capable of love
but still choose
to be toxic
в нас ―
до краев любви,
мы выбираем – жалить.
there is no bigger illusion in the world
than the idea that a woman will
bring dishonor into a home
if she tries to keep her heart
and her body safe
нет большего заблуждения,
чем вера в то, что женщина
обесчестит имя семьи,
не сохранив свое сердце
и тело.
you pinned
my legs to
the ground
with your feet
and demanded
i stand up
ты пригвоздил
мои ноги
к земле
своими ступнями
и потребовал
встать.
the rape will
tear you
in half
but it
will not
end you
насилие
разорвет тебя
пополам,
но
не уничтожит
тебя.
you have sadness
living in places
sadness shouldn’t live
твоя печаль
обитает там,
где печали не место.
a daughter should
not have to
beg her father
for a relationship
дочери
не молить отца
о любви.
trying to convince myself
i am allowed
to take up space
is like writing with
my left hand
when i was born
to use my right
– the idea of shrinking is hereditary
убеждать себя
в своем праве
занять некое место ―
это как писать
левой рукой,
когда родилась
правшой.
– застенчивость по наследству
you tell me to quiet down cause
my opinions make me less beautiful
but i was not made with a fire in my belly
so i could be put out
i was not made with a lightness on my tongue
so i could be easy to swallow
i was made heavy
half blade and half silk
difficult to forget and not easy
for the mind to follow
ты велишь мне быть тише, поскольку
в собственном мнении нет привлекательности,
но я рождена не с пламенем в животе,
чтобы потушить его,
я рождена не с легкомыслием на языке,
чтобы проглотить его.
я рождена тяжелой:
наполовину стальной, наполовину шелковой.
мне сложно забыть и почти невозможно
заставить сознание за кем-то следовать.
he guts her
with his fingers
like he’s scraping
the inside of a
cantaloupe clean
он искромсал ее
своими пальцами,
как потрошил обычно
внутренности
дыни канталупы.
your mother
is in the habit of
offering more love
than you can carry
your father is absent
you are a war
the border between two countries
the collateral damage
the paradox that joins the two
but also splits them apart
твоя мать
имеет склонность
предлагать любви больше,
чем ты можешь принять.
твоего отца рядом нет.
ты ― война,
граница двух государств,
побочный ущерб,
парадокс, что сближает обоих
не больше, чем разделяет.
emptying out of my mother’s belly
was my first act of disappearance
learning to shrink for a family
who likes their daughters invisible
was the second
the art of being empty
is simple
believe them when they say
you are nothing
repeat it to yourself
like a wish
i am nothing
i am nothing
i am nothing
so often
the only reason you know
you’re still alive is from the
heaving of your chest
– the art of being empty
извлечение из материнской утробы
стало первым опытом исчезновения.
второй приобрела я,
научившись теряться из виду в семье,
предпочитавшей не замечать дочерей.
искусство быть пустым местом ―
это просто верить,
когда убеждают тебя,
что ты ничего не стоишь;
это повторять словно мантру:
я ничто,
я ничто,
я ничто ―
так часто,
чтобы единственным доказательством
того, что ты жива,
было твое дыхание.
– искусство быть пустым местом
you look just like your mother
i guess i do carry her tenderness well
you both have the same eyes
cause we are both exhausted
and the hands
we share the same wilting fingers
but that rage your mother doesn’t wear that anger
you’re right
this rage is the one thing
i get from my father
(homage to warsan shire’s inheritance)
ты выглядишь точно как мать.
полагаю, от нее у меня эта нежность.
у вас одинаковые глаза.
потому что мы обе измучены.
и руки.
мы делим на двоих ослабевшие пальцы.
но в ней нет той ярости, что поглощает тебя.
ты прав.
эта ярость ― единственное,
что досталось мне от отца.
(отдать должное наследственности)
when my mother opens her mouth
to have a conversation at dinner
my father shoves the word hush
between her lips and tells her to
never speak with her mouth full
this is how the women in my family
learned to live with their mouths closed
когда мама открывает рот,
чтобы начать разговор за ужином,
отец швыряет словом тишина,
парализующим ее губы, и велит
никогда не говорить с набитым ртом.
вот так в моей семье учат
женщин держать рот закрытым.
our knees
pried open
by cousins
and uncles
and men
our bodies touched
by all the wrong people
that even in a bed full of safety
we are afraid
наши колени
были раздвинуты
двоюродными братьями,
дядюшками,
мужчинами,
наши тела истисканы
не теми людьми.
и даже в безопасности наших постелей
мы остаемся напуганными.
father. you always call to say nothing in particular. you ask what i’m doing or where i am and when the silence stretches like a lifetime between us i scramble to find questions to keep the conversation going. what i long to say most is. i understand this world broke you. it has been so hard on your feet. i don’t blame you for not knowing how to remain soft with me. sometimes i stay up thinking of all the places you are hurting which you’ll never care to mention. i come from the same aching blood. from the same bone so desperate for attention i collapse in on myself. i am your daughter. i know the small talk is the only way you know how to tell me you love me. cause it is the only way i know how to tell you.
отец. ты всегда звонишь, чтобы сказать что-нибудь незначительное. ты спрашиваешь, что я делаю или где я, и, когда между нами повисает тишина длиною в вечность, я пытаюсь придумать хоть какой-нибудь вопрос, чтобы продолжить наш разговор. что я хочу сказать: я понимаю, этот мир сломал тебя. тебе было тяжело. я не виню тебя в том, что ты не умеешь быть со мной мягким. иногда, не в силах уснуть, я размышляю обо всех этих ранах, о которых ты никогда не захочешь поговорить. в моих жилах течет та же больная кровь. я из той же кости и так отчаянно нуждаюсь во внимании, что обрушиваюсь на себя сама. я твоя дочь. я знаю, для тебя эти короткие беседы ― единственный способ сказать о своей любви. а мой единственный способ ответить тебе ― это моя книга.
you plough into me with two fingers and i am mostly shocked. it feels like rubber against an open wound.
i do not like it. you begin pushing faster and faster. but i feel nothing. you search my face for a reaction so i begin acting like the naked women in the videos you watch when you think no one’s looking. i imitate their moans. hollow and hungry. you ask if it feels good and i say yes
so quickly it sounds rehearsed. but the acting.
you do not notice.
ты вонзил в меня два пальца, и я оцепенела. это было так, словно в открытую рану засунули резинку. мне это совсем не понравилось. ты начал двигать своими пальцами быстрее и быстрее. но я ничего не чувствовала. ты посмотрел мне прямо в глаза, ожидая реакции. и я повела себя подобно голым женщинам в фильмах ― ты смотрел их, когда думал, что тебя не видят. я имитировала их стоны. громкие и голодные. ты спросил, хорошо ли мне, и я ответила да так быстро, что это прозвучало фальшиво. но подействовало. ты ничего не заметил.
the thing about having
an alcoholic parent
is an alcoholic parent
does not exist
simply
an alcoholic
who could not stay sober
long enough to raise their kids
проблема тех,
чей родитель алкоголик,
заключается в том,
что родителя-алкоголика
не существует.
просто потому,
что алкоголик ― это тот,
кто не может оставаться
достаточно трезвым,
чтобы вырастить своих детей.
i can’t tell if my mother is
terrified or in love with
my father it all
looks the same
нельзя сказать,
боится мама или любит
отца. ведь это
так похоже.
i flinch when you touch me
i fear it is him
ты касаешься меня, я вздрагиваю ―
боюсь, что это он.
мой голос,
что я тоже боюсь
его испугаться.
she was a rose
in the hands of those
who had no intention
of keeping her
она была розой
в руках тех,
кто не собирался
за ней ухаживать.
every time you
tell your daughter