Самое лучшее средство от всех болезней
– сильная воля и сильный разум.
Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст Парацельс фон Гогенгейм
Осознавание само по себе целительно.
Фредерик (Фриц) Соломон Перлз
Слова Теофраста Парацельса и Фредерика Перлза, представленные в эпиграфе, очень полно и четко характеризуют весь путь самоисцеления, по которому шел М.М. Зощенко в деле улучшения собственного психического и физического здоровья. С другой стороны, этот путь и те результаты, которых он добился, подтверждают истинность слов Парацельса и Перлза.
НО! Не занимайтесь самолечением!
Книги об исцелениях – это поддержка для духа и души, но не заменитель специалистов. Обращайтесь к специалистам!
Имя Михаила Михайловича Зощенко широко известно. Выдающийся и любимый многими писатель, – юморист и сатирик, – чье имя вписано в мировую литературу. Если спросить людей, знающих и любящих Зощенко, что он написал, то они легко перечислят книги, которые составляют «золотой фонд» его произведений.
Но есть книга, которая стоит особняком во всем творчестве писателя, и не все даже очень заядлые любители творчества Зощенко знают ее. Называется она «Перед восходом Солнца».
О чем эта книга? Она о жизни, болезни и исцелении самого М.М. Зощенко.
На протяжении многих лет Зощенко страдал психоневрозом: он испытывал приступы меланхолии, хандры, депрессии, страха. Его посещали мысли о самоубийстве – настолько сильными иногда бывали эти приступы. Но писатель решил бороться и победил свой недуг.
Михаил Михайлович рассказывает о своем пути в деле исцеления: о творческом поиске, получении знаний из области психологии, физиологии, медицины, даже геологии; знакомстве с творчеством самых различных писателей и музыкантов – как подверженных, подобно Зощенко, приступам меланхолии, – так и тем, кто не страдал этим недугом.
Михаил Михайлович развенчивает миф, что якобы все выдающиеся творческие люди непременно страдали меланхолией, хандрой, и что меланхолические приступы – признак великого ума и тонкой душевной организации творческих личностей.
Тем более меланхолия не является «опознавательным знаком» творческого потенциала: мол, если человек подвержен приступам меланхолии, то он непременно – творческая натура с тонкой душевной организацией.
В своей само-психотерапии Зощенко опирался на учение академика И.П. Павлова об условных рефлексах. В их комбинациях он нашел причины своего невроза.
В то же время, в его позиции присутствуют некоторые теоретические положения психоанализа, аналитической психологии К.Г. Юнга, некоторые аспекты будущего экзистенциально-гуманистического течения в психологии, этические идеи философии экзистенциализма.
Что же касается практических приемов исцеления, то они представляют, – на наш взгляд, – большой интерес. Поскольку М.М. Зощенко главным образом опирался на учение об условных рефлексах, логично было бы ожидать, что он и методы будет применять, опираясь на это учение – что-нибудь в духе работ Уотсона и Скиннера. Однако Зощенко пошел по другому пути – по пути осознавания. Задолго до слов Ф. Перлза о том, что осознавание само по себе целительно, Михаил Михайлович на свое личном примере показал целительную силу осознавания.
Книжка, которую вы читаете, является чем-то вроде саммари (саммари (англ. summary – резюме, сводка) – краткое изложение книги, созданное для того, чтобы быстро познакомить читателя с основными идеями автора) с моими комментариями, параллелями и сведениями из области психологии и философии, с привлечением мыслей известных ученых и философов. Слова авторов даются с указанием их имен и фамилий, и в тексте выделяются цитатой и курсивом.
… В 1933 году на страницах литературного журнала «Звезда» впервые была опубликована книга М.М. Зощенко «Возвращенная молодость», посвященная усилиям человека поменять себя в лучшую сторону – вернуть молодость собственными усилиями, собственной активностью. Книга была снабжена некоторыми комментариями из области психологии и физиологии. Она вызвала резонанс в научной (!) среде. Ученые разговаривали с писателем почти как с равным, и он даже стал получать повестки на заседания в Институт мозга. А Иван Петрович Павлов пригласил Михаила Михайловича на свои знаменитые «среды».
Осенью 1934 г. Зощенко познакомился с патофизиологом академиком А.Д. Сперанским, который хорошо отозвался о книге «Возвращенная молодость»: «… То, о чем вы пишете, – следует писать. Изучать сознание есть дело не только ученого. Я подозреваю, что пока еще это в большей степени дело писателя, чем ученого. Я физиолог, и потому не боюсь это сказать».
В августе 1942 г. М.М. Зощенко приступил к написанию книги «Перед восходом Солнца». Сперанский, узнав о том, какую книгу и о чем пишет Зощенко, «благословил» писателя на этот труд.
… Приступы меланхолии начались у Зощенко в юности. В детстве, по его словам, он ничего подобного не испытывал. Вся юность писателя была окрашена приступами хандры, беспричинной тоски, грусти. Хандра преследовала его на каждом шагу. «Я был несчастен, не зная почему», – писал Зощенко.
В восемнадцать лет он решил, что это – рок всех выдающихся умов, утонченных душ, печать гениальности.
Хотя писатель знал, что бывают иные взгляды – радостные, оптимистичные, даже восторженные, – но, – по его признанию, – он не уважал людей, которые были «способны плясать под грубую и пошлую музыку жизни». Такие люди казались ему на уровне дикарей и животных: «Мир ужасен… Люди пошлы. Их поступки комичны. Я не баран из этого стада… Мои любимые философы почтительно отзывались о меланхолии… Удивительно сказать, но в мое время грусть считалась признаком мыслящего человека.... Я стал считать, что пессимистический взгляд на жизнь есть единственный взгляд человека мыслящего, утонченного....».
Приступы хандры чуть не привели писателя к самоубийству: «Я хотел умереть, так как не видел иного исхода».
Он пробовал излечиться, пытаясь убежать от хандры: «Я пробовал менять города и профессии. Я хотел убежать от этой моей ужасной тоски». За три года Михаил Михайлович переменил двенадцать городов и десять профессий. Однако ничего не помогало, хандра следовала за ним по пятам.
Тогда Михаил Михайлович обратился к врачам. Кроме хандры, у него были «нелады» с сердцем, с желудком, печенью.
Врачи взялись за него энергично. От соматических болезней они стали лечить его пилюлями и водами (лечение водами в то время было очень популярным). Хандру же было решено изгонять путешествиями, морскими купаниями, душем Шарко и развлечениями. Дважды в год Зощенко стал выезжать на курорты – в Ялту, в Кисловодск, в Сочи.
Именно в Сочи с Зощенко произошло событие, которое разрушило его веру в «величие» и «благородство» меланхолии.
На курорте он познакомился с человеком, которого не единожды вытаскивали из петли, в которую тот залазил добровольно, потому что не знал, как избавиться от приступов страшной хандры. Михаил Михайлович пишет: «В Сочи я познакомился с одним человеком, у которого тоска была значительно больше моей. Минимум два раза в год его вынимали из петли, в которую он влезал, оттого что его мучила беспричинная тоска. С чувством величайшего почтения я стал беседовать с этим человеком. Я предполагал увидеть мудрость, ум, переполненный знаниями, и скорбную улыбку гения, который должен уживаться на нашей бренной земле.
Ничего подобного я не увидел. Это был недалекий человек, необразованный и даже без тени просвещения. За всю свою жизнь он прочитал не более двух книг, и кроме денег, еды и баб, он ничем другим не интересовался. Передо мной был самый заурядный человек, с пошлыми мыслями и с тупыми желаниями…, просто дурак. Просто дубина, с которым больше трех минут нельзя разговаривать.
Моя философская система дала трещину. Я понял, что дело не только в высоком сознании».
Лечение успеха не имело. Михаил Михайлович очень похудел, сильно мерз; у него дрожали руки, а кожа стала желтеть. Тогда ему прописали гипноз, после которого ему стало еще хуже. Писатель почти перестал выходить из дома. Передвигался с большим трудом. На курорты ездил на несколько дней, и возвращался в еще более сильной хандре.
По словам писателя, он был потрясен и озадачен: откуда берется эта хандра, что является ее причиной? Возможно, причиной являются социальные условия, противоречия, мировые вопросы (bullshit и elephantshit, как, вероятно, сказал бы Ф. Перлз).
Однако Зощенко вспомнил слова Н.Г. Чернышевского, что «не от мировых вопросов люди топятся, стреляются и сходят с ума». Мне представляется символичным, что эти слова в своей сути перекликаются со словами философа-экзистенциалиста А. Камю: «Решить, стоит или не стоит жизнь того, чтобы ее прожить, – значит ответить на фундаментальный вопрос философии. Все остальное – имеет ли мир три измерения, руководствуется ли разум девятью или двенадцатью категориями – второстепенно» (См.: Камю А. Миф о Сизифе. Эссе об абсурде).
Дальнейшие поиски, размышления привели М. Зощенко к вопросу: родился ли он таким слабым и чувствительным, или же в его жизни случилось что-то такое, что повредило нервы, психику, испортило их и привело к тем последствиям, с которыми он теперь живет: страху, слабохарактерности, робости, меланхолии, хандре, депрессии и пр.?
Михаил Михайлович решил, что он не мог родиться таким меланхоличным, но что-то случилось в его жизни, что и привело к меланхолии.
Он решил найти событие или события, ставшие причиной его недуга.
Но что случилось? Когда? Как искать это? Путь был один: нужно вспоминать всю прошедшую жизнь, и там найти это событие. Михаил Михайлович решил, что нет нужды вспоминать все, достаточно вспомнить только самые сильные, самые яркие события, которые связаны с душевными волнениями, переживаниями.
Писатель стал вспоминать события своей юности: «… нет нужды вспоминать детские годы… Я захворал … уже будучи взрослым. Начну лет с шестнадцати…», – писал он.
Зощенко вспомнил и описал в книге шестьдесят три события своих юности и молодости, дойдя до возраста в 32 года. Именно в это время Зощенко, – по его словам, – перестал есть и чуть не погиб. Но ни в одной из этих историй писатель не нашел того, что искал. Тогда он решил обратиться к своему детству.
Возрастной период воспоминаний был выбран писателем в промежутке от 5 до 15 лет.
Перебирая в памяти события этих лет, Зощенко вдруг почувствовал страх, и решил, что этот страх показывает, что он находится на верном пути.
Однако и эти воспоминания ничего не дали. Тогда Михаил Михайлович решил углубиться в еще более ранний возраст. Это было очень трудным делом. Писатель мог вспомнить только какие-то отрывки, фрагменты, моменты.
Однако было нечто очень важное: Зощенко, стараясь вспомнить эти годы, снова стал испытывать страх, и даже больший, чем ранее. «Значит, я на верном пути… Значит, рана где-то совсем близко», – решил он.
Но так как в этих воспоминаниях писатель также ничего не нашел, то он подумал, что причина его недуга может лежать в самом раннем детстве – до возраста двух лет.
Но как проникнуть в ЭТО прошлое? Ведь о нем вообще нет никаких, – даже самых отрывочных и примитивных, – воспоминаний. Хотя Лев Толстой вроде бы мог вспомнить те ощущения, которые он испытывал в младенчестве, когда его пеленали. Но были ли это действительно воспоминания? Может быть, это были только псевдовоспоминания?
Напрягая память, Зощенко стал думать о начале своей жизни. Но ему не удалось вспомнить никаких сцен, никаких далеких очертаний, разорванных образов и т.п.
Однако Михаил Михайлович уже не имел сомнений, что причина его меланхолии лежит в этом раннем-раннем возрасте. Его снова убеждал в этом страх, который возникал, когда писатель пытался как-то проникнуть в тот возраст, и страх этот снова был сильнее, чем предыдущие: «Что драма разыгралась именно тогда, я уже не имел сомнений. В поисках того, что не было, я бы не испытал такого безотчетного страха, который я стал испытывать, стараясь проникнуть туда, куда не разрешалось проходить людям, перешагнувшим младенческий возраст»,