Мифы, сказания и предания издревле формировали национальную культуру наших предков. Легенды и былины легли в основу их менталитета, определили особенности мировосприятия и поведения.
Мифы сплачивали племена, живущие на белорусских землях, в народность. В древних сказаниях воплотился обобщенный опыт предшествующих поколений, а в сказочных героях и персонажах – моральные и нравственные принципы поведения.
Белорусская мифология сочетает в себе богатство языческих сказаний, свойственных многим славянским племенам, и фольклорных преданий, характерных лишь для наших регионов.
Языческая мифология складывалась за несколько столетий до Рождества Христова. Фольклорная – уже в эпоху после укоренения христианства на Беларуси. Она возникла на руинах языческих мифов и обрела национальную самобытность.
Языческие мифы пронизывали всю духовную культуру древних белорусов. Герои этих сказаний имели много схожих черт с мифическими персонажами соседних и родственных народов. Это объяснялось тем, что славянские мифы являлись фрагментом древнейшей индоевропейской культуры. После Великого переселения народов в V веке этот фрагмент, образно говоря, раздробился на множество осколков, каждый из которых развивался самостоятельно.
Славянским племенам, расселившимся на просторах от Эльбы до Днепра и от Ладоги до Дуная, долгое время была свойственна политическая децентрализация. Подобная же разноголосица царила и в мифологии. К примеру, если у древних эллинов высшим божеством от начала времен почитался Зевс, то у кривичей – Род, у дреговичей – Дый, у радимичей – Белобог.
К тому же, каждая новая эпоха вносила свои коррективы в языческий пантеон. Если в IX веке самым почитаемым у наших предков являлся бог солнца Ярила, то уже в следующем столетии им стал бог войны Перун. Его утвердил на роль высшего божества князь Владимир Красное Солнышко, подчинивший своей власти земли от Варяжского (Балтийского) до Понтийского (Черного) морей. Грозному богу войны и молнии Перуну поклонялась варяжская дружина Владимира.
Кроме того, одни и те же боги в древних племенах могли называться по-разному. Обитатели Поозерья богом Солнца почитали Коляду, в Посожье эту роль отводили Велесу, в Понемонье – Яриле, на Подвиньи – Суре, а в Поднепровье – Дажьбогу.
Спустя несколько столетий эти же божества приобретали иные, порой диаметрально противоположные, характеристики. Например, Перун, почитавшийся на севере Беларуси за бога войны, в Полесье стал богом смерти и замогильного царства. В восточных же землях этот же персонаж обрел новое имя – Кара.
Причина этих разительных изменений коренилась в том, что каждый вещун, хранитель древних знаний, мог на свой лад толковать поведение мифических героев, придавать им новое звучание, сочинять новые сюжетные линии. Помимо того, мифология непрерывно дополнялась преданиями, сочиненными жрецами многочисленных капищ-храмов.
Единственную попытку классифицировать этот разнородный сонм богов предпринял в 982 году киевский князь Владимир. По его приказу в Киеве недалеко от княжеского терема воздвигли пантеон языческих богов. В него вошли Перун, Хорс, Дажьбог, Стрибог, Симаргл, Макошь, Лада, Купала, Коляда и Переплут. Однако эта иерархия просуществовала лишь до принятия христианства в 988 году и не оказала существенного влияния на мифологию остальных земель Древней Руси. На белорусских землях он ничуть не потеснил влияния, например, бога огня Жыжаля или покровительницы беременных женщин Парадихи.
Тем не менее, память о языческом пантеоне Владимира, который гневно обличался в церковных посланиях, сохранилась лучше, нежели мифы, передававшиеся из уст в уста. В последующем эти предания изрядно трансформировались и даже получили новую трактовку.
Несмотря на региональные различия, сказания и поверья древних белорусов сохраняли основные черты, схожих с мифологией соседних народов. Это облегчило ученым работу по их реконструкции.
Изучение славянских мифов представляло большую трудность для историков, лингвистов и славистов, так как не сохранилось аутентичных текстов, подлинность которых не вызывала бы сомнений. До VI века нашей эры отсутствовали вообще какие-либо свидетельства о славянской мифологии. С VI по XI века их зафиксировано крайне мало. Они содержались, преимущественно, в христианских поучениях против язычества. Лишь со второй половины ХIХ века ученые занялись воссозданием представлений о мифах славян. Опирались они при этом на фольклорные и этнографические записи, сопоставляли их с текстами болгарских «Золотой книги», «Птичьей книги» и «Книги странствий», русских «Книги Велеса», «Голубиной книги» и копии «Слова о полку Игореве», а также применяли сравнительно-исторический, ареально-типологический и культурно-географический методы лингвистики.
Таким образом, домыслов и предположений в современной трактовке мифов древних белорусов гораздо больше, нежели подлинной аутентики. Отсутствие первоисточников, утраченных за давностью времен, дало возможность современным литератором для весьма вольной обработки легенд наших предков. Белорусские мифы остаются неоднородной открытой системой, в которой новые представления непрерывно дополняют старые, образуя ряд смысловых напластований. Совокупность их персонажей так и осталась разрозненной.
Мифы наших предков содержали явные аниматические верования (убеждение в одушевленности всего живого в природе – камня, огня, деревьев и др.), а также воззрения о трансцендентности души (ее способности переходить в другую плоть). Мифологические персонажи обладали сверхъестественными способностями к различным метаморфозам, к превращениям в животных, в деревья и даже в людей.
В представлении древних белорусов весь мир был наполнен сверхъестественной силой – опасной, но неагрессивной. Ее можно было задобрить либо отпугнуть с помощью особых ритуалов и соблюдения традиций. Эта сила являлась порождением языческих божеств и в то же время составляла атмосферу их существования.
Особую роль играли клятвы, произносимые в честь богов. Они обладали такими емкими формулировками, что это позволяло нашим предкам легко нарушать клятву, если ее давали чужаку, а не единоверцу.
На основе сопоставления с мифами других народов ученым удалось составить их приблизительную иерархию.
Возглавлял ее Творец Род, который силой своей любви к Ладе сотворил Вселенную. С помощью Латырь-камня Род создал нашу землю.
Потомками Рода были боги, олицетворявшие как доброе начало – Сварог (основатель райского сада Ирий), Макошь, Святогор, Сива, так и злое – Чернобог, Дый.
Их противостояние обеспечивало гармоническое равновесие в нашем мире. Попытка его нарушить порождала трагические последствия. Например, следствием желания Дажьбога полностью искоренить зло стал всемирный потоп, принесший еще больше бед.
Третий уровень этой иерархии составляли дети Сварога – Симаргл, Стрибог, Вышень, Дажьбог, Перун, Жива, Леля, Азовушка, Марена, и сын Чернобога – Вий. На этом же уровне находились боги, появившиеся от других родителей – Индра, Китоврас, Квасура, Велес, Хорс, Индра, Чурила, Троян. Они выступали как союзники либо противники детей Сварога.
Четвертый уровень иерархии составляли внуки Сварога – Девана, Денница, Кама, Коляда, Крышень, Купала, Ярила.
Пятый уровень включал в себя потомков Дажьбога, ставших родоначальниками многих народов: Радогост, Древа, Полева и Крева, Кисек, Арий, Крак, Лех, Либуше, Сева, Рус, Словен, Кимра, Хазар и Скиф. Эта родословная дала основание именовать славянские племена «внуками Дажьбога».
Шестой уровень мифологической иерархии составляли духи и демонические существа, находившихся в подчинении языческих героев. В отличие от «божественного пантеона», сокрушенного христианством, эти герои явились основой для фольклорной мифологии и сохранили свою жизнестойкость по сей день.
***
После введения христианства на белорусских землях некоторых из наиболее почитаемых языческих божеств церковь отождествила с собственными святыми: Перуна, например, – со Святым Ильей, Велеса – со Святым Власием, Ярилу – со Святым Георгием и т.д.
Кроме того, церковь заимствовала у язычества многое из словаря и обрядовых формул, восходящих к индоевропейским источникам, таких, например, как «Спас», «Господь», «святой», «пророк», «молитва», «жертва», «крест», «чудо» и др.
Защитная сила амулетов-оберегов, которые носили на шее, перешла на нагрудный церковный крест. При этом чем выше был сан священника, тем более крупным и ценным крестом он украшался. Заслуженные иерархи носили по два и по три креста.
Почитание священного огня (на Беларуси он назывался Знич) сохранилось в зажигании лампадки перед иконой. Сожжение колдунов и еретиков, практиковавшееся католической церковью на белорусских землях с 1436 по 1479 годы, по сути повторяло обряд жертвоприношения богам Солнца и огня. После изгнания инквизиции из Великого княжества Литовского аутодафе на Беларуси применялось крайне редко – в отличие от соседних Польши и России.
Кодекс моральных правил наших предков именовался «Правь», а намерение его соблюдать – «Правь славить». Поэтому «греческая вера», пришедшая в Х веке из Константинополя, трансформировалась в «православие». Это определило на многие столетия двоеверие наших предков, которые с одинаковым усердием крестились в церкви и задабривали языческих богов в своем доме.
Схожим было и отношения язычества и христианства к вину. В языческой традиции влага деревьев (например, березовый сок) и хмельной напиток под названием «сурья» (в нее «извлекалась» душа злаков и меда) обладали жизненной силой. В библейской – церковное вино превращается в кровь Спасителя при евхаристии.
Но подобные заимствования ничуть не уменьшили рьяной воинственности, с которой христианская церковь искореняла языческие традиции. В течение тысячелетия христианство изрядно преуспело в уничтожении старой и введении новой обрядности. Языческая мифология постепенно была вытеснена библейской, однако окончательно не исчезла. Еще долгое время она оставалось основной семейной и бытовой религией крестьянства, для которого в христианской символике были чужеродными такие элементы, как фараон и фарисеи, золотой телец и скрижали, пустыни и река Иордан, Иерусалим и Голгофа, Пилат и пальмовые ветви. Проповедуемое христианством смирение также никогда не входили в число языческих идеалов. И уж явно с большим сомнением осмысливали наши предки символ безгрешного зачатия, напрочь противоречащий эмпирическому опыту поколений. Но постепенно полное бесправие перед властью побуждало людей усваивать такой важный христианский постулат, как терпение. В народном сознании этот сдвиг закрепился в выражении: «Христос терпел и нам велел».
В таких условиях зарождалась фольклорная мифология, населившая добрыми и демоническими существами всю окружающую наших предков природу – от земных глубин до заоблачных высей. Она связывала ушедшее языческое мировоззрение с новыми реалиями, сохраняя при этом целостную систему взглядов наших предков на Вселенную, объясняя им тайны бытия, моделируя нормы поведения.
Согласно этому немного наивному, но безусловно самобытному мировосприятию лес населяли Пущевик, Лесовик, Гаюн, Гаевка, Кладник, Зазовка, Ужалка, поле и огород – Полевик, Белун, Жытень, Спешка-Спорышка, Житняя баба, водоемы – Водяник, Русалка, Озерница, Баламутень, болота – Болотник, Аржавень, Кадук, Хапун. В воздухе теперь обитали Поветрик и Подвей, в хате – Домовик, Печурник, Меша, Хут, в хозяйственных постройках – Гуменник, Пунник, Лазник, Евник и Хлевник.
По сравнению с прежними героями мифов – детьми Сварога – эти персонажи обладали куда меньшей магической силой, но их влияние на повседневную жизнь людей казалась куда более существенным.
В зависимости от характера человека и его поступков фольклорные персонажи могли ему помочь или навредить. Поэтому их почитали и старались задобрить разнообразными обрядами. В отличие от персонажей языческой мифологии герои и антигерои фольклорных мифов наделялись человеческими характеристиками, общеизвестными достоинствами и недостатками.
Наличие в языческих мифах наших предков таких героев, как Ярила, Перун и Велес, роднило их с мифологией соседей-славян. Но в белорусской фольклорной мифологии присутствовали также персонажи, которых не было ни у русских, ни у поляков, ни у украинцев. Это Зюзя, Баламутень, Зазовка и некоторые другие. Богатство фольклорного пантеона наших предков еще в XIX веке отметили такие ученые, как Зориан Даленга-Ходоковский и Адам Киркор, которые провели сравнительный анализ белорусской мифов с мифами соседних народов.
Случалось, правда, что один и тот же персонаж фольклора по-разному виделся, к примеру, в Поозерье и в Полесье, зачастую получал совершенно противоположные черты внешности и нрава. Но несмотря на такие различия, универсальные категории добра и зла, которыми руководствовались эти вымышленные герои, оставались неизменными. Это и позволило фольклорной мифологии на протяжении тысячелетия сохранять в народной памяти представления о дохристианских верованиях и стать наследием нашей архаичной духовной культуры.
О ее востребованности красноречиво свидетельствовал тот факт, что последнее языческое святилище в Минске (находилось на берегу Свислочи приблизительно на месте современного здания Лицея БГУ, недалеко от нынешней станции метро «Первомайская») было разрушено по настоятельному требованию православного духовенства лишь в начале ХХ века, а последний языческий вещун (жил возле станции Крыжовка под Минском) арестован в 1937 году и сослан в Сибирь.
Сегодня уже вряд ли кто-то всерьез воспримет героев языческих и фольклорных мифов в качестве объектов религиозного поклонения. Но знания о мифах древних белорусов удивительным образом соединяют в нашем сознании ушедшие поколения с нынешними.
***
Тем, кто хотел бы углубить свои познания в мифологии наших предков, рекомендую следующие научные и литературные источники:
Анимелле М. Быт белорусских крестьян // Этнографический сборник. Вып. ІІ. СПб., 1854.
Аничков Е. Язычество и Древняя Русь. СПб, 1914.
Асов А. Велесова книга. М., 1995.
Асов А. Мифы и легенды древних славян. М., 1998.
Асов А. Русские Веды (Песни Птицы Гамаюн, Велесова книга). М., 1992.
Афанасьев А. Живая вода и вещее слово. М., 1988.
Афанасьев А. Народные русские легенды. Казань, 1914.
Афанасьев А. Поэтические воззрения славян на природу. М., 1869.
Бараг Л. «Асілкі» белорусских сказок и преданий / Русский фольклор. Вып. VIII. М.–Л., 1963.
Баршчэўскі Я. Шляхціц Завальня, або Беларусь у фантастычных апавяданнях. Мн., 1992.
Беларуская міфалогія: Дапам. / Уклад. У. Васілевіч. Мн., 2001.
Беларуская міфалогія: Энцыклапед. слоўнік / С. Санько, Т. Валодзіна, У. Васілевіч і інш. Мн., 2004.
Беларускі эпас / Склад. С. Васілёнак, М. Грынблат, К. Кабашнікаў. Мн., 1959.
Богданович А. Пережитки древнего миросозерцания у белорусов. Гродно, 1895.
Боровский Е. Мифологический мир древних киевлян. Киев, 1982.
Булгаковский Д. Пинчуки. СПб., 1890.
Веда славянъ. Обрядныя пъсни языческаго времени, сохранившиеся устнымъ преданиемъ у македонскихъ и фракийскихъ Болгаръ-Помаков. СПб., 1881.
Велецкая Н. Языческая символика славянских архаических ритуалов. М., 1978.
Веселовский А. Славянские сказания о Соломоне и Китоврасе и западные легенды о Морольфе и Мерлине. Петроград, 1921.
Власова М. Новая аберега русских суеверий. СПб, 1995.
Гальковский Н. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси. Т. 1. Харьков, 1916.
Глинка Г. Древняя религия славян. Митава, 1904.
Грицков В. Сказания руссов. М., 1992.
Гусев В. Эстетика фольклора. М., 1967.
Демидович П. Из области верований и сказаний белорусов // Этнографическое обозрение. Кн. 28. № 1–3. М., 1896.
Драчук В. Дорогами тысячелетий. М., 1976.
Жанчына ў беларускай народнай творчасці / Склад. Э. Галубок, А. Калечыц, Н. Багдановіч. Мн., 1940.
Жыцця адвечны лад: Беларускія народныя прыкметы і павер’і. Кн. 2. Мн., 1998.
Забылин М. Русский народ, его обычаи, обряды, суеверия и поэзия. М., 1880.
Зеленин Д. Очерки русской мифологии. Пг., 1916.
Зямля стаіць пасярод свету… Беларускія народныя прыкметы і павер’і. Кн. 1. Мн., 1996.
Зямная дарога ў вырай… Беларускія народныя прыкметы і павер’і. Кн. 3. Мн., 1999.
Иванов В., Топоров В. Исследования в области славянских древностей. М., 1974.
Кайсаров А., Глинка Г., Рыбаков Б. Мифы древних славян. Велесова книга. Саратов, 1993.
Касторский М. Начертание славянской мифологии. СПб., 1841.
Киркор А. Этнографический взгляд на Виленскую губернию // Этнографический сборник. Вып. ІІІ. СПб., 1858.
Кокьяра Д. История фольклористики в Европе. М., 1960.
Кондаков Н., Толстой И. Русские древности в памятниках искусства. Вып. I–VI. СПб., 1889–1899.
Костомаров Н. Славянская мифология. Киев, 1847.
Крачковский Ю. Быт западнорусского селянина. М., 1874.
Лабынцев Ю. В глубинном Полесье. М., 1989.
Ластоўскі В. Колькі слоў аб даўняй веры беларусаў // Наша ніва. 1910. № 15–17.
Легенды і паданні / Склад. М.Я. Грынблат і А.І. Гурскі. Мн., 1983.
Леже Л. Славянская мифология. Воронеж, 1908.
Лобода А. Русский богатырский эпос. Киев, 1896.
Лысенко П. Дреговичи. Мн., 1991.
Лясныя песні / Склад. Я. Зазека. 2-е выд. Мн., 1974.
Ляцкий Е. Представления белоруса о нечистой силе // Этнографическое обозрение. Кн. 7. № 4. М., 1890.
Ляцкий Е. Болезнь и смерть по представлениям белорусов // Этнографическое обозрение. № 2–3. М., 1892.
Максимов С. Нечистая сила. СПб., 1903.
Максимов С. Нечистая, неведомая, крестная сила. М., 1993.
Материалы по этнографии Гродненской губернии / Под ред. Е. Романова. Вып. 1. Вильно, 1911.
Миролюбов Ю. Русский языческий фольклор. Очерки быта и нравов. М., 1995.
Миролюбов Ю. Сакральное Руси. Т. 1. М., 1996.
Мочульский В. Историко-литературный анализ стиха о Голубиной книге. Варшава, 1887.
Ненадавец А. Святло таямнічага вогнішча. Мн., 1993.
Никольский Н. Происхождение и история белорусской свадебной обрядности. Мн., 1956.
Нидерле Л. Славянские древности. М., 1965.
Низовский А. Легенды и были русской старины. М., 1998.
Потебня А. Объяснение малорусских и сродных народных песен. Варшава, 1887.
Пропп В. Русский героический эпос. М., 1958.
Романов Е. Белорусский сборник. Вып. 1. Киев, 1885.
Романов Е. Белорусский сборник. Вып. 8. Быт белоруса. Вильно, 1912.
Русский демонологический словарь / Автор-сост. Новичкова Т. СПб, 1995.
Русанова И. Славянские древности VI–VII вв. М., 1976.
Рыбаков Б. Древняя Русь. Сказания, былины, летописи. М., 1963.
Рыбаков Б. Язычество древних славян. М., 2000.
Рыбаков Б. Язычество Древней Руси. М., 2001.
Седов В. Восточные славяне в VІ–ХІІІ вв. М., 1982.
Седов В. Славяне Верхнего Поднепровья и Подвинья. М., 1970.
Сержпутовский А. Сказки и рассказы белорусов-полешуков. СПб., 1911.
Сержпутоўскі А. Казкі і апавяданні беларусаў з Слуцкага павету. Л., 1926.
Сержпутоўскі А. Прымхі і забабоны беларусаў-палешукоў. Мн., 1930.
Сказания русского народа, собранные И.П. Сахаровым. М., 1990.
Соколов Ю. Русский фольклор. М., 1941.
Строев П. Краткое обозрение мифологии славян российских. М., 1815.
Тарасов К. Память о легендах. Мн., 1983.
Творогов О. Влесова книга. Л., 1990.
Токарев С. Религиозные верования восточнославянских народов ХІХ ― нач. ХХ в. М., 1957.
Тренчени-Вальдапфель И. Мифология. М., 1959.
Третьяков П. У истоков древнерусской народности. Л., 1970.
Успенский Б. Филологические разыскания в области славянских древностей. М., 1982.
Флоринский В. Первобытные славяне по памятникам их доисторической жизни. Томск, 1894.
Флоринский Т. Славянское племя. Киев, 1907.
Халанский М. Великорусские былины Киевского цикла. Варшава, 1885.
Хвойко В. Древние обитатели среднего Приднепровья и их культура в доисторические времена. Киев, 1913.
Шамбаров В. Русь: дорога из глубин тысячелетий. М., 1999.
Шафарик П. Славянские древности. М., 1848.
Шеппинг Д. Мифы славянского язычества. М., 1849.
Шейн П. Белорусские народные песни с относящимися к ним обрядами, обычаями. СПб, 1874.
Шпилевский П. Исследование о вовколаках на основании белорусских поверий // Москвитянин. 1853. Т. 2. № 5.
Шпилевский П. Белоруссия в характеристических описаниях и фантастическеих ее сказках // Пантеон. 1854. № 6.
Эремич И. Очерки Белорусского Полесья. Вильно, 1868.
Янчук Н. Этнографический очерк Белоруссии // Курс белорусоведения. М., 1918–1920.