Мне приходит сообщение от Марка с улыбающимся смайликом в конце. Он приехал. Я оборачиваю сто первый экземпляр в чистое полотенце для рук, которое достала из сушилки, и осторожно кладу его в холщовую сумку, а из головы не выходит эта радостно-глупая физиономия.
«Радостная физиономия». Даже с зажатыми у тела «Орманскими хрониками», которые так и нашептывают мне о забвении и чудесах, я не могу представить себя использующей смайлики. Не существует эмодзи, который выразил бы «смерть моей лучшей подруги».
Марк и Триша пытаются создать обыденную, даже немного радостную атмосферу, что меня выводит из себя. А потом я прохожу мимо сидящей в кресле перед телевизором мамы. Наверное, можно найти столько же способов справиться со скорбью, сколько существует смайликов.
Я сажусь в машину и даже через рубашку ощущаю тепло мягкой кожи под задницей и поясницей. Должно быть, Марк включил обогрев сидений, как только вышел с работы. Со вздохом я позволяю теплу окутать себя.
– Вы же знаете, что на улице больше двадцати пяти градусов?
Он слегка улыбается, отъезжая назад, и колеса машины подпрыгивают на нашей разбитой подъездной дорожке.
Я издаю сухой притворный смешок, который со дня похорон пришел на смену моему неудержимому смеху.
– Ага, как и у всех техасцев, с вашим кондиционером можно задубеть, – говорю я. – Спасибо за подогрев.
– Не стоит благодарности.
Дворники злобно скрипят под потоком дождя, когда Марк увозит нас из паршивого района в центр Далласа, где за коваными металлическими заборами аккуратными рядами расположились настоящие особняки.
Впервые побывав в их доме, я поняла, что он кардинально отличается от моего. В первую очередь тем, что под его крышей живут два родителя, любящих друг друга так же сильно, как и свою дочь.
А так как для меня он стал вторым домом, то я исследовала каждый его уголок. Он оформлен в хорватском стиле, поэтому как внутри, так и снаружи преобладают каменные стены, которые миссис Уильямс – Триша, называть ее Триша – украсила великолепными картинами.
Моя любимая написана Винсентом Ван Гогом. Вообще-то в доме висит ее репродукция, а оригинал находится в музее Форт-Уэрта в часе езды отсюда. На ней изображены яркие дома, расположенные на улице в рыболовной деревушке у Средиземного моря. Ван Гог не пожалел красок: даже на копии невооруженным глазом можно разглядеть слипшиеся куски масла и толстые мазки на крышах домов. Кажется, его разум не справлялся с обилием информации, поэтому он пытался перенести увиденное на холст как можно быстрее. Картина необычная, ведь сочетание привлекающих внимание цветов заставляет испытывать тоску и надежду, невольно наталкивая на размышления. Хоть это полотно и написано масляными красками, я невольно ощущаю, что так и не стану хорошим фотографом, потому что не смогу передать чувств с таким поразительным мастерством и искренностью.
Сегодня мы ужинаем куриным филе, поданным на фарфоровых тарелках. Избегая взглядов Триши и Марка, я рассматриваю картину. Триша пользуется ножом и вилкой, а мы с Марком едим руками.
Мы нарочито не обращаем внимания на пустующий рядом со мной стул Дженны. Никто вслух не говорит о лишних столовых приборах, которые Триша, должно быть, случайно поставила; однако я продолжаю коситься на них и предаваться воспоминаниям. Внутри меня начинает зиять пустота, а тело – болеть.
Память окончательно взяла надо мной верх. Тарелка стала изящней, посреди нее появилась идеально сложенная полотняная салфетка. На отполированном деревянном столе заблестели серебряные приборы. С минуты на минуту мы должны были встретиться с мистером и миссис Уильямс, но в тот момент мы с подругой находились в роскошном ресторане.
Я вдохнула воздух, пропитанный густым ароматом острых овощей, масла и вина. Заметила прибитую на стене перед кухней крупную оленью голову. Будучи совсем не к месту, она главенствовала в великолепном заведении в латинском стиле. В Техасе вообще любят вешать чучела, независимо от стиля интерьера.
Я отвела взгляд от животного только тогда, когда Дженна положила на стол свой телефон и, качая головой, посмотрела на меня.
– Они в пробке на другом конце города. Говорят, чтобы начинали без них.
– Что? Но ведь твоя мама хотела побывать здесь, – возмутилась я. – Идем, вернемся вместе с ними.
– Амелия, мы уже пришли, – запротестовала она, – почему бы не остаться?
Это оказалось ужасной идеей.
Мы не смогли произнести название даже самого дешевого блюда в меню, а стоило оно пятьдесят долларов. Даже Дженна, которая без стеснения распоряжалась родительской кредиткой, без энтузиазма отнеслась к ценам.
– Может, возьмем что-то на двоих? – предложила я.
Подруга согласилась, но ни одна из нас так и не догадалась, что означает усмешка официантки. До тех пор, пока девушка не вернулась к нам с самой крошечной тарелкой на свете, на которой было выложено тонкое и непонятно как приготовленное мясо, а также другой, слегка большей по размеру тарелкой с… картошкой фри.
– Слава богу, есть картошка, – выдохнула я, быстро закидывая ее в рот, чтобы не обжечь пальцы. – Прикольный вкус, но в целом ничего!
– Амелия, – прошипела Дженна, бросая взгляд на очень состоятельную пару, которая смотрела на нас, как на мышей, суетливо бегающих по тарелкам, – это бананы. Возьми нож и вилку.
Я закатила глаза.
– Дженна, – передразнила я, – это картошка фри. Ешь ее руками.
Я потянулась за кусочком, чтобы продемонстрировать ей, и в этот момент подруга нечаянно ткнула вилкой мне в руку. Слегка распахнув глаза от страха, она попыталась не засмеяться надо мной.
– Послушай, Бамби, почему бы тебе не позаботиться… ну, – я немного сдвинула вилкой мясную пластинку, – об этой штуке, а я возьму на себя картошку?
Меньше пяти минут ушло на то, чтобы съесть ничтожное количество еды. Закончив, мы долго переглядывались, пока желудок Дженны не издал громкое урчание.
– Может, это просто закуска? – с надеждой предположила я, но официантка, мечтающая избавиться от поедателя банана руками и ее подруги, подала нам чек. – Вот и ответ, – пробормотала я.
Мы позвонили миссис Уильямс от поста парковщика рядом с рестораном и попытались поведать о случившемся, перекрикивая друг друга.
– Мам, никогда там есть не будем. Серьезно, – засмеялась Дженна в трубку. – Папе бы пришлось заказать как минимум пять главных блюд.
– Заберите нас у книжного, – выкрикнула я. Подруга попыталась оттолкнуть меня, не переставая весело хихикать. – И привезите чизбургеры! – добавила я.
Тем вечером, сидя в Whataburger, ее родители от души посмеялись благодаря нашему рассказу о коротком походе на ужин.
Однако сейчас с Марком и Тришей только я; стоит мне выдохнуть, как комнату снова наполняет запах жареного куриного филе, а перед пустым стулом опять образуется пустая тарелка.
Нужно продолжать жить, и мы делаем вид, что все хорошо. Обсуждаем дождливую погоду, читаемые мной книги (которые я выдумываю), а когда Марк заговаривает о Мизуле, я едва удерживаюсь, чтобы не вздрогнуть.
– Скоро ты окажешься на сборах первокурсников, – гордо начинает он и продолжает с меньшим энтузиазмом: – Дорогая, я понимаю, что этого не было в твоих планах, но надеюсь, ты не свернешь с намеченного пути. Ты… ты должна жить за двоих… за себя и Дженну.
Он хлюпает носом, а его жена опускает вилку и промакивает губы белой салфеткой, на ткани которой отпечатывается след от красновато-фиолетовой помады.
Я не свожу взгляд с Марка, когда Триша заговаривает:
– Не забудь о подготовительном занятии, которое состоится через пару недель. Амелия, лучше быть максимально готовой к грядущим изменениям в жизни.
Я словно наяву ощущаю, как вокруг лодыжек защелкиваются кандалы, убивая надежду жить по-своему. Мне нельзя разочаровать ее родителей, не выполнив намеченный Дженной план, я ведь должна чтить ее память. А это возможно только при выполнении программы-минимум: подготовительный курс, Мизула, работа преподавателем в колледже. И не важно, что я сама не буду понимать – и не понимаю – чего хочу.
У меня нет выбора.
Я дала обещание на мизинце.
Улыбнувшись Марку и Трише, я распрямляю плечи и притворяюсь заинтересованной беседой о Мизуле и будущем. Ни за что не причиню им боль и не предам дружбу с их дочерью. И не сверну с пути, который Дженна выбрала для нас, для меня.
С лица сползает улыбка, а разум бунтует в последний раз.
Глупая идея. Не исключено, что я даже не сумею претворить ее в жизнь. Однако когда на столе появляется приготовленный Марком банановый пудинг, я прочищаю горло.
– Итак, – нерешительно начинаю, и с каждым произносимым словом задумка выглядит все более нелепой, – я хочу съездить в Мичиган. Так что на следующей неделе, скорее всего, пропущу совместные ужины.
Я не поднимаю глаз от ложки, но от меня не ускользает их обеспокоенное переглядывание. Проглатываю кусок пудинга, пытаясь набраться сил от пустующего места Дженны.
– Ничего серьезного, – бросаю я. – Я понимаю, что ехать до Мичигана долго, но у меня есть книга, и…
– Мичиган? – перебивает меня Триша. – Какая такая надобность туда ехать?
– Мне пришла книга, которую я не заказывала, – отвечаю, сожалея о том, что заранее не подготовила речь.
Как-то странно ни с того ни с сего объявить родителям погибшей подруги: «Мне кажется, что с помощью нашей любимой книги ваша дочь пытается связаться со мной из другого мира, или ее удерживают в плену пираты». Если подумать, это будет выглядеть даже не сумасшествием, а бредом.
– В Google я нашла магазин, откуда ее отправили. Он находится в прикольном городке на севере Мичигана. Там есть парусные лодки, кондитерские магазины и…
– И просто ты хочешь уехать, – вклинивается Марк. – Хоть ненадолго выбраться отсюда.
После его слов я чувствую себя виноватой, ведь в них есть доля правды. Где-то в глубине души я желаю убежать куда глаза глядят, в место, на которое Дженна не наложила отпечаток, которое не пахнет ею и не напоминает о ней.
А еще мне интересно узнать, связана ли каким-то образом моя подруга с мистическим сто первым экземпляром. Надеюсь, эта информация ответит на вопросы, которые я пока не в силах даже сформулировать.
Как можно хотеть отделаться от воспоминаний о человеке, но в то же время стремиться к ним?
– Как ты туда доберешься? – спрашивает Марк.
– Думала взять в аренду машину. Так дешевле всего.
Всем неожиданно становится наплевать на пудинг, отчего в звенящей тишине я практически слышу, как вянут бананы.
– Поезжай.
Не знаю даже, кого больше поразило решение Триши – меня или Марка.
– Триша, даже не надейся, что она поедет одна.
– Ей восемнадцать, Марк, осенью она отправится в колледж. Рано или поздно ей придется самостоятельно решать проблемы. Она очень способная девушка. Ничего с ней не случится. Нужно отпустить ее.
Триша бросает на мужа странный взгляд, но Марк, должно быть, его понимает. Резко втянув воздух ноздрями, прямо как Дженна, он поворачивается ко мне.
– Тебе нельзя так далеко добираться самой. Я не позволю. Куплю тебе билет на самолет. И, Амелия, ради бога, не забывай нам писать.
Голова идет кругом, мое едва сформировавшееся возмущение превращается в настоящий протест, который подруга не сможет контролировать.
– Правда, не стоит, – возражаю ее родителям, – я могу арендовать машину.
Решаю умолчать, что на бензин и аренду потрачу каждый цент из подаренных на день рождения денег и зарплаты няни.
– Нет, – впервые на моей памяти голос мужчины звучит так властно, – никаких дальних поездок. Никаких машин. Никогда.
– Марк, – шепчет Триша и поднимает руку, чтобы погладить его по плечу, – все хорошо.
Мы вспоминаем снимки разбитой арендованной машины. Сидевшая на переднем пассажирском сиденье Дженна погибла моментально, остальных трех пассажиров отвезли в больницу, где они полностью восстановились.
Могу поспорить: Марк уверен, что со мной произойдет такое же ужасное происшествие и у него не останется человека, которого нужно любить до безумия, кому можно звонить во время длинного обеденного перерыва или для кого включать обогрев сидений. Но я понятия не имею, о чем думает Триша.
– Я полечу, если вам будет спокойней, – соглашаюсь я. – Однако мне все равно придется взять машину в аренду, чтобы передвигаться по городу; но я полечу, если вы этого хотите. Мне… нужно посмотреть на это место. Мне нужно уехать.
Мне нужно выбраться.
Марк заливается слезами.
– Дженна хотела бы… – произносит он, – она хотела бы, чтобы ты насладилась летом по… по максимуму.
Триша успокаивающе поглаживает его по спине и обращается ко мне:
– При условии, что ты вернешься к подготовительному курсу, не вижу никаких проблем с поездкой.
А я молчу, что лучше бы мне объяснили, как дальше жить без лучшей подруги. Вот это я бы записала.
Перед тем как Марк отвезет меня домой, я поднимаюсь в комнату Дженны, чтобы сообщить ей о поездке в Мичиган. Непривычно видеть пустующие полки и одежду, наполовину убранную в коробки с выведенной почерком Триши пометкой «благотворительность». Другая половина – официальные платья на школьные торжества, свадьбы и похороны – одиноко висит в шкафу. Интересно, Триша решила их оставить или просто не в силах упаковывать в коробки оставшиеся от дочери вещи.
Прошло еще слишком мало времени.
Вот окно, рядом с которым Дженна оплакивала Мута, а вот кровать, у которой я впервые перенеслась в Орманию. Вот ковер, который прячет пятно от колы – мы были настолько поглощены чтением, что не услышали, как упал стакан, а жидкость впиталась в напольное покрытие.
Возможно, частичка подруги затаилась среди этих предметов. И тогда я не совсем одинока.
– Я уезжаю, – шепчу робко. – Отправлюсь в Мичиган. По большей части из-за твоей книги. Наверное, тебе это покажется глупым, но… тебя здесь нет, чтобы доказывать мне это, так что я все равно уеду, хорошо? Клянусь на «Хрониках», что вернусь и исполню все, что ты запланировала. Подготовительный курс, Мизула… все.
Окно в ее комнате дребезжит от легкого ветерка, а листья на ветвях дерева отбрасывают на пол дрожащие тени. Надеюсь, что это чудесный и разумный ветер, который в отсутствие Дженны пришел мне на помощь.
Надеюсь, он останется.
Тем же вечером я встаю перед телевизором и объявляю маме, что собираюсь на неделю в Мичиган, и Марк позаботится о билете. Та лишь наклоняет голову в мою сторону, держа между пальцами сигарету.
– Знаешь, где чемодан? – спрашивает она. Отец забрал его, когда уходил от нас, но я все равно киваю. – Отлично. Тогда напиши, куда собралась. Эм, а теперь подвинься? Самый лучший момент.
Она решает, что я путешествую с родителями Дженны, и мне не хочется ее поправлять. Позже, укладывая в спортивную сумку свитера, футболки и сто первый экземпляр «Леса между морем и небом», я слышу ее смех, доносящийся из гостиной.
Немного помедлив, беру с комода чехол с камерой, на складке которого скопилось кольцо из пыли. Я не прикасалась к нему со времен фестиваля, не было желания, хотя разум и пытался делать мысленные снимки.
У меня и мысли не возникает, что я хороша в фотографии. Придуманный мной способ запечатления увиденного слишком причудлив, чтобы сравниться с профессиональным уровнем. Я не занимаю призовые места в соревнованиях, однако получаю от них истинное удовольствие. Начав фотографировать в прошлом году, я установила себе правило: зараз делать только один снимок предмета. Во многих просмотренных мной видео на YouTube это не приветствуется, а новичкам советуют делать как можно больше кадров, чтобы затем выбрать самые лучшие.
Только вот я не желаю идеальных работ. Я стремлюсь, чтобы они были настоящими. Хочется запечатлеть момент, когда я заметила что-то в окружающем мире и посчитала нужным сохранить это на годы в его искривленном и несовершенном великолепии. Я надеюсь застать себя врасплох, а единственный известный мне способ этого добиться – навести объектив и щелкнуть то, что вижу перед собой.
Единожды.
Эта поездка станет фотографией. Один щелчок, один шанс, чтобы выяснить, как и зачем подруга отправила мне книгу, чтобы оставить позади ощущение потери. Только так я смогу двигаться дальше и исполнить все, что она планировала для нас, и все, что ее родители ожидают от меня.
Ведь этого хотела Дженна.