Сколько он там пролежал? Сколько людей прошло мимо него, ничего не заметив?
Никто не сказал мне. Я даже не знаю, поймали ли его убийцу. Хочу верить, что поймали.
Была поздняя осень. Тем утром перед школой я решила покурить за остановкой общественного транспорта, но прошла чуть дальше нее в сторону леса. Я подумала, что если мамины знакомые, которые были повсюду в этом городе, тоже захотят выкурить сигаретку, они поступят так же, как я – пройдут за остановку. Поэтому мне следовало быть умнее и хитрее всех маминых знакомых, и уйти еще дальше – вооон в том направлении, где так мрачно торчат кусты. Деревья сбросили почти всю листву, было пасмурно и сыро. Я топталась на месте, переступая с ноги на ногу, и смотрела вниз, как всегда вниз, и тут увидела эту маленькую руку. Сначала она показалась мне ненастоящей, слишком серой и застывшей. Такая маленькая. Я подошла чуть ближе и присмотрелась. Пальцы с ногтями в грязи, подушечки, суставы, складочки. Я вспыхнула. Настоящая! Не в силах оторвать взгляд от этой руки, я вслепую полезла в рюкзак за телефоном. Сигарета упала на землю, но я не заметила этого. Когда рюкзак поехал с плеча, открывшись наполовину и угрожая рассыпать все свое содержимое, я отошла и отвернулась. Затем я достала телефон и набрала 112.
– Здравствуйте, кажется, я нашла тело ребенка, – сказала я.
Меня попросили описать, что я имею ввиду и где нахожусь.
Все время, пока я ждала полицию и скорую помощь, я стояла спиной к этой страшной неживой руке, наполовину засыпанной листьями. Было сразу понятно, что этот ребенок умер. Вид этих пальцев не оставлял сомнений.
Когда приехали полицейские, они удивились, увидев меня. Они ожидали увидеть кого-то взрослого, но я объяснила, что мне уже 14 лет, и показала на страшные кусты. Дальше один из них подошел к кустам (и к руке), а второй отвел меня в сторону и стал расспрашивать обо всем. Он записал мои данные и велел идти в школу.
Я никому не рассказала о произошедшем ни в школе, ни дома.
На следующий день вышел выпуск новостей, в котором показали и страшный лесок, и остановку, и мой дом. Одноклассники принялись горячо обсуждать это известие, а когда посреди одного из уроков в класс вошли завуч и полицейский и попросили меня отлучиться для беседы с ними, все быстро смекнули, кто был тем таинственным подростком из выпуска новостей, который обнаружил тело. Полицейский приходил, чтобы спросить, не курила ли я в тот день, пока ждала их. Я сказала, да, и назвала марку сигарет, которые покупала. Завуч была возмущена моим признанием и одновременно жалела меня. Когда полицейский ушел, сострадание в ней взяло верх, и она предложила поговорить с ней о моих чувствах и пережитом стрессе. Я ответила, что со мной все в порядке и могу ли я вернуться на урок? Она неохотно согласилась, но настояла, чтобы я сходила к школьному психологу.
В класс я возвращалась настоящей звездой. Следующие недели и месяцы я была знаменитостью школы, ведь именно я нашла тело убитого ребенка. Ребенка, убитого маньяком! Кровожадным маньяком, который рыщет повсюду в поисках новой жертвы. Маньяка, поджидающего за каждым углом. Маньяка, с которым вы, возможно, видитесь и разговариваете каждый день.
Я не хотела рассказывать о той маленькой мертвой руке никому. Потому что видела ее своими глазами и понимала, что это не шутки. Это не повод прославиться и привлечь внимание. Эти маленькие пальцы с грязными ногтями – часть целого человека, которого я даже не рассмотрела, мертвого маленького человека, брошенного в листву, словно ненужную вещь. Как отработанный материал, как мусор.
Мне хотелось об этом забыть.
К психологу я не пошла. Не потому, что протестовала или хотела кому-то что-то доказать. Школьный психолог казалась мне очень странным человеком. Она одевалась в мешковатые свитера с оленями и юбки с кружевами, а с ее носа то и дело съезжали очки с толстенными стеклами. Она автоматическим движением руки водружала их на место, и именно это движение раз в две минуты выбивало из колеи. Разговаривая с этой женщиной, я переставала следить за словами, полностью сосредоточиваясь на медленном сползании очков с ее переносицы. Потом – раз! – и они снова на месте. Спустя секунду они снова начинали движение, чтобы – раз! – вновь оказаться там, где им положено было быть. Именно это движение рукой чаще всего передразнивали ученики на школьных капустниках.
Во-вторых, я действительно считала, что мне не нужна помощь. Тому ребенку нужна была помощь, пусть даже посмертно, его родителям нужна была помощь, но точно не мне. О чем мне говорить с психологом? Я видела эту руку всего мгновенье и не разглядела всего тела целиком. Мне было неизвестно ни о способе убийства, ни о том, как давно оно произошло. Полицейские очень быстро отправили меня в школу и после того, как расспросили о моем курении в тот день, больше со мной не говорили. Моя жизнь продолжалась.
После окончания девятого класса я забрала документы из школы и поступила в строительный техникум. Мне хотелось как можно скорее начать самостоятельную жизнь и съехать от матери.
После занятий мы с однокурсниками часто проводили время в общежитии или у кого-то на квартире, общались, выпивали, травили байки. Было весело. Сколько бы я ни выпила, никогда не рассказывала о том случае. Когда после занятий все расходились по своим делам, а меня не тянуло домой, я шла в библиотеку и сидела над книгами, восполняя пробелы в знаниях. Я подрабатывала почтальоном, три раза в неделю разнося по адресам квитанции, письма и извещения. Денег было мало, и я на всем экономила.
В 19 лет я съехала от матери и поселилась в съемной квартире с еще тремя девушками. Я работала бариста в маленьком киоске недалеко от техникума, а по вечерам готовила чертежи для курсовых и дипломных работ на заказ. Я познакомилась с симпатичным парнем, но наши отношения продержались всего несколько месяцев. После расставания с ним я сделала свою первую татуировку – маленькую рыжую лисицу на руке.