Сергей Шивков Капитан Лавров

– Володенька, если вас не затруднит, не могли бы вы подсветить мне вашим чудо-фонарем? Я понимаю, что аккумуляторы стоят безумных денег и их надо экономить, но обещаю: то, что вы сейчас увидите, того стоит. А при свете факелов эффект будет совсем не тот.

– С превеликим удовольствием, мэтр.

Молодой человек скинул свой рюкзак, покопался в нем, а через минуту в стену туннеля ударил мощный сноп света.

– Возьмите немного левее и повыше, – попросил мужчина, которого молодой человек назвал мэтром.

Фонарь качнулся, свет сначала ушел вниз, спугнув сидевшую на рельсах крысу, затем пополз вверх.

– Стоп! Стоп! Вот так! – пожилой человек подошел еще ближе к стене и указал пальцем: – Видите? Теперь вы видите?

К стене была привинчена гранитная плита.

Владимир молча кивнул. Но, поняв, что из-за мощного луча света его спутник сейчас разглядеть его не может, произнес:

– Да, я вижу, мэтр, отлично вижу!

Пожилой мужчина подошел еще ближе и стал водить пальцем по выбитым на граните строчкам:

– 13 февраля… такого-то года… на этом месте… в схватке с врагом… так… это тоже неважно… Ага, вот! Капитан Андрей Дмитриевич Лавров, защищая свободу и независимость Красной линии, погиб в неравном бою… Вечная память герою!

Молодой мужчина тоже подошел ближе и внимательно прочитал надпись, высеченную на гранитной плите.

– Аркадий Леонидович, сколько раз проходил здесь, а о существовании этой плиты даже не догадывался!

– Володя, в Метро есть еще немало интересных вещей, о которых вы даже не догадываетесь. Это мы, старики, бродим по станциям и туннелям, смотрим, записываем, запоминаем. И все это – не ради славы. Что нам слава? Это ради потомков, ради будущих поколений! Ради Коммунистической партии Московского метрополитена имени Владимира Ильича Ленина!

– Мэтр, вы прямо как на митинге шпарите! Мы с вами по Красной линии уже целый месяц ходим, и вы сказали, что Проспект Маркса – конечный пункт нашей исследовательской экспедиции.

– Увы, мой юный друг, увы! Здесь, именно на этом месте, наше увлекательное путешествие подошло к концу. Честно говоря, мне даже немного грустно. Это был интересный месяц: спецпропуск, открывающий любые двери, интересные собеседники. Хм, и собеседницы, – в этом месте Аркадий Леонидович негромко захихикал. – Но все хорошее когда-нибудь кончается. Теперь нам надо возвращаться домой. Вам – опять тянуть солдатскую лямку, а мне – садиться за стол и выдавать на-гора определенное количество строк в месяц. Материала мы с вами собрали столько, что я даже подумываю о второй брошюрке. Одной здесь явно не ограничиться. Я напишу работу, которая раскроет тайну капитана Лаврова и представит его в образе, далеком от канонического. Все же хорошо, что типографское дело у нас потихоньку налаживается. Пусть и небольшой типографский станок, созданный гением пролетариата и научной интеллигенции, но все лучше, чем рукописные книги сидеть кропать. У нас, слава тебе господи, не темное средневековье! Вот только боюсь, что после выхода брошюрки история Красной линии – от Спортивной до Подбельского – будет кардинально исправлена.

– Аркадий Леонидович, хотел бы первым услышать от вас этот рассказ. Просто сгораю от нетерпения!

– Володя, хоть вы и простой сержант, приданный мне в помощь, но именно вы станете первым, кто услышит настоящую, а не отретушированную историю капитана Лаврова.

– Мэтр, а разве история капитана Лаврова отретуширована? – удивленно вскинул брови Владимир.

– Еще как, – снисходительно усмехнулся Аркадий Леонидович. – Вот мы проехали по всей Красной линии. Где вы встретили имя отважного капитана?

– Начали мы свое путешествие месяц назад, со Спортивной, где начинал службу Лавров, – начал загибать пальцы сержант. – Во-вторых, школе мальчиков на Фрунзенской присвоено имя бесстрашного капитана. На Комсомольской, его родной станции, есть портрет капитана.

– Отлично, отлично, – благосклонно кивнул Аркадий Леонидович. – Продолжим дальше?

– Пожалуйста, – кивнул молодой человек. – Есть портреты героя на Кропоткинской и Красносельской. На Площади Революции установлена палатка-музей капитана Лаврова.

Луч света, ударивший по глазам идущих, прервал беседу. Исследователи биографии героического капитана за разговором не заметили, как дошли до Проспекта Маркса.

– Стоять на месте! Руки поднять, чтобы я видел! – раздался из-за бетонных блоков чей-то голос.

Мужчины остановились, подняли руки.

– Медленно ко мне по одному! – приказал пограничник. – И без резких движений!

Путешественники подошли к узкому проходу, за которым стоял боец, облаченный в бронежилет; на голове – защитный шлем с опущенным пулестойким забралом. В руках – короткоствольный штурмовой автомат АШ-12, очень эффективное оружие для ближнего боя, рассчитанное на применение крупнокалиберных патронов калибра 12,7 мм.

Проспект Маркса собеседники покинули всего минут сорок назад, но за это время караул блокпоста успел смениться, поэтому их и не узнали.

Протиснувшись между блоков, Аркадий Леонидович предъявил паспорт гражданина Красной линии. Стоял спокойно, головой по сторонам из праздного любопытства не вертел. Да и чего рассматривать, если все уже давно исхожено вдоль и поперек.

Только все равно было не очень уютно оттого, что со второй линии обороны (четыре ряда мешков с песком высотой под два метра) на них уставились пулеметные стволы. Да, на защиту от врагов и мутантов товарищ Москвин сил и средств никогда не жалел. Особенно если учесть, что в одном перегоне отсюда находился так ненавистный ему Рейх.

– Ваши документы, – обратился к Владимиру один из патрульных.

Сержант протянул свои документы. Караульный взглянул, отдал честь и извиняющимся тоном произнес:

– Извините, товарищ, ошибочка вышла.

– Ничего, бывает, – рассеянно кивнул Владимир, пряча документы во внутренний карман бушлата.

– Как они перед нами расшаркиваются, – улыбнулся Аркадий Леонидович. – Рабоче-крестьянская Красная армия – это сила.

– Мэтр, вы обещали, что я первым узнаю о результатах нашей экспедиции, – напомнил сержант Аркадию Леонидовичу.

– Если обещал, значит, расскажу. Я – человек слова. Предлагаю вернуться в гостиницу, где за сытным обедом и бокалом бургундского я дам подробнейшие ответы на все ваши вопросы. Впрочем, насчет бургундского – это я, конечно же, погорячился. Но по стакану местного денатурата мы с вами, так сказать, накатим.

– Отлично, мэтр, отлично! – воодушевленно воскликнул сержант.


В гостиничном номере – огороженной пластиком комнате с двумя кроватями и столом – сержант снял армейский бушлат, расстегнул ворот гимнастерки. Открыл люк на потолке, отчего в помещении стало гораздо светлее.

– Мэтр, давайте закажем еду прямо в номер. Но с условием, что за все плачу я.

– Володя, мне даже как-то неловко, – деланно отнекивался Аркадий Леонидович.

К этому времени он уже сбросил свою куртку, оставшись в коричневом свитере грубой вязки с высоким горлом.

– Мэтр, я настаиваю.

– Но денежное довольствие сержанта не очень велико…

– Аркадий Леонидович… – с нажимом произнес молодой человек.

– Уступаю грубому насилию, Володенька, – притворно замахал руками тот.

Через десять минут, когда первая порция шашлыка была съедена и запита ужасно воняющей бормотухой местного производства, Владимир нетерпеливо напомнил:

– Мэтр, вы обещали…

Аркадий Леонидович сделал еще один большой глоток из кружки, вытер сальные губы не очень свежим платком и улыбнулся:

– Пожалуй, Владимир, можно и начать. На станции Лубянка на вечерней поверке в казарме старшина каждый день выкликает имя, стоящее первым в списках части. Как там оно звучит?

«Капитан Лавров!»

«Капитан Андрей Дмитриевич Лавров пал смертью храбрых в бою за свободу и независимость нашей Родины», – отвечает правофланговый.

И после этих слов в сознании красноармейцев возникает образ человека, короткая, но яркая жизнь которого освещает им путь и служит вдохновляющим примером.

– Аркадий Леонидович, давайте без всей этой идеологической трескотни. Все это может рассказать любой школьный учитель и любой замполит, – прервал собеседника сержант, срывая крепкими зубами мясо с шампура. – Но у этой истории наверняка есть второе дно. Или я ошибаюсь?

– Нет, не ошибаетесь, – покачал головой Аркадий Леонидович. – Итак, детство Андрейки Лаврова прошло на Динамо. Вестибюли станции были построены в виде греческого храма, да и в их оформлении были использованы классические каноны греческой архитектуры.

Впрочем, об этом маленький Андрюша ничего не знал. Первое, что всплывало перед глазами, когда он вспоминал тот этап своей жизни, – рулоны свиных шкур, из которых женщины в пошивочных мастерских шили кожаные куртки. Мать почему-то называла их смешным словом «тужурки».

Отца своего мальчик не помнил и ни разу в жизни его не видел. Успел в станционной школе окончить три класса, а потом мать решила, что нечего время попусту на всякую ерунду тратить. И стала брать сына с собой в «швейку».

Через некоторое время на мать, тогда еще молодую и вполне привлекательную особу, положил глаз приехавший за оптовой партией курток торговец с Белорусской-радиальной. С тех пор, приезжая на Динамо, стал он захаживать к Лавровым. Гостинцы приносил, еду, почти новую одежду. Даже игрушки! После семи месяцев ухаживаний сделал предложение руки и сердца. Так в Метро появилась новая ячейка общества.

Семья переехала на Белорусскую. Вскоре на свет появилась младшая сестра – Вика. С отчимом у мальчика отношения не сложились, поэтому со временем он оказался предоставлен сам себе. Сначала устроился на подведомственную Белорусской свиноферму. Потом перешел на грибные плантации. А через некоторое время стал работать у челнока на той же Белорусской-радиальной. Путешествуя где пешком, где на дрезине, побывал на многих станциях. И к своим шестнадцати годам окончательно понял, что можно с утра до ночи батрачить на хозяина-кровопийцу, но в люди не выбьешься. С трудов праведных… А Андрей Дмитриевич хотел добиться всего, и желательно сразу.

Однажды заехал он с хозяином на Войковскую – сбыть товар. Все стены и колонны на станции были увешаны черными транспарантами, на которых белой краской был выведен лозунг «Воля или смерть!».

Довелось там же, на Войковской, послушать дядю Мишу, который безбоязненно называл товарища Москвина, а до кучи – и всю Красную линию, врагами революционных идеалов. Перед самым отъездом со станции кто-то сунул парню рукописную листовку, в которой популярно разъяснялось, почему Москвин – предатель и почему дядя Миша пошел на тактический союз с Ганзой.

С той самой поездки у парня словно резьбу сорвало. Его привлекало то, что анархисты обещали всем оружие, патроны, обмундирование, самогон и женщин.

Когда через некоторое время Андрей Лавров снова оказался на станции анархистов, дядя Миша уже превратился в Нестора, а Войковская – в Гуляй Поле.

Постепенно в голове юноши созрела идея переметнуться к анархистам, тем более что «третий путь развития», провозглашенный руководством Белорусской-радиальной, привел к тому, что экономика станции стала чахнуть, а народ – разбегаться.

Недолго думая, парнишка сбежал на Гуляй Поле. Там он оказался словно в родной стихии: кутежи, участие в набегах на соседние станции.

Во время одной из попоек Лавров сел играть в карты с рыжим парнем на три-четыре года старше его, которого на станции звали Ржавым. Сначала проиграл свою кожанку и механические наручные часы, которые перед самым побегом украл у бывшего хозяина. Затем – сапоги и пистолет. А под конец проиграл рыжему шулеру собственную свободу. Как это произошло, он совершенно не помнил.

Утром к нему в палатку явился Ржавый и, улыбаясь во все свои двадцать два оставшихся зуба, напомнил о карточном долге. Андрюха сначала не понял, чего от него требуют. А когда собрал мозги в кучку и до него дошло, бросился на Ржавого с ножом…

После этого оставаться на станции было невозможно: слишком много было свидетелей той карточной игры. Пришлось спешно бежать с Гуляй Поля.

Так на восемнадцатом году прервалась карьера начинающего анархиста.

Сержант даже перестал жевать мясо и подался вперед – так интересно ему было.

– А что было дальше?

– Что же было дальше, дамы и господа? А дальше Андрюху занесло на Ганзу, и через некоторое время он оказался на Киевской – телохранителем у крупного бизнесмена Нечета. Но спокойная жизнь нашего героя длилась недолго. Станции Кольцевой линии только называются Содружеством, но и там подковерной борьбы – выше крыши. К моменту прибытия гражданина Лаврова на Ганзу там как раз начался новый передел собственности. Успешного бизнесмена Нечета заказали конкуренты. Не помогли ни бронированные двери, ни личная охрана, ни бронежилет. Когда убийцы перешагнули через бездыханное тело Нечета, лежащего с проломленной головой в луже собственной крови, и вошли в его личные апартаменты, их ждало глубокое разочарование. Находившийся там сейф был уже кем-то вскрыт, а все ценности из него исчезли. Зато на Красной линии всплыл гражданин Лавров.

Аркадий Леонидович откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и довольно улыбнулся:

– Как вам моя история, понравилась?

– Не может быть! – потрясенно воскликнул сержант. – Капитан Лавров – бывший анархист и подручный Ганзы! Ведь из каждого утюга звучит, что он родился в простой рабочей семье, всю жизнь провел на Красной линии!

– Еще как может, – одобрительно покачал головой Аркадий Леонидович, хотя трудно было понять, что именно он одобряет – потрясение своего собеседника или шашлык. – Но это все только присказка, молодой человек. Красная сказка апокалипсиса – впереди. Вы, конечно же, помните о том, кто возглавлял третий зимний поход против Рейха?

– Полковник Курносов.

– Совершенно верно, мой юный друг, совершенно верно. И что же с ним случилось?

– Был убит вражеской пулей в самом начале боя, – ответил Владимир. – Это вам любой младенец в Метро расскажет.

– Полковник Курносов. Дерьмовый тактик и того же качества стратег. Все, что оставил после себя, – дурацкий тост, который придумали его подпевалы во время кутежей: «За нашего гения – Курносова Евгения!» Как известно, Курносов поймал в той заварушке маслинку, а вот переварить ее не смог, – захихикал рассказчик. – Вот только мало кто обратил внимание во время боя, что пуля вошла ему сзади, между лопаток. А что это значит? А это значит, что товарища полковника устранил кто-то из своих, входивших в состав штурмовой группы.

– Не может быть! – потрясенно воскликнул сержант.

– Еще как может.

– Но кто, кто посмел?

– А вы не догадываетесь? – ответил вопросом на вопрос Аркадий Леонидович.

Владимир отрицательно помотал головой.

– Убил его наш с вами герой, рыцарь без страха и упрека.

– Капитан Лавров?

– Бинго! Капитан Лавров! Согласен, звучит невероятно, но это так и есть! Видите ли, Владимир, в метро везде есть глаза и уши. Однажды в одном кабачке я услышал от пьяного инвалида, участника того похода, что капитан Лавров – никакой не герой, а предатель. Агент Рейха. Вы сами понимаете, что за такие речи в приличном обществе могут и голову оторвать. Спасло мужика лишь то, что он был в стельку пьян, да еще без обеих ног. Инвалида, ветерана войны, прикончить не решились, но из кабака вытолкали взашей. Другой бы на моем месте прошел мимо и забыл, но я сказал себе: «Аркадий, а если это правда? Копни, попробуй. Если все окажется так, как утверждал этот человеческий обрубок, то грянет сенсация. Если нет – ты ровным счетом ничего не потеряешь». Я подобрал беднягу, купил бутылочку – его язык после дармовой выпивки сам и развязался.

– И что вам рассказал этот пьянчуга? – спросил сержант.

– Много чего интересного, – ответил Аркадий Леонидович, одним махом опрокинул в рот содержимое кружки и быстро занюхал хлебной коркой. Крякнул и довольно улыбнулся: – Так о чем это мы? Ах, да, рассказ инвалида…

Пьяница поведал, что во время формирования сводного отряда для похода на Рейх с Кропоткинской прибыло пополнение, среди которого был и Лавров. Когда отряд уже отправился на операцию, полковник увидел Лаврова и заявил, что капитан – завербованный Рейхом агент с позывным «Мулат». (Курносов одно время проходил по ведомству контрразведки).

Но тут отряд наткнулся на вражеский дозор. Завязался бой, во время которого Лавров выстрелил полковнику в спину. Это видели несколько человек. Силы были неравные, поэтому красноармейцам пришлось сдаться. Пленных разоружили и, к их удивлению, отпустили на родную станцию.

На обратном пути, между Тверской и Проспектом Маркса, солдаты обвинили капитана в убийстве своего командира. Закончилось все тем, что Лаврова отправили на тот свет следом за Курносовым. Орудием убийства стал кусок арматуры, оказавшийся в руках у кого-то из красноармейцев. На месте убийства солдаты оставили хлопцам из Рейха небольшой сюрприз – поставили растяжку.

Вот только никто не мог предположить, что через некоторое время с Проспекта Маркса в туннель зайдут трое мальчишек. То ли мелким воровством на станциях промышляли, то ли решили там поиграть. Не суть. Увидели мертвого человека, лежавшего вниз лицом, решили перевернуть, обшарить карманы… Короче, патруль вскоре нашел нашпигованный осколками труп капитана и трех тяжело раненных пацанов.

В это время Красная линия готовилась отметить очередной День Конституции. Для поднятия духа было решено наскоро склепать миф: капитан Лавров в одиночку выследил вражеских лазутчиков, а когда те бросили гранату, накрыл ее своим телом, чтобы спасти детей. Был куском дерьма – стал героем.

– Но это просто невероятно! – воскликнул сержант. – Прошло уже столько времени, никто не подтвердит достоверность ваших предположений!

– Ошибаетесь, Володя, ошибаетесь. Мы ведь не просто так по линии катались. Только время мы с вами проводили по-разному. На Кропоткинской вы к местным шалавам побежали, а я – в мастерские, где имел интересную беседу с рядовым Снегиревым. На Фрунзенской все повторилось: пожилой журналист вел беседу с красноармейцем Казаковым, а сержант обхаживал дамочек в офицерской столовой. Не надо, Володя, не краснейте. Дело молодое, с кем не бывает.

– От вас ничего не утаишь, Аркадий Леонидович, – потупил взор сержант.

– Жизнь меня после Катастрофы потрепала, но волчьей хватки ваш покорный слуга еще не потерял, – самодовольно улыбнулся Аркадий Леонидович. Затем достал из-под кровати свой рюкзак и раскрыл его. Извлек какие-то бумаги, небрежно бросил их на стол.

– Что это?

– Результат моей деятельности за последний месяц. Даже не верится, что я, до Катастрофы работавший в задрипанной заводской многотиражке с весьма неромантичным названием «Вальцовка», все это осилил. Труд моей жизни! Здесь все, Володенька! Имена, даты, рассказы очевидцев. Любой, кто прочтет эти бумаги, вынесет однозначный вердикт: капитан Лавров – человек с весьма темным прошлым и вражеский агент! Вся его официальная биография – миф от начала и до конца! Он грабил и убивал вместе с Нестором, прислуживал на Ганзе, работал на Рейх! Он виновен в смерти своего непосредственного командира, за что и был убит подчиненными. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит! Занавес!

Выцедив остатки бормотухи, Аркадий Леонидович извиняющимся тоном сказал:

– Володя, я немного устал. С вашего позволения, мой верный оруженосец, я прилягу.

– Конечно, конечно, мэтр! Ложитесь и отдыхайте!

Журналист лег на кровать, блаженно закрыл глаза и вскоре захрапел.

Сержант трижды стукнул костяшками пальцев по пластиковой перегородке. Через минуту брезент, служивший в номере дверью, приподнялся, и в комнату вошел неприметный мужчина в пиджаке со смазанными чертами лица. Такого в толпе увидишь – и через две минуты забудешь.

Владимир кивнул на спящего Аркадия Леонидовича:

– Работай, только чтоб все было аккуратно.

– Товарищ старший лейтенант, – ухмыльнулся мужик, – не учите отца детей делать.

Вынул из-за голенища сапога заточку, примерился и воткнул тонкий штырь спящему прямо в сердце.

– Подсадной здесь? – спросил Владимир.

– В соседней каюте обдолбанный лежит. Проснется – даже не вспомнит, как его зовут.

– Отлично, тащи его сюда.

Через пару минут в номере снова появился мужик в пиджаке. Пятясь спиной вперед, он под мышки тащил какого-то ханыгу.

– Где такого только нашли? – брезгливо поморщился Владимир.

– Погранцы вчера задержали.

– Бросай его на соседнюю шконку. Как уйду, минут через двадцать запускай сюда Зинку, типа пришла в номере убраться. Кричит пусть громко, с чувством. В последнее время что-то халтурить стала, без души работает. В нашем деле так нельзя. Ты ей напомни, из какого дерьма мы ее вытащили. Если соскучилась по родной станции и свиным рылам, так мы ее быстро назад вернем. Желающих на ее место знаешь сколько? От Москвы до Китая раком ставь – не переставишь.

– Передам ей ваши слова, Владимир Константинович. Все будет сделано в лучшем виде, товарищ старший лейтенант.

Владимир собрал со стола бумаги, проверил рюкзак убитого. Ни одна бумажка не должна попасть в чужие руки. Затем из своего рюкзака вынул толстую папку с исписанными мелким почерком листочками. Особый отдел поработал на славу: почерк был один в один с почерком мэтра.

Только на листочках был не рассказ о действительной причине смерти Лаврова, бывшего анархиста и продажного шпиона, а очередная порция баек о бессмертном героическом подвиге капитана. Будет вам, Аркадий Леонидович, монография. С предисловием и эпилогом. Но посмертная.

Красная линия никому не позволит прикасаться своими грязными ручонками к светлому имени павшего героя.

Загрузка...