– Немез, видит бог, у меня есть дела поважнее, чем обсуждать с вами ваше расследование. – Дирк ван Нистельрой подошел к своему письменному столу, скинул пиджак и бросил его на спинку стула.
На столе стояла дымящаяся кружка с кофе, рядом с телефоном возвышалась башня из конвертов внутренней почты. И вероятно, к полудню там окажется уже следующая стопа.
Но Сабина не могла с этим считаться. Сцепив руки за спиной, она стояла в центре комнаты и смотрела в окно на внутренний двор. Светало, а во многих кабинетах уже горел свет.
– Я бы предложила…
– Какие бы идеи у вас ни появились, просто действуйте! – прорычал ван Нистельрой. Он остался стоять, словно дожидаясь, когда она наконец добровольно исчезнет из его кабинета, прежде чем ему придется ее вышвырнуть. – Похищенный погиб, коллега ранен – это плохо, но такое случается. Так как Краймса еще не…
– Вальтер Граймс, – исправила его Сабина.
– Да ради бога. – Ван Нистельрой махнул рукой. – Так как его пока не объявили пропавшим без вести, наш пресс-секретарь может придержать информацию о его смерти еще двадцать четыре часа. Но позаботьтесь о том, чтобы монашка наконец-то заговорила и следующего убийства не произошло. Тогда мы сможем уведомить общественность, что спасли жизнь шестерым людям. – Он направил на нее указательный палец. – Я понятно выразился?
– Насколько я узнала монашку, она не раскроет рот.
– Но вы ведь ее узнали! – крикнул ван Нистельрой. – Используйте эти знания против нее.
Сабина застонала.
– Женщина поставила четкое условие, которое мы не можем выполнить! Она хочет говорить только со Снейдером.
– Зачем БКА несколько лет вкладывало в вас деньги? – Ван Нистельрой свел брови. – Вы профайлер и получили психологическое образование! Сумеете обойтись и без Снейдера.
– Сейчас нет. – Она посмотрела на настенные часы. Было начало седьмого утра. – В этом случае есть только одна разумная вещь, которую я могу сделать.
Ван Нистельрой бросил на нее вопросительный взгляд.
Сабина повернула голову в сторону двери. В этот момент постучали.
Еще до того, как ван Нистельрой успел крикнуть «Войдите!», дверь открылась, и в кабинет вошел высокий лысый мужчина в темном костюме.
Снейдер.
К нагрудному карману его пиджака было приколото удостоверение посетителя.
Лицо ван Нистельроя будто застыло. Похоже, он действительно считал, что его наконец-то оставят в покое.
– Вы надо мной издеваетесь, Немез? Что это значит? Какой-то абсурдный номер «хороший полицейский – плохой полицейский»?
– Мне очень жаль, – извинилась она, – но я попросила Снейдера приехать сюда.
– Попросила? Так просто? – фыркнул ван Нистельрой. – И он сразу же примчался?
– Я его вынудила, – призналась Сабина. – Все-таки речь идет об убийстве.
Снейдер и ван Нистельрой некоторое время молча смотрели друг на друга.
– Закрой дверь, – пробурчал ван Нистельрой.
Снейдер захлопнул ее.
– В ближайшие дни произойдут еще шесть убийств, если мы не выполним требование этой женщины, – сказала Сабина. – Я уверена в этом на сто процентов. Не представляю, как она это устроит, но знаю, что у нее есть такая возможность.
Ван Нистельрой застонал. В конце концов полез в ящик стола, вытащил служебное оружие, магазин, связку ключей, магнитную карту и удостоверение и грохнул все на стол.
– Твое вчерашнее увольнение отклонено!
Снейдер, который не сказал до сих пор ни слова и просто стоял рядом, взглянул на Немез.
– Ради этого вы меня сюда притащили?
– Боже мой! – не выдержала она. – Сейчас правда неподходящий момент для того, чтобы два добермана, которых распирает от тестостерона, играли своими мускулами. Мы можем начать разумно работать над этим делом?
Снейдер проигнорировал Сабину и уставился на ван Нистельроя.
– Я работаю в БКА только на моих условиях. Или эффективно, или никак.
– Чего ты конкретно хочешь? – вздохнул ван Нистельрой и опустился на стул.
Снейдер сделал шаг вперед, поднял руку и оттопырил три пальца.
– Во-первых: команду, с которой я могу вести расследование по своему усмотрению. Во-вторых: особое разрешение, чтобы действовать без бюрократических проволочек, прокуроров и судейских решений. И в-третьих: все необходимые особые полномочия, чтобы работать за границей.
Сабина одобрительно кивнула. Как-никак она проинформировала его вчера о связи с Австрией.
– А, по-твоему, у других стран вообще нет права голоса в таких вопросах? – возразил ван Нистельрой.
– У нас имеется соглашение для особых операций.
Ван Нистельрой помотал головой.
– Мартен, это ни в какие ворота не лезет и нарушает все правила.
– Монашка тоже играет не по нашим правилам, – поддержала Снейдера Сабина.
– Как и все преступники, но мы все равно должны соблюдать законы, – возразил ван Нистельрой, уже начиная сердиться.
Снейдер подошел ближе к письменному столу.
– Ты отлично знаешь: если кошке надеть перчатки, она не сможет ловить мышей. Поэтому я требую иммунитета во всем, что мы делаем.
Ван Нистельрой сделал большой глоток кофе, затем опустил голову и помассировал виски. Сердце у Сабины колотилось в горле. Она ненавидела нарушать законы, но, в конце концов, речь шла о спасении жизней. Она покосилась на Снейдера. Его лицо и лысина были белые как мел, глаза запали. Самое время для него поймать какого-нибудь убийцу.
– Мы теряем время. Так я получу особые полномочия? – спросил Снейдер. – В противном случае буду наслаждаться спокойствием в моем загородном доме и прочту в газете, как вы профукаете дело.
Ван Нистельрой поднял глаза.
– При всем желании, я не могу…
– Вспомни дело Марка Дютру в Бельгии, – сказал Снейдер. – Пока он сидел в следственном изоляторе, в его подвале от голода умерли две восьмилетние девочки.
– Да, черт возьми, хватит! – Во взгляде ван Нистельроя читалась тоска. – Я не знаю, как объясню это министру внутренних дел, все-таки мы не служба разведки, но да, черт побери! – Он поднял указательный палец. – Но только для этого случая – и максимум на шесть дней. Ты понял?
Снейдер кивнул.
– И смотри, чтобы тебя не застукали, если пострадают люди… – ван Нистельрой понизил голос, – потому что этого я не одобрял, ясно?
Не моргнув глазом, Снейдер снял удостоверение посетителя с пиджака, взял свой пистолет и рассовал ключи, удостоверение и магнитную карту по карманам.
Ван Нистельрой наблюдал за ним с таким перекошенным лицом, словно после этого разговора язва желудка была ему гарантирована.
– И кому же будет позволено работать в твоей высокоодаренной команде? – спросил он, рисуя пальцами в воздухе кавычки.
Снейдер взглянул на него без каких-либо эмоций.
– Для начала только Немез и Мартинелли. Чем меньше, тем лучше, – сказал он. – Остальных людей я назову тебе в течение шести дней.
После того как ван Нистельрой кивнул, Снейдер покинул кабинет. Сабина хотела последовать за ним, но ван Нистельрой остановил ее коротким жестом.
Президент БКА дождался, когда дверь захлопнулась, затем поднял руку и сказал тихим, но настойчивым голосом:
– Вы втянули Снейдера в игру, вы и отвечаете за то, чтобы ситуация не вышла из-под контроля.
Выйдя из кабинета с тревожным чувством, Сабина последовала за Снейдером к лифтам.
– Чего хотел от вас старый Stomkop?[6]– спросил Снейдер.
– Сами не догадываетесь?
– Вы должны меня контролировать, верно?
Сабина ничего не ответила, но беспокойство от этого только усилилось.
– Вы в курсе этого дела? – спросила она, чтобы отвлечься.
Снейдер натянул свою знаменитую презрительную улыбку.
– Если у меня нет друзей в БКА, это еще не значит, что я не имею того или иного доступа к информации.
– Шёнфельд?
Снейдер кивнул.
– Я навестил его вчера в больнице. Его лицо выглядит как ландшафт с кратерами на обратной стороне луны.
Сабина застонала. Вчерашняя неудача не отпускала ее, так что она не спала всю ночь и в пять утра отправила Снейдеру эсэмэс со срочной просьбой прийти в кабинет ван Нистельроя в шесть часов, иначе она рехнется.
– Я… – вздохнула она.
Тут Снейдер положил руку ей на плечо. Очевидно, этот жест удивил его не меньше, чем Сабину, потому что он быстро убрал руку, когда дверь лифта открылась.
– Каждый совершает ошибки, Немез…
– Но я…
– Молчите и слушайте, когда я с вами говорю! – перебил он ее. – Запомните одну важную вещь: не ошибается только тот, кто ничего не делает. Вы это поняли?
– Поняла.
Они вошли в кабину лифта. Сабина нажала на кнопку второго подземного этажа, где находились комнаты для допросов.
– Но мой прежний опыт всегда показывал, что нужно слушать интуицию. А сейчас это и привело к ошибке.
Снейдер пожал плечами.
– В этом трагедия любого опыта, – заметил он, когда они ехали вниз. – Он всегда приходит с опозданием. – Снейдер нажал на кнопку первого этажа.
– Монахиня в комнате для допросов 2B. Вы не хотите с ней поговорить? – спросила Сабина.
Лифт остановился на нулевом уровне, дверь открылась, и Снейдер подтолкнул Сабину из кабины.
– Нет, заставим ее еще поволноваться. Второе убийство произойдет ведь не сразу к завтраку.
– Что вы собираетесь делать?
– Я возьму в столовой чайник ванильного чая. А вы пока сообщите Мартинелли. Через десять минут встретимся у меня в бюро.
– А потом?
Снейдер ухмыльнулся, как акула.
– Никогда нельзя идти на допрос неподготовленным. Сначала мы выясним пару моментов.
Через десять минут Сабина вошла в кабинет Снейдера.
– Тина подойдет с минуты на минуту.
– Какой godverdomde Idioot[7]поставил эти растения в мою комнату, пока меня не было? – ругался Снейдер. – Не терпелось передать кабинет другому?
Он выкатил подставку на колесиках с пальмой юккой в коридор. Затем открыл окно. Прохладный воздух хлынул в комнату. Штора вздулась и частично закрыла большую фотографию нидерландского королевского семейства с личным автографом, которая висела на стене в раме. Настоящая гордость Снейдера.
Он всегда имел особые привилегии в БКА, так было и при бывшем президенте Дитрихе Хессе. В отличие от других следователей он занимал два больших кабинета с межкомнатной дверью. Сейчас она была чуть приоткрыта, и Сабина заметила в соседней комнате массажное кресло Снейдера.
В дверь постучали, и вошла Тина. По ее усталому виду Сабина заключила, что она тоже плохо спала сегодня ночью.
– Я не понимаю… – От удивления у Тины округлились глаза. Внезапно краска прилила к ее лицу. – Вы опять на службе? Как здорово! Я…
– Знаю, теперь ваша жизнь снова приобрела смысл, но не тратьте словеса впустую и хватит лизать мне задницу. Закройте дверь, нам нужно приниматься за работу.
– Ничуть не изменился, – вздохнула Тина и села со своим ноутбуком, пачкой документов и широкой улыбкой на лице за стол для переговоров.
Сабина заняла место рядом.
Снейдер расположился за столом напротив них.
– Вы будете против, если я закурю?
– Да, – в один голос ответили Сабина и Тина.
– Отлично, тогда договорились. – Снейдер вытряхнул самодельный косяк из упаковки и щелкнул зажигалкой. По комнате тут же поплыл сладковатый запах марихуаны. Снейдер налил в кружку из термоса ванильный чай. – Хотите по чашечке?
Сабина и Тина помотали головой. Обе посмотрели на потолок, где между свежезашпаклеванными дюбелями белел круг. Снейдер опять демонтировал новый детектор дыма и, вероятно, выбросил его в мусорное ведро.
– С настоящего момента действуют следующие правила. – Снейдер выпустил в потолок второе облако дыма, покрутил косяк между пальцами и уставился на тлеющий кончик. – Я говорю один раз и ожидаю, что вы обе обо всем позаботитесь. – Он снял табачное волокно с губы и бросил его в пепельницу.
– А именно? – спросила Тина.
– Во-первых, никакого адвоката или психологической поддержки под видом кризисного вмешательства для этой монашки.
– Но мы ведь не можем ее просто так… – запротестовала Тина.
– Нет, можем! – перебил Снейдер с непреклонным видом. – Госзащитника она получит лишь тогда, когда дело дойдет до обвинения. До процесса действуют мои правила, что будет потом, мне искренне все равно.
– Хорошо, дальше, – вздохнула Тина.
– Ей запрещается говорить по телефону, исключены радио, телевизор, газеты. С этого момента у нее не должно быть абсолютно никакого контакта с внешним миром. Она получает не обычную еду для заключенных, а безуглеводное питание без сахара. Мы снизим ее уровень сахара в крови. В результате она станет раздражительной и начнет совершать ошибки. Кроме того, вводится абсолютный запрет на передачу информации СМИ. Мы собираемся скрывать смерть Граймса в фабричном цехе до тех пор, пока преступление не будет раскрыто – даже если это продлится все шесть оставшихся дней.
Тина шумно вдохнула:
– Но…
– С сегодняшнего дня наша команда работает на особых условиях, – объяснил Снейдер. – И у этой женщины не будет никаких прав, пока я расследую дело.
Тина не переставала удивляться.
– Все хорошо, но я только что услышала слово команда из ваших уст?
– Полагаю, у вас нет проблем со слухом, поэтому да. Немез объяснит вам потом детали, – сказал он. – Пункт второй: Мартинелли, вы установите контакт с этим монастырем в Верхней Австрии, о котором рассказала мне Немез, и выясните личность монашки. Все очень быстро и пока без привлечения австрийской полиции. Если возникнут сложности с руководством монастыря из-за каких-нибудь правил защиты персональных данных, позвоните мне.
Тина кивнула.
– Третий шаг: мы должны узнать все про Граймса. Прежде всего, что он делал в последние две недели. Немез, этим займетесь вы. Если возникнут проблемы с банками, интернет-провайдерами или Телекомом…
– …Я позвоню вам. – Сабина уже поняла.
– Хорошо. А я пока вчитаюсь в имеющиеся акты и протоколы дела. Через два часа встретимся у меня в кабинете.
В половине девятого Сабина снова вошла в бюро Снейдера. Она боялась, что у него особо не было времени читать, потому что она переводила на него все телефонные разговоры с партнерами, которые отказывались неофициально предоставлять БКА информацию.
Она не знала, как Снейдер это провернул, с помощью ван Нистельроя или без нее, но после последующих телефонных разговоров и мейлов у Сабины десять минут спустя появлялась вся запрашиваемая информация.
Тина уже сидела на своем месте. Ее ноутбук был открыт, и Снейдер смотрел какое-то видео.
– Возраст и описание подходят. Наша монашка действительно была сестрой в монастыре Бруггталь в Верхней Австрии. – Тина ткнула в экран. – А здесь расположена примыкающая школа-интернат сестер-урсулинок. Сгорела в конце семидесятых годов. До этого здание служило пристанищем для умственно отсталых и одиноких молодых женщин.
– Насколько я знаю, обучение и воспитание молодых женщин – цель урсулинок, – пробормотал Снейдер и задумчиво постучал пальцем по своему набору с акупунктурными иглами. Тот был еще закрыт.
– А также наставничество над девочками-сиротами, которые растут там в бедности, безбрачии и послушании, – уточнила Сабина. – Как зовут нашу монахиню?
– Сестра Мария Магдалена. Девичья фамилия Энгельман[8], – сказала Тина.
– Какое подходящее имя для святой, – цинично прокомментировал Снейдер. – Что еще мы о ней знаем?
– Ей шестьдесят пять лет, была замужем, но рано овдовела. После смерти мужа она в двадцать пять лет ушла в монастырь, где была сестрой, но три недели назад…
– Вышла из монастыря?
Тина кивнула.
– Я думал, это не так просто? – Снейдер наморщил лоб.
– Она запросила разрешение на выход из монашества по состоянию здоровья и, очевидно, из-за психических проблем, – объяснила Тина. – Соответствующая конгрегация Ватикана освободила ее от обета и отпустила на один год.
– И где она провела последние три недели?
Тина пожала плечами.
– Этого никто не знает. Нет никакой информации о месте жительства, и я не нашла никого, кто имел бы с ней контакт.
– Похоже, это решающий момент, – сказал Снейдер. – Что вы еще выяснили? На что она собиралась жить? На сбережения?
– Понятия не имею. У нее есть младший брат, Зено Энгельман, разница в возрасте шесть лет. В настоящий момент я еще не установила его место жительства. Это все.
– Он нам нужен, – решил Снейдер и посмотрел на Сабину: – А вы что выяснили?
– Вальтер Граймс провел последние три года на пенсии недалеко от Браунау-ам-Инн. Небольшой домик с садом, где он выращивал фрукты, овощи и зелень. Жены и семьи нет. Я разговаривала с его соседом. Он вел тихую жизнь и иногда помогал в местном цветочном магазине.
– Безупречный садовник из женского монастыря, – недовольно резюмировал Снейдер.
– Не обязательно, – возразила Сабина. – В начале семидесятых, когда Граймс отвечал за монастырские сад и лес, Бруггталь пользовался плохой репутацией. Набожных сестер называли шлюхами Сатаны.
Снейдер приподнял одну бровь.
– Я так и думала, что вас это заинтересует. Ходили слухи, – продолжила Сабина, – будто в определенном флигеле монастыря – интернате – молодые монашки на протяжении многих лет регулярно подвергались насилию.
– Со стороны Граймса?
Сабина помотала головой.
– Якобы нет. Он не имел к этому отношения. Я разговаривала с бургомистром и секретаршей муниципалитета Браунау. Согласно слухам, никто из немногих мужчин, работавших в монастыре, – электрик, плотник или повар, – тоже не был к этому причастен. Жители деревни рассказывали друг другу, что монашек продавали. Разные мужчины платили за надругательство над женщинами.
– И кто же называл этих женщин шлюхами Сатаны?
– Тогдашняя настоятельница монастыря, которая была известна своим религиозным фанатизмом.
– Wat in gods naam![9]– вырвалось у Снейдера. – Но она же могла предотвратить насилие. Это не имеет смысла!
Сабина пожала плечами, и они молчали некоторое время. Наконец Снейдер открыл какую-то папку на своем ноутбуке. Это были фотографии монашки, сделанные камерами наблюдения. Снейдер приблизил два изображения – шрамы на шее, запястьях и тыльной стороне кистей. Он подвинул ноутбук к Сабине и Тине.
– Что вы об этом думаете?
– Я немного разбираюсь в татуировках, клеймении и шрамах, – пробормотала Тина. – Не похоже, чтобы кто-то нанес ей эти шрамы.
Снейдер кивнул, соглашаясь.
– Угол порезов?
– Именно, – подтвердила Тина. – И слева шрамы глубже и шире, что указывает на правшу. Предположительно, она сама себя порезала. Судя по сетке шрамов, несколько десятилетий назад. Но почему?
– Чтобы сделать себя непривлекательной для насильников или наказать за что-то? – предположил Снейдер. – Или потому, что пыталась лишить себя жизни? – Он захлопнул ноутбук и поднялся. – Пришло время поговорить с Магдаленой Энгельман.
Первое, что почувствовала Сабина, когда одна вошла в комнату для допросов 2B, – запах мятного масла испарился. Несмотря на работающий кондиционер, внутри пахло застоявшимся воздухом. Но еще больше ее поразило другое: хотя монашка по-прежнему была в своем черном одеянии, головное покрывало она сняла. Ее густые длинные седые волосы были собраны в пучок. Кроме того, с нее сняли наручники, потому что она все равно находилась под постоянным наблюдением.
Сабина села за стол напротив монахини.
– Доброе утро.
Монахиня удивленно взглянула на настенные часы. Было половина десятого.
– Доброе утро, дорогая. Уже поздно. Я рассчитывала увидеть вас гораздо раньше. Вы плохо спали?
Сейчас тебе будет не до подколок, – подумала Сабина, но ничего не сказала.
В следующий момент дверь опять открылась, и вошел Снейдер. Сабина не обернулась, а наблюдала за реакцией монахини. Правда, та ничуть не удивилась, только довольно заулыбалась. Сабина задавалась вопросом, сохранит ли женщина эту загадочную улыбку еще шесть дней. Потому что она знала – терпение Снейдера подобно наполовину сгоревшему фитилю на бочке с порохом, которая стоит рядом с контейнером, наполненным нитроглицерином.
– Как я вижу, вы аннулировали свое заявление об увольнении, – заключила монахиня. – Это смерть Вальтера Граймса заставила вас передумать?
Снейдер оставался невозмутимым.
– Паршивый пес не заслужил ничего иного, как быть медленно разъеденным кислотой, после всего, что он вам причинил, – холодно произнес он.
– О, он ничего мне не сделал, – возразила Магдалена.
Снейдер посмотрел на Сабину с многозначительным видом.
– Тогда почему он должен был умереть?
– Этого я не могу вам сказать.
Опять началось это дерьмо, – выругалась про себя Сабина, беспокойно качая ногой под столом.
Магдалена больше ничего не сказала, и Снейдер тоже никак не отреагировал. Так как в комнате было только два стула, Снейдеру пришлось стоять. Правда, он этим ловко воспользовался и прислонился к большому зеркалу на стене. Поэтому монашка была вынуждена смотреть в сторону стекла, если хотела с ним говорить. И камера снимала ее реакции крупным планом. Если Снейдер не будет уверен, правильно ли истолковал ее мимику или жесты, он сможет еще раз посмотреть видеоматериалы.
– Почему вы стали монахиней? – спросил он.
– Проверьте, Гермия, свои желанья, – торжественно произнесла она с высоко поднятой головой. – Внемлите юности, спросите кровь: посильно ль вам… покровами монахини облечься…
Это звучало как цитата.
– Шекспир, – словно между делом пробормотал Снейдер, будто всю жизнь ничего не делал, а только и читал сочинения Шекспира. – Значит, вы носите монашеские одежды, потому что все остальное вам непосильно, – заключил он. – Что именно вам не по силам?
Она снисходительно улыбнулась.
– Бог запретил мне говорить об этом. Вы должны сами выяснить. Это ваша задача. У вас есть еще шесть дней.
Если у вас не получится, то каждый вечер будет умирать по одному человеку.
– Если не получится что? – уточнил Снейдер.
– Если вы не выясните взаимосвязи.
– И вы не можете мне в этом помочь?
– Я инструмент Бога, я сдвинула дело с мертвой точки, остальное в Его руках.
Снейдер задумался, его взгляд расфокусировался. На лице отражалась работа, кипящая в мозгу. Но какая? По прошествии всех этих лет Сабина все еще не знала, что именно происходит в голове этого человека. Снейдер обожал загадки и охоту на убийц. Это единственное, что он действительно хорошо умел делать. И подтверждение тому высокий процент раскрываемости преступлений. Только он умел – если самоотверженно выкуривал необходимое количество косячков – с помощью самостоятельно разработанного метода «визионерского видения» проникать в мозг убийц. Но сейчас был другой случай. На этот раз они уже знали, кто убийца. И доступ к мыслям монахини был словно перекрыт для Снейдера непроницаемым брандмауэром.
Наконец его взгляд прояснился.
– Какие ваши требования?
Очевидно, это был решающий вопрос, потому что монашка засучила рукава и перегнулась через стол.
– Каждый день вы будете получать от меня одну ключевую подсказку. Но за это я хочу, чтобы вы также ежедневно информировали прессу о событиях и о том, как продвигается ваше расследование. А на седьмой, и последний, день – день, когда Бог отдыхал, потому что завершил свой труд, – я хочу большую пресс-конференцию.
Сабина поерзала на стуле. Это же сумасшествие! Он никогда на это не пойдет.
– О’кей, – небрежно бросил Снейдер. – Вы получите вашу шумиху в СМИ. Не могу обещать, что мы попадем на первые страницы уже сегодня вечером, но статья с размещением внутри газеты и двадцатисекундное сообщение в вечернем телевизионном выпуске новостей у нас получится.
– Вы сможете предоставить мне доказательства?
– Конечно.
Сабина пыталась не выдать своего изумления – но это было и не нужно. Сестра Магдалена смотрела только на Снейдера. Ее глаза горели. Губы стали полнее.
– Итак, – потребовал Снейдер, – что вы можете нам предложить?
Она вытянула руки и повернула ладонями кверху.
– Давайте помолимся.
Снейдер – и помолимся! Сабина чуть было не рассмеялась в голос. Но Снейдер в очередной раз удивил ее.
– Хорошо. – Он бросил требовательный взгляд на Сабину, и та поднялась и уступила ему стул. Резким движением он сбросил пиджак, повесил его на спинку стула и сел напротив монашки.
– У вас красивый костюм, – заметила Магдалена.
– Сшит на заказ у Steenweg en Zonen в Роттердаме, – пробурчал он и протянул женщине руки.
Она разглядывала татуированные точки и следы прокола на тыльной стороне его ладоней.
– Вы ранены.
– Акупунктурные иглы, – кратко объяснил он. – Я страдаю от кластерных головных болей. С помощью игл я вытягиваю боль из точек выхода нервов.
– Вы так много о себе рассказываете? – удивилась она.
– Поверьте мне, там, куда вы отправитесь после завершения данного дела, эти знания вам никак не пригодятся, – холодно сказал Снейдер. – Я позабочусь о том, чтобы вас упрятали за решетку минимум на тридцать лет. Если по окончании срока заключения вы еще будете живы, то я, скорее всего, буду уже давно мертв. Так что какая разница?
Она улыбнулась.
– Ваша честность освежает.
– Я играю открытыми картами и ожидаю того же от вас. Quid pro quo[10].
Она кивнула и взяла его руки.
– Quid pro quo. – Неожиданно ее тон изменился. – Только если вы глубоко верите, Мартен Сомерсет Снейдер, то сможете раскрыть это дело! Помолимся.
Сабина внутренне содрогнулась. Сомерсет. Монашка действительно знала второе имя Снейдера. Но откуда? Ей самой Снейдер раскрыл его много лет назад во время первого совместного дела в Вене. Отец Снейдера был продавцом книг и почитателем Уильяма Сомерсета Моэма. Но эту информацию больше никто не знал – а те, кто знали, уже умерли.
Когда Сабина снова взяла себя в руки, молитва была уже в полном разгаре. Магдалена крепко держала руки Снейдера и декламировала «Отче наш» сильным низким голосом, который звучал совсем не так, как привычное монотонное пение в церкви.
Пока монашка молилась с закрытыми глазами, Снейдер сосредоточенно ее рассматривал.
Но что-то было не так. Сабина ощутила какую-то ошибку. Но какую?
Когда после «Радуйся, Мария, благодати полная!» монахиня во второй раз прочитала «Отче наш», Сабина заметила ошибку. Та не сказала «Не введи нас в искушение», а немного изменила текст.
– …выведи нас из искушения и избавь нас от лукавых, ибо Твое есть Царство и сила и слава…
Выведи нас из искушения!
Это был личный вариант монашки? Или другая, более старая интерпретация? И возможно, она даже правильная? – задумалась Сабина. Зачем Богу вводить людей в искушение? Разве это не задача дьявола и змеи в Раю? Вместо этого Бог должен, скорее, выводить людей из искушения Сатаны.
Пока Сабина, убаюканная молитвой, погрузилась в свои мысли, Снейдер неожиданно вскочил, схватил монашку за руку и задрал рукав до самого локтя.
Та оборвала молитву и закричала:
– Отпустите меня! Мне больно! – Она пробовала сопротивляться, но Снейдер крепко держал ее.
Сердце Сабины бешено колотилось. Обычно после такой выходки о следующих допросах можно было забыть, и адвокат потребовал бы отстранения Снейдера, но это его не остановило. Теперь он поднял ей и другой рукав.
На левом запястье была черная роза с шипами, на правом предплечье еще одна татуировка. Снова в сдержанном черном цвете. Две головы, смотрящие в разные стороны.
Монахиня вырвалась и натянула рукава платья до самых запястий.
Возможно, татуировки и есть подсказки! – промелькнуло в голове у Сабины.
– Вы злоупотребили моим доверием, – набросилась тем временем монахиня на Снейдера.
Тот молча поднялся и надел пиджак.
– Вы злоупотребили Словом Божьим и моим доверием! – повторила она, на этот раз громче и с упреком.
– Что касается злоупотребления и издевательств, у вас, похоже, есть опыт жертвы, – парировал он.
Сабина сглотнула. Это было сильно!
Глаза у монашки вспыхнули. В ее взгляде читались ненависть, бешенство, ярость и невероятное презрение.
– Что с пресс-конференцией? – злобно прошипела она.
– Никакой прессы для вас не будет, – ответил Снейдер.
– Тогда вы не получите от меня никаких подсказок!
– Я не позволю себя шантажировать. Для вас не будет никакой шумихи в прессе. Ни сегодня, ни на седьмой день! – Он развернулся и направился к двери.
– Вы играете нечестно! – выкрикнула она ему вслед.
Ошеломленная Сабина стояла рядом.
– Нечестно? – крикнул Снейдер, повернулся и снова подошел к столу. – Если вы хотите, чтобы БКА играло с вами честно, не надо было требовать меня. Я охочусь на убийц, и в данный момент – на вас. Всеми имеющимися у меня средствами. – Затем он покинул комнату.
Техник, который записывал допрос, вскочил и с растерянным видом уставился на Снейдера.
– Мне кажется, вы…
– Что? Зашел слишком далеко? Я только начал, – признался Снейдер. – Оставьте нас ненадолго одних, – приказал он.
Сабина никак не прокомментировала случившееся. Она ждала, пока коллега выйдет из комнаты.
– Было умно так закончить разговор? – спросила она.
Снейдер на это ничего не ответил.
– Откуда вы знали, что это цитата из Шекспира? – продолжила Сабина.
– А для вас она прозвучала, как цитата из Библии? – ответил Снейдер.
– Нет.
– Вот именно. Тогда это могут быть только Шекспир, Гете или Шиллер. И у меня не возникло ощущения, что она предпочитает немецкую литературу.
– Вы просто угадали?! – удивленно констатировала Сабина.
И на этот раз ответа не последовало.
– Она неправильно прочитала «Отче наш», – заметил он.
– Не обязательно неправильно, но, по крайней мере, по-другому. Она сказала: выведи нас из искушения.
– Не только это, – пробормотал Снейдер. – Она изменила еще одно место.
Еще одно? Она этого даже не заметила.
– Какое?
– Она сказала не избавь нас от лукавого, а избавь нас от лукавых.
Сабина порылась в памяти. Действительно!
– И как вы это объясните?
– Она говорит не о лукавом в общем, а персонализирует его. В ее глазах лукавые – определенная группа людей, против которых она хочет что-то предпринять.
– Семь человек, если быть точными.
Снейдер кивнул.
– Думаю, мы достаточно выяснили. Пришло время действовать.
Через пять минут Снейдер стоял в смотровой комнате для допросов перед группой мужчин и женщин в униформе, которые отвечали не только за внутреннюю безопасность, но и за людей, находящихся под стражей в главном здании БКА.
Снейдер кивком указал на стеклянную стену.
– Вы видите Магдалену Энгельман, бывшую сестру монастыря урсулинок, шестидесяти пяти лет. Ее подозревают в убийстве мужчины, и предположительно она убьет еще шестерых… – Снейдер сделал паузу, – если мы ее не остановим.
Коллеги посмотрели сначала на арестованную, потом на Снейдера. Сабина держалась чуть поодаль и наблюдала за сценой.
– По этой причине мы будем действовать не так, как обычно. Могу заверить вас, что наши методы одобрены высшим руководством БКА. Но если кто-то чувствует себя при этом неуютно, может сейчас уйти. Это не будет иметь нежелательных последствий для вашей карьеры в БКА. Если же решите остаться, вы должны идти до конца, пути назад нет. Вы поняли?
Все кивнули.
– Круг посвященных будет оставаться максимально узким, а то, что мы выясним, официально не должно нигде всплыть, – продолжал Снейдер. – Кто-нибудь хочет отказаться?
Все остались стоять.
Сабина с облегчением выдохнула. Она сама выбрала этих коллег и надеялась, что никто из них не испугается.
– Хорошо. Другого я от вас не ожидал. – На лице Снейдера промелькнуло подобие улыбки, затем он снова посерьезнел. – В ближайшие шесть дней Магдалена Энгельман останется под стражей в этой комнате, без передачи судье и официального оформления в СИЗО. Никакой информации для прессы. Адвокат ей также не будет предоставлен, потому что, пока эта женщина находится у нас в здании, у нее нет никаких прав.
Некоторые коллеги хмыкнули, но никто не возразил.
– Эта женщина находится в комнате уже более двадцати четырех часов и лишь пару раз отлучалась в туалет. Я хочу, чтобы вы ее раздели и отправили в душ. При этом мне важно следующее: у нее две татуировки на запястье и предплечье, что необычно для монахини в ее возрасте. Полагаю, это подсказки. Обследуйте ее тело на наличие других татуировок. Я хочу получить отличные фотографии. Кроме того, на эти снимки должен взглянуть специалист по татуировкам. Я хочу узнать о них все. Какая это техника, кто их сделал и, прежде всего, когда это произошло.
Некоторые коллеги стали проявлять беспокойство, но Сабина боялась, что Снейдер еще далеко не закончил свои разъяснения.
– Кроме того, мне нужен отчет о полном медицинском обследовании этой женщины, включая заключение гинеколога.
По комнате снова пробежал ропот. Одна коллега в ужасе уставилась на Снейдера.
– Против воли женщины? Как в Гуантанамо?
– Если хотите, можете убедить монашку. Мне все равно, как вы это устроите, главное – сделайте!
– Наверняка нам придется ее к этому принудить.
Снейдер не ответил.
– Самое позднее завтра утром я хочу видеть отчеты у меня на столе.
Через полчаса Сабина и Тина сидели у Снейдера в кабинете. В воздухе висела привычная смесь ароматов ванильного чая и марихуаны.
– Если пресса узнает, как мы действуем, журналисты нас четвертуют, – сказала Тина.
Выражение лица Снейдера оставалось суровым.
– Если умрут еще шестеро, они и так это сделают – так что будем переживать, когда наступит время.
– Вы смогли рассмотреть вторую татуировку? – спросила Сабина, чтобы сменить тему.
Снейдер взял карандаш и лист бумаги и набросал две головы, сросшиеся затылками. Во всяком случае, локоны плавно переходили друг в друга. Оба лица смотрели в противоположные стороны. Пожилой мужчина с бородой и юноша.
– Янус? – предположила Тина.
– Один из старейших богов древнеримской мифологии, – подтвердил Снейдер. – Двуликий бог начала и конца.
– Как это связано с другой татуировкой в виде черной розы? – спросила Сабина.
Снейдер пожал плечами.
– Мы узнаем это, когда коллеги закончат обследование монашки.
Тина указала на эскиз.
– А с этим что?
– Не могу себе представить, чтобы сестра ордена урсулинок, выросшая в католической вере и живущая по Евангелиям, сильно интересовалась мифологией, – ответил Снейдер. – Это не вяжется, на мой вгляд.
– Что тогда?
– Думаю, наша монашка имела в виду нечто другое: Янус – имя преступника. По крайней мере, под этим именем он числится в актах БКА.
Сабина и Тина с удивлением посмотрели на Снейдера.
– В 70-х годах он был тягачом и привозил женщин с восточных направлений в Германию. Под предлогом кастинга для фотомоделей. Подсаживал их на героин, затем принуждал к проституции и снабжал ими бордели. Наркотики, торговля людьми, проституция – все шло рука об руку. Это был огромный бизнес.
– И где именно это происходило?
– Вот решающий вопрос. В Южной Германии, а точнее – в Баварии. Его резиденция была прямо на австрийской границе…
– …Недалеко от Браунау, – предположила Сабина.
Снейдер кивнул.
– Место и время, Бавария и 70-е годы, совпадают, – резюмировала Тина. – Янус того же возраста, что и Вальтер Граймс?
Снейдер кивнул.
– Выясните, жив ли он, и если да, то где сейчас проживает. Он может стать следующей жертвой.
– Если это правда, то вот причина, почему Магдалена Энгельман потребовала вас, – она знала, что вы помните Януса и его махинации.
– Возможно. В любом случае, кажется, она хочет отвести мне ключевую роль в этом деле. – Похоже, Снейдер совсем не чувствовал себя польщенным. – Но сначала посмотрим, прав ли я.
Он поднялся, поправил воротник рубашки и запонки.
– Если да, то я полагаю, наш путь лежит в Баварию. – Он взглянул на наручные часы, Swatch в цветах нидерландского флага. – Сейчас начало двенадцатого. Встретимся через три часа на вертолетной площадке академии. К тому времени возьмите акты Януса из архива и свяжитесь с ним. А мне еще нужно уладить кое-какие личные дела.
Вообще, Снейдер собирался на юг к недействующей паромной пристани на берегу Майна, где стояла хижина из гофрированного листового железа, когда-то принадлежавшая паромщику. Там уже давно жил польский экс-солдат и бывший наемный убийца, которого Снейдер более двадцати одного года назад отправил за решетку.
Кржистоф.
К этому времени он уже освободился, и Снейдер регулярно его навещал, заботился о том, чтобы у него была работа и приличный образ жизни – насколько в случае Кржистофа можно говорить о приличиях.
Но когда Снейдер набрал номер Кржистофа, чтобы предупредить о своем визите, автоответчик поляка лишь кратко сообщил ему: «Я в Вайтерштадте!»
– Нет, нет, нет! – раздраженно пробурчал Снейдер и немедленно позвонил в службу исполнения наказаний. Там он узнал, что Кржистоф уже два дня сидит в тюрьме.
– Verdomme! – прорычал Снейдер, после того как поговорил с сотрудником, и со всего маху грохнул телефон на стол.
Затем, недолго думая, поехал на такси в колонию Вайтерштадт, в сорока километрах от Висбадена, где показал охраннику свое служебное удостоверение, переговорил с директором о Кржистофе и попросил о срочной встрече с заключенным.
Десять минут спустя Снейдер уже ждал в комнате посещений, когда Кржистоф закончит свою смену на кухне и его приведут в секцию здания для посетителей.
В начале первого дверь наконец открылась и Кржистофа завели в тесную комнату с зарешеченным окном, где стояли только прикрученный к полу стол и два стула. Длинные седые волосы поляка были завязаны в хвост, рукава оранжевого комбинезона закатаны, на ногах были растоптанные кеды, а на запястьях он по-прежнему носил широкие кожаные браслеты.
Кржистоф был на голову ниже Снейдера, но невероятно крепкого и мускулистого телосложения. Его ладони были размером почти с крышку для унитаза, а пальцы такие сильные, что он легко мог одной рукой раздавить глотку взрослому мужчине – что он раньше и делал без колебаний. Но теперь он уже выглядел на свои шестьдесят шесть, прежняя энергия иссякла, в бесцветных глазах, окаймленных темными кругами, читались тревога и печаль.
Кржистоф сел у другого конца стола, коротко кивнул в знак приветствия и удивленно отметил, что охранник оставил их в комнате одних и запер за собой дверь.
– Непривычно, что я остаюсь один с посетителем.
– Особые полномочия БКА.
Кржистоф усмехнулся.
– Значит, ван Нистельрой, старый сукин сын, тебе их одобрил?
– Спустя девять месяцев. – Снейдер кивнул. – И наш разговор не прослушивают и не записывают на камеру.
– А если ты передашь мне сейчас пилочку? – спросил Кржистоф.
– Тебе придется пронести ее в камеру в своей узкой заднице, но она вряд ли туда поместится, – ответил Снейдер.
Кржистоф снова ухмыльнулся.
– Насчет задницы – извини за ассоциацию, – но ты все еще один или у тебя уже снова появился спутник?
Снейдер проигнорировал вопрос.
– Значит, ты опять гей только в теории, – заключил Кржистоф, затем понизил голос. – Тебе нужно прийти ко мне в тюрьму, Снейдер, здесь у тебя будет сколько угодно секса – и жесткого, как ты любишь. – Он громко засмеялся и вытер слезы.
– Без любви?
– Знаешь, секс без любви лучше, чем никакого секса. – Кржистоф снова рассмеялся.
– Похоже, ты по-настоящему наслаждаешься временем здесь, – заключил Снейдер.
– Да, но не пойми меня неправильно, я не участвую во всей этой гомошайке. К сожалению, педикам приходится обходиться без меня.
Я бы удивился, если бы кто-то дотронулся до Кржистофа. Несмотря на возраст, рефлексы у него все еще, как у бешеного волка, – подумал Снейдер.
– Да, в тюрьме может быть одиноко, но я вообще-то хотел…
Кржистоф перегнулся через стол и понизил голос:
– Знаешь, у меня все еще есть коробка с DVD, которую ты подарил мне в прошлом году. «Доктор Куин, женщина-врач», с Джейн Сеймур. – Он произнес имя с особенным ударением. – Преимущество в том, что не нужно наряжаться, чтобы подрочить. – Он опять ухмыльнулся.
Wat in gods naam? Снейдер перевел дух.
– Спасибо за картинку в моей голове. Мы теперь можем сменить тему?
– Это ведь ты начал!
Так дело не продвинется. Хотя Кржистоф и был одним из немногих людей, от которых Снейдер терпел подобные ответы, – он приехал сюда не ради удовольствия.
– Я буду краток. – Снейдер поднял руку и оттопырил три пальца, его типичный жест, которым он сигнализировал, что за недостатком времени хочет описать обстоятельства дела тремя короткими четкими предложениями. – Во-первых…
– Что это означает? – Кржистоф уставился на пальцы Снейдера. – Что ты сегодня еще и пальцем не пошевелил? – Он снова усмехнулся.
Но Снейдер больше не обращал внимания на его реплики.
– Во-первых, директор рассказал мне, что ты угодил сюда за торговлю медикаментами, отпускаемыми только по рецепту. Во-вторых, что до начала процесса ты останешься в следственном изоляторе, хотя судья на первом слушании предлагал освобождение под залог, от чего ты, однако, отказался. Ты в своем уме?
– А в-третьих? – равнодушно спросил Кржистоф.
– В-третьих, я сейчас заплачу залог и вытащу тебя отсюда.
– Двенадцать тысяч евро?
Снейдер кивнул:
– Столько у меня найдется. Ты мне нужен на свободе.
Кржистофа это предложение не особо впечатлило.
– Зачем?
– Что за идиотский вопрос? Я хочу вытащить тебя отсюда. Этого недостаточно?
– Нет.
Снейдер заскрипел зубами.
– Я собираю команду.
– Ты и команда? – Кржистоф улыбнулся. – Зачем?
– Сначала я нанесу визит Янусу.
Кржистоф приподнял одну бровь и помассировал свой щетинистый подбородок.
– Мы оба говорим об одном и том же Янусе? Торговля женщинами, контрабанда людей, наркотики, проституция, взятки и заказные убийства?
Снейдер кивнул.
Кржистоф со свистом выпустил воздух через щербинку в зубах.
– Ну и ну, полагаю, ты нуждаешься во мне, чтобы целым и невредимым подобраться к нему, верно?
Снейдер кивнул.
– Как выглядит план Б?
– Его нет.
– Хм, тогда у нас небольшая проблема. – Кржистоф откинулся на стуле и скрестил руки за головой. – Просто я остаюсь здесь.
– Что? Я оставлю залог, и до слушания ты свободный человек. Я вообще не понимаю, как ты мог злоупотребить своей работой. Было же ясно, что тебя поймают при попытке сбыть товар. Как можно быть таким идиотом?
Кржистоф немного помолчал.
– Что? – наконец не выдержал Снейдер.
– Нас действительно не прослушивают? – спросил Кржистоф.
– На это можешь положиться.
Кржистоф подался вперед, понизил голос и для верности прикрыл рот рукой, чтобы невозможно было прочитать по его губам – на случай, если за ними все же наблюдали через видеокамеру на потолке.
– Поверь мне, если бы я действительно хотел приторговывать медикаментами, то уж точно не попался бы, но я специально подставился. И отказался от залога, потому что хотел попасть в эту тюрьму.
Дело приобретало новый оборот.
– В эту тюрьму? Какого черта? Ты хочешь взорвать здание?
Кржистоф проигнорировал его слова.
– Я три месяца в отношениях, – рассказал он. – Милая женщина, которая принимает меня таким, какой я есть.
– Сложно представить.
– Спасибо, но мы действительно подходим друг другу. Я познакомился с ней, когда доставлял медикаменты. Она работает в аптеке и первая по-настоящему умная женщина, которая хочет иметь со мной дело. Можешь себе представить?
– Нет.
– И тем не менее. – Кржистоф улыбнулся и утер слезу со щеки.
Смотри-ка, он действительно влюбился. Даже не верится, что такое возможно.
– И дальше? – поторопил Снейдер.
– Майя – мать-одиночка. Ее муж погиб вскоре после рождения их дочери при крушении самолета. Он был пилотом. Эмили сейчас семь. Прелестный ребенок. Белокурые косички, веснушки, всегда смеялась и была жутко умной. Она даже умела играть на пианино Опус 67 Бетховена.
Симфония судьбы.
– Что с ней случилось?
– Шеф Майи, аптекарь, надругался над ней. В то время как Майя стояла за прилавком и продавала старухам микстуру от кашля, Эмили ждала в бытовке, пока мать закончит работу. Этот подонок ее изнасиловал. И насиловал целых пятнадцать минут! А чтобы она не кричала, зажал ей горло. – Кржистоф тяжело вздохнул, его руки дрожали.
У Снейдера перехватило горло. Он молча слушал.
– В больнице девочку зашили, потребовалось две операции, но у нее остались необратимые повреждения головного мозга. Ублюдок слишком долго перекрывал ей воздух, не только пока не кончил, но и после.
У Снейдера сжалось все внутри. На мгновение он закрыл глаза.
– Ты сам захотел услышать эту историю, – защищался Кржистоф. – И это еще не все. Через пару недель Майя пыталась покончить с собой, перерезала себе вены. Но я нашел ее на складе товаров, спас. С тех пор мы вместе.
– Дай я угадаю. – У Снейдера пересохло в горле. – Аптекарь сидит в этой тюрьме?
Кржистоф кивнул.
– И ты хочешь отплатить ему?
Кржистоф молчал.
Тут брови Снейдера взлетели вверх.
– Ты ведь не собираешься его… прикончить?
Кржистоф наклонился вперед и понизил голос до едва слышного шепота:
– Эта тварь всего две недели в тюрьме. И благородный господин аптекарь имеет хорошие шансы на то, чтобы выйти отсюда на основании заключения психиатрической экспертизы. И попасть в лечебно-исправительное учреждение. А ты знаешь, что это означает. Через два года он будет на свободе. После лечения и ресоциализации. А Эмили навсегда останется инвалидом. Я не могу так поступить с Майей.
– Я хорошо понимаю, что ты с удовольствием свернешь ему шею, но тем самым разрушишь собственную жизнь! – прошипел Снейдер. – Тогда Майя снова останется с дочерью одна – и ты не сможешь помочь ни ей, ни Эмили.
– Думаешь, я не ломал себе над этим голову? Но у меня нет выбора.
– Даже если тебя посадят за убийство?
Кржистоф кивнул.
– Я выйду отсюда только после того, как этот гад получит свое заслуженное наказание.
Нет, нет, нет!
– Дьявольщина! – в конце концов вздохнул Снейдер. – Если я решу твою маленькую проблему, ты выйдешь под залог?
Кржистоф удивленно посмотрел на него.
– Конечно.
Снейдер поднялся.
– Хорошо, дай мне полчаса.
– Что ты задумал? – Кржистоф выпрямился. – Хочешь застрелить подонка?
На губах Снейдера появилась брезгливая улыбка.
– Это делается изощреннее.
Снейдер стоял перед комнатой посещений в колонии Вайтерштадт и просматривал дело аптекаря, которое выдали ему из архива.
У мужчины было длинное сложное двойное имя, но Снейдеру вовсе не хотелось его знать. Будет лучше, если он останется в его сознании анонимным аптекарем. Мужчина почти шестидесяти лет, с лысиной, лишним весом, фармацевтическим образованием, огромными комплексами неполноценности и наклонностями педофила. Тип без имени и фамилии. Аптекарь. Так и никак иначе Снейдер сохранит его в своей памяти.
– Я закончил. – Снейдер положил папку с делом на стол, при этом спрятав в рукаве ручку, которая лежала в папке. Сотрудники колонии этого не заметили.
Дверь открылась, и Снейдер вошел в комнату посещений, которая на ближайшие полчаса стала уединенной переговорной. Никакой прослушки, никакого видеонаблюдения – на этом настоял Снейдер.
Аптекарь поднял глаза. Его очки без оправы частично запотели от испарины и беспокойства. Под мышками тоже выступили большие пятна пота. На шее и руках у него была красная сыпь и корочки, видимо, потому, что он постоянно расчесывал свои гнойнички, бородавки и родинки. К тому же у него нервно подергивалось лицо. Может, это было наигранно, потому что он хотел убедить всех в своей психической невменяемости и так выпутаться из ситуации.
– Кто вы? Чего вы от меня хотите? Мой адвокат сказал мне, что я не должен ни с кем говорить. – Его голос звучал пронзительно и возбужденно, он практически захлебывался.
– Ваш адвокат абсолютно прав. – Снейдер сел на стул. – Вы не должны говорить со мной. Вы должны только слушать.
– Кто вы?
– Меня зовут Снейдер, я криминалист-аналитик и судебный психолог в Федеральном ведомстве уголовной полиции. – Он положил на стол свое удостоверение. – Я здесь, потому что волнуюсь за вас.
– Волнуетесь?
– Завтра будет оглашен результат вашей психиатрической экспертизы, – солгал Снейдер. – Он положительный. Это означает, что вы абсолютно вменяемы.
– Но…
Снейдер поднял руку.
– Вы сказали, что не хотите говорить со мной, вот и помалкивайте. Просто слушайте меня. – Он глубоко вздохнул. – Вы попадете не в лечебно-исправительное учреждение, а будете отбывать настоящий тюремный срок.
– И где же?
– Я знаю судью. На острове Остхеверзанд в Балтийском море. Остров-тюрьма строгого режима, построенная в 1933 году из увесистых мраморных валунов, с чрезвычайно мрачной историей. К сожалению, я слишком хорошо знаю ту тюрьму. Не лучшее место. Еда не такая вкусная, как в этой элитной колонии, нет бассейна и ухоженных внутренних дворов. К тому же там сидят, в основном, чеченцы, украинцы, арабы, синти и рома.
Мужчина взглянул на него.
– Цыгане?
– Если так скажете, вы мертвец. Но да, цыгане. Также там много серийных убийц и целая группировка неонацистов. Поэтому я здесь. Я хочу подготовить вас к тому, что ожидает в ближайшие пятнадцать лет.
– Пятнадцать лет! Этого не может быть! А почему меня вообще должны туда перевести?
– Потому что в вашем случае судебный психиатр пришел к заключению, что вы не нуждаетесь в терапии.
– Но мне нужна терапия. Я болен!
– Конечно. – Снейдер улыбнулся. – Так утверждает большинство в вашей ситуации. Но трюк удается лишь единицам. А почему? Потому что вас всех легко раскусить.
– Что? Но…
– Простой пример, – перебил его Снейдер, подняв руку. – Почему вы зажимали девочке горло, когда насиловали ее?
Аптекарь почесал под мышкой.
– Почему? Девчонка хотела закричать и не умолкла бы. Ее мать стояла всего в нескольких метрах в торговом зале.
– Значит, вы не справились с ситуацией? – Снейдер наклонился вперед. – Вы испытываете приступ агрессии к маленькой семилетней девочке?
Аптекарь до крови расчесал себе предплечье.
– Мне нужно было заставить ее замолчать.
– Почему вы просто не вышли из комнаты, когда закончили?
– Я думал, что смогу успокоить девчонку.
– Получилось?
– Нет.
– Своей самонадеянностью вы уничтожили человеческую жизнь, – сказал Снейдер.
– Да, черт возьми, – выдавил мужчина.
– Один лишь этот короткий разговор показал мне, что вы холодный, расчетливый и абсолютно вменяемый человек.
– Черт! – Вместо раскаяния во взгляде мужчины читалось отчаяние. – А нельзя поговорить с судьей?
Снейдер помотал головой.
– Как уже сказал, я знаю судью, и он отец маленькой девочки.
– Вот дерьмо! – прошипел Аптекарь. – Как там в Остхеверзанде?
– Вам нужно с самого начала быть сильным. Нельзя показывать слабые стороны своим сокамерникам. Если они спросят, почему вы там, – лгите. Ведь как только они узнают, что вы на самом деле совершили… – Снейдер покачал головой. – Насильники детей стоят в самом низу иерархии, и это нужно понимать в буквальном смысле слова.
– Но я не такой сильный. Меня же не могут просто так запихнуть к этим отбросам и выродкам.
Отбросам и выродкам? Снейдер чуть было не перепрыгнул через стол, не вцепился ему в глотку и со всей силы не треснул головой о стол.
– Вы справитесь, – вместо этого сказал он. – Вам просто нельзя каждую минуту жизни бояться или представлять, что может случиться в следующий момент. Что к вам под одеяло может забраться сокамерник. Постоянно жить в страхе перед тем, что произойдет следующей ночью, во дворе под открытым небом, в прачечной, мастерской или в кладовке с моющими средствами. Слышите, вам нельзя об этом думать!
– Да, конечно… – Аптекарь до крови искусал себе ноготь.
– Как я сказал, никакой слабины. Потому что если это начнется, то уже никогда не закончится. Даже одна неделя может тянуться чертовски долго. Пятнадцать лет вы так не выдержите.
– Но если это случится? – взвыл он.
– Ни в коем случае не зовите охранников, они вам не помогут. Это все только усугубит. Вы можете рассчитывать исключительно на себя. И если решите сопротивляться в самый первый раз, то вы обязаны одержать верх. Это важно! Иначе это их еще больше спровоцирует.
– Но если я не смогу?
– Тогда вам придется подчиниться. И так будет происходить каждую ночь, я гарантирую… и каждую ночь это будет все жестче. Я видел мужчин с такими тяжелыми повреждениями, что они умирали.
Аптекарь сглотнул.
– Умирали?
Снейдер махнул рукой.
– Вы не захотите это слышать.
– Почему? – настаивал Аптекарь.
– Все начинается с боли в животе. Небольшой разрыв кишки между анальным отверстием и мошонкой. Через него кишечные бактерии проникают в брюшную полость. Если вовремя не начать лечение, через двадцать четыре часа вы мертвец.
Аптекарь молчал.
Снейдер задумался.
– Вы были честны со мной, поэтому я похлопочу за вас и попрошу заключенных оставить вас в покое. Если повезет, у вас хотя бы вначале будет отсрочка. Потом вам придется держаться самому. Всегда думайте о том, что однажды вы выйдете и будете вести нормальную жизнь.
– Мне будет уже за семьдесят. – Аптекарь уставился мимо Снейдера в никуда.
– Это единственный совет, который я могу вам дать, – сказал Снейдер. – Учитесь быть сильным, так вы лучше всего переживете это время.
Аптекарь посмотрел на него, его нижняя губа дрожала.
– Вы за этим пришли сюда? Чтобы сказать мне это?
Снейдер кивнул.
– Это превентивная мера. Мне совсем не хочется расследовать еще одно самоубийство в Остхеверзанде. – Он поднялся и положил Аптекарю руку на плечо. – Всего хорошего.
– Я вас еще увижу? – взвизгнул мужчина.
– Нет – вас уже завтра переведут в Остхеверзанд.
Снейдер вышел, оставив на столе ручку.
Затем Снейдер выпил крепкий кофе. Он догадывался, что сейчас произойдет, и пытался тщательно стереть разговор из памяти. Навсегда! Чтобы осталось лишь анонимизированное воспоминание о жирном бледном типе.
Гони это от себя!
Идя по коридору, он пытался думать о чем-то позитивном, старался представить, как Кржистоф с Майей и Эмили проводят будущие выходные – как более или менее нормальная счастливая семья, насколько это вообще возможно после случившегося.
Но потом внутренний голос, где-то глубоко в душе, сказал ему, что он ни на йоту не лучше монахини, которую собирался припереть к стенке. Ненависть, злоба, ярость, месть, возмездие – разве он руководствовался не теми же мотивами, по которым она убивала? Да, ты такой же, как она.
Нет, не такой! Я предоставил взрослому мужчине выбор.
Ты им манипулировал!
Как он поступит – только его решение. И если он действительно это сделает, то ничего другого и не заслужил. Каждый человек имеет право быть собственным судьей и палачом.
Резкий вой сирены пронзил Снейдера до костей. Неожиданно охранники, стоявшие в коридоре, засуетились. Все побежали к комнате посещений.
Только Снейдер остался стоять на месте. Он почувствовал тяжесть в желудке, словно там лежал тяжелый камень, его начало подташнивать. Снейдер проигнорировал горький привкус во рту, глубоко вдохнул, смял пустой пластиковый стаканчик, бросил его в мусорное ведро и пошел дальше.
Спустя полчаса Снейдер перевел двенадцать тысяч евро на банковский счет Высшего земельного суда и выслал судье подтверждение о переводе, после чего тот распорядился об освобождении Кржистофа.
Вскоре Снейдер снова сидел напротив Кржистофа.
– Что это была за сирена? – спросил поляк.
– Аптекарь покончил с собой.
– Вау. – Кржистоф, лишившись дара речи, уставился на Снейдера.
Ручкой. Вообще-то Снейдер рассчитывал, что Аптекарь вскроет себе обе артерии металлическим зажимом от ручки. Но вместо этого тот всадил себе стержень в гортань и упал шеей на край стола, чтобы глубже загнать ручку в горло. На глазах охранников. И потом за несколько секунд задохнулся собственной кровью… или лучше сказать, захлебнулся.
Эффективно.
Будучи аптекарем, он знал, как это работает.
– Ты хреново выглядишь, – заметил Кржистоф.
– У меня все отлично, – солгал Снейдер. Его голос прозвучал хрипло. – Мы можем идти?
– Я готов, – сказал Кржистоф. – Только должен подписать несколько формуляров и забрать свои вещи.
– Поторопись, у нас не так много времени. – Снейдер почувствовал, что на лбу выступила испарина.
Кржистоф поднялся.
– Да, я быстро, чтобы ты мог выйти на свежий воздух.
Около 14 часов Сабина и Тина сидели в вертолете на вертолетной площадке академии. Пилот уже прогревал двигатель, когда шлагбаум перед будкой охранника поднялся и на территорию заехало такси.
Тина толкнула Сабину локтем в бок.
– Смотри! – прогудел Тинин голос в наушниках Сабины.
Она перевела взгляд на такси. Из машины вышел Снейдер, а за ним седой мужчина чуть ниже ростом, который хорошо смотрелся в джинсах, ботинках на шнуровке, футболке в рубчик и черной ветровке.
– С ума сойти, – вырвалось у Сабины. – Это же Кржистоф.
Оба мужчины, втянув голову в плечи, пересекли площадку. После того как поляк взобрался на борт вертолета, Снейдер запрыгнул на последнее свободное место в передней части за кабиной пилота, пристегнулся и вращающим движением показал пилоту, что можно взлетать.
Вертолет тут же пришел в движение и взмыл ввысь. Пилот слегка накренил нос машины и направил ее на юг. Со скоростью около 300 километров в час они быстро доберутся до цели.
– Добро пожаловать в команду, – сказала Сабина, когда Кржистоф надел наушники.
– Мартен, старый говнюк, скрыл от меня, что с нами будут две дамы, иначе я бы поторопился.
Сабина и Тина заулыбались, и поляк поприветствовал их, стукнувшись с ними кулаками.
Теперь и Снейдер надел наушники.
– Что такого смешного?
– Вы не захотите этого знать, – ответила Тина. Она взглянула на Кржистофа: – Снейдер вытащил вас прямо из тюрьмы?
Кржистоф прищурился.
– Вы не только симпатичная, но и чертовски умная. Откуда вы это знаете?
Тина указала на пальцы Кржистофа.
– В комиссариатах полиции отпечатки пальцев сканируют, а в некоторых тюрьмах все еще берут с помощью чернил и бумаги. У вас на подушечках пальцев осталась черная краска.
– Колония Вайтерштадт. – Кржистоф изобразил уважение на лице. Потом широким пространным жестом указал внутрь кабины. – Все так быстро происходит.
– Особые полномочия БКА, – кратно пояснила Сабина.
– Я уже слышал, – кивнул Кржистоф. – Снейдер испытывает терпение ван Нистельроя.
– Это только начало! – крикнул Снейдер, который слышал разговор. – А теперь хватит болтать попусту. – Он перегнулся назад и прикрепил Кржистофу к куртке удостоверение сотрудника БКА. – Теперь оно будет у тебя. – Затем взглянул на Сабину: – Куда именно мы летим?
– К Бах-ан-дер-Донау на краю Баварского леса, – ответила она. – Там у Януса уже несколько лет загородная резиденция.
Снейдер постучал пилота по плечу:
– Какой у нас маршрут полета?
– Почти по прямой на юг, а от Регенсбурга вдоль Дуная, – услышала Сабина ответ мужчины через свои наушники. – Будем на месте через семьдесят минут.
– Хорошо. – Снейдер кивнул. – До того времени нам есть что обсудить.
– Я тоже так думаю, – добавила Тина, – потому что нам не удалось установить с Янусом контакт.
Снейдер скривился.
– Тогда, к сожалению, придется застать его врасплох.
В начале четвертого они пересекли земельный участок Януса, который располагался всего в нескольких километрах от Дуная, в поисках подходящего места для посадки. Наконец нашлась достаточно большая поляна, окруженная соснами, подходящая для посадки. От этого места до огромной, в несколько этажей виллы было всего около пятидесяти метров.
Не успел вертолет коснуться травы, как с просторной террасы, огибающей вилу, по лестнице сбежали двое мужчин с винтовками на изготовку.
Снейдер открыл дверь, и они с Кржистофом первыми спрыгнули с вертолета. Мужчины их уже ждали.
– Федеральное ведомство уголовной полиции Висбадена! – прокричал Снейдер через шум пропеллера и предъявил свое служебное удостоверение.
– Что вы хотите? У вас вообще есть разрешение на посадку здесь и ордер на обыск? – крикнул один из вооруженных мужчин, даже не взглянув на удостоверение.
– Нам не нужно! – проревел Снейдер тоном, который показывал, что он ненавидит умников. – Мы хотим лишь перекинуться парой слов с Янусом.
– У вас назначена встреча? Если да, то…
Снейдер вытащил из пиджака распоряжение о временных особых полномочиях, подписанное ван Нистельроем.
– Если он немедленно нас не примет, то мы приземлимся на вертолете прямо в гостиной этой виллы.
Пока один из мужчин, опустив оружие, читал документ, Кржистоф быстрым движением выхватил у другого винтовку и отогнал того на расстояние.
– Эй! – крикнул парень, который все еще держал в руке распоряжение.
Тут из вертолета выпрыгнули Сабина и Тина. Оба мужчины отвлеклись, и Снейдер схватился за ствол второй винтовки и выдернул ее из руки владельца.
– Не нервничайте. Разговор продлится недолго.
Ошарашенные, оба охранника пялились на Снейдера. Тот передал Сабине винтовку, русский карабин, а она тут же вытряхнула из ствола патроны.
Так как Кржистофу, находившемуся под залогом, официльно нельзя было даже нюхать оружейное масло, он передал свой карабин Тине. Затем схватил рацию с пояса охранника. В этот момент в динамике уже щелкнуло.
– Что там происходит снаружи? Чего хотят эти типы? Пусть убираются нахрен со своим вертолетом! – послышалось из рации.
Кржистоф поднес прибор ко рту:
– Следи за языком, приятель, мы пока пришли с миром.
Постепенно лопасти пропеллера успокоились, но поток воздуха все равно гонял по лужайке несколько салфеток с террасы и трепал разноцветные шары с гелием, привязанные к мраморной балюстраде.
Пахло лошадиным навозом – этот запах будил в Сабине приятные детские воспоминания, потому что она выросла недалеко от Мюнхена на ферме у дедушки с бабушкой среди лошадей и коров. Земельное владение Януса включало в себя конный завод и собственный лес; общая территория участка была огромная, им потребовалась не одна минута, чтобы пересечь его на вертолете, и Сабина насчитала несколько конюшен и площадок для паркура. Но, будучи многократным миллионером, Янус мог себе это позволить.
Возглавляемая Снейдером, их маленькая группа с обоими уже безоружными охранниками направилась по гравийной дорожке к мраморной лестнице.
– Что за вечеринка намечается? – спросил Снейдер, когда они поднялись по ступеням.
– Сегодня суббота, тринадцатое мая, – прокряхтел охранник, словно этим все было сказано.
– И что?
– Сегодня вечером состоится праздник в честь дня рождения обоих сыновей Януса.
– У него еще такие маленькие дети? – Снейдер ткнул в два воздушных шара, на которых стояли цифры пятнадцать и семнадцать. – В их возрасте им не должно быть неловко?
– Если хотите знать больше, спросите шефа, – сказал охранник.
Они дошли до веранды. Под зонтами от солнца стояла дюжина столов, накрытых для роскошного приема.
Сабина взяла одно из разложенных меню и заглянула в него. Недурно! Порядок подачи блюд был написан по-польски, и Сабина смогла немного перевести. Что-то вроде жареной на гриле курицы с картофельным кубом и голландским соусом. Похоже, они вломились сюда в самый разгар подготовки к пышному празднеству. В конце террасы Сабина заметила даже сцену для джазового ансамбля. Инструменты уже стояли на своих местах, среди прочего и старая шарманка с заводной рукояткой и клавишами. Насколько она помнила после посещения музея со своими племянницами, подобные инструменты использовались больше в Восточной Европе. Очевидно, Янус был поляком. Они словно вступили на территорию польской мафии – и тут она поняла, почему Снейдер хотел, чтобы с ними обязательно был Кржистоф.
Словно в подтверждение ее мысли, по гравийной дорожке тут же подъехали два джипа с польскими номерами и с хрустом остановились между вертолетом и лестницей. Из машин выпрыгнули пятеро мужчин. Очевидно, часть людей, которые охраняли главные ворота.
В тот же момент из виллы вышел маленький широкоплечий мужчина в белом костюме. Красные лаковые туфли, красный платок в нагрудном кармане и красный галстук. Без сомнений, это Янус. За ним стояла высокая блондинка, чей цвет волос не совсем подходил к грубоватым восточноевропейским чертам лица, скорректированным операцией скулам и увеличенным губам. Обладательница спортивной фигуры – наверняка результат изнуряющих тренировок – и кожи завидного бронзового цвета была одета в элегантное желтое вечернее платье на тонких бретелях. С ее – навскидку – сорока пятью годами она была минимум лет на двадцать моложе Януса. Отсюда и оба сына-подростка.
– Что здесь, черт возьми, происходит, вашу мать?! – закричал Янус гортанным голосом.
Блондинка едва заметно вздрогнула. Кроме того, Сабина обратила внимание на ссадину под глазом, которую она загримировала косметикой. Любопытно, что у Януса на руке было несколько подходящих колец с острыми гранями.
Снейдер без комментариев показал свое удостоверение.
– Мартен Снейдер? – снова пророкотал Янус. – Какая честь. – Последнее прозвучало цинично.
Рот Януса был перекошен, словно после инсульта. Но затем Сабина разглядела, что под усами у него была заячья губа и, вероятно, искуственное нёбо – вероятно, поэтому он так гнусавил.
– Мартен С. Снейдер, – исправил его Снейдер.
Мужчина криво улыбнулся.
– Я думал, что вы меньше ростом. – Затем он ожег злобным взглядом обоих охранников, которых – по крайней мере, это так для него выглядело – разоружили две юные дамы чуть выше метра шестидесяти.
Взглянув на вертолет, Янус развел руками.
– У нас сегодня маленькая частная вечеринка в узком семейном кругу. Будь у вас даже ордер на обыск от верховного судьи – в чем я сомневаюсь, – почему бы мне сейчас же не переломать вам всем, включая пилота, ноги из-за нарушения неприкосновенности жилища?
Снейдер протянул ему распоряжение ван Нистельроя.
– Я…
Янус вырвал листок у него из руки, бросил на пол и плюнул на него. Затем его тон стал жестче.
– Что может помешать мне привязать вас, четырех уродов, к лошадям, чтобы те протащили кружок по земле?
Видимо, он не особо ладил с полицией.
Сабина услышала, как за спиной у них перезарядили винтовки, покосилась через плечо и обомлела. Вновь подошедшая охрана держала в руках не старые русские карабины, а современные армейские винтовки, которые, согласно закону о хранении оружия, подпадали под запрещенную военную технику.
Снейдер оставался спокоен и бросил Кржистофу требовательный взгляд. Но что тот мог устроить? Повалить пятерых парней?
Вместо этого Кржистоф развел руками и заговорил с Янусом по-польски. Сабина понимала только некоторые обрывки слов о польской армии, в которой раньше служил Кржистоф, о времени в Германии, когда он был наемным убийцей, и о том, как он был задействован в сфере наркотиков. Затем послышались названия Варшава, Бельский, Собибор и Налибокская пуща.
Собибор?
Насколько Сабина помнила, отец Кржистофа в молодости состоял в польско-еврейском движении сопротивления нацистам и был одним из тех, кому удалось сбежать из концентрационного лагеря Собибор.
Взгляд Януса светлел с каждой минутой, наконец оба обнялись и трижды поцеловались, будто были давними друзьями.
Сабина и Тина удивленно переглянулись.
– Пойдемте и будьте моими гостями, – наконец покровительственно произнес Янус и указал на столы. – Камила, – крикнул он своей жене и показал на террасу, – позаботься, чтобы здесь прибрали. И персонал должен все утяжелить, чтобы ничего не улетело, когда вертолет будет взлетать.
Сабина и Тина прислонили карабины к балюстраде. Затем они сели под зонтом от солнца за большой круглый стол. Седой дворецкий в черно-белом полосатом жилете и со слуховым аппаратом тут же принес кофейные чашки, стопки, стаканы и два графина с нежно-желтым напитком, в котором плавали дольки лимона и листья перечной мяты; то, что надо в такую жару.
Янус взглянул на свои наручные часы, массивный золотой «Брайтлинг» со множеством кнопок.
– У меня есть десять минут, потом мне нужно к сыновьям. Сегодня их праздник. Итак, как я могу вам помочь?
Снейдер немедленно перешел к делу.
– Боюсь, ваша жизнь в опасности. Возможно, кто-то планирует на вас покушение.
Янус громко рассмеялся и откинулся назад, так что его кипенно-белая рубашка натянулась на груди.
– Уже не в первый раз. Знаете, как часто я слышу о подобных попытках покушения? Но оглядитесь. Мы в абсолютной безопасности.
– Мы видели, – иронично заметила Сабина.
– Кто там может планировать покушение? – спросил Янус. – Тот, кто прилетит на вертолете, как вы, или вообще въедет на участок на танке?
Снейдер на секунду сжал губы.
– Вообще-то, мне должно быть безразлично, если такой rotzak[11], как вы, отдаст концы. Но, к сожалению, вы маленькая, но важная часть пазла в большой игре, а мне необходимо понять всю картину.
– Ну и что вы предлагаете? – спросил Янус.
– Отменить праздник и усилить меры безопасности.
– Nie![12]– сказал Янус по-польски и решительно помотал головой.
Сабина вздохнула. Будет непросто спасти жизнь такому криминальному типу, как Янус.
После того как Снейдер рассказал о деле, которое они расследовали – при этом, на взгляд Сабины, выдал слишком много информации, – Янус подпер кулаком подбородок и задумался.
– Монастырь Бруггталь в Верхней Австрии… – пробормотал он, потом пожал плечами. – Я слышал, что молодых девушек, которые вступали в орден урсулинок, передавали тогда платежеспособным клиентам, – ну, как все слышат, что происходит по ту сторону границы, – но я не имею к этому никакого отношения.
– А что вы еще слышали? – спросила Сабина.
Он сделал глоток эспрессо, затем сунул в рот сигару.
– Ну, некоторые мои клиенты ездили тогда в этот монастырь. Там был отдельный флигель с помещениями, которые использовались для различных игр.
– Даже если правда, что вы никак с этим не связаны, – заметила Тина, – вы на удивление разговорчивы.
– Во-первых, срок давности изнасилований и тяжких сексуальных преступлений истекает спустя двадцать лет после того, как жертве исполнится тридцать. – Попыхивая сигарой, он пожал плечами. – А во-вторых, как уже сказано, я не имею к этому никакого отношения. В то время я был еще молод и занимался абсолютно другим бизнесом. Я построил его почти сорок лет назад, и за все это время прокуратура ни разу не смогла мне ничего предъявить. – Он удовлетворенно улыбнулся.
– А сегодня? – спросила Сабина.
– Сегодня я больше не связан с наркотиками, проституцией и торговлей людьми. Я счастливо женат, во второй раз – Камила была раньше в польской национальной команде по плаванию, – и у нас двое приличных сыновей, для которых я служу примером.
А между делом бьешь свою жену, – подумала Сабина, но не подала виду и указала на виллу.
– Чем вы сейчас зарабатываете, чтобы все это финансировать?
– Я вовремя продал биткойны.
Разумеется! Сегодня криптовалюта служила алиби каждому, кто вдруг начинал купаться в деньгах.
– Вы не могли бы составить для нас список тех, кто, как вы знаете, посещали монастырь урсулинок? – попросила Тина.
Янус усмехнулся.
– С датой рождения, номером телефона, местом жительства и номером социальной страховки?
Тина прикусила губу. По ее взгляду Сабина поняла, что она готова вцепиться Янусу в глотку.
– Что вам говорит имя Вернер Граймс? – спросил Снейдер, который последние минуты не участвовал в разговоре.
– Вернер? Я ду… – Янус тут же умолк и сжал губы.
Что? – спросила про себя Сабина. – Ты думал, его зовут Вальтер Граймс, верно? Ей понравилась изящная ловушка Снейдера.
– Без понятия, кто это, – быстро добавил Янус.
Но они все поняли, что он слышал имя Вальтера Граймса. И таким образом, стало ясно, что Янус знал о происходившем в монастыре больше, чем утверждал.
Когда Снейдер собрался задать следующий вопрос, через террасную дверь наружу вышел седой дворецкий:
– Мы готовы.
Янус снова посмотрел на часы.
– Десять минут моего драгоценного времени, которые я подарил вам, давно истекли. – Он поднялся, снял пиджак и передал своему дворецкому. Под рубашкой проступали его крепкие бицепсы. – К сожалению, вам нужно снова… – Неожиданно он застыл, задумался, потом его лицо просветлело. – Сколько у нас пейнтбольных маркеров?
– Шесть ружей с шарами трех разных цветов, – ответил старик.
Янус кивнул, потом посмотрел на Снейдера.
– Прежде чем начнется само празднование сегодня вечером, я подготовил небольшой сюрприз для моих мальчиков. Мы будем играть в пейнтбол в лесу.
Как здорово, – со скучающим видом подумала Сабина.
Янус указал на ближайшую опушку леса.
– Мои люди подготовили паркур для пейнтбола, с ямами, хижинами, холмами и препятствиями. Вообще, я хотел провести время до ужина со своими мальчишками и двумя работниками, но раз вы уже здесь…
– Что? – Снейдер нахмурил брови и выпрямился.
– …я предлагаю вам и вашим людям присоедиться к нашему небольшому пейнтбольному матчу. – Неожиданно Янус воодушевился. – Для моих сыновей это был бы интересный опыт выступить с маркером против вас и двух опытных комиссаров БКА.
Тело Сабины одеревенело. Что за собачья чушь?
Снейдер, наоборот, снисходительно улыбнулся.
– Я точно не собираюсь бегать по лесу в комбинезоне с пластиковым ружьем и стрелять в двух подростков шарами с краской. – Он посмотрел на Кржистофа: – А ты будешь играть?
– Я? Ты рехнулся? – Кржистоф, усмехнувшись, помотал головой. – Абсолютно точно нет.
Янус потер руки.
– Почему нет?
– Маркеры для пейнтбола подпадают под закон об оружии, а я на свободе под залог, – ответил Кржистоф.
Янус покровительственно развел руками.
– Но мы же тут все свои.
– Ну… – пробурчал Кржистоф, – может случиться так, что в состоянии аффекта я сломаю обоим парням руку и забью им приклад оружия в горло, если они позволят себе лишнее.
– Понимаю. – Янус разочарованно посмотрел на него, затем обратился к Сабине и Тине: – А с вами что?
– Вы серьезно? – Тина отодвинула свою кожаную куртку в сторону и показала кобуру на поясе, в которой торчал «ЗИГ Зауэр». – Мы из БКА и беремся за оружие не ради развлечения. А если беремся, то раним человека или даже убиваем.
Янус указал на Тину.
– Леди, вы мне нравитесь. Это правильный подход. – Он широко улыбнулся. – Вы обе участвуете в игре. Вам известны правила?
– Тот, кого задел шар с краской, считается «убитым», поднимает руку и покидает территорию, – ответила ошеломленная Тина. – Но все равно я не…
– Отлично! – перебил ее Янус. – Покажите моим ребятам, на что способны следователи БКА во время тактических операций. Пока я переодеваюсь, вам выдадут костюмы, защитные шлемы, протекторы, маркеры и шары-патроны. – Он щелчком пальцев дал распоряжение действовать своему седому дворецкому и через террасную дверь исчез внутри виллы.
Сабина бросила на Снейдера взбешенный взгляд.
– Я не буду устраивать из себя посмешище, – прошипела она. – К тому же у нас мало времени, все-таки сегодня умрет жертва номер два, а должна тут…
– Немез, – прошептал он. – Вы и Мартинелли пойдете с Янусом в лес. По трем причинам. – Он поднял руку. – Во-первых: вы защищаете жизнь Януса, пока я и Кржистоф будем искать на участке уязвимые места в системе безопасности.
– Осел всегда называет себя первым, – поставил его на место Кржистоф.
– Что? – Снейдер раздраженно посмотрел на него.
– Нужно говорить «Кржистоф и я».
– Умничай с другими, но только не со мной, – огрызнулся Снейдер, затем снова обратился к Сабине: – Во-вторых: разговорите Януса и выясните как можно больше о монастыре, потому что он сто процентов не сказал правду.
– А в-третьих?
Снейдер заулыбался.
– Не опозорьте меня и хорошенько надавайте по заднице обоим его соплякам.
Через десять минут Сабина и Тина получили от дворецкого свои костюмы: огромные ярко-оранжевые комбинезоны. Переодевшись в одной из многочисленных комнат виллы, они снова вышли на террасу, где у балюстрады их уже с нетерпением ждали оба подростка.
Высокие, светловолосые и с веснушками; очень симпатичные парни. Видимо, отец уже объяснил им, в чем дело. Потому что пятнадцатилетний Лукаш послушно протянул им руку. Как и Бартош, который, в отличие от младшего брата, в свои семнадцать хотел показаться крутым и краем глаза постоянно косился на Тину.
Оба парня были в зеленых камуфляжных комбинезонах со множеством протекторов из пластика.
– Отлично, – проворчала Тина. – В нашей одежде мы будем у всех на виду, как две курицы на блюде.
– Да ладно тебе. – Сабина толкнула ее локтем в бок. – Будет очень весело.
– Ага, обхохочемся, – буркнула Тина.
В отличие от парней они с Тиной отказались от наколенников и налокотников, потому что так им было легче передвигаться, и надели только протекторы для спины и груди.
Затем они получили шлемы с защитной маской и желтые запасные магазины. Пейнтбольные шары с краской состояли из желатиновой оболочки, которая была наполнена пищевым красителем. Когда шар ударялся о препятствие, он разрывался и оставлял цветное пятно. В этом случае игрок считался убитым и выбывал из игры, не важно, в какую часть тела попал шар.
В конце дворецкий Януса принес маркеры. Сабина сразу вспомнила время в Академии БКА, когда они с оружием и холостыми патронами отрабатывали постановочные сценарии от освобождения заложников до перевозки задержанных преступников. Только сейчас было забавнее. К тому же в ее с Тиной случае «оружием» служил помповый маркер и ружье нужно было муторно перезаряжать после каждого выстрела.
А вот Лукаш и Бартош держали в руках полуавтоматические ружья, в которых после каждого нажатия на спусковой крючок следующий шар с краской подавался автоматически. К тому же парни использовали баллоны со сжатым воздухом высокого давления, которые своими трехстами барами ускоряли шары с краской и тем самым увеличивали дальность стрельбы, в отличие от оружия Сабины.
– У наших жалких пушек только двести бар, – ныла Тина. – Ими даже белку с дерева не сбить.
Да, это была мерзкая подстава.
Сабина понизила голос:
– Как только окажемся в лесу, нужно будет отобрать у парней ружья и заменить на наши.
– Или снимем с них баллоны со сжатым воздухом, – прошептала Тина и прикрепила фидер[13]на свой маркер. – Готовы, – громко сказала она, улыбаясь.
Снейдер стоял у балюстрады и смотрел вслед джипу с Янусом, его обоими сыновьями, Немез и Мартинелли, который, подпрыгивая на ухабистой дороге, двигался вглубь леса.
Затем он удостоверился, что их никто не слышит, и взглянул на Кржистофа.
– О чем ты до этого говорил с Янусом по-польски? – Некоторые обрывки фраз были понятны, но Янус выдавал свои ответы со скоростью пулемета, поэтому общий смысл он не уловил.
Кржистоф допил уже остывшие остатки кофе из чашек Мартинелли и Немез, пропустил рюмку шнапса и вытер рукой губы.
– Ты и правда ничем не брезгуешь, – заметил Снейдер.
– Жалко выбрасывать – к тому же холодный капучино улучшает внешний вид. Поэтому вообще-то тебе следовало его выпить.
– Очень смешно! Так о чем вы говорили?
Кржистоф сунул в рот сигарету.
– Я рассказал ему о прошлом моего отца.
– Это я понял, – перебил его Снейдер. – Но что он сказал?
Кржистоф выпустил изо рта кольцо дыма.
– Его отец одиннадцатилетним мальчиком тоже был в концентрационном лагере. В Треблинке. Он еще жив, ему восемьдесят пять, но с Янусом они уже несколько лет практически не общаются. Он даже не отреагировал на приглашение на день рождения своих внуков. Хотя живет всего в нескольких километрах, на другом конце участка, совсем один в своем доме и…
Снейдер заставил его замолчать, подняв руку, и задумался. Что там еще сказал Янус?
«В то время я был еще молод и занимался абсолютно другим бизнесом. Я построил его почти сорок лет назад».
Почти сорок лет назад! Значит, это может быть и тридцать восемь или тридцать девять лет назад. Школа-интернат сестер-урсулинок, где имели место случаи сексуального насилия, лишь до конца семидесятых была пристанищем для одиноких молодых женщин. Если Янус не солгал, то он действительно еще не мог быть с этим связан.
Неужели они ошиблись и все это время шли по ложному следу?
– Выражение твоего лица заставляет меня нервничать, – выдавил Кржистоф.
Снейдер огляделся и, подзывая к себе, махнул седому дворецкому, который складывал салфетки на другом конце террасы.
– Когда Янус начал возить женщин из Восточной Европы в Германию? И когда вошел в проституционный и наркобизнес?
Дворецкий поправил слуховой аппарат.
– Боюсь, у меня нет полномочий…
– Послушайте! – перебил его Снейдер. – Я же хочу помочь Янусу! Итак!
Мужчина выглядел достаточно старым, чтобы это знать, потому что, вероятно, и сам еще застал то время. Он нахмурил лоб, подумал и посчитал на пальцах.
– Я бы сказал, тридцать семь лет назад.
– А кто занимался делами до этого?
– О, – его глаза загорелись. – Отец Януса.
– С какого года?
– С… – мужчина подумал, – с семьдесят второго.
Вот дьявол! На самом деле целью был отец Януса.
– Где он сейчас? В своем доме на этом участке?
– Вероятно. – Дворецкий кивнул в сторону леса. – Это на другом конце земельного владения. Правда, мы уже несколько дней его не видели и не слышали.
Кржистоф затушил сигарету в пепельнице.
– Вы можете отвезти нас к этому дому?
Ошарашенный старик огляделся.
– Да, конечно.
– Охранники будут нам препятствовать? – спросил Снейдер.
– Нет, но путь неблизкий.
Снейдер посмотрел поверх балюстрады на лужайку.
– Тогда поедем на этом джипе.
Шар с голубой краской разорвался о шлем Сабины, и брызги полетели во все стороны. Под жестким пластиком от удара глухо загудело. Рядом с ней бежала Тина, пригибая голову Януса и подгоняя его. Их целью была вышка на другом конце участка, там они будут в безопасности. Но нападающие действовали хитро, они хотели сначала нейтрализовать Сабину и Тину, чтобы затем спокойно взяться за Януса.
Save the President[14]– так называлась операция, в которую они ввязались и в которой Янус изображал американского президента, а Тина и Сабина были его телохранителями. Парни действовали как русские наемные убийцы, и, хотя они немного изменили правила игры и игрок «умирал» только после трех попаданий, США могли скоро потерять главу своего государства.
Какой бред!
За это Сабина ненавидела Снейдера. Вообще-то они должны были охранять Януса как возможную жертву покушения, а вместо этого бегали с ним по лесу.
В нескольких метрах перед собой она увидела овраг, в который прыгнула, и, тяжело дыша, прислонилась к спасительному склону. Тина и Янус упали рядом.
– Ну как? Весело? – крикнула Тина.
– Мое сердце долго не выдержит, – пропыхтел Янус.
– Мы можем прекратить в любой момент, – предложила ему Сабина.
– Да мы же только начали. – Янус привычным жестом хотел стереть пот с лица, но лишь размазал перчаткой грязь по визиру. – Вот черт! – Он выругался. – К тому же мы играем в это каждый год.
– Каждый год? – переспросила Сабина.
– Старая традиция в день рождения моих сыновей, с тех пор как Лукашу исполнилось десять.
Ну отлично! Сумасшедшая семейка.
Сабина подняла голову, чтобы прозондировать обстановку, и тут в ее шлем прилетел еще один шар с краской. Третье попадание! Жидкость брызнула через отверстия для дыхания ей в лицо, и Сабина ощутила горький вкус пищевого красителя.
Дьявольщина!
Она подняла руку с ружьем – знак того, что «убита», чтобы безопасно покинуть территорию, как того требовали правила. Но парни принялись вовсю палить по ней – по рукам, плечам и даже между нагрудными и наспинными протекторами.
– Хватит, придурки! – крикнула Сабина. – Я убита!
Град из пейнтбольных шаров прекратился; знатные у нее будут синяки.
Она попыталась выбраться из оврага, но соскользнула и скатилась вниз. Идиотская игра!
Тут Янус снял шлем с головы, начал ловить воздух ртом и вытер пот со лба.
– Вы с ума сошли? – закричала Тина. – Немедленно наденьте шлем!
– Да, только передохну, – задыхаясь, ответил он.
– Нет, сейчас! – приказала Сабина. – Если пейнтбол неудачно прилетит вам в глаз, вы ослепнете!
– В чем дело? – крикнул кто-то из парней. – Я думал, ты, капиталистическая шлюха, убита. Выходи!
Какие милые мальчики!
– Тайм-аут! – прокричала Сабина.
Она опустилась рядом с Янусом.
– Вы ведь знаете Вальтера Граймса, не так ли?
– Я боялся, что вы это заметили. Да, Снейдер меня провел, – вздохнул он. – Но я незнаком с Граймсом лично.
– А как? – уточнила Тина.
– Ну что с вами? – выкрикнул второй подросток. – Сдаетесь?
– Временное прекращение огня, сопляк! – крикнула Тина, потом взглянула на Януса.
– Мой отец его знал, он раньше вел дела с Граймсом – я был слишком молод для этого.
– Ваш отец? – Тут Сабина догадалась. – Где?..
В этот момент Янус поднялся и распрямился.
– Вниз! – Мартинелли попыталась нагнуть его к земле.
Тут раздался выстрел. Но на этот раз глухой звук долетел с другой стороны.
Это вообще был пейнтбол?
Сабина обернулась. И в следующий момент увидела через испачканное стекло, как Янусу попали в затылок, он вскрикнул и упал, вытянувшись во всю длину.
Кржистоф вел джип по ухабистой лесной дороге, а седой дворецкий подпрыгивал рядом на пассажирском сиденье и указывал ему путь через чащу.
Снейдер расположился на заднем сиденье и разговаривал по телефону. Сначала с земельным управлением уголовной полиции в Мюнхене, чтобы оно при необходимости быстро направило группу спецназа в Бах-ан-дер-Донау, а затем со службой скорой помощи, чтобы на всякий случай прислали машину с врачом. В обоих случаях Снейдер указал GPS-координаты их актуального месторасположения.
– Туда, на лесную тропу с корнями. – Старик вцепился в ручку над дверью, потому что машину стало прилично трясти.
Снейдер вытащил «глок» из кобуры, проверил магазин и оттянул затвор, чтобы первый патрон попал в зарядную камеру. Затем снова засунул пистолет в кобуру. Интуиция подсказывала ему, что они шли по правильному следу. Он взглянул на часы. Было половина пятого. Если монашка нацелилась на этого мужчину, возможно, он уже был мертв.
Лес перед ними поредел. Солнце висело над верхушками деревьев, и Снейдер приставил руку козырьком ко лбу, чтобы защититься от яркого света. Впереди он разглядел очертания L-образного бунгало. По краям поляны росли маленькие кипарисы, а рядом с домом располагался бассейн. Значит, вот она, резиденция старика Януса. Идиллическое место, немного в духе Тосканы.
Кржистоф, хрустнув шинами, остановил джип перед входной дверью в бунгало. Выбравшись из машины, они тут же были атакованы полчищами комаров.
– У вас есть ключ от дома? – крикнул Снейдер, подбегая к двери.
– Нет. Ни у кого из нас нет ключа. Только у его кухарки и уборщицы. Они приходят через день. Он живет здесь очень уединенно – сам так захотел.
– Не знаете, у него в доме есть оружие?
– О, наверняка. Но сомневаюсь, что со своей хронической подагрой он еще в состоянии стрелять.
Снейдер подошел к двери. Та была заперта, но он заметил царапины рядом с массивным замком. Похоже, какой-то дилетант возился тут с отмычкой. Теоретически, это могло произойти несколько месяцев или лет назад, но тогда Янус наверняка сменил бы замок. А значит, царапины были свежие.
– Ты можешь открыть дверь? – крикнул Снейдер.
Кржистоф подошел и прислонился к стене дома.
– Без инструментов? – Он помотал головой. Затем отступил на шаг назад, размахнулся и хотел уже выбить дверь ногой, но Снейдер его остановил.
– Забудь! Ты только сломаешь себе лодыжку. – Он посмотрел на окна рядом с входной дверью. Хотя на каждом крепилась москитная сетка, все окна были закрыты, несмотря на жару.
– Мне позвонить с мобильного на домашний номер? – предложил дворецкий.
Снейдер отмахнулся.
– Поздно. В этом доме уже нет никого живого. Отойдите! – Он прицелился из пистолета в замок и дважды выстрелил. Пули раздолбили деревянную раму и выбили засов. Одна рикошетом со свистом отлетела в сторону.
Снейдер огляделся.
– Кто-нибудь ранен?
Кржистоф и дворецкий ответили отрицательно.
– А вот теперь можешь выбить дверь.
Кржистоф занес ногу и со всей силы ударил по двери, так что она распахнулась внутрь и ударилась о комод.
В доме было темно. Было слышно жужжание многочисленных мух.
Плохой знак.
Снейдер отправил заготовленное сообщение на номер уголовной полиции Мюнхена: «Выезд на участок!» Затем прошел внутрь, Кржистоф и дворецкий последовали за ним.
– Перемирие! – крикнула Сабина. – У нас раненый.
Шар с краской разорвался о затылок Януса, и Тина, защищая, накрыла его собой.
Янус лежал лицом на земле. Волосы у него на затылке склеились. Рваная рана, в которой кровь смешалась с красной краской, выглядела ужасной и глубокой.
В таком состоянии они ни в коем случае не могли надеть на него шлем.
Тина сняла перчатки и проверил пульс на шее Януса.
– Вы в порядке?
– Да, – простонал он. – Который из двух мерзавцев это сделал?
– Это были не ваши сыновья. – Сабина посмотрела в направлении, из которого стреляли. – На участке находится кто-то еще, кроме нас.
– Это невозможно. – Янус хотел снова подняться. – Они знают, что мы…
– Оставайтесь внизу! – приказала Сабина и снова пригнула его к земле. – Мы используем желтые пейнтболы, ваши парни – синие. А в вас попали красным шаром.
– Но кто это мог быть?
– Кто-то, кто схватил шестой маркер или принес свой собственный.
– Когда продолжим? – выкрикнул один из сыновей.
– Игра окончена, у нас раненый! – крикнула Сабина. – Оставайтесь на месте. – Она достала мобильный и набрала номер скорой помощи. Им был срочно необходим врач. Возможно, у Януса не только рваная рана и сотрясение головного мозга, но и отравление химическим составом краски.
– Черт, телефон не ловит.
Тина уставилась на экран своего телефона.
– У меня тоже.
Вдруг сверху на них упала тень. Сабина тут же направила вверх ствол маркера.
– Хо-хо! – вскрикнул Лукаш и, защищаясь, поднял руки.
– Я сказала, чтобы вы оставались в прикрытии, – прошипела Сабина.
– Что с отцом?
Сабина стянула перчатки, сорвала с головы шлем и сплюнула пищевой краситель от последнего попадания. Затем расстегнула липучки своих протекторов.
– Наденьте на вашего отца шлем, только осторожно, и отведите его к джипу. Умеете на нем ездить?
Бартош кивнул.
– Хорошо, отвезите его на виллу, продезинфицируйте рану и вызовите скорую помощь.
Тина тоже сняла шлем и протекторы, но застыла, когда два выстрела вдалеке разорвали тишину.
Что это было, черт возьми?
На этот раз стреляли из настоящего пистолета – и совсем в другой стороне.
– Я останусь с Янусом и позабочусь обо всем, – быстро решила Тина.
Сабина кивнула. Они одновременно вытащили служебное оружие.
– Ого, они настоящие? – воскликнул Лукаш.
– Можешь не сомневаться. – Сабина выбралась из оврага и побежала в ту сторону, откуда прилетел красный пейнтбол.
Некоторые оконные ставни в бунгало были закрыты. Когда глаза Снейдера привыкли к темноте, он увидел, что на ковре в гостиной лежали два человека. Неподвижные, завернутые в большие желтые мешки для мусора и крепко связанные.
Когда Кржистоф опустился на корточки рядом с мешками, в воздух поднялся рой мух и стал кружить вокруг него. Карманным ножом он разрезал один из мешков. Тут же, как под высоким давлением, из него вышел жуткий запах гнили и разложения.
Кржистоф отвернулся.
– Оставь второй мешок закрытым. – Снейдер разглядывал оба трупа. Первый был определенно женский, во втором, еще закрытом мешке, тоже была женщина. Несмотря на раздутое тело, Снейдер заключил это по длинным черным волосам. Кухарка и уборщица. Судя по состоянию тел, они лежали здесь уже минимум три дня.
– О господи, о господи! – причитал дворецкий.
– Никто не заметил, что женщины пропали? – спросил Снейдер.
– Это неле… мигранты из Филиппин, – сказал дворецкий.
– Были. Выйдите и ни к чему не прикасайтесь, – распорядился Снейдер. – Скорая помощь и спецназ мюнхенской уголовной полиции уже на пути сюда. С этой стороны участка есть подъездная дорога?
– Да, – выдавил мужчина.
– Поезжайте туда, откройте ворота и сопроводите сюда врача и полицейских. И скажите коллегам, что нам нужна криминалистическая экспертиза.
– О господи!
– Давайте идите!
Тем временем Кржистоф осматривался в доме.
– В остальных комнатах чисто, никаких следов старика. – Он топнул ногой по полу в прихожей. Услышав глухой звук, Кржистоф сразу отодвинул ковер в сторону и обнаружил под ним откидной деревянный люк. – В этой хижине есть подвал.
– Давай на него взглянем. – Снейдер подошел, потянул за металлическую ручку, и вместе им удалось поднять крышку.
Вниз вела широкая деревянная лестница. Подвал освещался странным красно-голубым светом нескольких светодиодных ламп. На этот раз трупного запаха не чувствовалось. Правда, в воздухе висела тропическая влажность, от которой у Снейдера сам собой выступил пот.