Май 1553 года, Москва.
После вечерней молитвы и трапезы князь Савельев с супругой княгиней Ульяной прогуливались по саду. Вдоль городьбы зацвели вишня и груша, появились цветы на яблонях, повсюду распускались сирень, черемуха. Звенели перелетавшие от цветка к цветку шмели. Кругом был запах весны, запах жизни.
Князь и княгиня шли по мощеной тропе, меж разных кустов, умелыми руками ключника Семена Габры, знатного садовника в недавнем прошлом, они, кусты эти, превращены в малую, живую изгородь. За ней мелкая еще, но густая трава. На душе покойно, хорошо.
Сыграли свадьбу тому уже два года. Ульяна понесла. Уже заметен под сарафаном выпуклый живот. Ульяна часто смеялась – а вот как нарожу тебе двойню? Тому князь только радовался, он хотел много детей.
Они прошли до задней калитки. Оттуда открывался вид на Москву-реку. Уже темнеет, а ладьи, струги, а более всего – лодки все еще плыли вниз и вверх по спокойной реке.
Ульяна прижалась к Дмитрию.
– Всегда бы так. Вечером в цветущем саду.
– Ну цвести деревья и кусты недолго будут, родная. Неделя, две и облетят цветы.
– Почему ты такой скучный? – наигранно поджала губы Ульяна. – Молвил бы, цвет сойдет, а запах останется.
– Хорошо, запах останется. В саду всегда любо. С каждым годом зришь, как растут деревья, пышнее становятся кусты, густеет трава.
– И ветер ныне такой тихий.
Савельев почувствовал дуновенье прохладного ветра с реки, взял княгиню под локоть.
– Пойдем, Ульяна, свежо становится, тебе в тепле боле быть треба.
Молодая княгиня вздохнула.
– Да, пора домой. А как не хочется…
Они прошли во внутренний двор, оттуда по лестнице на верхнее крыльцо. Из него чрез сени в светлую, просторную горницу. Появление в доме Ульяны словно вдохнуло в него жизнь, сделало желанным, уютным, так могут только женщины, входящие в жилище с любовью и добротой.
Помолившись на образа в красном углу, где горела лампада, Дмитрий усадил Ульяну в деревянное кресло у оконца, прикрытого красивой, но не броской занавеской. Сам двинулся к сеням, но в дверях появился ключник Семен Габра.
– Дозволь войти, князь?
– Да, входи. Что у тебя, Семен?
– Извиняй, князь, но к тебе гонец.
Дмитрий и Ульяна переглянулись.
Княгиня переспросила:
– Гонец? От кого в это время?
– Посланец сказывал, что поведает тока князю Савельеву.
Дмитрий уже понял, от кого гонец, но жене говорить не стал. Незачем расстраивать раньше времени. Может, дело-то пустяковое. А то, что предстоит дело, он не сомневался. Просто так гонец не приехал бы.
– Ты погоди, Ульяна, а хочешь ступай в опочивальню, Авдотья тебе поможет, Семен кликнет, она и придет.
– Нет, я дождусь тебя.
– Хорошо. Подожди.
Ключник отступил в сторону, пропуская князя, кивнул княгине и вышел в сени, притворив за собой дверь.
Ульяна устроилась удобнее, погладила живот. Ей это очень нравилось, словно дите гладит, еще в утробе нежность даря.
Князь вышел во двор, подошел к воротам.
Служка Прошка открыл калитку.
На коне молодой горделивый всадник лет восемнадцати.
– Доброго здравия, воин!
– И тебе, князь, лет долгих. Я от князя Юрия Петровича Крылова.
– То ведаю.
– Откель, коль не тайна? Аль я на других не похож?
– Ко мне больше ни от кого гонцы не приезжают. А ты пригож, видать в силе, девки за тобой, наверное, табуном бегают.
– Ну не табуном, но не чураются.
– Ладно. Когда треба быть у князя?
– Завтра, после утренней молитвы и трапезы. На подворье Юрия Петровича.
– Добро, передай князю, буду.
– Доброй ночи, князь.
– Доброй, я так и не узнал твоего имени.
– Андрюша.
– Доброй и тебе ночи, Андрюша.
Гонец чему-то улыбнулся, ударил плетью коня, и тот понес его галопом по опустевшей улице.
Савельев вернулся в дом, велел прислуге, чтобы закрывали ворота и отправлялись на покой, поднялся в горницу.
Ульяна, завидев мужа, только и спросила:
– Что, Дмитрий?
– Да ничего пока, лебедушка ты моя.
– От кого посланец был? Я разумею, что в дела мужчин женщине встревать не след, но интересно же.
– От князя Крылова.
– О Господи, – проговорила Ульяна, – значит, Государю ты опять понадобился.
– Покуда, родная, то ничего не значит. Пойдем в опочивальню, спать пора.
Люди ложились спать с закатом, но вставали с рассветом. Впрочем, это боле для крестьян, в городах крупных вельможи вставали не с рассветом, но тоже рано. Не имели привычек валяться в постелях, покуда солнце лучом своим не заиграет в опочивальне.
Ульяна поначалу ушла в комнату, где служанкой была приготовлена вода теплая и рубаха ночная. Помылась, переоделась. Потом зашла в опочивальню. Вскоре они уже спали.
О вызове Крылова Савельев не думал. Смысл гадать, коли все одно не угадаешь? Ну, а раз потребовался Государю, то след сполнять его повеление. Какое? То уже завтра станет известным. Иначе не стал бы князь Крылов вызывать на утро.
Погода весной изменчива. С утра накрапывал весенний дождь, днем светило еще нежаркое солнце, вечер выдался покойным, свежим, как и должно для мая месяца. А вот в ночь вдарил ливень, раздались отдаленные раскаты грома. В оконце заиграли, как зарница, отблески молний, и уже к полуночи над Москвой вовсю гуляла гроза. Поднялся ветер, который бросал воду на оконце и стегал его ветвями березы.
Наконец ветер стих, гроза ушла на север, наступила тишина, прерываемая капелью, спадающей с крыши, да приглушенными голосами с реки. Рыбаки промышляли без устали денно и нощно, чтобы поутру на лотках и прилавках торговых рядов выложить свежих лещей, щук, окуней, сазанов, меньше – стерляди. Но и та была не для всех. Дорога такая рыбка для люда посадского.
Савельев проснулся, по обыкновению, рано.
Прислуга встала еще раньше, на рассвете, кухарка подогревала воду для умывания, растапливала печь для приготовления трапезы. Семен Габра проверял хозяйственные постройки, давал воды коням, прочей скотине, которая в небольших количествах, но водилась на подворье. Служка, как всегда, помогал всем.
Умывшись, одевшись, князь и княгиня пошли в ближайший храм, на утреннюю молитву. Вскоре вернулись. Потрапезничали. Дмитрий вышел во двор.
Габра держал за поводья коня князя.
Поцеловав Ульяну, Дмитрий выехал с подворья.
Княгиня перекрестила его вслед.
Спустя некоторое время Савельев подъехал к дому Крылова.
Его ждали. Слуга открыл ворота, впустил всадника.
Встречал Савельева сам князь Крылов.
– Доброго здравица, Дмитрий Владимирович.
– И тебе тако же, Юрий Петрович. Ты звал, я приехал.
– Будь как дома.
Спрыгнув с коня и передав повод княжескому конюху, Дмитрий улыбнулся:
– Ну мне до такого дома еще далеко.
Усадьба Крылова отличалась красотой и роскошью. Дом посреди усадьбы, большой двухэтажный, ворота городьбы украшены образами, большая лестница с резными перилами, крыльцо с балясинами. На верхнем этаже просторная горница. Из горницы двери в покои. Кроме главного дома, различные постройки. Гостевой дом, новая, чистая конюшня, клети. Позади – сад с цветниками. Также у приближенного к царю князя было более двух десятков холопов и крупные вотчины не только у Москвы, но у Владимира и у Твери.
– Ничего, Дмитрий, какие твои годы. Наживешь еще. С такой-то хозяйкой, как Ульяна Степановна. Кстати, как ее здоровье?
– Слава Богу, все хорошо, князь.
Савельев подошел к Крылову, и они обнялись, трижды коснувшись щеками, покрытыми густой растительностью.
– Прошу наверх, князь.
– Благодарю.
Они поднялись в горницу.
Там все та же роскошь. Кресла, как троны, стол, начищенный до блеска, покрытый частью кружевной скатерти. Пол застелен дорогим персидским ковром. Оконца, как во дворце, из разноцветного стекла, стены чисто выбелены, на них различные украшения местных умельцев. Над входом чучело кабаньей головы, личного охотничьего трофея Крылова.
В красном углу большой иконостас, на который вельможи помолились, зайдя в комнату. Хозяин указал Савельеву на стул у стола, сам присел на такой же у оконца.
– Не буду тянуть, Дмитрий! У государя для твоего отряда есть новое задание.
Дмитрий внимательно посмотрел на Крылова.
– И что за задние? Или не ведаешь?
– Отчего же, ведаю, но государь сам все тебе объяснит.
– Скажи, далеко от Москвы?
– Не близко.
– Ясно. Когда мне след быть у государя?
– А прямо сейчас и поедем.
– Я готов.
– А я тем паче. Хотел только предупредить тебя, князь: не задавай государю лишних вопросов, не отымай времени.
– А если что непонятно будет?
– Я объясню.
– Государь опять болен?
– Слава Богу, огненная болезнь, что свалила Ивана Васильевича и едва не привела к его преждевременной кончине, не повторяется, но последние дни чувствует он себя не совсем хорошо, быстро устает.
– Я понял, Юрий Петрович.
– И еще, я должен знать, как скоро ты сможешь собрать свой отряд.
– Сам отряд собрать недолго. Оповестить ратников, и они будут, где надо, уже вскорости. А вот сколько времени уйдет на сбор всего необходимого, зависит от того, что за задание даст царь.
Крылов сказал:
– Обеспечение похода государь наверняка поручит мне, ты тем не тревожь его, а я сделаю все быстро. Твои ратники, значит, все на месте?
– Им до особого моего распоряжения или личного разрешения выезжать из столицы запрещено. Они все в Москве.
– То добре. Поедем, князь!
Савельев подумал, и чего поднимались? О чем гутарили, могли говорить и во дворе.
С верхнего крыльца Крылов проговорил:
– Ко мне недавно князь Остров заезжал!
– Да? – сообщение не удивило Дмитрия, тесть любил ездить по вельможам. – И о чем вы говорили со Степаном Гордеевичем, если, конечно, это не секрет?
– Ну какой секрет?! О жизни грешной нашей. Он вельми доволен браком дочери Ульяны, хотя, насколько знаю, поначалу не желал его.
– Всякое меж нами было, Юрий Петрович. Главное, добром закончилось.
– И все же он пожалился мне.
– И на что же?
– На то, что ты не больно ласково привечаешь его.
– Как могу, так и привечаю. И если он желает видеть дочь, то может взять с собой княгиню Василису Гавриловну и приехать на подворье в любое время. Пробыть у нас столько, сколько душе угодно. Да вот только и Ульяна-то не особливо рада гостям. У нее характер такой. Не переносит шума, застолий, долгих сидений за столом, пиров. Ей больше по нраву тишина и покой в собственном доме. Любому приему она предпочитает гуляние по саду, сидение у цветников с разными растениями, какие сама выбирает. И ведь ведает, что из них будет расти, а потом цвести, а что нет.
– Да, у каждого свои привычки. Хорошая у тебя супруга.
– Очень хорошая.
Они спустились во двор.
Слуги подвели коней.
Всадники выехали с подворья и направились к Красной площади, затем через ворота Спасской башни въехали на территорию Кремля. Оставили коней возле Великокняжеского дворца.
К ним бросились слуги, взяли под уздцы коней. Появился окольничий Алексей Федорович Адашев. Он поприветствовал князей, сообщив, что государь ждет их.
Крылов прекрасно знал расположение помещений дворца и повел Савельева к малой зале, где обычно Иван Васильевич собирал ближних бояр и верных людей.
Царь Всея Руси сидел на троне, копии большого трона, с посохом в руке, в обычной, не праздничной одежде.
– Дозволь, государь? – спросил Крылов, входя в малую залу.
– Входи, Юрий. Входи, Дмитрий.
Князья зашли, поклонились. Царь указал на лавку у стены слева от себя, покрытую ковром.
Князья подчинились.
– Долгих лет тебе, государь.
– И вам тако же. Жизнь нам дана Господом… – при тех словах все перекрестились, – однако кто-то желает поставить себя выше Бога.
Савельев взглянул на Крылова, к чему это клонит царь, непонятно.
Иван же Васильевич продолжал:
– Я не сошел с ума, начав речь такими словами. Вам известно, что недавно моя жизнь находилась на грани смерти. И не по воле Божьей, а по коварному замыслу заговорщиков. И не умер я, хотя должен был в планах княгини Ефросиньи Старицкой, видевшей на троне сына своего, Владимира Андреевича, только благодаря усилиям моей почившей в бозе матушки, царицы Елены Глинской. Потому как с малолетства давала мне немного яда вместе с кушаньями. Сначала я не осознавал, пошто она то делает, потом понял. Огненная болезнь была вызвана отравлением. То подтвердили многие доктора и лекари. И Старицкие были в шаге от престола, но… Господь не дал свершиться смертоубийству, я выжил. Мать спасла сына, себя же не сберегла, коварно отравленная чрез пять годов после тоже странной смерти отца моего Великого князя Василия III. Но дьявольский замысел заговорщиков не удался, на троне я, а не Владимир Андреевич Старицкий, отчего кое-кто на Руси бесится от злобы и бессилия, и в первую голову все та же Ефросинья. Но да ладно. Не за тем я позвал вас сюда, князья.
Царь встал. Покачнулся, опираясь на посох, скривившись от боли, прошелся по зале.
– По донесениям людей наших в Крыму, хан Девлет Гирей под давлением султана Османской империи Сулеймана I, которого называют Великолепным, готовит новые набеги на Русь. Еще не стерты в памяти разбой Касай мурзы и ногайцев в Рязанских землях в год Великого пожара и в позапрошлом году. Все мы помним, как Девлет Гирей пытался сорвать поход русской рати к Казани, напав на наши дружины у Тулы.
Савельев улыбнулся.
Царь бросил на него острый взгляд.
– Да, ты-то, князь, те дела должен помнить хорошо. Я же посылал и твой отряд на помощь нашему войску. И ты вместе с другими воеводами, а тако же большой ратью сильно потрепали татар.
– Было дело, государь.
– Да, но – к набегам крымчан. По доносам наших людей, Девлет Гирей желает этим летом послать на русские земли отряды для разорения уделов по большой и малой засечным линиям. А на юге у нас сил мало. Если города еще худо-бедно имеют стражу городскую с пушками, то деревни и села беззащитны. Сторожа, что есть в селениях, по засекам годны для разведки, но не для обороны. Они, конечно, будут драться с ворогом за свои дома, села, только без надежи на успех. Девлет же Гирей намерен высылать свои орды для захвата ясыря, людей для продажи на невольничьих рынках крепости Кафы и Кезлева. А главными покупателями, так как на разбой крымского хана толкает султан Османский, являются османские купцы. Много охотников до живого товара и в Генуе. После казанского похода в прошлом году мы сейчас не можем выслать против отрядов Девлет Гирея значительные силы, однако потрепать их отряды, совместно с местными жителями, сторожами, а тако же ратниками крепостей в наших силах. Да, я ведаю, что это не то, что треба, однако хоть так противостоять крымскому хану, ибо полная безнаказанность, наше бездействие впоследствии приведут к печальному концу. Татарам нельзя показывать слабину, да и любому другому ворогу, но татарам особливо. Почуяв слабину, они вгрызутся в Русь, как цепные псы. А вот коли получат отпор, пусть и малый, то мурзы призадумаются, а стоит ли разбойничать и далее, не приведет ли это к поражению. И вместо тысяч акче, местных крымских денег за невольников, не заполучат ли они могилу в степи. Ведь у них как: покуда грабят беззащитные села, то все они батыры – богатыри, а как только мужики возьмутся за топоры да вилы, то трусливо отходят и зовут помощь. Следует тебе, Дмитрий Владимирович, собрать в ближайшие дни свою особую дружину, взять все необходимое для длительного перехода и стояния в леммах или других местах лагерем временным, заполучить царскую грамоту, двинуться в Калугу, прямо к воеводе князю Ивану Васильевичу Горинскому. С ним обговорить действия особой дружины совместно с теми силами, что сможет он выделить. Обеспечение похода – на князе Крылове. – Царь перевел взгляд на Крылова. – Это понятно, Юрий Петрович? Дать князю Савельеву все требуемое для выполнения задания. И еще гонцов, ибо своих людей он отправлять не может, дружина его и без того немногочисленна.
– Сделаю, государь.
– Деньги на то ведаешь, где получить. Я распоряжусь.
– Да, государь.
Иван Васильевич вновь взглянул на Савельева.
– Требовать от тебя, князь, не могу ничего. Прошу лишь, покажи крымчанам, что более безнаказанно грабить наши земли они не будут, а главное, спаси тех, кого можно спасти. Бог тебе в помощь. Коли есть, что спросить, спрашивай.
Савельев проговорил:
– Дружина особая костьми ляжет за Русь нашу, но… что серьезного смогут сделать четырнадцать пусть и лучших ратников супротив орд татар крымских и ногайцев?
– Ты будешь не один. Особая дружина пойдет к Калуге. Такие же дружины, собранные из полков обороны Москвы, я направлю в другие места: к Козельску, Серпухову, Мурому, Новгород-Северскому, Путивлю. Туда, где могут объявиться отряды Девлет Гирея. Они не так подготовлены, как твоя дружина, но опыт приходит в делах.
– То верно, государь.
– А я с царицей и царевичем Дмитрием поеду в монастырь Святого Кирилла.
– Так далече? – Савельев.
– То было мое слово, а его сполняю всегда.
Иван Васильевич сел в кресло, вытер платком запотевший лоб, видно слабость вновь дала знать о себе, махнул рукой.
– Ступайте с Богом, князья.
Поклонившись, Крылов и Савельев вышли из залы. Государева стража расступилась, и они беспрепятственно вышли на улицу.
Там их ждали слуги с конями.
Вскочив на скакунов, князья направили их к Спасской башне, через нее к подворью Крылова, решать, что нужно взять с собой особой дружине Дмитрия Савельева.
В усадьбе перво‐наперво прошли в домовую церковь, помолились о благополучном исходе дела. Подошло время обеденной трапезы. Прислуга Крылова выставила на стол гостевой залы дома-дворца князя многочисленные и разнообразные кушанья, подала в ендовах мед.
Потрапезничав, вельможи ушли в соседнюю комнату. Там обстановка строгая, деловая, ничего лишнего: стол с лавками, покрытыми коврами. На столе бумага, письменные принадлежности, карты разных земель Руси, с обозначением засечных линий и шляхов, Муравского, по которому обычно двигалась на Русь крымско-ногайская орда, начинавшегося от Перекопа и ведшего к Туле, Пахнутцева, отходившего от Муравского до Орла, Изюмского вдоль реки Оскол, срезавшего посредине все тот же Муравский шлях. Карты окрестностей Тулы, Рязани, Калуги, Серпухова, Путивля и других городов‐крепостей вдоль засечных линий.
Присели на лавки.
Крылов отодвинул бумаги и письменные принадлежности на край, оставив только карту окрестности Калуги.
Сказал, глядя на нее:
– Калуга. До нее от Москвы где-то сто семьдесят верст, это дружине с обозом четыре дня пути.
– Можно пройти и за три.
– Зачем? Чтобы потом в Калуге тратить пару дней на отдых?
– Пусть четыре.
– Оружие берете, что всегда, доспехи тоже?
– Да, – ответил Савельев, – коли потребуется еще что, думаю, воевода Калужский пособит.
– Это так. Провизии тебе надо на неделю.
– Пошто на неделю? Что, князь Горинский не выдаст харчей?
– Не будешь же ты возвращаться каждый раз в Калугу? Запас завсегда иметь треба.
– Провизию нам в селах и деревнях местный люд даст. Для защитников ничего не жалко.
– У народа для себя едва хватает.
– Хорошо, на семь дней. Значит, в обоз нам требуется две телеги с тягловыми крепкими лошадьми. Возницы опять же.
– Завтра к утру обоз будет снаряжен. И возниц подберу надежных.
– Государь молвил о гонцах. Кого собираешься выделить, Юрий Петрович?
– Есть у меня нужные люди. Татары служивые. Такие, что на дыбе слова не вымолвят.
– Эти тако же завтра будут?
– Да.
– Ну тогда завтра с утра и тронемся в путь, на Калугу.
– Ты за нынешний день успеешь подготовить дружину?
– Успею.
– Тогда пусть будет так. После утренней молитвы и трапезы выводи людей своих за Москву к Калужской дороге. Выводи мелкими группами, а лучше по одному, по двое. В трех верстах слева роща с оврагом. Там встретимся. Оттуда и провожу в путь не столь дальний, сколь опасный.
– Ничего, князь. Мы же привычные.
После полудня воевода особой дружины подъехал к подворью своего помощника, старшего из всех ратников Гордея Никодимыча Бессонова.
Тот только что вернулся с ярмарки. Не успел отвести коня в конюшню, как услышал от ворот:
– Доброго здравия, Гордей!
Ратник обернулся:
– Воевода? Не ожидал, и тебе долгих лет. Пошто на улице стоишь? Ворота открыты, заезжай.
– Нет, Гордей, сам подойди!
– Серьезное дело?
– Подойди.
Передав коня повзрослевшему сыну Власу, Бессонов вышел за ворота:
– Слушаю тебя, воевода.
– Обойди всех наших, и служивых татар тоже, передай, чтобы, как стемнеет, подошли, не привлекая внимания, к задней калитке моего подворья. Это со стороны реки.
– Да ведаю, как стоит твое подворье. А что за дело-то?
– Вечером и узнаете.
– А чего родным и близким сказать? Ныне у нас не так, как раньше, почти все семьями обзавелись, окромя Осипа Горбуна.
– Да, тот чего-то не торопится.
Бессонов усмехнулся:
– У Осипа не все так просто, как у других.
– Что, никак зазнобу не встретит?
– Да девок-то полно. И знакомится со многими, тока девки, как только узнают Осипа, бегут от него.
– Пошто так? – искренне удивился воевода.
Бессонов рассмеялся:
– Осип же у нас богатырь, малый здоровый, глянь на ладонь, не ладонь, а лопата.
– И что?
– А то, что и мужское достоинство у него такое же. Большое вельми. Вот девки, да и бабы, прознав про то, и отшивают Горбуна.
– Первый раз о таком слышу.
– Но это так. Вот Осип один и мается. Вишь, как выходит, малое достоинство плохо, большое еще хуже.
– Ничего, найдет подходящую девку или бабу вдовую.
– Ну со временем, конечно, найдет, тока покуда не получается.
– Так, Гордей. Задачу понял?
– Как не понять? Вечером, как стемнеет, вся дружина у тебя на подворье. Зайти по одному, со стороны реки, по саду.
– Сполняй! Я у себя!
– А сейчас-то от государя?
– Можно и так сказать!
– Как он? В смысле – здоров?
– Здоров. Делами занимается.
– Да, у него дела не то что у нас, грешных, – государственные, от них вся жизнь Руси святой зависит.
– Верно. Ну, поехал я. Вечером жду.
– С Богом, Дмитрий Владимирович.
Савельев направился на подворье.
Служка Прошка принял коня.
– Где княгиня?
– Недавно пошла в сад.
– Одна?
– Не-е, с теткой Авдотьей.
– Добро. Ты, Проша, коня к дальнему переходу подготовь. Ныне побольше овса и воды дай.
– Ведаю, князь, как с конями обходиться, – задрав нос и громко шмыгнув, ответил отрок. – А далече ли собрался, князь?
Дмитрий щелкнул Прошку по сопливому носу.
– Ведаешь, что сделали любопытной Варваре?
– Ведаю!
– Вот и не задавай лишних вопросов.
– Угу.
Вышел из дома Габра.
– Позвать Авдотью стол накрыть али потрапезничал где?
– Потрапезничал. Ты послушай меня, Семен. Я завтра уеду, не будет меня долго. Смотри тут за всем.
– Само собой.
И как отрок поинтересовался:
– Далек ли путь?
– То, Семен, тебе ведать не след.
– Уразумел. От меня надобно что?
– Подготовь горницу, чтобы в ней уместилось человек четырнадцать, возможно, шестнадцать.
– Ого! – удивился ключник. – Придется все лавки туда стащить.
– Так тащи. С Прошкой и перенесете.
Ключник улыбнулся.
– Ты свою Думу, что ли, собираешь?
– Ага! Боярскую, с нашей улицы.
– Это где ж столько тут бояр-то найдешь?
– Главное – название, а кто заседать будет, неважно. Ну, ладно, пошутковали и хватит. Ты все понял?
– Меда, квасу принесть?
– Нет, ничего не надо. А вот посмотреть, не будут ли у подворья крутиться посторонние, треба. То тебе и Проше глядеть.
– Уразумел, сделаем.
– Что ты одно и то же заладил – «уразумел», «сделаю». Проще молви.
– Куда уж проще?
– Занимайся, я в сад.
Княгиня сидела на лавке в тени яблони, любовалась на цветочную клумбу. Обернулась на шаги.
– Дмитрий! Наконец-то возвернулся!
На лице – отпечаток тревоги.
Дмитрий поцеловал жену. Стоявшая рядом Авдотья тихо удалилась в дом.
Ульяна спросила:
– Что молвишь, Дмитрий?
Савельев присел рядом, взял в свою крепкую ладонь маленькую ладонь жены.
– Государь, Ульяна, повелел ехать в Калугу с дружиной.
– Пошто?
– Ты не волнуйся. Комиссией. Там волнение среди торгового люда, спор с воеводой вышел. Мне треба передать повеление царя прекратить междоусобицу и решить все по-мирному. Среди русских людей вражды быть не должно, ворогов и без того хватает.
Ульяна внимательно посмотрела на мужа.
– А правду ли ты молвишь, Дмитрий?
– Пошто сомневаешься, Ульяна?
– Уладить спор государь мог послать кого угодно из свиты своей. А посылает тебя да еще с дружиной. Значит, не все так, как молвишь.
– Я сказал тебе правду. – Дмитрий отвернулся, он ненавидел ложь, не принимал ее, гнал от себя людей лживых, но сейчас эта ложь была во благо, дабы не расстроить жену в ее положении. – А дружину беру для того, чтобы вместе со стражей города провести учения. То ж запросил воевода, князь Горинский.
Ульяна вздохнула.
– Меня обмануть можно, себя не обманешь, Дмитрий. Молвил бы, что государь запретил говорить, пошто едешь в Калугу, и все.
– Иван Васильевич ничего не запрещал. Крымчане с ногайцами все чаще стали беспокоить наши южные земли, сторожа должны быть готовы отстоять крепости, деревни, села. А для того навыки нужны. Я и мои ратники имеем опыт в сражениях с татарами. Опыт тот след передать южным ратникам и всем служивым людям, ополчению.
– Пусть будет так. Надолго уезжаешь?
Савельев погладил бороду.
– Считай, Ульяна, дня четыре туда, столько же обратно, уже боле недели, в Калуге неделя, пара недель на занятия. После Петрова поста должен возвернуться.
– Долго-то как!
– Ничего, лебедушка ты моя. Время пролетит быстро. Да, и не пугайся ныне вечером, к нам ратники придут. Обсудить, как пойдем в Калугу, с чего начнем исполнять повеление государя.
– Ныне-то ничего, родной, а вот далее, как провожу тебя? Без тебя мне радости не будет.
Савельев предложил:
– Ну, хочешь, перевезу тебя в родительский дом? Князь Крылов встречался с отцом твоим, Степан Гордеевич молвил, что весьма доволен нашим союзом. Видит, как счастливы мы. Там, в родительском доме, тебе веселее будет.
Ульяна покачала головой:
– Нет, Дмитрий, жена должна быть при муже и в горе, и в радости, а коли муж уедет по делам, смотреть за хозяйством.
Князь улыбнулся:
– Это правильно, родная. Но коли совсем уж печаль заест, скажи Семену, он доедет до князя Острова, он заберет тебя.
– Я буду ждать тебя в нашем доме, – твердо сказала Ульяна и ахнула: – Ах, ой… – схватилась за живот.
Дмитрий беспокойно спросил:
– Что, Ульяна? Помощь нужна?
Но жена неожиданно улыбнулась:
– Не надо никого. Толкается дитенок наш. Так вдарил ногой, что больно стало. Но то боль приятная, хорошая. Живет ребеночек, растет.
– Ты не пугай меня так.
Но Ульяна опять:
– Ой! Да что ж ты растолкался, милый?
Князь приложил руку к животу жены и почувствовал сильные толчки.
– Да, разошелся.
– А может, разошлась?
– Может, и так.
– Это, Дмитрий, через меня и ребятенок тревожится. Батька-то уезжает, не по душе ему.
– А разве он может что-то чувствовать?
– Все чувствует, Дмитрий. Вот гладишь живот, и дитя спокойно, а нервничаешь, начинает толкаться.
– Да, чудно.
– Что чудно, родной?
Савельев улыбнулся:
– Живут мужик и баба, спят вместе, а потом на свет дитя появляется. И как оно внутри умещается? И живет, а ведь внутри воздуха нету.
– Он через меня живет.
– Вот и говорю, чудно Господь жизнь нашу устроил.
– Погодь, Дмитрий, я не спросила, ты трапезничал?
– Да. Пообедал с князем Крыловым.
– И давно?
– В полдень где-то.
– Значит, скоро пора на молитву и к столу, к вечерней трапезе.
– Да, время летит быстро, вроде недавно проснулись, а уже вечер.
– Так сколько уж сделали-то…
Она попыталась встать, но вновь села, натянулся просторный с виду сарафан, принялась растягивать.
Дмитрий помог жене, повел ее к дому.
На летней кухне у печи вовсю шуровала кочергой и чугунками Авдотья – готовила ужин. Отдохнув и переодевшись, Савельев с Ульяной пошли в церковь. Вернулись на подворье, в горнице отужинали вареной курицей с бульоном, пирогами с рыбой. После чего Савельев попросил жену:
– Я собираю в горнице ратников, Ульяна…
Супруга закрыла ему рот ладошкой.
– Я все поняла, буду в опочивальне. Я начала вышивать рушник, заняться есть чем.
– Вот и добре.
Проводив Ульяну, Савельев вышел во двор. В горницу поднялась Авдотья, прибралась. Семен с Прошкой начали таскать лавки из нижних комнат.
Село за горизонт солнце. И сразу посвежело. Дмитрий набросил на плечи кафтан, посмотрел на небо. Потемневшие облака рваной и причудливой формы быстро шли от Кремля над Москвой-рекой, на восток. Наверху был сильный ветер. Внизу потише. Дождем не пахло, птицы пред тем, как сесть в гнезда, летали высоко.
Из дома вышел Семен Габра, доложил, что горница для приема дружины готова. И вместе со служкой Прошкой встал в «дозор».
Ратники начали подходить, как стемнело, по уговору. Первым пришел сосед Бессонов, за ним остальные. Наконец все собрались. Расселись в горнице.
Князь сердечно поприветствовал своих боевых товарищей и перешел к заданию, полученному от государя.
У каждого ратника были свои дела по хозяйству, но служба превыше всего. Слушали молча, сосредоточенно. И только Горбун недовольно сопел, вертясь. Это заметил Савельев, спросил:
– Что с тобой, Осип?
Богатырь пожал плечами.
– Ничего.
– А пошто тогда крутишься, как юла?
Ухмыльнулся Истома Уваров:
– Не сидится ему потому, как с бабой вдовой ныне договорился встретиться.
Засмеялся Кузьма Новик:
– А толку-то. И та сбежит галопом, прямо с постели, когда Осип вознамерится ее полюбить.
– Ну, раскудахтались, – проговорил Горбун, – как куры безмозглые. У человека горе, а они смеются. А еще товарищи.
Надежа Дрозд воскликнул:
– Так кто ж виноват в твоем горе? В том вини своих родителей, что народили тебя таким здоровым.
– Сплюнь, а то сглазишь.
– У меня глаз светлый, я не сглажу.
Савельев повысил голос:
– Все, хватит, не на базаре. По делу все понятно?
– Чего ж тут непонятного? – сказал Горбун. – Едем к Калуге, там ловим басурман, бьем их и возвращаемся домой. Я думал, что серьезнее будет.
– По-твоему, государь послал бы дружины на простое задание?
– Ну а чего в нем сложного?
– То на месте определится. Значит, так, завтра после молитвы и трапезы с утра все по одному выходят к Калужской дороге. Заезжают в рощу, что в трех верстах от Москвы слева. Там буду я, там будет князь Крылов, обоз с оружием, доспехами, провизией. Там же князь покажет нам еще двух ратников из татар служивых и возниц обоза. Все посмотрим, проверим и двинемся с Богом. На переход нам – четыре дня. Первую остановку на отдых делаем на постоялом дворе у деревни Липовка, что по тракту, в сорока верстах от Москвы. Далее уходим в леса.
Бессонов поднялся.
– Дозволь вопрос, князь?
– Конечно, Гордей!
– Тебе известны лесные дороги?
– Мне нет. Они известным тем людям, что примкнут к отряду.
– Ныне ночью еще холодно.
– Ничего, не впервой в лесу ночевать. Вначале у костров погреемся, там же и потрапезничаем, далее шалаши поставим. В лесу-то проще простого. Вопрос правильный, одежу теплую не забудьте. Днем ее в телегу положим, ночью наденем, коли холодно станет.
– Надеюсь, князь Крылов подумал, как нам укрыться от дождя?
– Он все обеспечит. Мы проверим, как молвил, чего не хватает, с Москвы довезут. Тронемся, когда все нужное будет при нас.
Горбун спросил:
– Уходим надолго?
– Думаю, так, а там только Господь знает, на сколько.
Ратник вздохнул.
Надежа Дрозд ткнул его.
– Чего вздыхаешь, как телок?
– Отстань, Дрозд, не до тебя.
– Конечно. На Ильинке такая баба ждет, что и вдвоем не обхватить. И где только ты нашел ее?
– В торговых рядах, – ответил за Горбуна Рябой, – мы с Осипом там были, обувку глядели, а тут средь рыбы разной эта Клава. Ручища, как у Горбуна. Вдарит – прибьет. Ну Осип и поплыл, как ладья по реке. Рот разинул, глядит на бабу, та на него. Я отошел. Они погутарили, Осип подошел довольный, будто бочонок меду сожрал, – вот она, моя баба. Ныне ночью к ней пойду.
Савельев улыбнулся, глядя на Горбуна.
– Так бабу Клавдией зовут?
– Да, а чего?
– Нет, ничего. Желаю, чтобы у вас все получилось. И заживешь тогда, Осип, как все, семейно.
– Я бы тоже желал.
Он вытер рот.
– Но поглядим. Ночью все ясно станет, лишишься ты, князь, единственного холостого ратника или нет.
– Удачи тебе, Осип, тока о деле не забудь, коли все получится.
– Не-е, не забуду.
– Еще у кого вопросы есть?
Вопросов у ратников не было.
Савельев велел Новику спуститься во двор, узнать у прислуги, спокойно ли у подворья. Кузьма ушел и скоро вернулся.
– Все покойно, князь.
– Ну тогда, други, расходимся и встречаемся завтра в роще у дороги.
– Да, князь, – чуть не хором ответили ратники особой дружины и в том же порядке, что пришли, начали уходить. Вскоре горница опустела.
Пришел Габра.
– Разошлись ратники, посторонних не заметил.
– Добро, Семен, отдыхай.
– Я все приготовил.
– Хорошо.
Ключник ушел.
Князь прошел в опочивальню. Ульяна сидела за вышиванием. Отложила рамку с натянутой материей в сторону.
– Что мне собрать тебе?
– Я сам соберу.
– То должна сделать жена.
– Ну тогда смену белья, пару рубах, штаны, шапку, теплую одежду, но не зимнюю.
– Надо Авдотье сказать, чтобы приготовила еды на пару дней.
– Того не надо, родная. Провизия будет в обозе, да и найдем мы чем трапезничать. Не в поле же чистое едем, хотя и там пропитание найти можно, а в крупную крепость. Воевода и накормит, и напоит.
– Я так хочу тебя, Дмитрий. Не ведаю, что со мной, но желание нестерпимое.
– А можно?
– Осторожно можно.
– Получится ли осторожно?
– Ну не говори ничего. Я обмоюсь, потом ты.
– Что ж, я тоже очень соскучился по тебе.
Этой ночью они любили друг друга крепко, и живот Ульяне не мешал. Счастливые, обнявшись, уснули. Ночь была звездной, тихой, теплой, даже шум с реки не доносился.
Встали, как всегда, рано.
Молились в горнице пред образами красного угла.
После трапезы Габра приторочил к седлу сумы с одежей и провизией, приготовленной Авдотьей.
Ульяна вышла провожать мужа.
Обняла его, не отпускала долго. Заплакала.
Дмитрий погладил ее по голове:
– Не надо, любовь моя, я вернусь. Время пролетит быстро. Дитя береги, себя береги, в ненастные дни гулять не ходи или одевайся теплее. Задумаешь уехать к родителям, скажи Семену. Ну все, родная, пора мне.
– Помни, Дмитрий, я люблю тебя и жду.
– И я люблю тебя. И вернусь обязательно.
– Ну с Богом!
Она разжала объятия. Савельев вскочил на коня.
Слуга открыл ворота.
Князь выехал. Вслед ему крестились и Ульяна, и прислуга.
Он, не оборачиваясь, повел коня в сторону Калужской дороги. В рощу въехал, когда уже вовсю светило ласковое весеннее солнце.
У оврага уже стояли две лошади, впряженные в телеги, покрытые грубой непромокаемой материей – пологами. Рядом конь князя Крылова, возле него сам вельможа. Чуть в стороне – два татарина и крепкие русские мужики лет по тридцать.
Савельев соскочил с коня.