Пока они ехали до Новой Стройки, молчали. Не хотелось говорить при извозчике. В сани набились сразу четверо: Лыков с Баулиным, надзиратель Леонович и городовой Жвирко.
Статский советник вошел в знакомую комнату и замер. Ему открылась жуткая картина.
Василий в одном белье лежал посреди горницы ногами к порогу. Его искаженное лицо залила кровь. Удар был такой силы, что череп треснул и наружу вытек мозг. Видимо, отставной ефрейтор умер мгновенно. Никаких следов борьбы, нехитрая мебель на своем месте, кругом прибрано. Орудия убийства не видать…
Питерец перешагнул через тело, заглянул за божницу.
– Пусто. Они убили его из-за денег.
– Каких денег? – не понял губернский секретарь.
– Я передал ему позавчера пятьдесят рублей. Подарок к пятидесятилетию от моего товарища генерала Таубе – Полудкин долго служил при нем денщиком.
– Где, здесь передали?
– Да. Мы просидели весь вечер, выпили бутылку, но были трезвые. В одиннадцатом часу Василий проводил меня до Никольской улицы, до извозчика.
– Так… Пятьдесят рублей большие деньги, убивают и за меньшее.
Баулин глянул по сторонам:
– Похоже, ваш знакомец жил небогато, и других мотивов, кроме дареных средств, я не вижу.
Действительно, обстановка в горнице была скромная. Но все равно имело смысл осмотреться.
Лыков начал обход и диктовал Леоновичу, а тот записывал:
– Не вижу нагольного тулупа и треуха заячьего меха. Валенки были новые – теперь нет. Оловянные стаканы исчезли, оба. Нательная одежда тоже: рубаха тиковая синяя в красную искру, жилет черного сукна, пиджак… На пиджаке слева по борту пятно от сургуча. Что еще? Штаны с поясом, суконный галстук, военная гимнастерка ношеная… Подчистую вынесли. Даже утирку[15] и домашние чувяки. Только псалтырь на месте. Николай Максимович, проверьте, уцелел ли паспорт, другие документы – увольнительный билет запасного ефрейтора Сто первого Пермского пехотного полка и рабочая книжка.
Леонович перерыл все подходящие места, но никаких документов не нашел.
– Взяли с собой, – констатировал начальник отделения. – Это хорошо: улика!
Алексей Николаевич расстегнул пальто и сел на кровать. Голову ломило, лоб горел. Сволочи! Из-за двух четвертных убили хорошего человека. А вот накажу! Он тут же решил, что не уедет из Рязани, пока не отыщет тех, кто это сделал. Белецкий еще при должности, ему все до лампады, и он разрешит статскому советнику задержаться, провести дознание. А Джунковскому скажет, что это продолжение ревизии: проверка, как сыскное отделение справится с тяжким преступлением. Надо будет – Оболенский поддержит ходатайством.
Приняв решение, Лыков поднялся. Баулин прочитал все на его лице и вытянулся:
– Жду ваших распоряжений!
– Вы угадали, Сергей Филиппович. Моя вина: я сглазил, хваля ваш благословенный город. Вот оно как вышло… Теперь я же должен закрыть этих нелюдей в клетку. Остаюсь, буду руководить дознанием. Завтра вы получите соответствующий приказ полицмейстера, а пока уж поверьте на слово, что он будет.
– Я и без приказа признаю ваше превосходство, – просто ответил губернский секретарь. – Что нам делать?
– Пошлите надзирателя в одну сторону, а городового в другую. Надо опросить людей вокруг. И не только ближних соседей, но и вообще всех, кто был в слободе вчера вечером и ночью. Может, они видели, как кто-то приходил или уходил. Или отъезжал – тогда в каком экипаже. Были ли крики, шум, разговоры, не назывались ли какие имена или клички. Кто ходил к Полудкину, с кем он водил знакомство, где выпивал, у кого покупал табак. Все-все… Ну, вы поняли.
– Так точно.
Баулин дал распоряжение подчиненным, причем велел Жвирко сперва найти телефон и вызвать сюда надзирателя Бубнова с принадлежностями для снятия отпечатков пальцев.
Когда они остались одни, Алексей Николаевич стал рассуждать:
– Деньги от меня он получил два дня назад. Проводил гостя до извозчика, вернулся домой… Лег спать, утром ушел на завод. Значит, или там похвастался, что разбогател, или уже после работы кому-то сболтнул.
– Надо ехать в завод, там расспрашивать, – сообразил начальник отделения.
– Верно. Где он находится?
– Сургучный завод Шумилкина? Между Троицкой слободой и Новопавловкой. Пошлю туда Свириденко.
– Убийцы или убийца был впущен в дом самим хозяином – замок цел, – продолжил размышлять вслух статский советник. – Стало быть, это кто-то знакомый. Сергей Филиппович, у вас внутреннее осведомление в Новой Стройке имеется?
– Хозяин винницы напротив Лазаревского кладбища, фамилия ему Пишванов.
– Винница это что? – удивился командированный. – Город есть в Подольской губернии…
– Так в Рязани называют лавки, торгующие пивом и вином без права продавать в розлив.
– На чем вы поймали Пишванова? Нарушение правил торговли?
– Так точно. Прожженный дядя, многого не говорит, боится. Но такое преступление… Всех на уши поставлю! Да, Алексей Николаич, действительно сглазили вы насчет тихого города…
Питерец обвел комнату взглядом:
– Отпечатки пальцев вы вряд ли здесь найдете. Обычно их снимают с бутылки, со стаканов, с дверных ручек. Посуды на столе нет, ручку мы сами захватали. Но пусть ваш надзиратель попробует, мало ли как бывает. Дальше: медико-полицейское вскрытие. Когда появится врач?
– Да уж должен быть, давно вызвали.
Тут дверь распахнулась, но вместо врача ввалился полицмейстер Кузнецов.
– Что тут у вас?
Он прошел в горницу, снял фуражку, потом надел:
– Да… Вещи целы?
– Никак нет, ваше высокоблагородие, – ответил Баулин. – Умышленное с целью ограбления получается.
– Черти веревочные, испортили нам всю статистику. А год только-только начался.
Кузнецов глянул в лицо командированного и встревоженно спросил:
– Что с вами, Алексей Николаевич?
– Я хочу их найти.
– И я хочу!
– Петр Григорьевич, ревизия моя не закончена. Я истребую у Департамента полиции ее продолжение. Хочу проверить на конкретном деле, как ваше сыскное отделение справится с дознанием умышленного убийства.
Полицмейстер скривился:
– Отомстить желаете?
– И это тоже. А вам моя помощь не нужна? Уверены, что сами справитесь?
Рязанцы обменялись взглядами, и полицмейстер кивнул:
– Нужна, Алексей Николаевич. Мои люди не обладают достаточным опытом в раскрытии умышленных убийств. Город у нас такой… сами знаете какой.
– Вот и договорились. – Лыков повеселел. – У меня этого опыта… Иногда уснуть тяжело. А ваших шильников я с таким усердием стану искать – искры полетят.
– Кто он вам был? – осторожно спросил Кузнецов. – Вроде человек из простых.
– Денщик моего товарища генерал-майора Таубе. Двенадцать лет ухаживал, стал как член семьи. И убили за два четвертных билета.
– Каких еще билета?
Лыков пояснил. Добавил так:
– Получается, что косвенно я приблизил смерть Василия Ивановича.
– Кто же знал! – пытался утешить питерца рязанец.
– Никто не знал, это верно. Как верно и то, что, не приди я к нему в гости с деньгами наградными, был бы он сейчас жив.
На этих словах явился полицейский врач, и разговор переключился на него.
Статский советник попросил эскулапа исследовать желудок жертвы: что и когда он ел и пил. Насчет причины смерти все было ясно. А вот насчет орудия убийства оставались вопросы.
– Похоже на удар топором, – высказался командированный. – Причем большой силы удар. Злодей, которого мы ищем, должен быть крепкого сложения.
– Топор? – ухватился за слово полицмейстер. – Сергей Филиппович, помнишь случай недавний в окрестностях Спас-Клепиков?
Баулин подтвердил:
– Да, там тоже был топор.
И рассказал, что неделю назад на дороге из волостного села Спас-Клепики было совершено разбойное нападение. Крестьянин Любимов с двумя сыновьями возвращались к себе в деревню Шатрищи. Мужики торговали рыбой на Старом базаре и шли домой с выручкой. На них напали четверо. Главарь, плечистый, высокого роста, сразу ударил старика обухом топора по голове. И убил наповал. Сыновей его сильно изранили, отняли деньги и ушли… Дознание ведет исправник Рязанского уезда, но оно стоит на месте; улики и даже приметы разбойников отсутствуют.
– Не они ли тут хозяйничали? – высказал догадку полицмейстер.
– Там главарь бил обухом, а здесь – лезвием, – возразил Лыков.
– Там – это на улице, – стал спорить надворный советник. – Старик был в шапке, лезвие ее могло и не пробить. Обухом надежнее. А в помещении лучше лезвием.
Все, включая доктора, согласились с аргументами Кузнецова. У дознания появились первые, пусть и весьма размытые, догадки. Полицмейстер так увлекся своей версией, что решил прямо отсюда поехать в управление и пригласить к себе исправника с бумагами по нападению на дороге.
Доктор осмотрел тело и велел отвезти его в покойницкую губернской земской больницы. И Баулин с Лыковым опять остались одни. Но ненадолго: прибыл надзиратель Бубнов и начал искать отпечатки пальцев. Алексей Николаевич посмотрел на его манипуляции – честно говоря, не очень умелые – и кивнул губернскому секретарю:
– Айда к вашему Пишванову.
Сыщики вышли на улицу и лишь сейчас сообразили, что никто не осмотрел следы вокруг дома. Теперь делать это было уже поздно. Толпа обывателей в несколько десятков человек окружила избу и топталась в нервном оживлении. Пробившись сквозь нее, питерец с рязанцем попытались найти хоть что-то на снегу – следы саней или кровь, но безуспешно. Плюнув с досады, они отправились в винницу.
Хозяин, с безволосым лицом скопца и неприятными бегающими глазами, первым делом налил им по стакану того, что он назвал хересом. Пойло отдавало чем угодно, кроме винограда. Лыков отстранил стакан; Баулин, глядя на него, сделал то же самое.
– Убили сторожа сургучного завода, – сказал губернский секретарь.
– Слыхали, – ответил хозяин, глядя себе под ноги.
– Подозрительных не видел? Может, зашел выпить кто незнакомый вечером или ночью?
– Ночью торговать нельзя, запрещено.
Баулин взял торговца за волосы и сильно тряхнул:
– Ты мне черта в чемодане не строй! Знаю, что и по ночам разливаешь. И пока закрываю на это глаза. Пока! Скажи мне что-нибудь интересное, или…
Пишванов молчал, тоскливо косясь в сторону.
– Ну, как знаешь. Запирай лавочку, поедешь со мной. Промысловое свидетельство захвати, я его прекращаю.
– Ваше благородие, побойтесь Бога…
– Это ты мне о Боге говоришь, Петька? Ты? На котором клейма ставить негде?
Хозяин винницы подбежал к двери, запер ее изнутри и быстро забормотал:
– Пришли, стало быть, пятеро, вчера, как стемнело. Один был сторож Полудкин, а другие мне незнакомые. Взяли две бутылки разведенного спирта, расплатились купонами.
– Где те купоны?
– Вот. Я смотрел – вроде чистые…
Баулин сунул купоны в карман:
– Дальше что было?
– А дальше они ушли.
– Куда?
– А… темно было, я не видел.
– Четверо чужих, значит. Приметы запомнил?
– Одного только. Видать, он у них за главного. Высоченный, рожа свирепая. Шея как у быка! Страшный…
– И прежде ты их никогда не видел?
– Вот святой крест, ваше благородие, – никогда. Впервые приперлись. Да и избави бог от таких покупателей!
– Как хоть они были одеты? На кого похожи?
– На рабочих.
Лыков выступил вперед и взял осведа за рукав:
– На рабочих? Не на крестьян или там мещан?
– Так точно, ваше…
– Высокородие, – подсказал Баулин.
Пишванов аж зажмурился:
– Так точно. Именно рабочие. Может, прикидываются? Рожи разбойничьи, а одёжа такая… как у фабричных.
Сыщики вышли из лавки и отправились бродить по окрестностям. Сергей Филиппович рассказывал:
– Новая Стройка – головная боль управы. Дома тут возведены большей частью без разрешения городских властей. Налоги платят через пень-колоду, держат жильцов без прописки, тайно разливают спирт и денатурат, незаконно варят мыло, фальсифицируют чай, сдают комнаты проституткам-нелегалкам – полный букет. В прошлом году поймали мы тут даже фальшивомонетчиков. Народ в слободе дерзкий, полицию ненавидят. Навряд ли мои ребята узнают что-то от этих галманов[16]. Надо заходить с другого конца. Вот только бы знать с какого.
– Могу подсказать. Василий упомянул некую Марию Елизаровну, которая к нему иногда наведывалась.
Начальник отделения встрепенулся:
– Вот как? И кто она?
– Ничего больше не знаю. Но отчество редкое, отыщите.
– Хоть что-то. Найдем. Город небольшой, отыщем бабу. А насчет четверых как вы думаете, Алексей Николаич, – наши это? Те, кого мы ищем?
– Я в своей жизни видел много совпадений. Идешь по следу, все сходится, ты его раз! И пусто. Федот, да не тот. Но, Сергей Филиппович, похоже, что наши. Во-первых, четверо, и в Спас-Клепиках было четверо. Во-вторых, атаман человек большой силы. Такой одним ударом голову раскроит. В-третьих, прежде их тут не видели, а появились они в ночь убийства. Надо побольше жителей слободки опросить. Пусть еще двое ваших городовых пройдут по домам, помогут Жвирко и Леоновичу. Закончите с Новой Стройкой, пускайте ваших людей по пивным, биллиардным, темным трактирам. Сегодня же вызовите всю секретную агентуру и ориентируйте ее на поиск четверых неизвестных во главе с долговязым. Но пусть не ограничиваются только этой версией, а вообще ушки на макушке!
– Слушаюсь.
– И найдите Марию Елизаровну. А я пошел на телеграф. Буду просить продлить мою командировку в Рязань до завершения дознания.
На телеграфе Лыков проторчал два часа. Директора сначала не было на месте, потом он долго не отвечал на запрос. Наконец по его поручению в обмен депешами вступил вице-директор Васильев. Человек умный и тактичный, Алексей Тихонович быстро все понял и пошел к Белецкому за резолюцией. И статский советник получил официальное разрешение начальства продолжить ревизию «в свете вновь открывшихся обстоятельств». Такая обтекаемая фраза была на руку Лыкову, поскольку позволяла растягивать срок командировки достаточно долго.
В конце статский советник просил прислать ему в помощь Азвестопуло, если он даст об этом телеграмму. Васильев обещал, пожелал успеха и отключился. А Лыков остался вести дознание. В голове у него уже сложился план действий.