Путята решительно остановил обоз и спрыгнул с коня, показывая всем своим видом, что наступило время привала.
– Завтрашний день будет последним, – ответил купец на немой вопрос удивленного Аскольда. – Горы, наконец, останутся позади, и мы спустимся к долу, – пояснил Путята и добавил: – Но предстоящий переход – самый трудный.
Путята распорядился накормить как следует лошадей. Для сопровождавших открыл увесистую торбу. Насытив всех до отрыжки, приказал ложиться спать.
…Заря еще не занялась, а зычный голос купчины поднимал уже людей с нагретых мест.
– Кто до зорьки встает, тому Бог деньгу дает, – ревел он.
Наконец люди подняты, кони впряжены. И тут как раз пробился первый луч. Путята всех подозвал к себе.
– Хочу предуведомить вас, чтобы не шумели без надобности, смотрели в оба. Упаси Господь толкнуть камень. Придется тогда нашему батюшке тризну править. Виновный пусть пощады не ждет. Ну, с Богом! – перекрестился Путята, за ним и остальные.
Дорога круто стала подниматься вверх. Угол подъема был настолько велик, что подталкивающим сзади свои повозки погонщикам казалось, что их лошади висят у них над головами. Крутизна усиливалась. Кони начали скользить, того и гляди, какая-нибудь сорвется и утащит всех за собой.
Путяте пришлось оставить свою лошадь, чтобы помочь возчикам. Его примеру последовали и козельцы.
Купец подставил плечо и, напрягшись, стал толкать вверх повозку. Она медленно двинулась вперед, но вскоре остановилась.
– Надо поклажу сбросить! – в ярости воскликнул Иван.
– Я те сброшу, – Путята напрягся, повозка дернулась, но осталась на месте. – Эй, кто подсобите, – громко позвал купец.
Подскочили Аскольд и Кулотка. Упершись ногами покрепче в землю и выдохнув: «Э! Э! Э!», – так надавили на возок, что чуть не сдернули оглоблями хомут с лошади.
– Давай, давай! – заорал обрадованный купчина.
Вот они на вершине перевала. Довольные, отирали потные лбы. Взоры путников устремились вниз. Туда убегала, словно в гигантский зев, дорога. Но спуск оказался хуже подъема. Возки, поминутно наезжая на лошадей, заставляли последних опасно ускорять движение, что могло привести к катастрофе. На одной из них что-то случилось с погоняльщиком. То ли расслабился, то ли отвлекся на миг, но возок ударил по конским ногам. Лошадь рванулась, колесо возка со всего маху ударилось о камень, выворотив его с места. Тот сорвался и заскользил вниз. Замер, осознав свою оплошность, возница. Но было поздно. Камень набирал скорость. Поняв, какая опасность угрожает его товарищу, он дико заорал. Однако ничего уже нельзя было поправить. Несчастный, оглянувшись на крик, успел только заметить, что на него летит что-то черное, и тут же был пригвожден к своему возку. Своим телом он смягчил удар, повозка уцелела, но была отброшена на край пропасти. Она медленно начала сползать вниз. Надежно увязанная поклажа стягивала повозку вместе с конем в пропасть. Лошадь с дико выпученными глазами, словно чувствуя свою гибель, попыталась изо всех сил вырвать возок. Подскочил купец.
– Держите! – заорал он изо всей мочи. – Братцы, спасите! Там же самый ценный груз! Озолочу!
Возчики нехотя, с опаской, но подскочили. Кто схватился за оглобли, кто – за коня. Скольжение вниз хотя и замедлилось, но все же груз сделал свое дело. Задние копыта лошади сорвались в пропасть. В это время подбежал Кулотка. Схватившись за оглоблю, он рванул повозку вверх. Благо дубовый жердняк выдержал. Лошадь оказалась на дороге. Кулотка попытался было еще раз рвануть, да не вышло. Возок осью уперся в скалу.
– Держи! – крикнул парень.
Подоспели погонщики. Но Кулотка вдруг, к ужасу всех, ухватившись за выступ, спустился вниз. Упершись в уступ, подхватил повозку и… поднял ее над собой.
Показались передние колеса повозки, и вот она уже стоит на дороге. Купец подскочил к парню и крепко прижал его к своей груди.
Погибшего похоронили тут же, обложив камнями, и поставили деревянный крест. Молча кружком постояли над могилой, а потом к виновнику происшедшего подошел купчина.
– Это ты столкнул камень? – глаза Путяты сверлили виновного, косматые брови грозно сдвинуты.
Тот упал на колени:
– Прости меня, Путятушка. Виноват я.
– Ты хотел упредить?
– Я, я, – с надеждой в голосе пролепетал возница.
– Возьми, – Путята кинул ему золотую монету.
Возница жадно схватил ее, не веря своим глазам.
– Да ты что, батюшка, – подполз мужик на коленях к купчине, – век молить буду! – и попытался поймать руку хозяина.
Путята отступил к краю пропасти.
– Храни тебя… – возница не успел договорить.
Купчина вдруг шагнул к нему и пинком сбросил беднягу в пропасть.
– Из-за тебя мы чуть все не погибли!
– А-а-а!.. – донеслось снизу.
Люди содрогнулись от увиденного. Но никто не осудил купчину. Шига бросил:
– Крут ты, купчина. Но суд твой праведный. Другим наука.
Путята скосил глаз на Ивана, но встретил твердый, без лукавства, взгляд Шиги.
Купец подошел к Кулотке, достал из-за пояса увесистый кисет и вложил в руку парня:
– Держи.
Кулотка удивленно посмотрел на мешочек и проговорил:
– Купец, не оскверняй мою душу. Это ты привык все покупать да продавать. Мой отец всегда учил меня делать добро людям. Ты попал в беду, я тебя выручил. Я попаду – твой долг. Возьми назад свою деньгу, – и решительно засунул кисет за купеческий пояс.
– Быть по-твоему, – усмехнулся купец. – Вот они – свидетели, что я твой должник. Спас же ты бесценную кладь. Смотри.
Он мечом отодрал одну из досок ящика и извлек из мелко рубленной соломы греческий сосуд удивительной красоты. Солнечные лучи играли на его боках, а сам он, отливая небесной синевой, казалось, нес шум невидимого моря.
– На эту вещицу, знаете, сколько я оружия обменяю? Батый бы узнал, первым меня повесил, – довольный произведенным эффектом, Путята спрятал сокровище обратно.
Дол встретил обоз изумрудным цветом. На Аскольда повеяло чем-то близким, родным. Он соскучился по этому виду, и ему хотелось кричать во все горло от радости. Тем более что цель его путешествия, казалось, теперь совсем рядом. Думы о Василии снова целиком завладели мыслями Аскольда: «Что с князем? Скорее бы добраться до половцев».
– Ну, считай, мы на месте. Слава те… Вроде и пронесло, – Путята перекрестился.
Не успел он опустить руку, как обшлаг его зипуна пробила… стрела. Она так и осталась торчать между, застывшей от неожиданности рукой и лицом Путяты. Он повернулся к Аскольду.
– Тащи! – заорал купчина, повернувшись к Аскольду.
Теперь над головой самого Аскольда пропела стрела.
– Возы в круг! – крикнул козелец, выхватывая из колчана лук.
На одном из холмов он заметил невесть откуда появившегося всадника. Первым желанием Аскольда было схватиться с ним в боевом поединке. Но Путята, угадав его намерение, покачал головой: ты не один, мол.
Тем временем возницы быстро и ловко исполняли приказ. Вскоре можно было занять круговую оборону.
– Иван, гони коней в горы, – приказал Путята Шиге.
Вскоре над ближайшими холмами замелькали черные шапки.
– Неуж татары? – невольно вырвалось у Аскольда.
Появление их здесь грозило крушением всех надежд. Но по мере приближения всадников становилось очевидным, что это были половцы.
Отряд был сравнительно небольшой, несколько десятков человек. Впереди скакал голый по пояс половец. Его мускулистое тело отливало бронзой. Он что-то кричал, явно призывая своих приспешников к смелым действиям.
Аскольд выбрал его. Он достал стрелу. Тщательно прицелился. Стрела угодила прямо в грудь предводителю, и тот скатился под ноги коню. Потеря, однако, не остановила пыла нападающих. Путята тоже оказался метким стрелком. Все его стрелы достигали цели.
Понеся значительный урон, половцы было отступили, но какая-то сила вновь погнала их вперед. На этот раз дело дошло до рукопашной. Бились прямо на возах. Аскольду не было равных. Чудеса показывал и Кулотка. Ударом кулака он валил коней. Хватал всадников и так швырял их оземь, что бедным уж больше никогда не суждено было подняться. Половцы откатывались, но потом вновь шли в атаку.
Аскольд понял, что пока за боем будет наблюдать тот далекий на холме всадник, схватка не кончится. Воспользовавшись очередной атакой, Аскольд, сбросив всадника, вскочил на его коня. Зуб, заметив действие Аскольда, проделал подобное. Половецкий конь оказался послушным и легким на ногу животным. Расстояние между таинственным всадником и Аскольдом быстро сокращалось. Но неожиданно навстречу выскочили несколько конных воинов. Козелец не раздумывая ринулся на врагов. Прежде чем выхватить меч, Аскольд выпустил несколько стрел. Ряды половцев поредели. Тут подоспел и Зуб. Половцы бросились врассыпную. Всадник, видя, что победа ускользает, тоже пустился наутек и, наверное, ушел бы. Конь у него был как птица. На это, по всей видимости, и надеялся половец. Да просчитался. Однако от Аскольдовых стрел редко кто уходил. Догнала одна и всадника.
Вскоре Аскольд услышал крики. К нему скакал Путята. Он показывал рукой куда-то в сторону. Повернувшись, Аскольд увидел еще одного беглеца, но только махнул рукой. Когда купец подскочил, он матюгом обложил козельца.
– Ты зачем его отпустил?..
– Хватит, Путята, крови.
– Ишь ты… А смотри, это птица! – он указал на убитого всадника. – Судя по богатой одежде, это не простой воин. Боюсь, – сказал купец, – как бы хану не донесли, от чьих рук погиб этот половец. Ты пожалел – тебя не пожалеют. Заклинаю, откажись от поездки!
– Эх, Путята, двум смертям не бывать, одной не миновать. Не отговаривай.
Всем своим существом Аскольд уже был там, среди половецких шатров. Он видит Василия… Купчина понял, что Аскольда не сломить. Настал час прощания. Они крепко, по-мужски обнялись. Перед тем как расстаться, Путята кликнул Шигу:
– Иван, пойдешь вместе с Аскольдом. Отведешь его к половецкому хану. Береги его, как своего господина. Служи ему верой и правдой. Не забывай, что обязан ему жизнью. Не будь его смекалки, лежал бы ты, пронзенный половецкой стрелой, на этом холме.
Шига оскалился:
– Не сумневайся, головы не пожалею.
– Так-то, – и купчина стегнул коня, крикнув напоследок Аскольду, чтобы тот отдал хану Михайлову грамоту.
Половецкие шатры отыскались на берегу Темсы. В этом году она, бурно разлившись, уже успела войти в свои берега. На площадях, где она недавно господствовала, река оставила несчетное количество озер. Теперь они, как разбросанные чьей-то небрежной рукой зеркальца, поблескивали на солнце в окружении изумрудной и нежной травы.
Среди этой красоты и раскинул свой стан половецкий хан Котян. Глазам Аскольда и его спутников предстала безмятежная картина мирного лагеря. Не видно было грозных воинов. Одни только женщины и ребятишки заполняли пространство между шатрами. Женщины хлопотали около костров над огромными котлами, от которых исходил дурманящий запах вареного мяса. В стане путники попытались разузнать что-нибудь о Кыргае или Буде.
Шатер Котяна был виден с большого расстояния. Находясь выше всех, он издали поражал своими размерами. Следуя совету Путяты, к нему-то Аскольд и направил своего коня.
Стража, преградившая было ему путь, враз отступила, узнав, что перед ними посланец Великого князя Черниговского. Хан был уже не молод. На его худощавом удлиненном лице лежала печать усталости. Некогда смоляные волосы были подернуты сединой.
Он принял Аскольда, полулежа на пушистых шкурах. Козельцу никогда не приходилось выполнять посольскую миссию. И поначалу при входе в шатер он оробел. Но, вспомнив вдруг тевтонские ристалища, преклонил одно колено и склонил голову. Котян, уже знакомый с западной манерой приветствия, был крайне удивлен, и на его бесстрастном лице заиграло некое подобие улыбки. Прием был скор. Грамоту принял воин и передал ее хану. Котян, повертев послание в руках, сунул его седоусому старцу с лицом уруса. Тот благоговейно ее взял и поднял глаза на Котяна. Веки повелителя сомкнулись, и слуга озвучил волю своего господина:
– Милостивый хан велит тебе отдохнуть. Свою волю он изъявит через несколько дней.
Аскольд понял, что пора уходить. Он еще раз преклонил колена и, ведомый тем же мускулистым воином, который передавал грамоту, вышел наружу. Половец отвел его в один из пустующих шатров. По той затхлости и сырости, которая дохнула на Аскольда, чувствовалось, что в нем давно никто не жил.
Вскоре появились и его друзья. Они принялись расспрашивать Аскольда о его встрече с ханом. Но ничего радостного сообщить он не мог.
– Ответ будет только через несколько дней, – тяжело вздохнул Аскольд.
– Ты что скис? – толкнул его в плечо Иван. – Пока тебя принимают как княжеского посланника, мы не будем терять времени. Как, ты говорил, звать того нечистого, который мог знать о твоем князе?
– Буд…
– Надо попробовать отыскать и Кыргая – вдруг он жив? Он может помочь.
– Вот и будем их искать.
Шли дни. Но ни о Буде, ни о Кыргае не было никаких сведений. Кыргай куда-то исчез, когда татары штурмовали Козельск. Кое-кто из половцев высказывал мысль, что он мог перебежать к татарам. Бродя по становищу, Аскольд заметил, что встречалось много половцев в полном вооружении. Невольно пришла мысль: уж не татары ли близко?
Но выяснить ничего не удалось, не помог и толстый кошелек. На его вопрос, отчего столько вооруженных людей, половцы только пожимали плечами и поглядывали в сторону ханского шатра. Было ясно: что-то затевается.
В этот день друзья добрались до своего шатра, когда погас последний огонек. А на другое утро их разбудил какой-то шум, смешанный с криками и плачем. Иван почувствовал недоброе.
– Вы, братцы, сидите, а я сбегаю разнюхаю, что к чему, – сказал он и, прихватив свой кисет с деньгами, осторожно выбрался из шатра.
Долго ждать не пришлось. Шига принес нехорошую весть: в становище привезли убитых половцев. Среди них – племянник хана. Аскольд догадался, кем был тот, убитый им, всадник. Дело осложнялось. Шига предложил Аскольду сидеть безвылазно в шатре. Но того невозможно было удержать. Он хотел увидеть, как половцы хоронят своих воинов.