Иногда я думаю, что в своей жизни я всего-то зритель, а актёр, которому досталась главная роль, это окружающий мир: дорога, транспорт, постройки, прохожие, небо и разнообразные облака, звуки и запахи. Я наблюдатель, и это лучшее, что может быть, потому что, сидя на одном месте, задумываясь обо всех крошечных вещах, я становился одним целым с мирозданием. Я смешивался с толпой и начинал наконец-то любить себя.
Этот парень, наблюдатель, он не испачкан, он невинен и все ещё по-доброму наивен. Ной, которому не противно от себе подобных. В некоторых случаях мне кажется, что я страдаю мизантропией и оправдываю свою неприязнь к людям поступком дяди. Быть может, не настигни меня то зло, я бы вырос улыбчивым и открытым к общению мальчиком? Наверное, да.
Моя любовь к наблюдательности приносит немало пользы, ведь, если человек слышит, внимает и даже говорит глазами, то ему раскрывается то, что для остальных – незримые мелочи. Но в мелочах богатство.
Я хорошо понимаю людей и могу понять, что у них на уме и о чём они молчат. Также я много анализирую, будь это хоть действие постороннего человека или всплеск эмоций. Я просто обязан задать себе целый список вопросов «почему», «для чего», «возможно ли». Это помогает мне оценить ситуацию объективно и не наткнуться на предубеждение.
Если вы человек, которому противна реальность, вы, вероятнее всего, пленник романтизма. Любите фэнтези, фильмы предпочитаете глубокие и драматичные, а ваша любимая группа это кто-то вроде The Neighbourhood. Вероятно вы романтизируете то, что романтизировать категорично не рекомендуется. К примеру, то же самое дерьмо, произошедшее с вами в далёком прошлом. Вас били родители? Ваш отец пытался повеситься на ваших глазах? Друзья использовали и унижали?
Я считаю это травмой. Я тоже романтизирую свою жизнь. Эти странные бесформенные джинсы на один размер больше, эти растрепанные шоколадные волосы, эти мои долгие гляделки в потолок на постели под музыку.
Я не в порядке, это мне отчётливо видно, ровно также, как дно моря в безоблачную погоду, но романтизировать свои проблемы куда легче, чем решать их.
Вот и сегодня, несмотря на громоздкое нежелание вставать с постели, я приложил усилия покинуть реальность и унестись на выдуманной машине вместе с Одиссеем в другую жизнь.
– Эй, мама сказала, чтобы ты собрал своё белье и принес на стирку, – Чарли не постучался и ворвался в мою комнату, как к себе, чем злил меня с самого утра.
Почему даже в воскресенье я не имею право на сон? Перевернувшись на бок, я сонными глазами и с мерзким вкусом во рту после вчерашнего пива изучал веселого брата. Рука кое-как меня слушалась и указывала на распахнутую настежь дверь, отчего я мельком видел хлопочущую мать.
– Пошёл вон, – зевком ответил я.
– Ещё она сказала, что если ты сам не принесёшь, то придёт она.
– На счёт три я бросаю в тебя тапок, – полуприкрытыми от дремоты глазами, я пальцами нащупывал поверхность пола, желая наткнуться на домашнюю обувь.
– Только попробуй! Я маме скажу, что ты меня бьешь, – ехидничал Чарли, выказывая внимание моим туалетным принадлежностям на рабочем столе с ноутбуком.
– Малявка, я предупреждал!
– Ааа, мама! – Чарли практически завизжал и выбежал за дверь, с застывшим ужасом на лице потянув за собой ручку.
Тапок шлепнулся о дверь, а я, чей сон наглым, вандальным образом отогнали, приподнялся на разворошенной постели, потирая переносицу. Я не завтракал и на уговоры мамы съесть хоть бутерброд обнадежил её тем, что обязательно перекушу по дороге. Она знала, что я лгал, лишь бы отвязаться, поэтому так укоризненно посмотрела на меня перед уходом.
Воскресенье ребята, которые всю ночь танцевали и пили, обычно проводят в постели до полудня, я же, ранняя пташка (приукрашено, естественно), не смог спать спокойно, мысленно возвращаясь к плачущей Пейдж. Уж сильно повлияли на меня её слёзы, и пока их причина не всплывет наружу, я не намерен бездействовать.
С другой стороны, было трудно заставить себя добровольно прийти к дому, хозяина которого я ненавижу. Я так перенервничал, что выкурил в туалете две сигареты подряд, успев испугаться, что мое баловство с курением такими темпами может обратиться во вредную привычку.
Каждый шаг это борьба не на жизнь, а на смерть. Я будто разделился на две части и каждая из них дралась до крови: то тянет обратно домой, то повторяет, что это ради кузины, которую я из-за своих страхов бросил. Когда-то давно мне было известно всё об её жизни, и когда я говорю «всё», то это именно «всё»: с кем она дружит, что любит на десерт, на что аллергия, где находятся её родинки и почему она боится пчёл. Пейдж была не просто моей любимой сестрой, но и лучшим другом, однако камень преткновения, в лице её мерзкого отца, разделил нас на сотни или даже тысячи миль. Теперь я даже не знаю какой цвет она предпочитает остальным.
Я плохой брат, подлец и эгоист. Смотреть в глаза Пейдж, после всего, что произошло между мной и Элвисом, это бессовестно. Узнай она мою страшную тайну, смогла бы и дальше со мной поддерживать связь? Думаю, нет. Она, скорее всего, пошлёт меня в ад.
Первым делом, добравшись до лужайки дома тёти Миранды и Элвиса, я осмотрелся: его машины нет, значит, он либо уже уехал, либо загнал автомобиль на задний двор, и тогда мне придётся проглотить свою гордость и войти внутрь, заговорить с ним, встретиться глазами и обжечься, а я и без того весь покрыт невидимыми для остальных нарывами. Если бы только мой недуг исчез, не ковырял мне душу своим существованием…
Дверной звонок у Элвиса не работал и тот не спешил его чинить, поэтому я сразу постучался, попятившись назад, надеясь рассмотреть через кусты, припаркована ли на дорожке машина. Только я вытянулся подглядеть, как в ту же секунду входная дверь резко отворилась, и я вернулся на место.
Сюрпризы с раннего утра – неоднозначный знак. Я нахмурился, найдя перед собой не Пейдж и даже не Миранду, а ту самую грубиянку, которая ровно также, как и вчерашней ночью, теперь прожигала меня неприветливым взором карих, почти карамельных глаз с желтыми крапинками, кои без косметики выглядели маленькими, но выразительными, благодаря кошачьему разрезу.
Блондинка, чьи короткие локоны собраны в небрежный хвост, чавкнула и отступила, приглашая меня войти.
– Ты кто? – поинтересовался я, прежде чем пройти внутрь.
– Подруга Пейдж. Лучшая. А ты, кажется, Рой? – она скрестила руки и прищурилась.
Я запер за собой дверь, успев убедиться, что в доме, кроме нас, никого нет.
– Ной, – поправил подругу Пейдж я, снимая обувь и верхнюю одежду.
– Я Стелла. Извини, что вчера толкнула… Но ты тоже хорош, тормозил не по-детски.
– Так ты извиняешься или отчитываешь меня?
Стелла поджала губы, задумавшись над ответом. Её носик торчком и с небольшой горбинкой сморщился, а потом она просто пожала плечами, будто ей все равно. Хотя я почти уверен, что так оно и было.
– Пейдж в душе. Ты же к ней пришёл?
– Да, я подожду.
– Их нет дома, – всё-таки заметила мои постоянные бегавшие глаза по комнатам Стелла, приглашая на завтрак, – мистер и миссис Коулман рано вышли.
– Ясно.
Меня немного удивляло, что Стелла свободна хозяйничала на кухне тёти, прекрасно зная где и что лежит, расставляя приборы на стол как у себя дома, словно она здесь живёт. Тем временем я, хоть и член семьи, ничего об этом доме не знаю. Видимо, они правда очень близки с кузиной и блондинка частый гость. И это в очередной раз доказывало, что я совершенно не участвовал в жизни Пейдж.
– Ты меня совсем не помнишь, верно? – вдруг разрушила тишину вопросом Стелла, разливая в прозрачный стакан яблочный сок.
Что она имела в виду? Я вопросительно нахмурился, дёргая ногой по привычке, будто о чём-то сильно волновался. Однако, так оно и было: находиться в этом доме, где повсюду витал запах духов Элвиса и висели его фото с рыбалки, ковыряли мне внутренности. Я не мог собраться с мыслями и боялся, что в любой момент он вернётся. В таком случае мне будет нечего ему сказать. Возможно, я просто убегу. Это позиция моей жизни – бежать. По крайней мере, пока он не скопытится. Не знаю, правильно ли ждать смерть человека, чтобы вздохнуть полной грудью и перестать терзаться мыслями, но в этой мысли моя надежда на нормальное существование. Если Элвис исчезнет, исчезнет и моя боль.
– Ной! – взмахнула перед моим носом ладонью Стелла.
Я моргнул и сел ровно, извинившись за задумчивость. Она странно усмехнулась и села напротив, попросив подождать Пейдж, а уже потом приниматься за завтрак.
– Так о чём это ты?
– Не помнишь, – улыбнулась она, поджав губы, – а если так? – блондинка распустила хвост, неуклюже расчесав пальцами пряди, собрала два хвоста и растрепала короткую французскую челку, – добавь сюда ещё очки в лисьей оправе и красное платье с белым воротником.
Она смотрела ожидающе, еле сдержала смешок, но я искренне не понимал, чего от меня хотели.
– Понятно, – стянула резинки Стелла, – ты не узнал меня. Какой высокомерный!
– Высокомерный?
– Конечно, – цыкнула та, – разве не ты участвовал в городской Олимпиаде по математике средних классов? Ты занял первое место, но а я второе, серебряное. У нас с тобой даже общий снимок есть на сайте школ.
Я пригляделся повнимательнее и оторопел. Перед глазами теперь не нынешняя Стелла, а полноватая девчонка с двумя хвостиками, которая, хоть и заняла второе место, поклялась мне отомстить. Помню, тогда я подумал, что она чокнутая.
– Ах да, точно… Стелла… Ст, – черт, фамилия из головы вылетела!
– Стелла Миллер, – любезно подсказала она.
– Ага. Ты очень изменилась, – попытался я загладить свою вину за плохую память.
Блондинка заправила прядь волос за ухо и отпила глоток сока.
– Спорт, правильное питание и косметика творят невообразимое. Кто бы мог подумать, что мы встретимся снова? – заговорщически протянула Стелла, глядя на меня из-под тонких светлых бровей.
Я, прикрыв веки, хихикнул.
– Всё ещё надеешься обогнать меня? Ты злопамятная.
– Не злопамятная, а настойчивая. О, Пейдж, наконец-то!
Я быстро оглянулся через правое плечо и встретился взглядом с обомлевшей кузиной, которая очевидно не ждала меня. Её реакция вполне адекватная, если учитывать, что я никогда один сюда не приходил.
– Ной, откуда ты тут? – волосы Пейдж собраны в банное полотенце, а сама она одета в тёплые пижамные штаны в полоску, а под тонким жакетом виднелась чёрная майка.
– Я хотел узнать про твоё самочувствие.
Это не было враньём.
– Со мной всё хорошо, – улыбнулась она, – но я тебе рада.
– Давай поговорим, – в лоб обратился я к ней с просьбой.
Стелла сказала:
– Я вас оставлю.
– Да брось. Что нового ты услышишь?
Блондинка метнула взор в мою сторону, в ожидании моего окончательного решения. Я мягко кивнул. Если они правда лучшие подруги, то Стелла должна знать, что с Пейдж происходило. В этом смысл дружбы, не так ли? Быть рядом в тяжёлые моменты, и не просто быть, но и уметь поддержать.
– Тебя правда никто не обижал? – я всё-таки хотел убедиться в невиновности Льюиса, ведь, откуда мне, пьянчуге, было знать, врет он или не врет.
Пейдж вынула из холодильника круглую плоскую баночку и достала что-то розовое и скользкое. Это патчи для глаз. Я понял, когда она их налепила под нижнее веко.
– Правда. Стелла, скажи ему, а то Ной мне, кажется, не доверяет.
– Я доверяю, – перебил только открывшую рот Стеллу я и занервничал, услышав шум мотора с улицы.
Неужели вернулся Элвис, как я и предрекал? Впрочем, мои страхи не оправдались – гудела соседская машина.
– Пейдж, если у тебя сложности, ты можешь на меня расчитывать. Я попробую помочь или хотя бы поддержать.
– Ной, ты не понимаешь, – обессилено вздохнула сестра, налив себе сока, – я плакала, потому что меня мутило. Я сильно напилась.
– Так и есть, – заверила Стелла, чьи напряжённые плечи выдавали всеобщую ложь.
Они принимали меня за наивного идиота, который, по их убеждениям, совершенно не разбирается в женщинах. Может быть, в чём-то они правы, но я не разделяю мужчин и женщин в плане эмоций и чувств на две группы. Для меня в данном вопросе есть только человек, и будь ты хоть девочкой, парнем или трансгендером, независимо от пола, все проявляют чувства. Вот ещё один плюс быть наблюдателем. Наблюдатель живет несколькими жизнями, не в буквальном смысле. Так что я хоть и не участвовал в буднях Пейдж, но мне достаточно сейчас видеть её и понимать то, что она испытывает.
– Допустим, я тебе поверил. Но ты не просто плакала, Пейдж, ты билась об стену и рвала себе волосы.
– Ной, есть вещи, в которых ты круглый ноль и мои чувства это то, что к подобным вещам относится! Я отказываюсь повторять одно и тоже. Если ты мне не веришь, то ладно. Дело твоё, – и она села за стол, принимаясь за завтрак, – Стелла, садись. Нам ещё в центр ехать.
Пейдж редко кому грубила. Чтобы получить от неё порцию ругательств, нужно очень постараться вывести её из себя и, похоже, я в этом преуспел.
Я не обижен на Пейдж. Думаю, у неё сработала защитная реакция и ей страшно. Каждый раз, когда мама спрашивала меня «чем вы с дядей занимались в городе?», я потел и, глотая удары взволнованного сердца, врал: «Ничем особенным». Или же включал режим нападения, что, известно многим, также считается защитной реакцией.
Пейдж вела себя странно. Во-первых, она за все это время только один раз посмотрела мне в глаза. Во-вторых, она быстро жевала, словно торопилась уйти от меня подальше.
– Прости за допрос, – нужно было успокоить Пейдж, дать понять, что я отступал и этим самым усыпить её бдительность. Рано или поздно, но я разгадаю эту шараду. – Можно мне поесть с вами?
Стелла изогнула брови домиком и прыснула в кулак.
– Садись. Пейдж не в духе, ей надо курнуть.
– Курнуть? – выпучил глаза на покрасневшую кузину я. Судя по её взгляду, она собиралась об этом молчать. – Тебе же не понравилось тогда.
– И не врала, но потом я попробовала ещё раз…
– Ах вот кто подсадил её на эту гадость, – с неодобрением фыркнула блондинка, – ты худший кузен на свете. Курение – враг лёгких.
– Ты одна из тех, кто заботится о природе и перерабатывает пластик? – принял удар я.
– Нет, я одна из тех, кто тебя сейчас пнет под столом.
– Хоро… Эй! – Стелла больно стукнула меня почти в колено. Я погладил ладонью ногу, буравя гордо улыбавшуюся девчонку недружелюбным видом. – Знаешь, теперь я вспомнил тебя окончательно. В тот день, на олимпиаде, ты также пыталась меня пнуть.
– Что поделать, я довольно циклична, – Стелла скорчила высокомерную гримасу, – кстати, скоро состоится городская ярмарка, и я твёрдо намерена обойти тебя по всем фронтам. Так что сильно не плачь, когда медаль будет висеть на моей груди.
– Ты же понимаешь, что мне всё равно?
Пейдж хихикнула, наблюдая за нами, но потом она ахнула, ужаснувшись, что они опаздывали на распродажу.
День только начинался, а планов на него я не строил, хотя огромный любитель планировать всё наперёд. Поэтому я позвонил Одиссею. У отца Одиссея свой автосервис, где друг подрабатывает каждые выходные, мечтая накопить на свою собственную машину. Мистер Уокер человек принципов и достоинства. Он уважает тех, кто самостоятельно, без какой-либо помощи, достигает вершин, и потому Одиссей должен своим трудом заработать деньги. Иначе никак.
Когда я пришёл в нужное место, мистер Уокер разговаривал с клиентом, но успел помахать мне в приветствии.
– Ты быстро, – Одиссей вытер руки почерневшей от мазута тряпкой и улыбнулся.
Его лицо в пятнах и в испарине. Он одет в желтую униформу, как полноценный сотрудник и свободно общался с каждым.
– Я был неподалёку. Ты, как обычно, до четырёх?
– Папа хочет закрыться позже. Наша машина барахлит, нужно разобраться. А что, наш мистер Всезнайка впервые сам хочет повеселиться? – в конце Одиссей вспомнил о своей манере говорить издёвками.
Я изучал надписи на канистрах с машинным маслом.
– Ты воняешь.
– Спасибо, – мы оба обратили мимолетное внимание на о чём-то громко разговаривающих людей мистера Уокера, и я заметил, что одного сотрудника нет на месте.
– А где Пол?
Одиссей выпил почти половину содержимого из бутылки с водой, затем принялся вытирать лоб чистым платком.
– О нём и шепчутся. У Пола дочка дров наломала, – абстрактно оповестил друг.
Я вопросительно нахмурился, облокотившись бёдрами о стол с инструментами. В помещении стоял ужасающий гвалт, звенели инструменты с каждого угла, по этой причине приходилось говорить громче дозволенного.
– В каком смысле?
– Её изнасиловали.
– Что? – изумился искренне я.
Одиссей закивал головой, убедившись, что нас не подслушивали.
– Они с парнем свиданку устроили в автокинотеатре. Ну, и вот, в общем-то…
– Это сделал её парень? – мне до сих пор не верилось, что подобное возможно.
Если человек влюблён в другого человека, откуда может взяться речь о принуждении? Или о насилии? Любовь с такими понятиями несовместима.
– Я тоже не верю в это. Скорее всего, Кэссиди сама повела себя легкомысленно, а теперь всё дерьмо перекидывает на своего дружка. Отца испугалась.
Реплика Одиссея озадачила меня. Я смерил его укоризненным взглядом и попытался унять дрожь в голосе от злости.
– Откуда сведения?
– Брось, Ной, – улыбнулся левым уголком рта темноволосый, – я знаю Кэссиди, она ветряная.
– Но это не значит, что её можно насиловать.
– Да врет она всё.
– Что об этом думает Пол? – меня раздражала позиция Одиссея, поэтому я решил перевести стрелки.
– Он хочет возбудить уголовное дело.
– Значит, ему известно что-то большее, чем нам с тобой.
– Или им движет любовь отца к дочери.
– Ты правда сейчас защищаешь того мудака? Френк, так его зовут? О нём даже мой младший брат слышал. В его Мустанге полгорода побывало.
Я понимал от чего злился. Стать жертвой домогательств и слышать обвинения в свою сторону, это то, чем я кормил себя с детства. Кэссиди любила внимание парней, ей также нравилось считать, что её жизнь – это романы Кейси Уэст. Только это не позволяет парням относиться к ней, как к легкодоступной.
– Я не защищаю, но Кэссиди сама виновата. Если не можешь дать то, что от тебя хотят, то не провоцируй хотя бы, – Одиссей сказал это с такой уверенностью, будто его слова всеми установленный факт.
– Ты издеваешься надо мной? Она виновата?! Та, кто подверглась изнасилованию, а не тот, кто насиловал?
– Бро, чего ты так завёлся? – шатен прищурился в недоумении и хотел шуточно хлопнуть меня по плечу, однако я оттолкнул его. – Ной, ты реально взбесился из-за курицы Кэсс?
– Заткнись.
– Ты опух, черт тебя дери?!
На шум многие оглянулись, и мистер Уокер, попрощавшись с клиентом, спрятав планшет, наблюдал за нашей стычкой. Одиссей напрягся, дыша чаще. У него привычка высоко задирать подбородок, когда он с кем-то ругался. Это позволяло ему считать себя крупнее соперника, доминировать.
– Ты не можешь винить человека, не зная всей истории! – взревел я.
– Я верю тому, что вижу. Она нарывалась и получила.
– Ты ведёшь себя, как идиот.
– А ты как тюфяк, который вдруг решил отстаивать права жизнью обиженных…
Одиссей не договорил. Я замахнулся и только потом уже понял, что врезал ему по челюсти. Одиссей в шоке отшатнулся. Он, как и я, не понял, что произошло, а когда сконфуженность отошла на второй план, шатен рассердился и поддался вперёд, решив не оставаться в долгу и вернуть мне удар.
– Сука, вы даже не друзья! Чего ты заступаешься за неё?! – не понимал мотив моих действий Одиссей.
«Просто я сам жертва», – отражалось в моих мыслях. Я ничего не ответил.
Одиссей больше и сильнее, ему легко удалось повалить меня, к тому же я слабо отбивался. Это прозвучит странно, но мне было лень обороняться. В какой-то степени, я даже хотел быть избитым.
– Одиссей, Ной! – мистер Уокер одним своим тоном сумел добиться тишины.
Сотрудники столпились вокруг, оттаскивая озверевшего друга от меня, пока мистер Уокер направлялся в нашу сторону. Мы с Одиссеем встали друг против друга, стреляя косыми взорами.
Мистер Уокер вдруг на шагу схватил со стола бутылку, быстро открыл её и плеснул сначала в меня, затем в сына холодной водой. Я зажмурился, чувствуя, как капли стекали за воротник одежды. Кожа превращалась в гусиную.
– Вы, два сопляка, как вам хватило стыда устраивать драку перед взрослыми людьми средь бела дня?! В глаза смотри, – рявкнул тот на Одиссея, а потом посмотрел своими сверкающими большими глазами на меня. – Вы ума лишились? А?
– Мы сами разберёмся.
– Я прекрасно вижу как вы сами разбираетесь! Драка – это не способ решать проблемы.
Мистер Уокер служил в армии и даже воевал в Сирии, но из-за глубокого ранения, которое могло стоить ему жизни, он вернулся на родину. Наверное, отсюда и его преданность дисциплине и добропорядочности.
– Сейчас вы оба пожмёте друг другу руки и попросите прощения.
– Я не стану. Я не виноват! Он первый мне вмазал! – откинул чужие руки со своих плечей Одиссей.
К сожалению, его правда. Я слишком близко принял к сердцу его слова. Уверен, если бы Одиссей знал причину моей острой реакции, то изменил бы свои взгляды.
– Ну а ты первый пойдёшь на примирение!
– Нет!
– Он прав, – пока мистер Уокер не придушил Одиссея одним только видом, я решил действовать, – я первый начал. Поэтому прости. Я виноват, что ударил, но от своей правоты я не отказываюсь.
Одиссей обиженно фыркнул, всем своим видом говоря, что уступать мне не собирается. Он твёрдо уверен в своей невиновности.
– Ной… – мистер Уокер попытался достучаться до моего здравомыслия, увы… Я бываю непреклонным.
– Я не передумаю. И извинился только за драку. Мне жаль, что так получилось, сэр, – стыдливо посмотрев на носки своей обуви, я поскорее скрылся снаружи.
Это, кажется, первая наша с Одиссеем драка. До этого, что бы между нами не происходило, мы не доводили дело до рукоприкладства. Теперь я чувствую себя виноватым…
Кэссиди совершенно чужой мне человек, но я воспринял её несчастье как за своё и сильно разозлился. Узнай Одиссей обо мне, он стал бы и дальше дружить со мной? Он бы понял меня? Или также, как и Кэсс, обозвал бы провокатором?
Я не ошибся, когда решил скрыть ото всех случившееся в детстве. Не все люди мыслят как я и не все видят историю как она видна мне. Правду можно истолковать по-разному. Люди хороши в том, чтобы извращать факты. Таким образом, они могут сказать, что я сам вешался на дядю и тянулся руками к его ремню.
За это мне и омерзительны люди, за их превратность.