Глава 5

С утречка, перебрав ворох вчерашних размышлений, детектив свел их к трем пунктам, по которым ему требовалась дополнительная информация: потенциальная любовница Карачаева, его партнеры и его дочь. Поскольку от избытка источников информации детектив явно не страдал, ему пришлось снова позвонить Елене.

– Если таковая и была после меня, – ответила Ляля, – то мне об этом неизвестно. Но уверена в одном: Афанасий мог завести интрижку только тайком от дочери. Она сделала все, чтобы развести нас с Афанасием, и новой женщины бы не потерпела.

– А вы, конечно, от перехода на тайные встречи с человеком, с которым жили семьей, отказались…

– Разумеется.

– Елена, я пытаюсь очертить круг лиц, отвечающих двум условиям: знающих о тонкостях диабета и имевших доступ в квартиру Афанасия. Что скажете о его коллегах?

– Коллеги, точнее, компаньоны, в мои времена были вхожи в дом запросто, иногда и без звонка. Особенно двое. По моей памяти, они о наличии диабета у Афанасия знали, но вряд ли в подробностях. В подробностях разбиралась как раз его секретарша – ведь Афанасий был вынужден делать себе уколы и на работе. Но зато она в дом вхожа не была.

Весело. У каждого по кусочку возможностей. Впрочем, если компаньоны Карачаева и не разбирались в подробностях, то могли легко восполнить недостачу знаний. Интернет, знакомые врачи – сумел же детектив просветиться за каких-то пару-тройку дней!

– Вернемся к Кеше. Мог ли он, с вашей точки зрения, надеяться на дядино наследство?

– Раньше мог, – ответила Ляля. – И даже надеялся, причем очень сильно. Я почти физически чувствовала, как Кеша боялся, чтобы Афанасий на мне не женился. Ведь в этом случае я бы стала законной наследницей.

– А завещание?

– Афанасий суеверно относился к этому. Ему казалось, что если он напишет завещание, то словно смирится с идеей смерти. А он смиряться не хотел… Я давно заметила, что люди с серьезной хронической болезнью – неважно какой – намного острее воспринимают жизнь, чем здоровые. Последние живут без оглядки на смерть, зато «хроники» постоянно, ежедневно уворачиваются от ее зазывно распахнутых объятий. И потому никогда не забывают, что жизнь – это эксклюзивный дар Случая, благодаря которому каждый из нас появился на свет. Даже если поверить в реинкарнацию, в последующие рождения, все равно вы в следующий раз воплотитесь в иной оболочке… Поэтому каждое существование уникально: оно «здесь и сейчас». Другого такого не будет. В силу этого мироощущения Афанасий был человеком жадным до жизни – и потому так и берег свое здоровье, не ленился делать все необходимое, чтобы находиться в отличной форме.

– Понимаю… Из этого следует, что завещание он, скорее всего, не написал?

– Скорее всего, нет.

– Ладно. А почему вы сказали, что Кеша «раньше мог» надеяться? Теперь не может?

– Потому что у Афанасия появилась дочь.

– В каком смысле «появилась»? Родилась? Но вы как-то упомянули, что она переехала жить к отцу…

– Давайте встретимся, Алексей. На Пушкинской, в пять, – вас устроит?


Кису показалось, что шпоры на семимильных сапогах тихо зазвенели. Он прилетел на встречу на пятнадцать минут раньше срока, но и обязательная Ляля пришла на пять минут раньше. Сегодня она была в зеленом, и зеленый цвет ей тоже почему-то не шел.

Они нашли кафе, где галантный Кис заказал для нее капуччино и пирожное, себе эспрессо и принялся слушать, ловя каждое слово.

…Яна – ее зовут Яна – появилась в жизни Афанасия неожиданно. До этого была другая дочь, которую звали Ася, – разводясь с женой, Афанасий оставил пятилетнюю девочку у себя. «Что ты можешь дать ей? – говорил он жене, которая возвращалась в свою родную Вятку. – Оставь ребенка мне – я ее выращу, не беспокойся. Девочке будет лучше в Москве!»

Ему тогда было всего двадцать пять, но он уже чувствовал, что многого добьется в жизни. Афанасий был очень честолюбив, напорист, легко заводил знакомства, умел нравиться и вызывать доверие. И в свои двадцать пять – недавно из института – он уже стал комсомольским вожаком крупного завода.

Ляля, которая познакомилась с Афанасием много лет спустя, долго не могла понять, почему он, тогда совсем пацан, решил оставить девочку у себя. Да, он ее любил – но как любят молодые отцы? Так, поиграть, повозюкаться полчаса и забыть… А косички утром заплести, а из садика вовремя забрать (когда твоя компашка зовет попить пивка!), а ужин приготовить, в ванночке искупать, спать уложить?! Ляля не знала ни одного мужчины, тем более столь молодого, способного заменить ребенку мать, причем добровольно.

И лишь со временем она поняла, что для честолюбивого Афанасия ореол отца-одиночки, заботливого и любящего, был великолепным имиджем. Он умилял поголовно всех женщин и вызывал глухое, смешанное с недоумением и сочувствием, но все же уважение мужчин. Это был знак его высокой порядочности, это была его визитная карточка. А Карачаев смолоду умел создавать себе репутацию.

Разумеется, жене он этого не объяснял. Он этого никому не объяснял – Ляля сама догадалась, узнав его поближе.

Жена согласилась с его аргументами в пользу будущего девочки. Кажется, такая ситуация ее даже удовлетворила: без ребенка на руках ей было легче устроить свою жизнь. Она вернулась в Вятку и практически исчезла из жизни Афанасия. О ее существовании напоминали только денежные переводы, которые он, несмотря на то что ребенок остался с ним, регулярно отсылал бывшей жене. Дочка же ездила иногда к маме на каникулы, и от нее Афанасий знал, что мама снова вышла замуж и родила еще одну девочку… Но особой охоты повидать маму Ася почему-то не выказывала. Афанасий не задавался вопросом, почему именно: его это устраивало.

Асю он баловал безмерно. Девочка росла красавицей, он ею гордился, часто брал ее с собой куда только мог: они прекрасно смотрелись рядом, молодой статный папа и прелестная кудрявая девчушка с художественно завязанным бантиком. Все были уверены, что их бросила мать-ехидна и Афанасий мужественно несет отцовский крест, – и эта роль эффектно оттеняла его врожденное обаяние и умелое обхождение.

«Однако, помимо честолюбия и расчета, в его душе водились настоящие чувства, искренние привязанности», – с неожиданной горячностью добавила Ляля. И Афанасий действительно сильно привязался к дочурке. Он устраивал ее в лучшие школы, обучал языкам, водил в кружки, проверял уроки и ходил на родительские собрания. Ася выросла, превратилась в настоящую красотку – вы ведь видели на фотографии, верно? – и нежный папа «поступил» ее в МГИМО, как только она закончила школу. Событие отпраздновали, и он подарил дочери роскошную машину, маленькую «бээмвэшку».

На которой Ася разбилась насмерть три месяца спустя. Фотография, стоящая на полке в гостиной, запечатлела ее с отцом незадолго до смерти…

Ляля с Афанасием уже встречались к тому времени года два, но их отношения сцементировала именно гибель Аси. Спустя несколько месяцев он предложил Ляле жить вместе.

Афанасий был жалок. Спасался только работой. Немногословная, деятельная и темпераментная, Ляля стала его доброй феей. Она взяла на себя командование его холостяцким бытом, который после трагической гибели дочери пришел в полное запустение. Будучи медиком, она навела и порядок в его образе жизни, питании, занятиях спортом. Афанасий полностью отдался на ее попечение.

И так протекло несколько счастливых для Ляли лет. Афанасий давно оставил завод, где был директором, уже успел побывать и в заместителях министра, затем подался в частное предпринимательство, – у него все получалось, ему все удавалось: и карьера, и бизнес. И все шло чудесно – до тех пор, пока он не поехал в Вятку. Это была обычная запланированная командировка, но после гибели дочери он стал сентиментальнее – и известил о приезде бывшую жену…

Он захотел посидеть с ней и помянуть Асю. Их общую дочь, – подчеркнул он Ляле, когда та, снедаемая непонятной тревогой, попыталась отговорить его от визита к бывшей жене.

«Асю это тебе не вернет, только душу разбередишь», – говорила Ляля.

«Единственный человек в мире, который способен по-настоящему понять меня, – это мать Аси, – отвечал Карачаев. – Не волнуйся, мы просто посидим с Любой, помянем доченьку…»

Ляля тогда испугалась, что Афанасий вернется к жене. Но она ошиблась. Вышло все иначе.


…Дверь квартиры бывшей жены ему открыла девушка, при виде которой у Афанасия Карачаева сдавило в груди.

«Ася-а-а…» – простонал он, хватаясь за дверную притолоку.

Девушка испуганно отпрянула назад, из комнаты выскочила Люба, бывшая жена, и, ухватив Афанасия за руки, подвела его к стулу. «Иди, иди сюда, садись, я тебе сейчас все объясню….»

Оказалось, что жена при разводе и сама не знала, что беременна от мужа, а когда поняла, то ничего не сказала Афанасию. У нее уже наличествовал новый поклонник, и она предпочла убедить его в отцовстве.

И то – деньги Афанасий посылал щедро и исправно. Большего она не могла бы получить даже через суд. Так что сообщи она Афанасию об отцовстве – ничего бы не выгадала. Посему, выйдя вторично замуж, она продолжала хранить свою тайну, и Ася, навещавшая иногда мать, полагала Яну младшей сестрой, рожденной от другого отца…


После поездки в Вятку Афанасий пребывал в таком шоке, что Ляля его еще два месяца отхаживала. А на третий он снова поехал в Вятку и принялся торговаться с бывшей супругой. Старые аргументы, приправленные новыми возможностями: «Ей будет намного лучше в Москве… Я ее обеспечу… Престижное образование… Молодые люди из хороших семей…»

Бывшая жена категорически возражала. Намекала, что он виноват в смерти Аси: если бы так не баловал, если бы не подарил машину…

Но Афанасий просто заболел дочерью. Ее появление в его жизни ему казалось Провидением, Божьим знаком: Яна ему послана, чтобы искупить вину перед погибшей Асей… Он звонил чуть ли не каждый день в Вятку и умолял жену. Просил позвать к телефону Яну, просил отправить ее к нему хотя бы на недельку – это же ЕГО ДОЧКА!

Тщетно. Бывшая жена была непреклонна. Она обзавелась определителем номера и перестала брать трубку, когда звонил Афанасий.

– И тут, Алексей, я сделала роковую ошибку, – сказала Ляля. – Мне просто было невыносимо больно смотреть на Афанасия… Хоть и чуяла, что мое доброе дело к добру не приведет… Но я любила его! И потому помогла. – Она грустно усмехнулась. – Мужчины, видите ли, даже самые умные, отличаются редкой тупостью, когда имеют дело с хитрыми женщинами. Я взялась объяснить Афанасию, что…


…Ляля быстро ухватила суть. Люба, бывшая жена, уже пребывала во втором разводе. Второй муж платил ей алименты на Яну, но, конечно же, не так, как щедрый Карачаев. Яне уже было семнадцать, оставался еще год до совершеннолетия, и если бы Люба отпустила дочь на содержание к настоящему отцу, то второй муж имел бы право просить суд пересмотреть вопрос об алиментах. А Люба их терять не желала.

– Намекни ей, что прибавишь денег. И вопрос с Яной решится, гарантирую, – подсказала Афанасию Ляля.

Карачаев ее послушал и пообещал жене прибавку к пансиону. Люба, однако ж, возмутилась и заявила, что дочерью не торгует.

– Не расстраивайся, – утешила его Ляля. – Она просто кочевряжится. Неприлично сразу согласиться. Наберись немножко терпения…

И впрямь – о чудо! – через пару месяцев жена позвонила сама и усталым голосом сообщила, что не имеет права лишать дочь такого шанса, который готов предоставить ей отец… И что Яна тоже думает, что в Москве она сможет лучше реализовать свои таланты… Что она мечтает учиться в архитектурном институте, и делать это надо, разумеется, в столице, да и в плане будущих женихов Москва, конечно, интереснее….


В общем, бывшая жена согласилась на переезд Яны к отцу под его клятву, что он ей никогда, НИКОГДА не купит машину.

И вскоре Яна поселилась в папиной московской квартире.

Как и предчувствовала Ляля, она не ужилась со вновь приобретенным дитятком. С точки зрения Ляли, девица была типичной провинциалкой-рвачкой. А с точки зрения Яны, Ляля была лишней в их доме.

Афанасий из двух женщин выбрал дочечку. Яна была для него чудом реинкарнации – Яна сконцентрировала в себе его любовь к погибшей Асе и его новую любовь к самой Яне… В ней действительно не осталось места для Ляли.

Через несколько недель Ляля это поняла и тихо ушла. Афанасий принял ее жертву молча. Не звал назад, не благодарил за понимание…

– Поэтому нам было так легко остаться в дружеских отношениях и изредка перезваниваться: ведь мы даже не поссорились… – тихо добавила Ляля, глядя в стол.

– Могла ли она, на ваш взгляд, подменить инсулин? Вы все-таки немножко пожили вместе с Яной… Могла?

Ляля подняла голову и посмотрела детективу в глаза.

– Могла. Она ведь наследует после отца. А характером, видимо, в мать пошла: провинциалка и рвачка.

Алексей имел представление о снобизме москвичек по отношению к провинциалкам. Поэтому счел нужным уточнить:

– Рвачка? В чем это проявлялось, если не секрет?

– Во всем!

– А точнее?

– Да сами посудите: какие у нее могли быть чувства к недавно обретенному отцу? Откуда? Чужой дядька, вот и все! И если она переехала к нему – то понятно, ради чего…

Что ж, логика в словах Ляли имелась. Ошибочная или нет, но Кис взял ее на заметку.

– Удивительно, как легко рассказывать обо всем этом вам… – Глаза Ляли вдруг потеплели. – Обычно я совсем неразговорчива.

Алексей смущенно улыбнулся. Ему частенько говорили об этом клиенты, особенно женщины, но он никогда не знал, как реагировать на подобные признания.

Ляля коснулась его руки.

– Не напрягайтесь, ответа не требуется. У вас ведь наверняка есть еще вопросы, верно?

– Верно… – Кис оценил Лялину помощь. – Карачаев Яну удочерил?

– Уж надо думать. Пылинки сдувал с дочечки.

– Объясните мне, как так вышло, что Яну не нашли, чтобы сообщить ей о смерти отца?

– Она уехала отдыхать куда-то на острова с компанией друзей. Это все, что я знаю. Кеша пытался связаться с ней по мобильному, но ее телефон, должно быть, не ловит в этих диких местах… Вам лучше его самого расспросить.

Это вполне соответствовало намерениям детектива – особенно если учесть, что другие источники информации для него пока не обнаружились.

Загрузка...