– Думаю, ты поняла. Никакой бучи, никаких истерик. Пару дней тут еще полежишь, потом тебя выпишут. Даст бог, скоро с тобой увидимся – на юрфаке, например… Или, если будешь плохо себя вести, проникну к тебе в квартиру и трахну тебя прямо в твоей кроватке. Той самой, с плюшевым зайцем…
Откуда он знает? Рита похолодела от ужаса. Ну конечно, Барковские побывали у нее в квартире, когда ее увозила «Скорая».
– Ах, если бы ты знала, какая ты соблазнительная, Ритка-маргаритка. И как тебе повезло. Проблема детей для тебя решена самым радикальным образом, можешь наслаждаться жизнью на полную катушку. Так что, если хочешь повторения нашей незабываемой ночи…
Его рука полезла под одеяло, а Гоша прикрикнул:
– Отец, нам пора!
Лев Георгиевич, хмыкнув, заявил:
– Видишь, как родной сын со мной обращается. Как с каким-то преступником!
Таковым адвокат Барковский себя, по всей видимости, не считал.
– Ну что же, нам в самом деле пора, Ритка-маргаритка. Твои папашка с мамашкой рвутся к тебе, однако их до следующего утра попридержат. А ты все обмозгуешь и примешь правильное решение.
Он смолк и, подходя к двери, добавил:
– Потому что если ты примешь неправильное, мы вернемся, Ритка-маргаритка. Мы обязательно вернемся!
Пожелав ей доброй ночи, Барковский-старший вышел. Гоша, бросив на девушку взгляд, произнес:
– Не дури, и все будет хорошо. Мне жаль, что… Что у тебя не будет детей, но ты ведь могла и умереть. А я тебе жизнь спас…
Герой! Спас ей жизнь после того, как у нее начался сепсис, спровоцированный изнасилованием, совершенным его отцом.
Лев Георгиевич, заглянув в палату, произнес:
– Кстати, если не нравятся бордовые розы, могу прислать белые. Или ты предпочтешь желтые?
– Серебряные с золотой каймой! – устало произнесла Рита.
Барковский рассмеялся:
– Губа у тебя не дура. Ладно, это была шутка – ты, Ритка-маргаритка, нам и так в копеечку влетела. Но я не внакладе – за все хорошее в жизни надо платить. Ну что, сын, пойдем, ты ведь сам сказал, что нам пора!
Когда дверь за Барковскими закрылась, Риту охватила дрожь. Да, это была неприкрытая угроза, эффективная демонстрация власти, «черная метка» от этого пиратского семейства.
На появившуюся медсестру Рита не обратила внимания – та или знала, что за кадры навещали ее только что, или именно что не хотела этого знать.
Но кто же мог ей помочь?
Родители?
Рита отмела эту мысль. То, что Барковские не бросают слов на ветер, было понятно. Они знали, где она живет, им было известно, где и кем работают мама и отец.
И где живут ее прочие родственники.
Правоохранительные органы?
Нет, право же, это смешно. Барковский-старший был на короткой ноге со всеми главными ментами, прокурорами и судьями – да и кто ей поверит?
Доказательств ведь теперь не было.
Рита думала об этом всю долгую ноябрьскую ночь, и решение пришло под утро, когда ей почти удалось забыться коротким сном.
Ну да, так и есть, все было так просто!
Когда наконец к ней пустили родителей, Рита вела себя как ни в чем не бывало. Родителям было известно лишь то, что их дочь увезла «Скорая» и Риту прооперировали. Она заявила, что потеряла сознание, а Гоша Барковский ее обнаружил и вызвал медиков.
Обо всем остальном она не проронила ни слова.
– Какой молодчага этот Гоша! – заявил взволнованный отец. – Я ведь с ним говорил, а он об этом даже не упомянул. Очень скромный молодой человек – такие нынче на вес золота.
Ну, или платины. Потому что ей молодчага упомянул не только об этом, но и о многих иных моментах, от которых у отца волосы на голове встали бы дыбом.
– А его отец, Лев Георгиевич, просто душка! – сказала мама. – Устроил тебя сюда, в лучшую клинику у нас в регионе, настоял на том, что оплатит все сам. Об этом мы не могли и мечтать…
– А ты ведь против него раньше зуб имела! – заметил шутливо отец, и мама запальчиво заявила:
– Ну, ошибалась! С кем не бывает!
Рита поняла, что Барковские уже обработали ее родителей, и те им ужасно благодарны за все, что Гоша с папочкой сделали для их дочери.
Если бы отец с мамой были в курсе того, что Барковские на самом деле сделали…
Обработал их и доктор в очках в золотой оправе, озвучив версию о том, что причина произошедшего с Ритой заключалась в большой – к счастью, незлокачественной – опухоли в матке, которая едва не стоила их дочери жизни.
И которую он удалил.
Рита промолчала, потому что приняла решение. Родители были крайне рады, хотя мама и пыталась утешить Риту, говоря, что уж лучше потерять матку, чем умереть самой.
О, если бы они знали!
Выписали Риту через три дня, и, оказавшись дома, она первым делом спрятала своего плюшевого зайца в кладовке.
Детство закончилось - бесповоротно.
А потом она пила чай с тортом на кухне вместе с родителями, наблюдая за тем, как те старательно пытаются развеселить ее и строят планы на будущее.
Внезапно последовал вопрос, которого Рита не ожидала:
– Ребенок, скажи, – произнесла мама, несколько конфузясь, – когда мы устраняли последствия потопа в квартире, то папа за баком для грязного белья в ванной нашел вот это…
Она открыла холодильник и извлекла из отделения для овощей пакет с деньгами, полученными Ритой от Барковских.
– Откуда это у нас? – произнесла мама, а Рита равнодушно заметила:
– Барковские дали. На лечение. Они разве об этом не упомянули?
Родителей не озадачил тот факт, что деньги оказались спрятанными в абсолютно неподходящем месте и были положены туда еще до того, как Рита – по крайней мере, по официальной версии – вообще узнала о наличии у нее «опухоли».
Раздались охи и ахи, отец заявил, что они никак не могут принять такую огромную сумму, мама заявила, что не следует принимать скоропалительные решения, а потом они стали обсуждать, на что могли бы потратить внезапно свалившееся им на голову богатство.
Интересно, как бы они отреагировали, узнай, что это плата за изнасилование их дочери?
Раздался звонок в дверь, и Рита напряглась. Неужели пожаловали те, кого она хотела видеть меньше всего?
Мама еле протащила на кухню огромную корзину с серебряными с золотой каемкой розами. Она восхищалась чудесными цветами, а отец протянул Рите серебряный с золотыми поперечными линиями конверт:
– Кажется, для тебя.
Рита раскрыла его и извлекла оттуда карточку, на которой было напечатано:
«В соответствии с твоими желаниями, Ритка-маргаритка!»
Оставив родителей любоваться розами, Рита сослалась на то, что ее тянет в сон, отправилась к себе в комнату и улеглась в постель.
Но спать ей вовсе не хотелось.
Так она пролежала несколько часов, пока родители не угомонились. Потом встала, бросила взгляд на часы – было несколько минут третьего ночи.
Рита проследовала в ванную и открутила кран. Затем, зайдя на кухню, выбрала нож поострее, а в кармане халата нащупала упаковку таблеток, выданных ей при выписке из клиники, – сильное болеутоляющее, которое в больших дозах действует как снотворное.
Это было как раз то, что нужно.
Щеколды с внутренней стороны в ванной больше не было, ее сорвали во время акции спасения, а починить не успели. Впрочем, она ей и не требовалась. Родители, как знала Рита, спали как убитые.
Размешав в ванне шампунь и любуясь разноцветной пеной, девушка быстро разделась и опустилась в воду. Принимать ванну ей вообще-то было пока нельзя, но теперь это уже неважно.
А затем, уже лежа в ванне, она одну за другой приняла все таблетки, которые были в упаковке, и буквально через минуту почувствовала, что ее клонит в сон.
После чего, не забыв закрутить кран, чтобы не устроить новый потоп и не разбудить тем самым родителей и соседей внизу, не закрывая глаз, полоснула ножом по запястью сначала левой, а потом и правой руки и, стараясь заглушить резкую боль, опустила руки в воду, наблюдая за тем, как белая пена окрашивается в алый цвет.
Она ведь из тех, кто не угрожает, а просто совершает то, что задумал. И она приняла решение: умереть.
Потому что тогда – и только тогда – этот фильм ужасов, в который с некоторых пор превратилась ее жизнь – завершится раз и навсегда.
Опустившись на дно ванны, девушка чувствовала, что ее тянет в сон, тянет-в-сон, тяаанееет…
Она приняла решение умереть и была готова осуществить его.
Спасло ее то, что она, во-первых, перерезала вены на руках не вдоль, а поперек. А во-вторых, и это было главное, потому что приняла слишком много таблеток.
Это привело к тому, что через пару минут после того, как Рита погрузилась в сон, который должен был стать для нее вечным, она проснулась от того, что ее начало неудержимо тошнить. Организм, будучи не в состоянии усвоить такое огромное количество медикаментов, активировал силы защиты – и Риту вывернуло наизнанку.
Вероятно, она бы все равно умерла, правда, не приятной и спокойной смертью, погрузившись в сон и никогда не пробудившись. А находясь в сознании, захлебнувшись собственными рвотными массами, повиснув на краю ванной и извергая содержимое желудка на кафельную плитку.
Однако этот метод был более чем шумный, и сначала отец, а потом и мама, пробудившись от странных звуков в ванной, ринулись туда – и обнаружили собственную дочь с перерезанными запястьями, в сумеречном состоянии, на грани смерти.
И во второй раз за последнюю неделю Риту забрала «Скорая». Ее реанимировали и на этот раз доставили в областную больницу, где девушка, которая достаточно быстро пришла в себя, настояла на том, чтобы ее поместили в общую палату с другими пациентами.
На тот случай, если к ней снова решат пожаловать незваные гости.
Впрочем, ни Барковский-старший, ни Барковский-младший на этот раз навещать ее не стали: то ли им было все равно, то ли они были не в курсе ее попытки самоубийства. Продержав в больнице полторы недели, Рите дали направление к психологу и выписали.
Когда она снова оказалась дома, то уже знала, что ее ожидает. Отец и мама, заставив стол на кухне разносолами, расселись напротив нее и завели важный разговор.
– Ребенок, ты так нас напугала! Конечно, мы понимаем, что для тебя это ужасный удар – в девятнадцать лет узнать, что у тебя никогда не будет детей. Но ведь это не повод для того, чтобы резать себе вены! – заявил отец, а мама поддакнула:
– И глотать таблетки!
О, если бы они знали!
Мама продолжила:
– Как женщина, я прекрасно понимаю тебя, и как мать тоже, но вот у твоей двоюродной бабушки Зины тоже не было детей, и она ведь не отчаялась, заботилась о своих племянницах и племянниках, ее все любили…
О, если бы они знали!
– И вообще, операция ведь спасла тебе жизнь, без нее бы ты запросто могла умереть, а то, что ты потеряла сознание в ванной, и выявило у тебя наличие опухоли, которая ведь могла из незлокачественной переродиться в злокачественную, и тогда все было бы намного хуже…
О, если бы они знали!
И тут Рита подумала – а почему они, собственно, не должны знать? Ведь эти боль, отчаяние и одиночество, которые буквально изгрызали ее изнутри, и подтолкнули ее к тому, чтобы покончить с собой.
Теперь-то она понимала, что поступок был глупый и опрометчивый, ведь ее смерть ничего бы не изменила.
Но что изменит ее жизнь?
– И ведь если бы не помощь Льва Георгиевича, то…
Тут Риту прорвало. Да, они должны знать – более того, они имеют право знать.
И она все им рассказала.
Без ненужных подробностей, но и не утаивая важных деталей. Достаточно связно, глядя в одну точку перед собой. Ни разу не будучи прерванной и ни разу не запнувшись.
Вот теперь они знали – всё!
Отец заявил, что убьет «этих уродов». Мама, расплакавшись, убежала с кухни, и Рите пришлось утешать ее. Потом родители решили, что настал черед утешать ее саму, и девушка заверила, что с ней все в полном порядке.
Хотя, конечно, это было далеко не так.
Ей было понятно, что родители потрясены, ошарашены, раздавлены. Их уютный мирок, быть может, и покосившийся, вдруг в одночасье рухнул в тартарары.
Рита же чувствовала, что опустошена. Но в то же время понимала, что именно это