Мертвее мертвого - читать онлайн

Часть первая

Сквозь легкую занавесь на высоком окне светило солнце, ложилось мягким рассеянным светом на шелковое одеяло и подушки. Ионея потянулась и шустро вскочила с кровати. Накинула халат, заколола волосы, раздернула занавески, впуская яркие лучи. Свет ударил в полную силу, радостно и беззаботно, как в детстве. Ионея улыбнулась новому дню. Впервые за долгое время она чувствовала себя выспавшейся. Захотелось рвануть раму, впустить вместе с солнцем ветер, вдохнуть его полной грудью…

В дверь постучали.

– Да! – ответила она, пряча улыбку.

Дверь распахнулась, вошла девушка из личной прислуги с подносом, поставила на столик блюдо с булочками, кувшинчик со сливками, чашку и кофейник. Налила кофе, добавила сливки – все как любит госпожа, ничего лишнего – и поспешно отступила в сторону, оставаясь рядом на тот случай, если что-то понадобится.

Ионея села к столу, сделала глоток кофе и потянулась за булочкой.

– Где свежая газета? – поинтересовалась она.

– Госпожа, вы просили подавать прессу только с материалами от Санчеса О’Гиры, а сегодня его статей не было ни в «Огнях Вероллы», ни в других изданиях.

– Вот как.

Разоблачитель молчал с их последней встречи. Она ждала от него разгромного материала и не дождалась. Причем не дождалась не только она. Материалы в «Огнях Вероллы» от Санчеса выходили, как и прежде, но становились все короче, одна тема растягивалась на несколько номеров, а в последнюю неделю и вовсе создалось впечатление, что один материал размазали на кучку крохотных заметок. И вот сегодня от О’Гиры не было никакого материала.

Если бы Ионея была журналистом, она бы подумала о том, чтобы устроить хорошую бузу вокруг исчезновения скандального борзописца. Ведь слепому видно, что редакция затыкала дыры старыми материалами в отсутствие новых. Можно было бы навернуть вокруг этого таинственности, устроить целое расследование, гуляя по ложным следам и делая сенсационные заявления. Кому какое дело, что кумир читателей заперся в своей комнатенке и беспробудно пьет? Интрига-то интереснее. Но Ионея не имела отношения к журналистике, и в происходящем для нее не было никакой интриги.

– Лорд Бруно ждет вас в кабинете, госпожа, – поделилась служанка, когда она отставила пустую кофейную чашку.

Это тоже стало своеобразным ритуалом – никаких разговоров, пока не будет выпита чашка кофе, даже если разом умерли все водопроводчики или небо упало на землю, свернув шпиль со здания Консорциума.

В кабинет Ионея вошла через четверть часа, свежая и блистательная. Лорд Бруно поднялся навстречу, поклонился:

– Прекрасно выглядите, госпожа, – отметил старик, и в его словах прозвучало нечто большее, чем простая вежливость.

– Я прекрасно выспалась. – Ионея кивнула на кресло, приглашая лорда сесть.

Бруно, по-стариковски покряхтывая, опустился на обитое плюшем сиденье:

– А я, признаться, мучаюсь страшной бессонницей. Порой бывает, заснешь, проснешься посреди ночи, лежишь, и уснуть не выходит, и голова тугая, как ватой набили, не встанешь, не поработаешь. А иной раз и заснуть не могу. У вас есть какое-то средство? Поделитесь рецептом?

– Мой рецепт вам не поможет, – улыбнулась правительница. – Ничего не замечаете? Ну, оглядитесь.

Лорд Бруно суетливо завертел головой, озираясь.

– Ящик пропал, через который с вами говорили конструкторы, – отметил он.

– Точно. А еще статуэтка от первомагов.

– Украли? – напрягся старик.

– Боги с вами. Сюда не пролезет ни один вор. Нет, ящик я велела определить на склад, а безымянного божка размозжила молотком.

– Как?.. – опешил Бруно.

– С большим удовлетворением. Он оказался весьма хрупким, хоть и каменный. Так что я решила все проблемы и спала, как ребенок.

Старый лорд не разделял хорошего настроения правительницы, он укоризненно покачал головой:

– Прошу прощения, госпожа, но это не решает вопрос. Если надеть на голову мешок, проблема останется, хоть ее даже не будет видно.

– Я не отворачиваюсь от решений, Бруно. Но пока они не могут на меня давить, я могу спокойно думать, – посерьезнела Ионея. – Какую пищу для мозга подкинете сегодняшним утром?

– Ваш журналист продолжает пить. Наши люди присматривают за ним, докладывают, что он выходит из дому лишь для того, чтобы пополнить запас спиртного. Выглядит плохо, но в контакт с ним они не вступали, как и было приказано.

– Хорошо, – кивнула Ионея, хотя в сказанном не было ничего хорошего. Журналист оказался слаб, а она, если говорить откровенно, доверившись ему, полагала увидеть Санчеса в союзниках, причем в союзниках действенных. – Продолжайте.

Старик пожевал губу, будто собираясь с мыслями.

– Возле здания со шпилем собрался пикет. Несколько юных магов требуют, чтобы вы исполнили свои обещания и прекратили ущемлять их права.

– Маги? Кто именно?

– Я не назову имен, госпожа, они мне неизвестны. Это ученики действительных магов. Конечно, возможно, что они пришли сюда по воле своих учителей, но с той же долей вероятности это мог быть и личный порыв.

– Ученики? – хмыкнула Ионея. – Ученики пусть выучатся чему-то, если хотят, чтобы с ними говорили на равных, а потом уже требуют. Разгоните их и сообщите учителям. Если у их учеников хватает времени на то, чтобы горланить на улице среди бела дня, значит они недостаточно загружены. Пусть практикуются. И еще составьте для меня список.

– Бунтовщиков?

– Нет, мне нужен список их учителей.

Лорд Бруно сдержанно кивнул:

– Как скажете, госпожа.

– Что-то еще?

Старик снова закусил губу и на этот раз жевал ее значительно дольше.

– Вернулось наше посольство из Западных Территорий, – сказал он наконец. – Они готовы встретиться с вами, ждут с докладом. Пригласить?

– Позже. Не думаю, что они расскажут что-то новое сверх того, о чем уже докладывали сами, и того, что принес нам господин Ф… Кстати, об этом господине, я хочу, чтобы вы занялись им, Бруно.

Лорд побледнел, на правительницу посмотрел с опаской.

– Занялся?

– Вы невнимательны, дорогой лорд. Я уже говорила вам о своем видении судьбы западного посланника.

Старик судорожно сглотнул, руки его мелко подрагивали, он вымученно улыбнулся:

– Вы предлагали отрубить ему голову и отправить в ящике губернатору Западных Территорий. Но я полагал, что это… шутка?

Ионея поднялась из-за стола и обожгла старого лорда ледяным взглядом:

– Дорогой мой Бруно, я никогда не шучу так неизящно. Подготовьте указ, я хочу, чтобы этого слизняка казнили как можно быстрее.

Лицо старика осунулось, руки тряслись, губы кривились и подрагивали:

– Госпожа, я бы хотел уберечь вас от принятия поспешных решений. Подумайте, какую беду вы навлечете на ОТК, если выступите против конструкторов…

– Довольно! – голос правительницы прозвучал холодно. – Западные Территории – неотъемлемая часть ОТК. Я не вступаю в войну с конструкторами, я навожу порядок на своей территории.

– А что вы скажете Командору, когда он в следующий раз выйдет с вами на связь?

– Именно это я ему и скажу. У меня нет планов воевать с конструкторами или с первомагами. Я навожу порядок на своей территории. И вообще, пусть сначала найдет средства выйти со мной на связь. Если на этом все, я не задерживаю вас больше, Бруно. Ступайте.

Старик поклонился и зашаркал к двери.

– А здесь веселенько. – Разглядывая высокие, нависающие со всех сторон дома, Винсент так активно вертел головой, что, казалось, еще чуть-чуть и она совсем отвалится.

Больше всего рыжего впечатлили лифты на ручном приводе и сады на крышах. Впрочем, сады, поля и огороды были уже не те, что прежде, и могли впечатлить теперь только приезжего, никогда и ничего не слышавшего о великом городе. После того, как Витано воссоединился с внешним миром, саженцы с подоконников и балконов пропали совсем, да и на крышах площади под посадку использовали не так плотно. Зачем? За городом сколько хочешь свободной земли.

Пантора же занимало совсем другое. Город неуловимо изменился, он готовился к войне. То тут, то там звучали лозунги и призывы. На редких городских площадях толкались возле пунктов приема в народную армию парни и мужчины. Записывали всех – и живых, и мертвых. С кем и зачем понадобилось воевать Мессеру? Или же, пока его не было, Мессера отстранили от власти?

О последнем варианте Пантор старался не думать, хотя представить себе причину, по которой удивительно добрый и мягкий человек, каким был его учитель, собрался бы с кем-то воевать, было практически невозможно.

– Ух ты! Пантей, да тут круче, чем в Веролле, – радостно возопил рыжий, когда они вышли к центральной площади. – Дремучая экзотика! Пошли скорее, поглядим поближе.

И он ломанулся сквозь толпу. Но поглядеть поближе не получилось. Площадь оказалась оцепленной, поперек неширокой улочки стояли плечом к плечу крепкие мужики в форме и никого не пропускали к зданию Совета. Каменные физиономии Пантору понравились не больше, чем все прочие изменения.

– Добрый день, уважаемый, – вежливо заговорил он. – Нам нужно попасть в то здание.

– Проход только по специальным пропускам, – казенно отозвался охранник, продолжая таращиться перед собой и не удостоив Пантора взглядом.

От охранника веяло скукой. Казалось, ему в равной степени плевать на всех и каждого, кто пытался выйти на площадь. Спорить с таким было бесполезно, Пантор и не собирался, но влез Винсент, которого подобный ответ задел.

– Слышь, ты, деревянный, моему другу необходимо попасть к лорду Мессеру. Слышал про такого?

На этот раз охранник не ответил вовсе. Если бы у него перед носом жужжала муха, реакция, пожалуй, и то была ярче. Винсента такое невнимание только раззадорило. Он поднял руки и замахал ими перед физиономией стража порядка.

– Э-эй, деревянная лошадка! Отзовись.

– Винсент, не надо, – попытался остановить друга Пантор.

– Погоди, Пантей, это дело принципа, – отмахнулся от приятеля рыжий. – Слышь, чучело, отвечай, когда с тобой разговаривают. У нас дело к лорду Мессеру. Важное. И самому лорду оно важнее, чем нам, так что пропусти, если не хочешь неприятностей по службе.

Пантор схватил рыжего за рукав, оттащил в сторону, шепнул грозно:

– С ума сошел? Ты не на Диком Севере. Тут другие порядки, – и тут же повернулся к охране: – Вы не могли бы позвать старшего?

Охранник поглядел на юного мага с брезгливым интересом, развернулся и пошел через площадь. Вскоре он вернулся с невысоким усатым человеком в форме с офицерскими нашивками. Охранник что-то быстро и тихо объяснял командиру, тот слушал молча и поглядывал издалека на Пантора и Винсента. Вместе охранник и командир смотрелись весьма комично: семенящий коротконогий усатый толстячок и вышагивающий рядом громадный детина.

– Пропустите, – велел толстячок, подойдя к линии оцепления.

Охранники расступились, давая дорогу Пантору и Винсенту, и тут же сомкнули строй у них за спиной.

– Спасибо, – поблагодарил Пантор и направился к зданию Совета.

– Стоять! – отчеканил офицер, и юный маг остановился как вкопанный.

Голос у толстяка был негромким, но настолько весомым, что ослушаться невозможно. Пантор обернулся. Толстяк сверлил взглядом Винсента.

– Это у тебя дело к лорду?

– У нас, – поправил рыжий. – Точнее, у моего друга.

Толстяк потерял к Винсенту всякий интерес и посмотрел на Пантора. Смотрел он снизу вверх, но умудрялся делать это таким образом, что Пантор почему-то почувствовал себя так, будто снова оказался за партой с невыученным уроком перед грозным преподавателем.

– Вываливай, – потребовал офицер.

– Наше дело касается только лорда Мессера, – вежливо начал Пантор, – дело в том, что…

– Тогда проваливай, – оборвал толстяк.

– Слышь, Пантей, – взвился Винсент, – да они тут все из одной деревяшки вырезаны. Жук усатый, мы не в армии, с болванами своими так разговаривай!

Толстяк перевел свой чугунный взгляд на рыжего, кхмыкнул и тихо приказал:

– Всыпьте этому пакостнику.

– Это еще кто кому всыплет, – взъершился рыжий, разворачиваясь вполоборота к охране и выставляя перед собой кулаки.

Пантор уже приготовился к самому худшему, но тут вмешалось провидение.

– Отставить, – приказал тихий голос.

Офицер обернулся, вытянулся и щелкнул каблуками. Рядом стоял мужчина с бледным лицом и грустными глазами. Пантору он показался смутно знакомым.

– Господин Деррек, – заговорил офицер негромко, но без прежней стали в голосе. – Задержано двое нарушителей. Пытались пройти через кордон без пропусков, учинили скандал. Тот рыжий бранился.

Вампир кивнул.

– Благодарю за службу, капитан. Я с ними разберусь.

«Деррек, – припомнил Пантор, – сподвижник Мессера, вампир».

– Как будет угодно, господин Деррек, – отозвался офицер и гавкнул на своих людей: – На караул!

Вампир тем временем смерил взглядом «нарушителей», отдельно задержавшись на рыжем, кивнул в сторону здания Совета:

– Ступайте за мной, – и зашагал пружинистым шагом.

Пантор двинулся следом.

– Пантюха, – шепнул в ухо Винсент, – а это че за мужик?

– Потом, – отмахнулся Пантор. – И не называй меня так.

– О, боги, Пантей! Ты как ребенок. Стал бы я тебя так называть, если б ты так смешно на это не огрызался?

Маг не ответил, он всегда считал, что ходит довольно быстро, но сейчас едва поспевал за вампиром.

С Дерреком они спокойно преодолели площадь, прошли через еще одну линию охраны, стоящую на подступах к зданию Совета, и вошли внутрь. Коридоры здания показались Пантору знакомыми и незнакомыми. Все было вроде бы так же, как и в прошлый раз, но чувствовалось здесь какое-то напряжение, какая-то несвобода, которая бывает в сильно охраняемых местах. Они поднялись наверх, прошли еще несколькими коридорами и вышли к массивным двустворчатым дверям. Деррек остановился и обернулся настолько резко, что Пантор с Винсентом едва не влепились в него один за другим.

– Подождите здесь, – коротко сказал вампир и скрылся за дверью.

Пантор повернулся к рыжему приятелю, тот с интересом разглядывал золоченые вензеля на двери.

– Дорого, богато, – авторитетно оценил он. – А там что, спальня?

– Почему спальня? – опешил юный маг.

– Ну, обычно в спальню без особого приглашения не пускают.

– Винс, ты не к приятелю пришел, а к правителю, – попытался объяснить Пантор, но рыжий не посчитал нужным его услышать.

– Будь у меня спальня с такими дверями, ко мне бы девки в очередь выстраивались. А твой лорд Мессер ходок, а? Там поди и кровать огромная. Под балдахином. У большой кровати должен быть балдахин. И кованые спинки. Кованые спинки это важно. Помню, я с одной вдовушкой…

Двери распахнулись, на пороге мрачной тенью застыл Деррек.

– Проходите, лорд Мессер ждет вас.

Вампир отступил, освобождая дорогу. Пантор зашел в кабинет. Винсент плелся рядом, вертя башкой по сторонам.

– Не ходок, – разочарованно шепнул он, разглядывая письменный стол и книжные стеллажи, расположившиеся там, где по его представлениям должна была находиться кровать с балдахином.

Мессер стоял у стола, опершись на столешницу руками в черных перчатках тонкой кожи. На плечи лорда был наброшен черный плащ, лицо его скрывалось в глубокой тени капюшона.

– Здравствуй, мальчик мой, – произнес мягкий бархатный голос из-под капюшона. – Рад, что ты жив и здоров. Признаться, мы тебя давно похоронили. После твоего отбытия мы получили дурные вести.

Пантор коротко склонил голову перед учителем. Мессер вышел из-за стола и подошел к Винсенту.

– Добрый день, молодой человек. Друг моего ученика – мой друг. Меня зовут Мессер.

Лорд протянул руку.

– Винсент, – ответил рыжий на рукопожатие.

Мессер кивнул и сбросил с головы капюшон. Винсент вздрогнул от неожиданности, на него смотрела пустыми глазницами выбеленная временем черепушка, но быстро взял себя в руки.

– Пантей, – чрезмерно бодро хохотнул он, – а ты не говорил, что твой учитель настолько стар.

Разговор вышел долгим. Понять, что значила для лорда Мессера привезенная ими книга, было невозможно ни по лицу, ни по глазам мага. А голос у лорда при виде книги ничуть не изменился: в нем не прозвучало ни волнения, ни радости, ни облегчения.

– Спасибо, – в привычной, мягкой манере произнес Мессер. – Это очень важно, мой мальчик.

После чего придвинул фолиант к себе, но даже не заглянул внутрь. Зато принялся расспрашивать ученика и его приятеля о том, как они добыли книгу. Сперва Пантор говорил один, потом, с появлением в истории Винсента, свою точку зрения на происходящее стал добавлять и Винсент. И здесь Мессер проявил максимум заинтересованности. Его волновало все, что было связано с книгой. Он в подробностях расспросил обоих о Здойле и Кшиште и потребовал чуть ли не дословно припомнить все, что маги говорили о книге. Вернее – о книгах, так как фолиант оказался одним из семи, что, кажется, тоже не стало для Мессера новостью.

Пантор смотрел на учителя, слушал, как тот беседует с Винсентом, и ловил себя на мысли, что с Мессером что-то не так. Прежде лорд мог быть строгим и грозным, если ученик допускал оплошность, мог быть доброжелательным, порой казался занудным, но всегда, абсолютно всегда, Пантор чувствовал какую-то близость с учителем. А теперь она как будто исчезла. Появилась холодная деловая хватка, расчет. Мессер интересовался его приключениями, но сам Пантор, казалось, вовсе не интересовал учителя.

Уже стемнело, когда лорд, наконец, закончил расспросы. Он притянул к себе книгу, собрался было встать из-за стола, но словно бы вспомнил:

– Для вас приготовили комнаты в восточном крыле. Располагайтесь. У меня будет к тебе еще один разговор, мой мальчик. Но это надолго, так что побеседуем позже. Завтра или на днях. Я дам распоряжения, пока вы мои гости, вы получите все, что вам нужно.

– Прямо-таки все? – оживился Винсент, и глаза у рыжего загорелись тем блеском, который возникал всякий раз, когда этот обалдуй думал о женщинах и выпивке.

– Спасибо, – поспешно кивнул Пантор, пресекая дискуссию. – А как поживают ваши друзья, учитель?

– Из прежних соратников со мной остался только Деррек, – мягко произнес Мессер. – И ты, я надеюсь.

– А как дела у Винни?

На мгновение Мессер помедлил с ответом, а может, это только показалось.

– Винни отшельничает, мой мальчик, – вкрадчиво произнес лорд.

Боли не было. Мертвые не чувствуют боль, разве что где-то в закоулках сознания возникнет память о ней. Вот эта память и тревожила Винни временами. Его повесили на одиноком дереве вдалеке от дорог и торговых путей, связали так, чтобы не смог выбраться. Заткнули рот кляпом, чтобы не позвал на помощь, плотно завязали глаза. Ему оставалось висеть в темноте, наедине со своими мыслями, медленно разлагаясь и ожидая, когда его плоть превратится в прах, либо когда сгниет веревка, а тело упадет на землю и продолжит тлеть под деревом, срастаясь с этой землей.

Сквозь плотную повязку на глазах Винни не видел, как день сменяется ночью, он вовсе не чувствовал света, время остановилось, превратившись в тягучую бесконечную массу. И в этой непроглядной бесконечности вяло ворочались мысли и воспоминания. Иногда из глубин памяти приходил Мессер. Лорд таращил на него пустые глазницы, и голос его звучал тихо и вкрадчиво:

«Сейчас ты ударишь меня. Сильно, чтобы я упал. Потом сядешь в седло и поскачешь так быстро, как только сможешь. Тебя не догонят. Не смогут догнать».

Тогда Винни лишь спросил в ответ: «Зачем?» Он понимал, что его ждет, и не собирался сдавать позиций. Он был уверен, что готов ко всему. Во всяком случае, тогда ему так казалось. Теперь, провисев невесть сколько времени на дереве, он не мог спокойно ответить лорду этим простым в одно слово вопросом. Плоть его иссушало солнце, поливали дожди, клевали птицы. Он не видел, что осталось от его тела, не чувствовал ни жары, ни холода, ни твердых вороньих клювов, но всегда знал, когда его терзают пернатые или хлещет гроза.

Поначалу он полагал, что глаза ему завязали, чтобы довести до безумия. Но когда птицы прилетели в третий раз, Винни подумал, не будь повязки, он уже остался бы без глаз. И не на время, а навсегда. Выходило, что Мессер, отдавая жестокий приказ, думал о его будущем, знал, что это будущее есть?

«Просто беги», – сказал тогда Мессер.

«Я не побегу. Бежит тот, кто боится. Я не боюсь», – ответил с улыбкой Винни.

Теперь, после вечности, проведенной в темноте наедине с мыслями и памятью, он не стал бы улыбаться. Он знал, что не был к этому готов. В той ситуации, прежде, он, быть может, толкнул бы лорда, так, чтоб тот грохнулся на землю, прыгнул бы в седло и гнал бы коня прочь что есть сил. Вот только теперь это было невозможно.

Сперва Винни думал о том, что происходит в мире. Пошел ли Витано под руководством Мессера на правительственные города? Ограничился ли карательный рейд лорда одной уничтоженной деревней или были другие? Винни думал о том, что будет делать, если освободится, размышлял, как предотвратить большое кровопролитие. Иногда думал о Мессере: как самый добрый, самый человечный из всех, кого он знал, мог отдать самый бесчеловечный приказ? Как мог отдать такой приказ тот, кто его – Винни – научил быть человеком?

Со временем эти размышления отошли на второй план, а после исчезли вовсе. Винни все меньше заботили политические и уж тем более философские категории. Он не думал обо всем человечестве, а больше думал о себе.

Зачем Мессер не убил его? Быть может, лорд рассчитывал, что его освободят? Но почему тогда просто не прислал человека, который это сделал бы? Или лорд рассчитывал, что кто-то все равно пройдет мимо? Но почему никого нет? Не бывает так, чтобы совсем никого не было.

И почему его не нашла Нана? Она находила его всегда. Или люди Мессера сделали что-то и с ней?

«Я не побегу», – сказал он лорду.

Тогда это было так просто сказать.

Тягучее бесконечное неопределимое время застыло, как смола, а он сам застыл в нем как муха в янтаре. Только залипшие в смоле умирают, а он зачем-то продолжал жить. Кроме того, насекомые лишены возможности думать, а он…

Винни сходил с ума. Иногда начинал дергаться, раскачиваться, он был бы рад отломить сук, оборвать веревку, разорвать собственное тело, лишь бы произошло хоть что-то. Но сук лишь поскрипывал, веревка сохраняла прочность и плоть его, вероятно, тоже была крепче, чем намерение разорваться на части.

Понимая тщетность попыток, Винни успокаивался. Но ощущение собственного бессилия доводило до отчаяния, а в отчаянии он снова и снова начинал извиваться и рваться из всех сухожилий.

Постепенно связных мыслей в голове становилось все меньше, а злого отчаяния все больше. Винни молил высшие силы, чтобы они послали ему смерть, но безумие, изводящее разум, и птицы, терзающие тело, оказались не смертельными, и бесконечные муки продолжались.

Он молился и сыпал проклятия. Он готов был поверить в провидение и во всех богов, каких когда-либо знало человечество, и даже в тех, каких никто и никогда не знал, лишь бы они послали ему избавление. Но избавление не приходило, убивая в нем веру. Тогда он проклинал все придуманные и непридуманные высшие силы, всех придумавших эти силы людей, а заодно и себя за простоверие. А после, когда силы заканчивались и злость отступала, приходило раскаяние, и он снова принимался молиться. С тем же результатом.

Провидение сжалилось тогда, когда Винни этого не ждал. Сквозь поток мыслей и воспоминаний из невидимого внешнего мира прорвался почти забытый звук шагов. Сперва он подумал, что звук ему лишь кажется, что это злая игра свихнувшегося воображения, но шаги приближались, делались громче, и Винни поверил в их реальность.

Кажется, их было двое. Один шагал тяжело, размеренно, поступь второго была легкой, шуршащей, едва слышной. Воображение рисовало первого могучим громилой, возможно мертвяком: в его шагах было что-то грубовато-неряшливое, и он совершенно точно не таился. Что до второго, то он с одинаковой вероятностью мог быть ребенком, женщиной, стариком или каким-нибудь следопытом, у которого в крови смотреть за тем, куда ступает нога.

Шаги затихли.

Винни испугался, что невидимые прохожие ушли, захотелось позвать на помощь, закричать, чтобы они вернулись, но кляп не давал такой возможности. Винни бессильно замычал, задергался, извиваясь на веревке.

– Смотри-ка, Чапа, а он живой, если к нему вообще применимо такое определение, – раздался совсем рядом хрипловатый голос. – Сними-ка мне его.

Снова послышалась чья-то тяжелая поступь, затем шебаршение, словно кто-то массивный карабкался на дерево. Заскрипела и прогнулась ветка, на которой его подвесили. Винни больше не дергался, он покорно ждал, ощущая, как натягивается и вибрирует веревка под лезвием ножа, а затем почувствовал падение и удар. Не боль от удара о землю, ее он ощутить не мог, но изменение положения тела и удар.

Незнакомец, что перерезал веревку, тяжело спрыгнул с дерева. Второй, что оставался на земле, был рядом:

– Чапа, достань одеяло, – распорядился он и принялся проворно ощупывать тело Винни, как врач ощупывает тело больного, затем срезал веревки и выдернул кляп.

Винни хотел поблагодарить, но из глотки вырвался только невнятный хрип. Впрочем, освободитель понял его и без слов:

– Не стоит благодарности. Приготовься, сейчас я сниму повязку с глаз.

Он приготовился, но, видимо, недостаточно хорошо, перед глазами вспыхнуло так, будто он посмотрел на прожектор маяка с расстояния в несколько шагов. На смену непроглядной тьме пришел непроглядный свет. Винни плотно смежил веки, но лучше не стало. Он застонал.

– Не мычи. Привык к темноте, привыкнешь и к свету, – произнес по-прежнему невидимый освободитель.

– Сейчас полдень? – пробормотал Винни, и сам не узнал своего голоса. Два простых слова прозвучали еле слышно, шепеляво, с хрипом и бульканьем.

Будь Винни на месте собеседника, он бы вряд ли что-то понял, но его освободитель, кажется, отличался завидным разумением:

– Сейчас вечер. Закат. Солнца почти не видно. В сумерках станет полегче. Хотел бы я знать, кто тебя здесь развесил.

Винни напрягся, собираясь ответить, но незнакомец лишь похлопал его по плечу.

– Не спеши, все потом. У нас еще будет время поговорить. Чапа, иди сюда, мы возьмем этого джентльмена с собой. Оберни его одеялом.

Последняя фраза относилась явно не к Винни. Снова прогремели тяжелые шаги. Невидимый Чапа спеленал его, как младенца, легко подхватил на руки. И эти невероятно крепкие руки показались Винни железными.

– Почапали, – велел незнакомец своему молчаливому тяжеловесному спутнику, и тот звучно зашагал, совершенно не таясь и не заботясь об осторожности.

Шли долго. Через некоторое время Винни снова попытался разомкнуть веки. На этот раз получилось лучше. Видимо, уже стемнело и свет больше не выжигал глаза, но зрение его подвело. Винни практически ослеп, мир вокруг состоял для него теперь из крупных светлых и темных пятен, сфокусировать взгляд хоть на чем-то не получалось, и это злило.

Глаза не слушались, язык не ворочался. Интересно, как обстоит дело с телом?

Винни попробовал шевельнуть пальцами, потом рукой, потом хоть как-то пошевелиться, и с ужасом понял, что тело его тоже не слушается. Самое большее, на что он теперь был способен, – это делать резкие нелепые рывки, какими смог привлечь внимание прохожих, когда висел на дереве.

Он замычал, изгибаясь, едва не вывернулся из крепких рук Чапы.

– Тихо, – рядом тут же возникло бледное пятно с хриплым вкрадчивым голосом. – Тихо-тихо. Скоро будет привал, а пока не дергайся.

Такая желанная свобода не принесла ни радости, ни удовлетворения. Его сняли с ветки, вынули кляп, развязали глаза и руки, а, по сути, он остался тем же, чем и был – уставшим сознанием, сотканным из мыслей и воспоминаний, запертым в неподвижном, практически не видящем теле.

Винни захотелось заплакать, но слез не было, и он снова закрыл глаза.

Привал случился не так быстро, как обещал по-прежнему невидимый и безымянный освободитель. Судя по свету, они шли всю ночь и остановились уже утром, когда совсем рассвело. Укутанного в одеяло Винни уложили на землю, привалив спиной к дереву. Говорливый спаситель велел своему безмолвному спутнику разжечь костер, наспех приготовил что-то, поел и завалился спать. Вскоре окрестности огласил его раскатистый храп.

Спаситель, скорей всего, ничего и никого не боялся. Его молчаливый попутчик не произнес ни слова. Кроме того, если судить по звукам, он ничего не ел, а возможно и не спал. Из чего можно было предположить, что Чапа такой же мертвяк, как и Винни. Только руки у него для мертвяка слишком уж крепкие.

Весь день Винни не открывал глаз, лишь слушал похрапывание и размышлял о том, кто такие эти его спасители и зачем они его спасли. Если уж быть откровенным – в таскании за собой беспомощного и бесполезного мертвяка мало радости, тем более в теперешние неспокойные времена. С другой стороны, трудно рассуждать о временах, когда понятия не имеешь, сколько времени прошло за ту вечность, что провел в кромешной тьме. Быть может, все давно изменилось.

Когда солнце устало покатилось к закату и света по ощущениям стало меньше, Винни снова рискнул открыть глаза. Зрение, очевидно, понемногу восстанавливалось, потому как мутные пятна обрели если не четкость, то какие-то контуры. В первое мгновение он было обрадовался этому, но в следующую секунду внутри похолодело.

Над Винни нависал… нависало странное существо. Не вампир, не мертвяк и уж точно не человек. Более всего существо напоминало рыцаря в латах, каких рисуют в детских книжках про принцесс и драконов, а еще вернее – сами латы, существующие самостоятельно против всех законов природы, науки и магии. У доспеха были жуткие круглые стеклянные глаза, и эти стекляшки глядели на Винни с пугающим интересом.

Из груди наружу против воли вырвался панический крик. Доспех отпрянул скорее от неожиданности, но не отошел. Винни замолчал, стыдясь испуга. За плечом пучеглазого доспеха возник высокий мужчина в кожаных штанах и таком же плаще. Он был худощав, немолод, с проницательным взглядом, высокими залысинами и тонкими усиками на сухощавом лице.

– Чапа, отойди, ты пугаешь джентльмена.

Мужчина отстранил доспех, склонился над Винни, беззастенчиво оттянул пальцами веки поочередно на обоих его глазах.

– Значит, зрение понемногу восстанавливается. Это очень хорошо. Я, признаться, боялся, что твой мозг потерял связь с настоящим.

– Кто вы? – просипел Винни.

– О! И с речью все сильно лучше, – искренне обрадовался мужчина. – Меня зовут Адрусим. Адрусим Васкал. Я ученый. Мастер техно-магических наук.

– Никогда о таком… не слышал, – пробормотал Винни. Слова все еще выходили с трудом, но разобрать их, кажется, стало проще.

– Охотно верю, – легко согласился Адрусим. – Чапа, собирайся, мы идем дальше.

Латы зыркнули стеклянными глазюками, безмолвно кивнули и принялись собирать вещи.

– А он?.. – спросил Винни.

Мужчина поглядел на металлическое создание и снова перевел взгляд на Винни.

– Он? Скажем так, он – умная машина. Ты пошевелиться можешь?

Винни попытался, но тело по-прежнему не слушалось, лишь изогнулось дугой, и он повалился на бок.

– Как я и полагал, – задумчиво произнес Адрусим, глядя на беспомощные попытки молодого мертвяка подняться. – Это не хорошо, но это хорошо.

Мужчина встал и окликнул своего железного спутника:

– Чапа, ты готов? Бери джентльмена. – Он склонился к Винни: – Тебя как зовут?

– Винни… Винни Лупо…

– Бери уважаемого Винни Лупо и почапали, – улыбнулся мужчина, нахлобучивая на лысеющую голову кожаную широкополую шляпу.

– Вот то, что вы просили подготовить, госпожа, – произнес лорд Бруно, и на стол перед Ионеей легла бумага с указом.

Старик отступил на шаг и опустил глаза. Он долго готовился произнести эту фразу, но голос все равно дрогнул.

– Очень хорошо, – благодушно кивнула правительница и пробежала глазами по тексту.

– Я бы еще раз советовал вам, госпожа, подумать, прежде чем ставить свой росчерк на этом документе, – старательно выговаривая каждое слово, произнес Бруно.

Ионея поглядела на старого мага с усмешкой:

– Чего вы боитесь, дорогой лорд?

Старик собрался с силами, отлепил взгляд от пола и посмотрел на молодую магессу:

– Я слишком стар, чтобы бояться, но… – он помялся. – Вы взяли власть практически без кровопролития. Вы спасли ОТК от резни, от гражданской войны, обещали свободы и… Вы ведь оградили Объединенные Территории от большой крови, а теперь…

Лорд снова отвел взгляд. В его терзаниях было что-то трогательное, одновременно смешное и грустное. Ионея вздохнула.

– Запомните, Бруно, бескровных революций не бывает. Если где-то незаконно меняется власть, меняется мироустройство и это происходит без крови, значит кровь прольется позже. Расскажите об этом сомневающимся соотечественникам, объясните это детям и внукам.

– Но внутренний разлад делает нас слабее перед внешним противником…

– Без «но», дорогой лорд, – в голосе правительницы зазвенел металл. – Об этом нужно было думать прежде, чем идти штурмовать здание со шпилем. Тогда вы об этом не думали? А теперь вы приписываете мне достоинства, которых нет. Вы говорите о том, что я спасла ОТК от гражданской войны? Откройте глаза. Внутренний разлад уже имеет место. Против нас встали Западные Территории. Предлагаете дать им свободу?

– Нет, мы должны быть едины, но…

– А если мы должны быть едины, то бунтовщиков нужно прижимать к ногтю. Сразу. Без жалости и пощады. Кто боится пролить малую кровь, утонет в большой. Кто боится проявить жестокость, обречен столкнуться с торжеством жестокости. Либо мы поставим бунтовщиков на место, либо потеряем Западные Территории. А если мы с вами пришли сюда, чтобы уступать и терять, то лучше уйти прежде, чем все рухнет по нашей милости.

Бруно стоял перед правительницей и молча смотрел в пол.

– Привести в исполнение, – сухо резюмировала Ионея и размашисто расписалась под указом.

Лорд едва заметно вздрогнул.

– Это вы тоже поручите мне?

– За кого вы меня держите? Я не собираюсь делать из вас палача. Но донести указ до сведения исполнителей придется вам. Где у нас сейчас господин Фрад?

– В камере, – тихо проговорил старик, плечи его опустились, он ссутулился, будто бы стал меньше ростом. – В центральной тюрьме.

– Прекрасно. Там есть свои исполнители. Надеюсь, они еще не растеряли навыки. Ступайте, Бруно. Я хочу, чтобы уже завтра ящик с головой господина Фрада ехал на Запад к самоназванному правителю и его покровителям.

Ионея протянула лорду подписанную бумагу.

– Когда-нибудь вы пожалеете об этом решении, – еле слышно проговорил старик, взял указ и поплелся к выходу. Жалкий и раздавленный.

Бумага мелко дрожала в руках господина Фрада. Посланник самоназванного правителя Западных Территорий пытался зацепиться глазами за текст, но буквы плясали и смысл старательно ускользал.

– Что это? – Фрад поднял взгляд на возвышающегося над ним лорда.

Посланник Ионеи не ответил, более того, лицо старого Бруно было бесстрастным.

– Это что, шутка такая? – голос Фрада дал петуха.

Бруно покачал головой.

– Нет, Ионея не шутит. Это ваш приговор.

Фрад подскочил с лавки и нервно заходил по небольшой камере, пытаясь как-то осмыслить происходящее. Он приехал сюда, чтоб требовать. За ним стоял правитель Западных Территорий, а самое главное – поддержка конструкторов, в чьей военной мощи Ионея и ее приближенные могли убедиться на деле. Он привез с собой достаточное количество подтверждений своим словам. И даже когда вместо исполнения законных на правах сильного требований его, как посланника, закрыли в камере, он не сильно беспокоился. За ним стояли конструкторы, кто такая эта магичка, чтобы им противиться? И отвесив пару угроз, Фрад гордо вскинув голову, позволил проводить себя в тюрьму. Он был убежден, что заключение его будет недолгим и что Ионея отправила его под стражу просто от бессилия.

Когда в камеру вошел лорд Бруно, господин Фрад был уверен, что его сейчас отпустят с извинениями. Вместо этого лорд вручил ему треклятую бумагу.

Как быстро все переменилось. Он был на коне, а теперь… Или это все же шутка такая?.. Нет, это признак бессилия, слабости. Ионея играет не по правилам оттого, что ничего не может сделать с конструкторами. Ее время уходит, она чувствует это и бесится от страха перед будущим. И когда в Вероллу придут люди Запада с машинами конструкторов…

А ведь тогда его отрубленной и сложенной в ящик голове будет без разницы, что за него отомстят.

От этой мысли Фрад остановился с той же внезапностью, с какой до того пришел в движение, отер ладонью лицо. В голове западного посланника бушевал хаос.

– Тогда зачем? – поглядел он на Бруно. – Если это не шутка, зачем вы мне это показываете? Это что, такое издевательство над заключенными? Послушайте, лорд, издеваться имело бы смысл, если бы я мог уйти отсюда и рассказать о вашей жестокости. А так… Зачем? Зачем?! Зачем?!!

Фрад рухнул на лавку. Умирать не хотелось.

– Расскажите, зачем вы пошли против Вероллы, против ОТК? Почему сговорились с конструкторами? – в голосе старого мага, кажется, прозвучал интерес.

Посланник распрямился и посмотрел на Бруно по-новому, чувствуя пятой точкой – еще можно попытаться что-то изменить в своей судьбе.

– Мы не сговаривались. И не выступали против Объединенных Территорий, – немного увереннее заговорил господин Фрад. – Поймите, даже конструкторы не против Вероллы. Они пришли к нам как друзья. До недавнего времени между магией и технологией был хрупкий, но действенный баланс, а ваша правительница его нарушила. Были договоренности… были соглашения… были даже личные отношения, которые культивировались поколениями… я уже говорил, конструкторы не желают нам зла, просто хотят восстановить равновесие. В противном случае магия задавит технологию на всех Территориях Консорциума, а потом двинется дальше. И двинем ее не мы, а другие силы. А вот с этим Командор не может мириться.

Он замолчал, ожидая новых вопросов, но их не последовало. Фрад сглотнул, ощущая, как от волнения пересыхает в глотке, заговорил снова, чувствуя, что нервничает и от того торопится.

– Я не знаю, как в Веролле, но у нас на Западе многие недовольны сменой порядков. А тут пришел Командор, попросил помощи в сохранении баланса и со своей стороны предложил всестороннюю поддержку. Никто не желает распри. Ни мы, ни конструкторы. Понимаю, я говорил с позиции силы, но ведь Ионея – сильная женщина, она должна понимать именно этот язык.

– Ионея сильная женщина, – кивнул лорд Бруно. – И именно поэтому говорить с ней с позиции силы было неумно, господин посланник. На любой нажим она отвечает встречным нажимом. Сила действия равна силе противодействия. Вам нужно было вести себя хитрее, осмотрительнее.

– И что теперь делать?

Это прозвучало совсем уж не дипломатично, но сохранять выдержку Фраду было сложно. Какая уж тут выдержка, когда тебе с минуты на минуту голову отрежут?

Лорд Бруно неожиданно сел рядом с пленником на лавку и заговорил быстро, понизив голос:

– Я скажу вам, что делать, господин посланник. Сейчас я заберу вас отсюда для того, чтобы привести приговор в исполнение. Местное руководство не станет чинить препятствий личному помощнику правительницы. И настаивать на том, чтобы привести приговор в исполнение самостоятельно они тоже не станут. В бумагах не указан палач, а выполнять грязную работу не хочется никому. Они с радостью уступят это дело мне. Снаружи нас будет ждать мобиль. Мы с вами сядем в него и покинем Вероллу. Пока информация о нашем отъезде доберется до Ионеи, пока она отдаст приказ о нашей поимке, пока нас начнут искать, мы с вами будем уже далеко. А власть Ионеи в регионах, как вы могли заметить, не так сильна, и приказы там исполняются совсем не быстро. Кроме того, мы поедем на Запад не самым очевидным путем, так что ловить нас будет еще затруднительнее. Полагаю, у нас получится добраться до Западных Территорий. Если только…

Лорд замолчал. Фрад подался к собеседнику:

– Если что?

– Вернуться обратно после такого шага я не смогу, да и не хочу. Но для меня это не самое простое решение, господин посланник. У вас есть ровно минута, чтобы предложить мне хорошую цену за мои услуги. Только учтите, здесь я – правая рука правительницы, так что меня интересуют серьезные предложения. А кроме того, я живу уже очень давно и очень хорошо умею отличать вранье от правды, потому предлагаю не тратить время на обещания, которые вы не сумеете исполнить. В противном случае я передам вас конвою вместе с указом и приказом привести приговор в исполнение. Время пошло.

Фрад посмотрел на мага, тот определенно не блефовал. Тогда что это? Хитрость? Ионея хочет таким образом заслать на Запад своего человека? Или у них внутренние разногласия и безупречный лорд Бруно взаправду решился на предательство? Если так, то дела в столице совсем плохи.

Посланник отер о штаны вспотевшие от волнения ладони и заговорил.

Мессер принял их снова только на четвертый день. Все остальное время Пантор и Винсент были предоставлены сами себе. Отдыхали, ели, пили, прогуливались. Впрочем, прогулки эти проходили исключительно в здании Совета или в садах на его крыше. Ни на улицу, ни за оцепление их не выпускали.

Рыжий наслаждался возможностью выспаться, пожрать от пуза и продегустировать старые запасы из винного погреба. Огорчало его только отсутствие доступных женщин. Пантор же все больше и больше ощущал отчужденность. Если прежде в здании Совета чувствовалась жизнь, то теперь оно скорее напоминало склеп. Людей здесь стало меньше, посторонних не осталось вовсе – их сюда просто не допускали. Кругом появилась безмолвная охрана. Прислуга сделалась менее разговорчивой и поддерживала беседы только на нейтральные темы. Комнаты помрачнели, коридоры опустели. Стены и обстановка, кажется, были те же, но окружение сильно изменилось – давило и настораживало.

Что же здесь произошло?

Пантор попытался обратиться с этим вопросом к девушкам, что прислуживали им за обедом и ужином, но те лишь мило улыбались:

– Ничего. Все как прежде.

Но ощущение не уходило, а только крепло. И хотя можно было просто радоваться возможности отдохнуть, провести в роскоши несколько спокойных дней, не думая о том, что будет завтра, Пантор почему-то никак не мог расслабиться. Более того, вскоре у него возникло желание как можно скорее покинуть здание Совета. Потому, когда под конец завтрака в обеденную залу вошел мрачный Деррек и сообщил, что их ждет лорд Мессер, Пантор скорее обрадовался, чем насторожился.

Винсент же радости не разделил, лишь вздохнул печально:

– Кажется, это последний королевский завтрак на ближайшее время, Пантей.

Лорд Мессер встретил их в том же покое, прямо у дверей, как хозяин, который давно заждался дорогих гостей:

– Проходите, мои юные друзья, – мягко приветствовал он, и голос учителя звучал вполне дружелюбно. – Присаживайтесь.

И он широким жестом указал на два глубоких кресла, стоявших прямо перед письменным столом. Пантор и Винсент послушно заняли предложенные места. Мессер не спеша обошел стол кругом.

– Я долго размышлял после нашего разговора и решился все же обратиться к вам с просьбой.

– Что-то мне сдается, что просьба будет не о дежурной ничего незначащей услуге, – предположил рыжий.

– Вы правы, дорогой мой, – кивнул Мессер и сел за стол. – Просьба не тривиальная. Я полагал обратиться с ней к Пантору, но коль скоро вы такие неразлучные друзья, теперь она адресуется вам обоим. Я предлагаю новое путешествие. Долгое, небезопасное, но небезынтересное. Что скажете?

– Звучит как завлекалочка к походу в лес с незнакомым злым человеком, – весело отозвался Винсент.

Пантор поморщился, активность приятеля напрягала. В конце концов, лорд Мессер ему не друг, не соратник и не равный, чтобы так с ним разговаривать. Впрочем, самого Мессера манеры рыжего, кажется, не задели. И все же:

– Перестань, – одернул Пантор Винсента и поглядел на учителя: – Куда вы хотите нас отправить?

– Туда, куда еще никто до вас не ходил. Во всяком случае, в обозримом прошлом.

Мессер пододвинул к себе ларец, что стоял на краю стола – резной с инкрустацией и, судя по всему, переживший не одну славную эпоху. Ларец оказался не заперт, лорд откинул крышку и достал пожелтевший и одеревеневший от времени свиток. Отставил ларец и развернул на столе бумагу.

– Эту карту я нашел в здешней библиотеке. Она сохранилась с времен, когда Витано еще не покрывал магический купол. Если верить древним географам, то здесь, – тонкий палец в перчатке ткнулся в дальний край карты, – есть неизвестные земли. Вот туда я и предлагаю вам отправиться.

– А что там? – тупо спросил Пантор, озадаченно разглядывая край карты, где за океаном был намечен тонкий контур береговой линии, все остальное было не отрисовано.

– Там, по моим предположениям, живут первомаги, у которых находятся три книги из семи, одну из которых вы мне принесли. Мне нужны эти книги, мой мальчик.

Мессер поднял голову от карты и уставился на ученика пустыми глазницами. Стало тихо.

– А зачем? – бодро нарушил тишину Винсент.

Маг и ученик мага посмотрели на рыжего одновременно. По черепу и пустым глазницам Мессера невозможно было прочитать ничего, на лице же Пантора возникла растерянность. И было отчего растеряться.

– Ты о чем?

– О войне.

– Какой войне? – спросил Мессер, и голос его прозвучал неожиданно сипло.

– Войне против властей в Лупа-нопа, поставленных Объединенными Территориями Консорциума. Острова должны быть свободны. Кажется так? – Винсент хитро скосился на Мессера.

– Откуда ты это взял? – спросил Пантор.

– Люди болтают, – пожал плечами Винсент.

Вот значит как. Пока ученик мага был уверен, что его друг слоняется без дела, тот умудрился увидеть и услышать больше, чем он выяснить.

– Это правда? – обратился юный маг к учителю.

Мессер молча свернул карту.

– Смотря, что считать правдой, – тихо и печально произнес он. – Запомни, мой мальчик, простые смертные не знают правды. От тебя скрывать ее я не стану. Война возможна. После падения купола перед нами встала серьезная проблема: живые и неживые не могут найти общий язык, не могут существовать мирно. И есть только два способа заставить их объединиться. Первый, найти общего врага. Перед лицом внешней угрозы мелкие распри забываются. Уберечь тех, кто здесь живет, от того, чтобы они не перерезали друг друга, можно, направив их агрессию в сторону. Внутренние проблемы не кажутся проблемами, когда есть враг на стороне. И да, этот вариант предполагает поход на Лупа-нопа. Возможно, войну. Хотя я – последний здесь человек, который хотел бы войны.

Лорд замолчал и уставился куда-то за окно. Что он там разглядывал, оставалось только догадываться. Быть может, старый маг просто смотрел внутрь себя.

– А второй способ? – напомнил Пантор.

– Второй способ, – отмер Мессер, – может быть реализован только в том случае, если у меня будут эти книги.

– И что, первомаги сами отдадут нам свою реликвию? – вклинился в разговор Винсент.

– Не отдадут, – покачал головой лорд. – Вам придется что-то придумать. Но с тем, как вы добыли первую книгу, я верю, что вы сможете это сделать.

– А почему не послать туда эту вашу армию? – подловил рыжий. – Вот вам и внешний враг, и объединяющее занятие.

– Я уже сказал, что не хочу войны, – льстиво проговорил Мессер. – Войны с первомагами – тем более. Кроме того, здесь молодой талантливый маг будет куда незаметнее и эффективнее, чем армия.

Мессер повернулся к Пантору:

– Так что ты скажешь, мальчик мой?

– За каким духом ты согласился? – недоумевал Винсент.

Здание Совета, охрана и оцепление остались далеко позади. Пантор шел, вдыхал полной грудью запахи города и чувствовал себя живым. Этого ощущения он был лишен в гостях у учителя, оттого сейчас оно пьянило и воодушевляло.

– Во-первых, я не хочу войны. Во-вторых, я многим обязан лорду Мессеру.

– А по-моему, он просто подкупил тебя лестью. «Молодой талантливый маг куда эффективнее», – очень похоже передразнил рыжий.

– Ты не прав, – нахмурился Пантор.

– Ты соображаешь, что это дорога в один конец?

Ученик мага смолчал. То, что путешествие может стать последним приключением в его жизни, он понимал отлично. И отчасти Винсент был прав, если Пантор чем-то и был обязан учителю, то все долги давно отдал. Вот только дело было не в лести.

Несколько дней, проведенные в здании Совета, привели Пантора к мысли, что жить спокойно ему не интересно. Он больше привык к постоянному движению, чем устал от него. Здесь же намечалось не просто интересное приключение. Если расчет Мессера верен, то он столкнется с первомагами, а это небывалый опыт для мага из Объединенных Территорий.

С этой мыслью Пантор поднялся на крыльцо таверны с говорящим названием «Не совсем живой Ларри» и потянул на себя дверь:

– Если не хочешь, можешь остаться, – бросил не оглядываясь.

– Вот еще! – весело отозвался Винсент. – Так я и отпустил тебя одного. И потом Витано меня лично нервирует. Как-то муторно здесь, не по-людски, что ли. Да! И у меня никогда не было первомагичек. Может, мне даже понравится, кто знает?

Внутри было темно и прохладно, особенно после улицы. Большинство столов в просторном зале стояли пустыми: обед давно закончился, а время ужина еще не подошло.

– Давай туда, – кивнул Винсент и шустро направился к пустующему столу возле окна.

Пантор присел рядом, огляделся.

– Нету его здесь, – озвучил очевидное рыжий. – Может, вообще ушел и не стал нас ждать. На кой мы ему нужны? Тем более сказали, что быстро вернемся и пропали на несколько дней.

– Не мог он уйти совсем, – покачал головой молодой маг. – Это же Орландо. Если сказал, что будет ждать, значит обязательно дождется.

– Как скажешь, – легко согласился Винсент и повернулся к подошедшему хозяину – немолодому мертвяку с обрюзгшим лицом. – Я буду пиво и вепрево колено. А мой друг…

Рыжий поглядел на Пантора.

– Я не голоден, – покачал тот головой.

– …будет то же самое, – заключил Винсент.

Хозяин кивнул и молча удалился.

Ученик мага уставился в окно. Орландо, конечно, не мог уйти, не дождавшись его, но отойти ненадолго мог, как и надолго. А долго ждать друга-мертвяка в мертвяцом кабаке не хотелось. Задерживаться в таких заведениях живым не стоило вовсе.

– Эй, живчики, – раздался грубый неприятный голос, материализуя мысль юного мага, – вы чего здесь расселись?

Пантор повернулся. Рядом стояли три здоровенных мертвяка с недобрыми рожами.

– Это наше место, мы всегда здесь сидим. Пошли отсюда.

Пантор не успел ответить, рыжий выпалил первым:

– Сегодня посидите в другом месте, гнилозадые.

– Ты это кому сказал? – зарычал обладатель неприятного голоса и, схватив Винсента за грудки, выволок из-за стола.

Драка была неминуемой, Пантор прикинул свои возможности и понял, что не успевает. Нет, он мог вырубить мертвяка при помощи магии, но одного, а остальным хватит сил и времени, чтобы уконтрапупить и его, и говорливого Винсента. Интересно, научится он когда-нибудь язык при себе держать?

Не совсем живой громила тем временем хорошенько встряхнул рыжего и повторил:

– Ты это кому?

– Тебе, – просто ответил Винсент, отметая всякую возможность мирного исхода.

И тут на плечо мертвяка легла тяжелая рука.

– Отпусти его, – очень мягко попросил знакомый голос.

Мертвяк обернулся, кинул на Орландо недобрый взгляд:

– Ты чего, за живчиков заступаешься? – спросил здоровяк, но рыжего отпустил. – Они заняли наш стол. Мы всегда здесь сидим.

– Сегодня посидите в другом месте.

– Я же говорил, – весело поддел Винсент, поправляя воротник.

Мертвяк посмотрел на него с бешенством во взгляде, скосил глаза на Орландо и, молча кивнув приятелям, пошел в дальний угол.

– Привет, Орландо, – протянул руку рыжий. – Скучал без нас?

Орландо хмуро смотрел на рыжего. Тот трескал мясо за обе щеки, запивал пивом и радостно пересказывал историю их пребывания в здании Совета. От выпитого он стал еще словоохотливее, чем обычно, потому Пантору не удавалось вставить в рассказ ни единого слова.

– Зря согласился, – сказал Орландо Пантору, когда рыжий закончил свое повествование.

– А я что говорю, – обрадовался Винсент. – Дурацкая же затея. На неприятности нарваться и здесь можно, зачем далеко ходить?

– Так ты сейчас только нарывался, чтоб далеко не ходить? – поинтересовался Пантор.

– Пантей, тебе ведь не о том говорят.

Ученик мага повернулся к Орландо. Тот сидел понурый, принятое Пантором решение мертвяку не нравилось.

– Почему зря? – спросил в лоб ученик мага.

– Пока вы сидели во дворце, я ходил по городу и общался. Все плохо, Пантор. Город дышит войной, и тебе не стоило бы помогать стать сильнее тому, кто эту войну затевает.

– Лорд Мессер не хочет войны, – нахмурился Пантор, слова товарища были ему неприятны.

– Это он тебе сказал? – поинтересовался Орландо.

– Да!

– И ты ему веришь?

Ученик мага решительно кивнул.

– Если ты не хочешь идти со мной, Орландо, оставайся, я не обижусь, – поспешил добавить он.

– Допивайте свое пиво, – вздохнул в ответ мертвяк.

Они снова шли всю ночь. Но на этот раз не было гнетущего молчания и непроглядной мути, в которой угадывались лишь пятна. Адрусим оказался прав: зрение мало-помалу восстанавливалось, как и речь. Впрочем, говорил больше спаситель в кожаном плаще. Винни только осторожно задавал вопросы, но ответы на них получал далеко не всегда. Его интересовало, что происходит на острове, что стало с Мессером, Витано и его жителями после того, как обезумевший лорд спалил деревню. Но мастер техно-магических наук по его собственным словам политикой не интересовался, как и жизнью Свалки в принципе.

– Мне глубоко безразлично все, что здесь происходит, – объяснил он. – Я здесь не живу, меня привели сюда дела.

– А где вы живете?

– Неподалеку есть небольшой остров с заброшенным маяком. Прекрасное местечко. Я его обжил, устроил там лабораторию, – мужчина мечтательно улыбнулся, – скоро сам все увидишь. Вот только доберемся до моей лаборатории.

О себе Адрусим говорил весьма охотно. Рассказывал даже то, о чем Винни не спрашивал.

Адрусим Васкал родился и вырос в Веролле. С детства он проявлял недюжинные способности к магии, а так как родители его были далеко не простыми людьми, юный Адрусим без особенного труда получил отличное образование, а затем место в одном из министерств Объединенных Территорий Консорциума. Место было теплым, доходным, работа – не бей лежачего. Казалось бы, живи и радуйся, но молодого человека такая уютная стабильность сильно напрягала, вероятнее всего в силу возраста. Он заскучал и от скуки стал интересоваться магическими областями, не относящимися к работе его ведомства.

Адрусима привлекло слияние магии и технологии. В ОТК такой интерес не поощрялся, особенно если возникал неподконтрольно, а Васкал посвящать кого бы то ни было в свои интересы нужным не считал. Сперва он просто проявлял любопытство, вскоре начал тайком обзаводиться книгами на занимающую его тему, а затем увлекся собственными исследованиями.

Ограничься Адрусим теорией, его бы не поймали. Однако теорией юный Васкал не ограничился. Его тайные изыскания продолжались лет пять, и какое-то время молодому магу удавалось прятаться от властей. Вот только амбиции со временем растут, а удача – женщина переменчивая. После очередного серьезного эксперимента Васкал был замечен и схвачен приставами магического контроля практически на месте преступления.

Суд в подобных случаях вершился быстро. Спорить с системой было бесполезно, попытки оправдывать или выкупить преступника, незаконно занимающегося магической деятельностью, грозили отправкой в ссылку вместе с ним.

Васкалы, имевшие помимо Адрусима еще пятерых детей, могли бы с чистой совестью умыть руки. Но высокопоставленные родители пошли на риск, задействовали все мыслимые и немыслимые связи, и умудрились добиться невероятного результата: суд не выслал юношу на Свалку, а отправил его под домашний арест. С одной стороны, все закончилось счастливо, с другой – теплые министерские кресла молодому Васкалу были теперь заказаны, и продолжить официально заниматься тем, на чем погорел, он не смог бы уже никогда ни при каких обстоятельствах.

Будущее выглядело бесперспективным. Отец, хоть и приложил все усилия к спасению сына, был им теперь недоволен и пребывал в постоянном раздражении, мать переживала молча. И Адрусим, впервые по-взрослому задумавшись о себе, принял первое в своей жизни взвешенное решение.

Несколько лет он сидел тише воды, ниже травы, демонстрируя чудеса послушания и благонадежности, а потом, когда срок наказания истек, попрощался с семьей и покинул пределы ОТК, чтобы продолжить свою научную работу вдали от приставов и магического контроля. Путь юного Васкала лежал на Дикий Север. Он видел себя большим ученым и магом, мог позволить себе любые научные изыскания, благо не надо было думать о средствах к существованию, деньгами его с лихвой обеспечили родители. Адрусим был счастлив, наконец запахло долгожданной свободой, но радость оказалась недолгой.

Нет, на Дикий Север он попал, вот только с деньгами пришлось расстаться на границе. Пограничники вытрясли его карманы подчистую в обмен на разрешение покинуть ОТК.

«А если я передумал пересекать границу», – жалобно поинтересовался маг-исследователь.

В ответ на это пограничники только поржали и объяснили, что выхода у Адрусима всего два: или воспользоваться их любезностью и пересечь границу, или топать на все четыре стороны. Конфискованные денежные знаки он не увидит больше в любом случае. А если продолжит препираться, то количество вариантов может уменьшиться.

Васкал стиснул зубы и покинул треклятые Объединенные Территории, считая, что это самое поганое место на всем белом свете. Впрочем, очень скоро выяснилось, что на Диком Севере ничуть не лучше. Денег не было, работы для него тоже не находилось. Некоторое время Адрусим практически бродяжничал, размышляя о том, что стоит продать последнее, что у него осталось – книги, и вернуться обратно домой. Вот только охотников до узко специализированной литературы не находилось. Так он добрел до небольшого городишки и тут ему, наконец, повезло.

Он остановился в придорожной таверне, купил на последние гроши тарелку дешевой похлебки и неспешно, будто в последний раз, насыщался, когда услышал треп парочки местных завсегдатаев. Забулдыги устроились за соседним столом с бутылочкой вина и мыли кости местному градоначальнику. Больше всего их забавляло, что тот до смерти боится старости, молодится изо всех сил и даже нанял специального человека, делающего ему притирания, которые должны убрать морщины с лица.

Во всей этой болтовне не было ничего особенного, но Адрусима неожиданно осенила идея. Он поспешно дохлебал грошовое варево и, выяснив у хозяина, где живет городской голова, направился прямиком к нему.

Градоначальник согласился принять непрошеного визитера не то со скуки, не то от добросердечия, хотя по лицу его было видно, что особой радости он от этого не ощущает. Васкал не стал испытывать его терпение и выложил сразу все козыри на стол, то есть рассказал, что он бежал из ОТК, где был осужден за использование магии, так и не завершив свои исследования, хотя был как никто близок к результату.

«И какого же результата вы хотели достичь?» – вежливо поддержал беседу городской голова.

«Я почти создал эликсир молодости, – не моргнув соврал Васкал. – К несчастью, результаты моих экспериментов и практически все мои книги забрали приставы, но если бы я имел необходимые средства и некоторое количество времени…»

Ложь упала на плодотворную почву. Адрусим получил все: кабинет и личные покои в доме градоначальника, средства и возможность заниматься магическими изысканиями. Он тут же развел кипучую деятельность, доставал необходимые книги, что-то химичил в своей лаборатории, а отец города радостно платил по счетам и ждал, когда же у него в руках окажется склянка с заветным эликсиром.

Конечно, Васкал и не помышлял тратить время на то, создание чего считал невозможным, но работал на износ. Прикрываясь байками про эликсир, он и в самом деле добывал за счет градоначальника книги и вел исследования, только это были книги и исследования на интересующую его тему. Так прошло несколько лет. За это время Адрусим не на словах, а на деле стал серьезным ученым. Вот только в городе стали откровенно посмеиваться над градоначальником, пригревшим у себя дома шарлатана, он все чаще спрашивал, когда уже будут результаты и все больше сердился. Врать ему становилось все труднее, пришлось бежать.

Васкал загодя раздобыл лошадку и тележку, дождался, когда градоначальник будет в отъезде, погрузил на тележку свою крепко разросшуюся библиотеку и дал деру. Бежать в другой город не имело смысла, скрыться от возмездия на Диком Севере можно было, лишь удрав с Дикого Севера. А удирать отсюда можно было или в ОТК, или на острова. Возвращаться в ОТК Адрусим не собирался, а потому что есть силы гнал свою лошадку к морю. Добравшись до побережья, он остановился в рыбацкой деревушке, удачно сменял лошадь с тележкой на лодку, перегрузил книги и поплыл, не особенно задумываясь о том куда. Главное сейчас было не куда бежать, а откуда. Примерный курс мастер техно-магических наук взял на остров Свалку, где его уж точно вряд ли бы стали искать.

Он почти доплыл до Свалки, но тут ему повезло наткнуться на небольшой островок с маяком. На острове никого не было, маяк оказался заброшен. И, возблагодарив все высшие силы, Адрусим обосновался на острове, устроив там свою новую лабораторию.

– А здесь вы как оказались? – спросил Винни.

– Я же говорил, – охотно отозвался Васкал, – меня привели сюда дела. Но я достал все, что было необходимо, так что сейчас мы возвращаемся домой. Через пару дней дойдем до берега, у меня припрятана лодка. А там уже рукой подать. Чапа хорошо гребет, так что доберемся быстро.

Погода испортилась. Резкий ветер гнал по небу низкие клочковатые тучи. Небо темнело, иногда начинало накрапывать, и казалось, что сейчас польет вовсю, но дождь все никак не начинался.

Адрусим заметно нервничал:

– Быстре, Чапа, быстрее!

Его безмолвный металлический помощник удалился в прибрежные кусты и теперь появился оттуда, волоча за собой небольшую лодку. Лодка оставляла за собой глубокий неровный след на песке. Укутанный в одеяло Винни лежал, привалившись к массивному валуну, и смотрел, как набегающая волна ровняет песок, постепенно стирая борозду от лодки. Зрение его восстановилось практически полностью, речь тоже стала разборчивой, а вот двигаться он по-прежнему не мог, оттого смотреть, как идет вдоль линии прибоя похожий на рыцарский доспех Чапа было особенно больно.

– Отчего такая спешка? – Голос Винни прозвучал блекло, под цвет набегающих волн и низкого неба.

– Тебе ни к чему мокнуть. И нам с Чапой тоже.

Металлический болван подтащил лодку, медленно перевернул ее и опустил на суетливую волну.

– Хорошо, – похвалил Адрусим, – теперь грузи джентльмена, а я придержу лодку.

Это «грузи» резануло ухо, оно прозвучало так, будто Винни был вещью. Но спорить показалось глупо, и он промолчал. Безмолвный железный попутчик подхватил его на руки и легко, словно перышко, опустил на дно лодки.

– Держи!

Металлические пальцы Чапы ухватились за борт, не давая волне утащить суденышко. Адрусим отпустил лодку и лихо запрыгнул к Винни.

– Что ты в нее вцепился, Чапа? Давай на весла! – прикрикнул он на молчаливого спутника.

Чапа отцепился от борта и неуклюже полез в лодку. Закачало. Винни на мгновение показалось, что лодка сейчас перевернется и все закончится. Но металлический болван, несмотря на кажущуюся громоздкость и неповоротливость, легко удержал равновесие. Угнездился на корме, ловко подхватил весла и принялся грести с таким усердием и четкостью, будто только для гребли и был создан.

– Хорошо, – выдохнул Адрусим, и в голосе его послышалось облегчение. – Еще немного, и мы дома.

Море было не спокойно, лодку мотало из стороны в сторону, но Чапа удерживал курс, греб мощно и четко, как не смог бы ни один человек – ни живой, ни мертвый. Небо хмурилось, ветер рвал волосы, бросал в лицо соленые брызги, но дождь все не начинался, будто ждал чего-то.

– Еще немного, и дома, – бормотал Адрусим, придерживая рукой свою широкополую кожаную шляпу.

Создавалось впечатление, что он здорово переживает. И если бы Васкал с беспокойством не косился на него время от времени, Винни подумал бы, что мастер техно-магических наук попросту боится грозы.

Маяк Винни увидел не сразу. Фонарь на нем не горел, и серая блеклая каменная башня сливалась с морем и небом. Остров был скалистым, от высокого берега вперед выступал длинный покривившийся пирс. Нос суденышка ткнулся в опору пирса, возле которой крепилась небольшая лестница. Металлический болван лихо перемахнул на лестницу и, подхватив со дна лодки влажный канат, принялся вязать к опоре.

– Крепче, Чапа, крепче, – командовал Адрусим. – Привяжи ее как следует. Вот так. А теперь бери джентльмена и неси его в лабораторию.

Чапа как всегда покорно, без единого слова поднял Винни, взвалил его на плечо и споро закарабкался вверх по лестнице. Выбравшись на пирс, он проворно зашагал к маяку, не дожидаясь понуканий.

«Безотказный болван», – подумалось Винни. Он болтался на плече Чапы, и его чуть покачивало в такт тяжелым шагам. Маяка он теперь не видел, только море и удаляющийся край пирса, на который выбрался Васкал.

Адрусим придерживал шляпу, ветер рвал полы его кожаного плаща, и в этом чувствовалось что-то тревожное.

«Чего тревожиться? – одернул себя Винни. – Этот человек спас меня и уж точно не сделал мне ничего плохого».

Чапа приостановился, уперся в массивную дверь, та поддалась с натужным скрипом, и Винни внесли в помещение. Здесь и вправду была лаборатория – настоящая мастерская.

Посреди огромного пространства, закручиваясь винтом, убегала вверх лестница. Возле нее стоял необъятный стол, сплошь заваленный какими-то чертежами, инструментами и деталями, но в этом хаосе чувствовалось нечто, что принято называть «рабочим беспорядком».

Чуть поодаль устроился еще один стол – небольшой и на удивление свободный. Вдоль стен тянулись бесконечные стеллажи с книгами и свернутыми в рулоны чертежами, в дальнем углу громоздился шкаф с глухими дверцами, запертыми на крохотный навесной замочек. У стола стояли обтянутые кожей кресла и такой же диван, последний, как и стол, был завален чертежами.

Из-под стола выбралось небольшое, по колено Чапе, металлическое безголовое существо на четырех ногах, потянулось и по-собачьи замотало шнурком с кисточкой, что на манер хвоста свисал сзади.

Безмолвный металлический спутник не обратил на механизм никакого внимания, он пронес Винни через зал лаборатории и водрузил на маленький свободный стол. Перед глазами маячил теперь только потолок и свисающий с него светильник, отчего у Винни возникло ощущение, что стол под ним операционный. Скрипнула входная дверь.

– Не туда, Чапа! – раздался сердитый голос Адрусима. – Рано. Положи его пока на диван.

Снова колыхнулась комната. Железный человек подхватил Винни на руки и понес обратно.

Адрусим был уже тут как тут, смахнул на пол чертежи, освобождая место на диване. Подождал, покуда железный помощник уложит мертвяка, опустился перед Винни на колени, сноровисто оттянул веко и принялся разглядывать зрачок, подсвечивая небольшим фонариком. С другой стороны к Винни с интересом тянулся четвероногий механизм, ставил передние ноги на поручень дивана, вилял шнурком-хвостом и всем своим видом все больше напоминал собаку.

– Уйди, Чапа, – отпихнул четвероногое Адрусим.

– Он тоже – Чапа? – удивился Винни.

– Как и все мои умные машины, – кивнул Адрусим. – Мне так проще.

– И много у вас умных машин?

– Теперь уже порядком, но у них у всех различный уровень развития. Те, что ты видел, самые совершенные. Результаты моих последних экспериментов. Моя гордость. Но это не предел. Я уверен, что могу создать еще более совершенную умную машину. Такую, которая сможет не только понимать и выполнять приказы, но и мыслить сложными категориями, разговаривать. Как живой человек. Для подобного эксперимента у меня есть все необходимые наработки. Недоставало только самой малости.

– Чего же? – Винни почувствовал себя так, будто внутри похолодело, хотя физически это было невозможно.

– Машина не может быть умной сама по себе. Никакая магия не оживит железного болвана. Для создания умной машины нужен мозг. А с этим есть известные трудности. Из живого человека, сам понимаешь, мозг не извлечь. С мертвяками тоже не все просто. Большинство из неживой братии туповато, другие хитры, сильны, агрессивны и не очень настроены жертвовать собой ради науки. Но с тобой мне повезло.

Если бы Винни был жив, у него бы теперь оборвалось сердце и зазвенело в ушах от прилива крови. Но мертвяк мог лишь додумать себе такую реакцию. Спаситель оказался не таким уж бескорыстным. Хотя с чего бы ему, не имея своего интереса, снимать Винни и тащить к себе?

– Вы хотите, чтобы я стал материалом для вашего нового эксперимента? – сипло произнес Винни.

– В точку, дорогой мой. Но мне нужно, чтобы ты этого захотел. Иначе ничего не получится. – Адрусим убрал фонарик и смотрел теперь в глаза Винни как-то удивительно ласково. Ненатурально ласково.

– Я не хочу, – отрезал Винни.

– Понимаю. Я очень хорошо тебя понимаю. Решение не из легких, но… Винни, только я могу вернуть тебе нормальную жизнь.

– Быть железкой – это, по-вашему, жизнь?

Адрусим поднялся на ноги, посмотрел на мертвяка сверху вниз.

– Пошевелись, – велел он.

– Вы же знаете, я не могу, – тихо ответил Винни.

– Почему?

Вопрос прозвучал жестко, и Винни снова ощутил холодок в груди, которого не мог ощущать чисто физически.

– Тело еще не пришло в норму, – попытался объяснить он. – Кроме того ваша умная машина завернула меня в одеяло, это ограничивает мои движения. Спеленатым шевелиться неудобно.

– Чапа, – позвал Адрусим, и в голосе его прозвенели стальные нотки, – убери одеяло.

Раздались тяжелые шаги. Сбоку остановился железный человек. Винни безропотно ждал, когда его вытащат из одеяльного кокона. Да и как бы он смог воспротивиться.

– Хватит, – приказал Адрусим, когда осталось лишь откинуть край одеяла.

Чапа замер. Мастер техно-магических наук смерил взглядом мертвяка, будто бы до последнего колебался, затем решительно взялся за край одеяла и отдернул в сторону.

– Посмотри на себя!

Винни послушно опустил взгляд и впервые после того, как восстановилось зрение, увидел собственное тело. Вернее то, что от него осталось. Плоть его местами истлела, часть склевали птицы. Сквозь гниль кое-где просвечивались кости.

Зрелище было ужасающим. Если бы ему могло стать дурно, непременно стало бы. Винни закрыл глаза.

– Ты не можешь двигаться, потому что твое тело больше непослушно тебе и никогда уже не будет послушно. Плоть истлела, позвоночник перебит, шея сломана, так что ты даже голову толком держать не сможешь. Все, что ты теперь можешь, это лежать и гнить. Я же предлагаю тебе новую жизнь.

– Я не хочу, – тихо повторил Винни.

– Хорошо, я тебя услышал, – тяжело вздохнул Адрусим. – Мы все устали. Вернемся к этому разговору завтра. Утро мудрее вечера. Надо поспать.

– Мне не нужно спать.

– Но мне-то нужно. Спокойной ночи, уважаемый Винни Лупо.

Васкал потушил свет и пошел к лестнице. Поднялись по ступеням и затихли где-то наверху его шаги. В лаборатории стало темно и тихо. Винни лежал не шевелясь, не открывая глаз, потому как смотреть на собственные истерзанные останки было горько и тошно. Почему он до сих пор не умер?

– Чапа, – позвал он в темноту.

Где-то рядом послышался тихий лязг, будто пошевелились доспехи.

– Убей меня, – попросил Винни. – Размозжи мне голову, ты же можешь.

На этот раз ответом была лишь тишина.

– Не можешь, – тихо проговорил Винни. – Только приказы хозяина своего выполнять и умеешь, болван железный. А раньше, небось, тоже был человеком.

В темноте снова лязгнуло. Тихо и печально. Винни поймал себя вдруг на мысли, что теперь, наверное, снова не знает, что же такое – быть человеком.

За стеной раздался грохот, какой бывает, когда над самой головой небо рассекает молния, а потом послышался плотный дробный перестук капель. Наконец полил дождь.

– Это здесь, госпожа.

Ионея откинула капюшон и посмотрела на замызганную дверь. Дом, к которому ее сопроводила личная охрана, не выглядел местом, где может жить скандально известный журналист. Он скорее напоминал дешевую ночлежку: обшарпанный, с потрескавшимися стенами, давно требующими ремонта, с окнами, грязными настолько, что последний раз их мыли, должно быть, сразу после постройки.

– Подождите меня.

– Вы уверены, что хотите пойти туда одна, госпожа? – осторожно спросил начальник охраны. – Это может быть небезопасно.

– Я уверена, капитан, – отрезала Ионея. – Если возникнет необходимость, я позову вас. И поставьте людей покрепче под его окнами. Господин О’Гира быстро бегает.

Начальник охраны сделал едва уловимое движение, и двое парней молча удалились за угол под окна журналиста. Ионея взялась за ручку, потянула на себя. Дверь поддалась с неприятным скрипом.

– По лестнице и направо, – догнал ее голос капитана.

Дверь в апартаменты журналиста оказалась незаперта. Ионея постучала, отдавая дань вежливости, и, не дожидаясь ответа, вошла внутрь. Здесь было сильно чище и богаче, чем на лестнице. Мебель стояла дорогая, ткань, что пошла на занавески, тоже выглядела не дешевой, при этом в комнатах царил бардак.

Хозяин обнаружился в спальне. Он лежал на большой, покрытой шелковым покрывалом, кровати, в обнимку с подушкой, и похрапывал. Рядом с кроватью стояла пара пустых бутылок. Еще одна, почти допитая возвышалась на откинутой столешнице секретера. Рядом с секретером валялся стул, на столешнице лежала бумага, исписанная не сильно трезвым человеком.

Ионея прошла к секретеру, подняла стул и села. Взяла последнюю недописанную страницу, пробежалась глазами по тексту:

«Знаете, каково это возненавидеть свою работу? Конечно, не знаете. Откуда вам это знать, вы-то свою никогда и не любили…

…вы ходите на ненавистную службу. Приходите туда утром уставшими, думаете не о работе, а о перерыве. В понедельник вы приходите с мыслью о выходных, выйдя из отпуска, начинаете считать дни до следующего…

… Я пишу всю эту ерундень, чтобы не разучиться складывать буквы в слова и слова в предложения. Чтобы раздразнить вас, идиотов, или хотя бы для того, чтобы раззадорить самого себя. Я пишу это, потому что по сравнению с сегодняшней правдой все остальные темы скучны и никчемны. Но долбаную правду, которую знаю я, вам, дебилам, не расскажешь…»

Ионея усмехнулась и отложила листок. Санчес всхрапнул и перевернулся на другой бок.

– Доброе утро, господин О’Гира, – поздоровалась правительница настолько громко, что могла бы разбудить и мертвого, если бы журналист вдруг по какой-то причине умер. Впрочем, для преждевременной кончины, судя по сивушному запаху и пустым бутылкам, причина могла быть только одна.

Санчес зашевелился, приоткрыл глаза, увидел нежданную гостью и даже проснулся, приподнялся на локте, но тут же повалился навзничь и со стоном схватился за голову.

– Просыпайтесь, господин журналист, – без толики жалости потребовала Ионея.

– Как вы здесь оказались? – пробормотал Санчес. – Что вам нужно? Оставьте меня. Я болен.

– Болезнь ваша мне известна, – кивнула на бутылку Ионея. – Поднимайтесь, или я приглашу охрану, и вам помогут.

Упоминание охраны сработало. Второй раз просить Санчеса не пришлось, он хоть и с трудом сел на кровати и обвел мутными глазами комнату. Взгляд О’Гиры остановился на недопитой бутылке и даже, кажется, немного просветлел от такого зрелища. Журналист, кряхтя, поднялся на ноги, пошатываясь и придерживаясь за мебель и стены, добрался до стола и сгреб бутылку. Откупорил и безо всякого стеснения припал к горлышку. Ионея с легким налетом брезгливости смотрела, как дергается кадык журналиста. Санчес сделал несколько глотков и вернулся с бутылкой на кровать. Впрочем, ложиться не стал – сел, икнул и поглядел на правительницу:

– И какого духа вам здесь надо?

– Не увидела вашей заметки в «Огнях Вероллы» и решила справиться о вашем здоровье, – поддержала ернический тон Ионея.

– Спасибо. Здоровье паршивое, – журналист поболтал остатками, что плескались в бутылке, – но сейчас допью лекарство и поотпустит. Тогда, наверное, сяду за работу, – он улыбнулся нарочито противно, – чтоб моей госпоже было чем развлечь себя под завтрак.

– Я уже развлеклась. – Ионея взяла со стола заметку, накорябанную нетрезвой рукой, процитировала: – «Завтра будет болеть голова. И на первой полосе будет уныло, потому что там не будет меня. Идите к духам, развлекайте себя сами. Ваш Санчес в депрессии, скучные вы уроды!» Думаете, это опубликуют?

О’Гира поглядел на нее недобро, одним глотком влил в себя все, что оставалось в бутылке и, снова подойдя к секретеру, бесцеремонно выхватил из рук правительницы страничку с текстом.

– Я был не в настроении. Вы разрушили мой хрупкий внутренний мир. Раньше все казалось простым и понятным, я знал, с кем и за что бьюсь. А теперь я даже рот открыть не могу, потому что той правдой, которую вы на меня вывалили, можно не просто сделать хуже, а вообще весь мир разметать до основания. Теперь я пью. Но вам этого мало, вы пришли меня добить? Чего вам понадобилось?

– Меня предали, – просто сказала Ионея.

– Не удивлен. – Санчес полазал по ящикам секретера, выудил из одного из них бутылку.

– Меня предали все.

– А вы чего хотели? – Бутылка оказалась пуста, и журналист с сожалением бросил ее обратно в ящик. – Вы предали их ожидания. Они предали вас.

– А вы?

– Что я? Чтобы вас предать, мне сперва нужно стать вашим человеком. А я сам по себе. – О’Гира пристально поглядел на правительницу. – Или вы явились, чтобы убедить меня в обратном?

Ионея говорила с ним больше часа и была предельно откровенной. С этим человеком не стоит играть, если хочешь добиться от него чего-то, его надо заинтересовывать – это правительница поняла уже давно. А он ей теперь нужен был как воздух. В любом качестве.

Санчес слушал. Сперва мрачно из-за того, что терзался похмельем, затем еще более мрачно от того, что услышал. Хотя известие о бегстве лорда Бруно его отчего-то развеселило и тут уж правительнице пришлось сдерживаться, потому как ее это дезертирство доводило до белого каления с той самой поры, как ей о нем доложили. И уж смешного в этом она точно ничего не видела.

– Я испытываю недостаток в верных людях, – подвела итог своей долгой речи магесса.

– Да полно, – отмахнулся О’Гира. – Вот только там под окнами и у входа наверняка сейчас дежурит с десяток мордоворотов, готовых ради вас на все.

– Я испытываю недостаток в умных, деятельных людях, которые не переметнулись бы при первой возможности, – поправилась Ионея. – Поэтому пришла к вам.

– Зря, – ухмыльнулся журналист. За время беседы его поотпустило, из взгляда ушла алкогольная муть, в глазах появилась живость, а кроме того, вернулась язвительность. – Из меня выйдет паршивая собака, я не умею служить. И вообще, с какой стати мне вам служить?

– Давайте определимся в главном: я не прошу вас о службе, не покупаю и не обманываю. Я говорю с вами искренне и надеюсь на сотрудничество.

– Хотите сотрудничества? Пошлите одного из своих балбесов за бутылкой бурбона. Они знают, где и какой марки я покупаю. Они же за мной следили? Или там под окном другие?

– За вами следили для вашей же безопасности, – не стала спорить Ионея.

– Ладно хоть не отрицаете, – ухмыльнулся О’Гира. – Так как насчет бутылочки?

– Никак, вы нужны мне трезвым. Мне нужен совет, возможно помощь. Мне нужен ваш сторонний взгляд на ситуацию. Мне нужен ваш острый ум.

– Даже если этот ум с вами не согласен?

– Мне не нужно, чтобы со мной соглашались, а потом сбегали. Спорьте ради духов. Мне нужна сторонняя точка зрения. Но не от толпы на улице и не от смотрящих в рот идиотов, а от человека мыслящего.

Санчес посмотрел на нее внимательно, кажется, журналиста удалось зацепить за живое. Он прошелся по комнате, заложив руки за спину, встал у окна и принялся раскачиваться с пятки на мысок.

– Итак, резюмирую. Долгие годы мы существовали как буферная зона между магами и конструкторами, которые о чем-то там между собой договорились. Они не совались в наши дела, пока держался баланс. Наши власти, даже если что-то об этом и знали, держали нас в неведении, и мы прекрасно существовали в таком состоянии, покуда вы со своими приспешниками не решили затеять свою лазурную революцию, за что вам отдельная благодарность.

Журналист красноречиво посмотрел на нее и гаденько ухмыльнулся. Ионея пропустила издевку мимо ушей.

– Хорошо. Едем дальше. Вашими стараниями баланс нарушился в сторону первомагов, и те оживились, решив, что настало их время. С другой стороны закономерно напряглись конструкторы и решили взять реванш. В связи с этим ОТК уже теряет территории, чего не случалось много веков. Очень хорошо.

– Не стоит обвинять меня во всех смертных грехах, господин журналист, – не сдержалась правительница.

Санчес снова ухмыльнулся, будто только и ждал ответа на подначку. Ионея стиснула зубы. Не будь он ей нужен, он бы сейчас не улыбался. Стоит только позвать сюда начальника охраны и из великолепного Санчеса О’Гиры сделают великолепную отбивную, даже крякнуть не успеет. Она глубоко вдохнула и выдохнула.

– Помимо баланса магии и технологии на территориях буферной зоны паритет между первомагами и конструкторами держался еще на магических книгах, разделенных на две части. Всего книг было семь, но одна очень удачно потерялась, так что шесть прекрасно поделилось пополам. И когда вы своей ревучей и кипучей энергией развалили хрупкое равновесие на территориях ОТК, нашлась седьмая книга, обладание которой сделает одну из сторон конфликта безусловно сильнее, а другую безусловно сговорчивее, если, конечно, кто-то захочет договариваться. При этом книга обнаружилась потому, что какой-то мальчишка-недоучка провел по ней небольшой обряд, имевший нехилые последствия, так что можно себе представить, какой катаклизм нас ждет в случае, если солидный маг выберет из книги обряд посерьезнее. Но все эти последствия мало беспокоят конструкторов и первомагов, их волнует только сохранение баланса.

– Нет, – покачала головой Ионея. – Их волнует возможность перетянуть на себя одеяло, тем более что нарушенный баланс и появление седьмой книги этому весьма способствуют.

– Это они вам сказали?

– Это я вам говорю, – недовольно отмахнулась Ионея. – Я бы на месте каждого из них воспользовалась бы ситуацией.

– Спасибо за откровенность, – улыбнулся Санчес. – Вот сейчас я вам верю. А вы в сухом остатке растеряли всех сторонников, находитесь между молотом и наковальней, не видите выхода и пришли за советом к борзописцу-алкоголику. Вам не позавидуешь.

– Перестаньте ерничать, – поморщилась правительница. – Я пришла не для того, чтобы битый час слушать ваши издевки.

– Тогда нам стоит съездить в тюрьму.

– Куда? – растерялась от такого перехода Ионея.

Санчес улыбался, и правительница снова озлилась на себя за несдержанность.

– В тюрьму, где держат смертников и готовящихся к высылке, – упивался своим положением О’Гира.

– Может быть, объясните? – процедила магесса сердито.

– Охотно, – легко согласился журналист. – Если у вас нет сил для сопротивления, найдите способы для манипуляции. Вам нужно то, чем можно шантажировать противников. А чем можно их шантажировать?

– Хотите сказать, что мне нужно найти седьмую книгу? Думаете, ее не ищут? Я была знакома с мальчишкой, в руки которого она попала. Его сослали на острова, но книги у него не было. А его приятель, который мог перехватить книгу, пропал где-то на Диком Севере.

Санчес смотрел на нее умильно, как взрослый смотрит на ребенка, несущего милую чушь.

– Интересно, как вы взяли власть с таким наивным подходом к делу? – ядовито поинтересовался он. – Вы узко мыслите. Не надо гоняться за одной книгой, надо получить в свои руки три. Вы приверженка магии? Отлично, заберите те книги, что хранятся у конструкторов.

– Как?.. – оторопела правительница.

– То, что вам не принадлежит, можно отобрать у слабого или выкрасть у сильного. Духи всесильные! Такие хитросплетения я должен объяснять политику? Украдите.

Ионея смотрела на журналиста и думала, что приходить сюда и откровенничать с этим человеком было ошибкой, потому как борзописец явно не в себе.

– Вы с ума сошли? – спросила она. – Никто не знает толком, где искать этих конструкторов, где искать книги. Да даже если бы знали, кто решится на такое безумие.

– Где искать конструкторов, знают наши западные друзья. У них союз с конструкторами. Где находятся книги, знают конструкторы. А с тем, кто на это решится, еще проще. Это тот, кто устал сидеть взаперти. И я знаю такого человека. Так что, мы прогуляемся до тюрьмы? Или я пойду за бурбоном?

– А не далеко ли ты, дедуля, от Витано поселился? – поинтересовался Винсент и подмигнул спутникам.

– В самый раз, – отозвался старик. – Я в этом вечном городе всю жизнь прожил. Детей, внуков вырастил, старуху свою схоронил. И все среди домов этих, небо скребущих, за которыми солнца днем не видать. Так глаза б мои того Витано не видели. А здесь простор. Там ночью под ноги сплюнешь, кому-нибудь на ботинок попадешь, а здесь «ау!» кричать можно, не докричишься.

– Это ты потому через лес один идти побоялся? – снова поддел рыжий.

Старик приостановился, посмотрел на Винсента с прищуром.

– Что смотришь, дедуля? Нравлюсь?

– Говорливый больно, – покачал головой дед и пошел дальше.

Старика они повстречали на опушке леса. Дед сам навязался в попутчики, рассказав, что живет по ту сторону лесочка, домой возвращается с дальнего базара, а одному через лес идти боязно, так как люди и нелюди здесь всякие шляются. Старик шаркал небыстро и сильно их тормозил, с другой стороны, они не очень-то торопились, потому сговорились баш на баш. Они берут деда с собой, ведут его до дома через лесочек, а тот пускает их на постой на день-другой.

Старик был невысок, сухощав с проницательными глазками и клочковатой бородой. Звали его Рангай. Только вот «лесочек» в понимании Рангая оказался понятием весьма растяжимым, шли они уже несколько часов, а деревья не редели, только становились гуще.

«А вдруг как дед сам бандит, – невольно подумалось Пантору, – заведет в чащу, а там головотяпы. И хорошо еще если просто разуют до исподнего, а то ведь могут и по темени дать».

Пантор невольно поежился и украдкой свел пальцы, будто проверяя, не оставила ли его магическая сила. Кончики пальцев привычно закололо, словно на них зарождалась крохотная шаровая молния, и ученик мага поспешно убрал руку в карман.

– Тут разное бывает, – снова заговорил Рангай. – В деревнях-то какой-никакой порядок, а в лесу и разбой случается и вообще всякое. В прежние времена такого не было. Пока Витано сам по себе стоял, в нем порядок был. Спокой и безопасность.

– Так чего ж ты из Витано сбежал? – не приминул уличить Винсент. – Если там так хорошо было, там бы и сидел.

Старик снова скосил глаза на рыжего:

– Я бы и сидел, кабы там порядок был. А его ж теперь нигде нету. Смерти я не боюсь, мне один хрен помирать скоро. Так лучше я на просторе поживу, глаз широтой видов порадую, пока не помер. Э, да что я с тобой говорю. Это вот он меня понимает. – Старик кивнул на шагающего впереди Орландо. – А ты – балаболка пустая.

Пантор тихонько ухмыльнулся, глядя на то, как скривился рыжий приятель.

– Чего это ты взял, старая борода, что он тебя понимает?

– Он умнее выглядит, – поделился наблюдением Рангай. – Молчит. А ты трещишь без умолку, пустобрешина.

– Откуда тебе знать, – парировал Винсент, – он мертвяк, может, у него мозги скисли, вот он и молчит.

Орландо недобро скосился на рыжего, хмыкнул.

– Это у тебя мозги скисли, – приложил старик, – вот ты и мелешь невесть чего.

Он остановился, указал рукой куда-то в сторону.

– Вон тама, говорят, одного такого наказали. Тоже трындел много и не того, что надо. Так его поймали и повесили.

– Прям живого за шею? – усмехнулся Винсент страшной байке.

– Прямо мертвого за ноги. Глаза, говорят, завязали, рот заткнули.

– Зачем? – не понял внимательно слушавший историю Пантор.

– Как зачем? Чтоб висел, ничего не видя и ничего не чувствуя, и думал, что стоит про правителя говорить, а чего не стоит. И всяким прочим, которые мимо проезжают в назидание. Для ума. Умные не болтают, они рот открывают редко и по делу.

Последняя фраза была адресована персонально Винсенту, но тот уже оправился от сиюминутной растерянности и снова куражился в обычной своей манере.

– Что ж его никто не снимет?

– А кому надо связываться? Это ж вроде как наказание по закону.

– Нет такого закона, чтобы мертвяков вешать, – тихо обмолвился Орландо.

– Да теперь разве ж разберешь, какой закон есть, а какого нету? – горестно вздохнул Рангай.

– Ты сам-то его видел? – не унимался Винсент.

– Сам не видел, слышал только. Бывало, идешь через лес, а он, бедолага, стонет с подвыванием.

Винсент демонстративно прислушался. Лес шумел листвой, щебетали птицы, пищала мошкара, что-то жужжало и шебуршалось в траве, но никаких пугающих подвываний слышно не было.

– Бывало, выпьешь сверх меры, идешь, и тоже что-то завывает, – поведал он глубокомысленно. – Сейчас не так, сейчас только в животе урчит.

– Тьфу ты! Пустобрешина и есть, – с досады плюнул под ноги Рангай. – Не веришь, сходи да посмотри. Там он! Шагов сотни за две, а может за три. Так люди говорят. Человек из самого Витано приезжал, от правителя, чтоб его лично повесить. А может, и сам правитель.

Пантор посмотрел на старика. Слова Рангая насторожили. Лорд Мессер не мог кого-то повесить. И отдать такого приказа тоже не мог.

– Слыхал, Пантей, твой друг лорд еще и мертвяков развешивает, – подлил масла в огонь Винсент. – А ты говорил, что он человек добрый.

Пантор развернулся и зашагал, куда указал старик.

– Эй, ты куда? – окликнул рыжий.

Но ученик мага не отозвался.

– Вот дурной, – буркнул Винсент под нос и побежал за приятелем.

Спины обоих скрылись в гуще леса. О том, что минуту назад на лесной дороге было четверо, напоминали теперь лишь покачивающиеся ветви, да легкий треск сучьев под ногами приятелей.

– Скажи, Рангай, а что люди говорят, как звали того повешенного? – задумчиво глядя им вслед, спросил Орландо.

– Пантей! Куда ты ломишься?! Да погоди ж ты!

Пантор пер через кусты, будто стая перепуганных кабанов. Внутри клокотало: сколько можно подозревать неведомо в чем лорда Мессера? Сговорились они все, что ли? И Орландо, и Винсент. А теперь еще этот старик. Ясно же, что маг не мог, не мог такого сделать, такого приказать. Не мог! И вместе с этой злостью где-то в глубине души шевелилось страшненькое предательское: «Или мог?» От этой мысли Пантор злился еще больше. На Орландо, на Винсента, на старика, на себя. И еще яростнее пер через кусты в направлении, какое указал Рангай.

– Да погоди ты! – нагнал и схватил за руку рыжий.

Пантор поглядел на приятеля.

– Куда тебя несет?

– Я хочу найти этого никем невидимого повешенного. И если он на самом деле существует, я отвяжу его и спрошу, кто и за что его повесил, чтобы раз и навсегда закончить этот разговор.

– А если старик прав и этого бедолагу повесили по приказу твоего лорда? – как-то очень искренне спросил рыжий. Настолько искренне, что злиться на него стало невозможно.

– Вы не знаете лорда Мессера, – тихо произнес Пантор.

– А ты его знаешь? – Рыжий смотрел без издевки и говорил непривычно мягко. – Со временем люди меняются, Пантор.

Едва ли не впервые правильно произнесенное имя резануло по ушам. Пантор не ответил, развернулся и снова зашагал сквозь кусты, но уже не так стремительно.

– Эй! Есть кто живой? Или неживой? Откликнитесь! Ау! – заорал ученик мага.

Он ходил и кричал. Звал еще и еще. Ответа не было.

Винсент смирился и лишь молча шел следом. Деревьев в лесу было много, повешенных ни одного. И не было слышно ни единого звука, какой могло бы издать разумное существо с заткнутым ртом, подвешенное за ноги.

Деревья расступились вдруг. Поляну заливал мягкий свет клонящегося к закату солнца. Посреди поляны возвышалось одинокое раскидистое дерево, трепетали красиво подсвеченные золотом солнца листья. Пантор почувствовал, что устал, выдохся. Он сел под деревом на траву и привалился спиной к крепкому массивному стволу. Винсент опустился на корточки рядом.

– На таком дереве вполне могли бы кого-то вздернуть, – прикинул он.

– Как видишь, на нем никто не висит. – Пантор устало закрыл глаза.

– Выходит, люди врут, – нарочито бодро сказал Винсент и добавил, обращаясь к вышедшему на поляну Рангаю: – Верно я говорю, старый ты сплетник?

К деревушке они вышли, когда совсем стемнело. Дом Рангая стоял на окраине. Крепкий, сложенный на века. К чему такой основательный дом был нужен ветхому старику, семья которого осталась в далеком Витано и переезжать оттуда не собиралась?

– Мой дом – моя крепость, – объяснил старик, словно прочитав мысли Пантора. – А то ведь тут всякие бродют.

– Некоторых даже за ноги подвешивают, – не удержался от подначки Винсент.

– Балаболка, – фыркнул старик и посмотрел на Пантора и Орландо. – Слушайте-ка, у себя смогу двоих поселить, больше места нет. Но там, через два дома Фрунька с сыном живет. Договорюсь, одного она приютит.

– А Фрунька это кто? – оживился Винсент.

– Вдова, – пожевал губу старик.

– Мертвая? – уточнил Винсент.

– Тьфу на тебя, пустобрех! – снова осерчал Рангай. – Живая, хвала духам. У нас в деревне мертвяков нет.

Старик осекся и поглядел на Орландо, словно извиняясь, но мертвяк сделал вид, что ничего не слышал.

– К живой вдове лучше поселить меня, – нарушил неловкое молчание Винсент.

Старик нахмурился:

– Смотри мне. Обидишь Фруньку, я тебе голову отверну. А он поможет, – кивнул Рангай на Орландо, вовремя сообразив, что угроза прозвучала не слишком пугающе.

– Спокойно, дедуля, еще ни одна вдова не оставалась после меня обиженной, – заверил рыжий.

Внутри дом Рангая соответствовал внешнему облику. Во всем здесь чувствовалась основательность и аккуратность. Старик оказался радушным хозяином, постелил свежую постель, накормил ужином и долго сокрушался о том, что ужин вышел скудным. Но, несмотря на гостеприимство и такую трогательную заботу, спал Пантор плохо. Ему не давала покоя история про повешенного. И хотя все это было лишь сплетней, никакого мертвяка, подвешенного за ноги, они не нашли, но неприятный осадок остался. Как сказал Винсент, растекаясь в своей вечной ухмылке: «Дыма без огня не бывает».

Пантор гнал от себя гадкие мысли, пытался призвать на помощь здравый смысл, а он подсказывал, что даже если история про повешенного возникла не на пустом месте, то совершенно не обязательно к этому имеет отношение Мессер. Более того, нелепо переживать из-за домыслов, возникших вокруг чужой придумки, не подтвержденной никакими фактами. Но что-то внутри ставило под сомнение голос разума, и гнусные мысли возвращались снова и снова.

Встал Пантор рано, но, как оказалось, последним. Орландо и старик уже сидели за столом, ели и вели беседу. Вернее сказать, поглощал пищу и говорил Рангай, а мертвяк слушал молча и внимательно. Заметив Пантора, старик позабыл, о чем говорил, и воодушевился:

– Доброго утра, юноша. Садись, будем завтракать. Завтрак – самая важная еда.

Пантор не стал сопротивляться. Пока ел, успел выяснить, где находится дом Фруньки, в котором заночевал Винсент, и где в деревне можно запастись провиантом на несколько дней пути.

В дверь вдовы они постучали спустя полтора часа, решив все насущные проблемы и готовые отправляться в путь. Впрочем, готовность оказалась преждевременной. Рыжий сидел за столом в одних штанах и вкусно со смаком насыщался. На столе перед Винсентом щедрой хозяйской рукой было расставлено с десяток тарелок и плошек, а Фрунька – миловидная женщина – суетилась вокруг него, как суетится послушная жена вокруг обожаемого мужа.

– О! – обрадовался Винсент появлению спутников. – Скучали без меня?

– Безумно, – без особенной радости отозвался Орландо.

– А ты еще не готов?

– А куда торопиться? – не понял рыжий. – И потом, я же должен позавтракать.

– Спать надо было меньше, – проворчал Пантор. – Кто рано встает…

– Тот первым устает, – закончил за него Винсент. – Не маячь и не порть аппетит, Пантей. Лучше составь компанию.

– Садитесь, покушайте, – засуетилась Фрунька.

– Спасибо, мы уже позавтракали, – поблагодарил Пантор, но к столу сел. Это было ошибкой, потому как отказаться от завтрака после этого стало невозможно, вдова вцепилась в гостя мертвой хваткой, и пришлось завтракать второй раз, причем плотнее, чем первый.

Рыжий смотрел на тщетные попытки Пантора вежливо отказаться от еды с усмешкой. При этом вид он имел весьма довольный, как кот, натрескавшийся сметаны. Фрунька порхала вокруг стола, умудряясь одновременно быть везде, подставлять плошки, подливать и подкладывать. На Винсента она кидала ласковые взгляды, и было в них что-то такое, что отличает счастливую женщину, получившую то, чего у нее давно не было.

«Когда он все успевает? – подумал Пантор. – Явно ведь полночи не спал, при этом выглядит куда более выспавшимся».

– А ваш сын? – поинтересовался Пантор, когда понял, что надо переключить внимание хозяйки на кого-то еще, иначе он лопнет. – Он уже позавтракал?

– Марек теперь дома не завтракает, – резко опечалилась хозяйка. – Он добровольцем записался, две недели в гарнизоне живет. Кто только придумал эти добровольческие войска?

– Известно кто. – Винсент с издевкой посмотрел на ученика мага. – Тот, кто сидит в Витано.

– И зачем? – не успокаивалась вдова. – Неужто правда война будет? Жили спокойно, и на тебе напасть. Еще и мальчишек в армию эту принимают, не жалеют. Ведь поубивают же. Брали б уж тогда мертвяков.

– А мертвяков не жалко? – подал голос Орландо, молчавший с того времени, как они переступили порог хлебосольного вдовушкиного дома.

– А чего их жалеть? – искренне удивилась Фрунька. – Они все бандиты.

В садах, что расположились на крышах великого города Витано, давно царило запустение. Это прежде здесь зеленел каждый клочок земли, несмотря на трудность как содержания самих садов, так и поддержания в рабочем состоянии оросительных и прочих систем. Теперь в таком трудоемком процессе не было никакого смысла, город перестал расти вверх, зарываться в землю, он разметался во все стороны с размахом распрямившейся пружины, которую долго держали в плотно сжатом состоянии.

Сады и огороды на крышах чахли без ухода, но только не этот. Сад на крыше своей башни Мессер сохранил и поддерживал в идеальном состоянии. Вернее, занимался этим многочисленный штат садовников, не особенно понимая, кому и зачем нужно то, чем они занимаются, и считая свою работу данью легкому чудачеству лорда правителя. А Мессер любил сад на крыше. Любил бывать здесь, любил стоять на краю над городом и наблюдать за мельтешением человеческих жизней там, внизу, словно он был великим духом, наблюдающим за подлунным миром из своих небесных чертогов.

Каждый из копошащихся внизу человечков казался бесполезной букашкой и не имел никакого значения, как и его судьба, и его мелкие проблемы. Но все вместе они наполнялись смыслом, они составляли жизнь, которую он как правитель должен был поддержать. Поддержать и сохранить любыми средствами. И если для сохранения этой жизни нужно придумать внешнего врага и убить каких-то чужих еще менее значимых человечков, то пусть так и будет.

Сзади раздалось деликатное покашливание. Мессер оглянулся и мысленно, а иначе он и не умел, улыбнулся. Позади стоял мрачный Деррек. Мрачность была теперь вечной спутницей вампира. После того, как ушла Нана, после того, что случилось с Винни, Мессер ни разу не видел на лице соратника никакого иного выражения кроме этой упаднической маски. За все, что происходит в жизни, нужно платить. И каждый платит свою цену за любое решение. Деррек мог не согласиться с Мессером, с его методами, как не согласился с ним Винни, мог уйти, вместо этого решил сохранить верность лорду и народу Витано, расплатившись за преданность своей улыбкой.

– Эти деревья плодоносят два раза в год, – произнес Мессер. – Забавно. Через месяц можно будет собирать урожай, а еще через четыре они снова зацветут. Но уже в другом мире. Более свободном, более спокойном.

– Полагаешь, твой ученик управится за полгода? – усомнился Деррек.

– Честно говоря, о Панторе я стараюсь сейчас не думать вовсе, – признался Мессер. – У него слишком сложная и непредсказуемая в исполнении задача. Но, полагаю, за полгода мы дойдем до побережья и возьмем под контроль весь остров.

Вампир едва заметно ссутулился, в фигуре его будто что-то надломилось.

– Разве ты не станешь ждать возвращения Пантора?

– Зачем? – искренне удивился лорд.

– Чтобы избежать войны, – совсем наивно произнес Деррек, но, кажется, сам услышал эту наивность и осекся.

– Войны не избежать. – Мессер поглядел вниз на крохотных торопливо перемещающихся человечков. – Когда у тебя рядом два муравейника с черными и красными муравьями, нужно нашествие тли, чтобы отвлечь муравьев друг от друга и избежать истребления.

Он кивнул вниз за край крыши:

– Мы собрали их слишком много в одном месте. Они объединены идеей, горят ею, но им некуда приложить силу, потому они снова начинают сталкиваться друг с другом. Им нельзя больше рассказывать про тлю, им надо дать эту тлю, пока они не истребили друг друга.