Этот учебный год для Ветки начался наперекосяк. Из-за семейных проблем пришлось задержаться дома на пару недель – соответственно, к началу занятий в университете она не успела. Но не это волновало Ветку больше всего: в конце концов, есть Иришка, которая предупредит куратора. А вот то, что поселиться вместе с Иркой в одной комнате не удастся – это проблема. Более того: перед тем, как пойти на занятия, Ветка сразу зашла к распорядителю по общежитиям. Как выяснилось, только лишь для того, чтобы услышать неутешительные новости: все хорошие места в ближайших общежитиях уже заняты, остались лишь несколько на разных концах города, по окраинам. Вставать в несусветную рань и добираться на пары через весь город Ветке совершенно не хотелось. Что ж, видимо, придётся купить газету с объявлениями и вместо лекции по истории искать себе съёмную квартиру. Понятно, что это выйдет дороже, но такой вариант Ветка предвидела и с матерью обсуждала. Та вздыхала, но особо не противилась; просила лишь рассмотреть его в самом крайнем случае. Мрачная как туча, Ветка оставила свою сумку с вещами на вахте и отправилась на пары, надеясь, что в течение дня сможет утрясти свои проблемы и что ночевать сегодня на улице ей не придётся.
Перед дверями аудитории она почти столкнулась с куратором. Надо же, сейчас как раз её лекция…
– Здрасьте, Тамара Леонидовна, – Ветка слегка улыбнулась, а внутренне вся собралась, готовая выслушать нотации.
– Опаздываешь, Гафарова, – преподавательница поправила очки на носу, но голос уже в следующий миг растерял всю строгость, сменившись участием: – Всё нормально, решила свои дела? Ирина сказала, у тебя проблемы дома…
– Да, спасибо, всё хорошо.
– Ну смотри, не пропускай больше без причины. Я к преподавателям в этот раз бегать не буду!
– Не-не, Тамара Леонидовна, я не планирую! – заявила Ветка уже почти весело, входя в аудиторию и ища подругу глазами.
Иришка на появление Ветки отреагировала бурным восторгом. Они дружили ещё со школы, в прошлом году вместе поступили в университет на исторический факультет и уехали из родного города. Как попугаи-неразлучники, они везде появлялись только вдвоём: вместе сидели на парах, жили в одной комнате в общежитии, ходили в клубы и в гости к друзьям. А теперь вот, будто назло, Ветке предстоит приспосабливаться жить без Ирки. Всеми своими переживаниями она торопилась поделиться с подругой, но та как будто и не очень её слушала, поглощённая более интересными событиями студенческой жизни.
– Глянь, – Ирка толкнула Ветку локтем в бок, – какой нам интересный экземпляр в группу подкинули!
Сказанное относилось к парню, который сидел чуть в стороне от всех, ближе к последним рядам. Сегодня и Ветка с Иркой превратились в обитателей «галёрки», поэтому вертеть головой, разглядывая новенького, не приходилось.
– Перевёлся к нам откуда-то с другого филиала, – шептала Ирка. – Чудик такой, что мама не горюй! Ни с кем особо не общается, сидит один как сыч. Кое-кто из наших попытался к нему подкатить. Ну, так, ради интереса. Танюха рассказывала, он её таким взглядом окинул, будто ведро воды холодной вылил на голову. Хотя я её тоже не понимаю: ну что за мания на всех новых мужиков кидаться? В общем-то, мы решили, что нам его внимание тоже не очень-то нужно. Хочет сидеть один – дело хозяйское. Развлечение у него тоже на грани фантастики: вечно что-то рисует у себя в блокноте. Мне кажется, он факультет перепутал. Или даже вуз. Шёл бы в художку да рисовал там себе с утра до ночи!
– Что хоть рисует-то? – проявила Ветка вялый интерес.
– А фиг его знает! – Ирка пожала плечами. – Явно что-то разноцветное, карандашей у него вагон, всех оттенков радуги. Историк, тоже мне… Наверняка предки его сюда пропихнули, судя по его ФИО! Вениамин Борисович Вайнштейн – как тебе?
– Да у него и вид вполне себе соответствует таким паспортным данным, – кивнула Ветка.
Парень будто бы уловил шестым чувством, что речь ведётся о нём, оторвался от своих занятий и окинул взглядом аудиторию. Ветка отметила, что выглядит он вполне нормально, не заумным ботаном, а стильные очки в узкой оправе ему даже идут и придают шарм. «В конце концов, определение „еврейский мальчик“ – по большому счёту, уже просто стереотип», – решила она.
В своё время она тоже отвоёвывала своё право на индивидуальность, столкнувшись с чем-то подобным. Отец Ветки был татарином. Именно от него ей достались чёрные густые волосы, яркая внешность девушки-метиса от смешанного брака и фамилия Гафарова. Не то, чтобы это сильно мешало; в детстве Ветка вообще не слышала в свой адрес ничего, кроме «ой, какая у вас хорошенькая дочка!» По мере взросления участились вопросы из серии «ты что, нерусская?» Вначале Ветка научилась огрызаться, благо накручивать себя на негатив, связанный с отцом, стало совсем несложно. Она училась в девятом классе, когда он ушёл из семьи, связавшись с молодой любовницей. Ну, это мать так говорила, сама Ветка в подробности не вникала. Ей хватало и того, что почти каждый вечер она становилась свидетельницей отвратительных сцен, когда Ильдар Гафаров (отцом называть его даже мысленно Ветка себе запретила) вламывался в квартиру, орал на мать, требовал раздела имущества, угрожал судами… Ветка закрывалась в своей комнате и пыталась заглушить их крики музыкой в наушниках, а в душе в это время копился и рос чёрный комок ненависти и протеста. Не хотелось иметь с отцом ничего общего; Ветка клялась себе, что обязательно возьмёт в будущем фамилию матери, а волосы перекрасит в какой угодно цвет, хоть в зелёный. С нестандартным разрезом глаз и смугловатой кожей бороться было бесполезно, она это понимала, и поэтому просто смирилась. Пока шёл тяжёлый бракоразводный процесс с бесконечными судами, матери было не до неё. В свои шестнадцать лет Ветка оказалась предоставленной самой себе. Полная свобода действий, негатив в душе и склонность к экспериментированию приводили её тогда к совершенно неожиданным решениям. В тот период жизни самой частой мотивацией её поступков становились любопытство и протест. Именно тогда Ветка обзавелась пирсингом в носу и весьма необычной татуировкой в районе лопаток: вороний череп рядом с горящей свечой, на которую была надета цепочка с колдовским амулетом. Любопытство и ничто иное привело Ветку в тату-салон Крэга и заставило залезть на стол для татуировок. И в постель к Крэгу – тоже… Следующим шагом стала причёска: длинными и чёрными остались всего несколько отдельных прядей, на макушке и с боков волосы были острижены довольно коротко и торчали во все стороны небрежными перьями, окрашенными в различные оттенки от бледно-розового до ярко-сиреневого, а затылок и вовсе оказался обработанным «под ёжик». За эту причёску Ветка ещё в прошлом году наслушалась от куратора много всего в свой адрес и была уверена, что и дальше эта тема будет всплывать ещё не один раз, потому что менять что-либо в своей внешности она в ближайшее время не планировала. Тогда, в шестнадцать лет, Ветка думала, что за пирсинг, тату и эту причёску мать её просто прибьёт, будет долго читать нотации и взывать к совести – отчасти ей даже хотелось, чтобы это было так. Чтобы мать наконец-то вынырнула из кучи бумаг и адвокатов и разглядела её, свою дочь, которая вдруг в один момент оказалась за бортом, покинутая всеми близкими людьми. Но чуда не случилось, и дальше Ветка отправилась искать друзей в компании готов. Там её внешность была как нельзя кстати и ни у кого не вызывала вопросов. Естественно, она тусила с ними только лишь до тех пор, пока оставались любопытство и интерес. Неизвестно, почему, но стойкого интереса к алкоголю или наркотикам у Ветки не возникло, чему она теперь была весьма рада. Перебесившись как следует тогда, в старших классах, познав все прелести подросткового нигилизма, в какой-то момент Ветка почувствовала странное спокойствие. Полное насыщение и удовлетворение. Возможно, именно благодаря тому, что её никто не одёргивал и не останавливал на том тернистом пути, она смогла проработать все свои ощущения и эмоции, чтобы понять, чего хочет дальше. А «дальше» – это верная Иришка, которая всё время была рядом. Это поступление в универ на истфак. Это самая обычная жизнь, в которой есть место радостям и развлечениям и в которой абсолютно неважно, какая у тебя фамилия и как ты выглядишь.
Вспоминая всё это вместо конспектирования лекции, выслушивая язвительные комментарии Ирки в адрес новенького, которого группа явно решила превратить в изгоя, Ветка уже только по одной этой причине была готова узнать его поближе. Других целей она не преследовала: были в её жизни некоторые факторы, не позволяющие заводить долгие отношения. Да и нельзя было сказать, что этот Вайнштейн чем-то уж так сразу запал в душу. Всего лишь желание помочь освоиться в коллективе – и не более.
Когда прозвенел долгожданный звонок, Ветка предложила Ирке:
– Ты иди, место нам займёшь на следующей лекции, а я ещё расписание пойду перепишу. И учебники надо получить, хоть частично.
Подруга кивнула и быстро выскочила из аудитории. Ветка же нарочито медленно собирала тетради, рылась в сумке, будто потеряла что-то важное, а сама краем глаза поглядывала на объект своего интереса. Тот прикрыл блокнот и продолжал сидеть на месте с невозмутимым видом, как если бы вовсе не собирался идти на следующую пару. Когда же в аудитории остались только они вдвоём, Ветка перестала мучить содержимое сумки и направилась прямиком к парню. Казалось, он абсолютно не был удивлён её поведением, даже ждал чего-то подобного. Блокнот вновь был раскрыт, предоставляя Веткиному взору рисунки – силуэты человеческих тел, окружённые ореолом различных цветовых оттенков и их сочетаний – что уже само по себе могло бы стать началом диалога.
– Привет, – Ветка уселась на один стол впереди своего собеседника, – ты ведь новенький в нашей группе? Со мной ты ещё не знаком, меня Ветка зовут. А тебя?
– Чаще всего зовут Веником, как ни странно.
– Ну да, Ветка – и Веник, – она тихонько засмеялась, – нарочно не придумаешь… Вот нас угораздило в одной группе оказаться!
– Ты ведь тоже их видишь, правда? – спросил вдруг Веник без всякого перехода и предисловий, не отводя от Ветки внимательных глаз. – Ну, ауры. Вот такие, – он слегка подтолкнул свой блокнот в её сторону.
К такому повороту Ветка оказалась абсолютно не готова. Она чувствовала себя рыбой, внезапно подхваченной за жабры и выброшенной на берег. Даже воздух хватала открытым ртом практически так же. Наконец сумела выдавить:
– Не такие. Не так, как у тебя тут нарисовано. И я называла их до сих пор не аурами, а просто свечением. Я… не на живых это вижу. Ты об этом хотел бы поговорить, да?
Ответа не потребовалось. Разумеется, Ветка уже сама не отстала бы от человека, с которым можно было бы обсудить то, что она была вынуждена скрывать почти всю свою жизнь. На занятиях в тот день они больше не появились.
* * *
…Когда умер дедушка, маленькая Ветка впервые увидела то, что очень удивило её: лежащего человека окружало ярко-белое сияние.
– Мам, а почему деда светится? – спросила она тогда шёпотом. Но бабушка всё равно услышала и принялась голосить и причитать, что «вот дитё, ангел безгрешный, всё видит, дед-то мой в раю уже» и прочие непонятные Ветке вещи. Ей тогда было лет пять, и мать не придала особого значения словам дочери, восприняв их как обычную детскую фантазию. На кладбище тогда встретилась ещё одна похоронная процессия, и Ветка, которую не с кем было оставить дома и поэтому пришлось брать с собой, опять увидела точно такое же свечение. В этот раз ей хватило ума промолчать, чтобы вновь не выслушивать причитания бабушки.
Ветка подрастала, но видения никуда не девались. Она даже в какой-то момент начала думать, что светящиеся мёртвые люди – это нормально. Но потом выяснилось, что никто из подруг ничего подобного никогда не видел, и Ветка благоразумно замолчала. Она быстро поняла, что об этой своей интересной особенности не стоит говорить никому из взрослых, иначе можно нарваться на неприятности.
Потом, когда она уже сошлась с готами и стала частенько бывать на кладбищах, видения стали ещё интереснее. Чего уж греха таить: среди новых знакомых Ветки встречались люди очень разные, порой чересчур эпатажные и неординарные. Игорь Бобров, он же Череп, был как раз из таких. Писал мрачные стихи, воспевающие смерть, и любил пофилософствовать о бренности бытия. Духу готики это вполне соответствовало, поэтому Череп в компании чувствовал себя как рыба в воде.
Встретившись с друзьями в один прекрасный день, Ветка внезапно обнаружила, что аура Черепа отличается от всех прочих. Вместо мутно-белой она стала голубой с каким-то неестественным оттенком. Девушка так и не смогла понять тогда, с чем это связано. А на следующий день Витька-Стикс сообщил всем хмуро и как-то отстранённо:
– Череп повесился…
Вслед за холодком, пробежавшим по спине, в мыслях Ветки тогда шевельнулись смутные подозрения. Возможно, аура поменяла цвет не просто так?.. Сомнения развеялись окончательно, когда такую же ауру Ветка успела застать у старинной бабушкиной подруги. Бабушка говорила, что та давно уже болеет, и хороших прогнозов никто не даёт. Девушка совсем не удивилась, когда эта самая подруга преставилась через пару дней…
Теперь Ветка уже могла сказать с уверенностью: она видела ауру тех, кто был готов в скором времени отправиться в мир иной. Такая аура для неё выглядела ярко-голубой, с каким-то неоновым оттенком, и девушка для себя обозначила её как «голубой электрик». Поначалу такие ауры пугали – они явно давали понять, что человеку осталось совсем немного; по мере приближения конца ауры бледнели и белели, после смерти же цвет всегда сменялся ярким свечением. Нельзя сказать, что Ветка была рада таким способностям видеть это; привыкнуть со временем (на что она очень надеялась) тоже не получалось. Смириться – да. Смириться она себя заставила, как с любым неизбежным, но привыкнуть к такому было просто невозможно. При виде «голубого электрика» настроение портилось моментально.
Потом её начали мучить кошмары. В иные дни, когда они с друзьями крутились среди могил и кладбищенских аллей, доводилось увидеть не одну и не две похоронные церемонии. Ночью эти светящиеся покойники преследовали Ветку, вставая из своих могил; она просыпалась в ужасе, долго потом не могла уснуть… Интерес к кладбищам рассеивался на глазах, а там и готы тоже ушли из её жизни. А вот ауры остались. И свечение, и гораздо более неприятный «электрик».
Всё это Ветка вывалила Венику как на духу, сидя за столиком в маленьком кафе недалеко от универа. Он слушал очень внимательно, не перебивая и без лишних вопросов. Потом только вздохнул:
– Какая ты молодец. А я вот сдуру ума поведал маме, что вижу разноцветные картинки вокруг людей. Угадай, куда мы с ней пошли сразу после этого?
– К психиатру, разумеется, – покивала Ветка головой.
– А если учесть, сколько у отца было знакомых среди врачей всех специальностей… В общем, я тысячу раз пожалел, что сказал про эти ауры, и ещё миллион – что вообще их вижу. Ну, это тебе как раз понятно.
– А ты их прямо вот так видишь, как рисуешь? Такими яркими, разноцветными? И зачем ты их вообще рисуешь? Кстати, здорово получается.
– Спасибо, я в художке долго занимался. Ну и музыкой ещё, в детстве. Сама понимаешь – фамилия обязывает. А наброски я начал делать, когда стал понимать, что вижу не просто нагромождение красок. Аура – это отражение того, что чувствует человек в какой-то отрезок времени. Он может быть чем-то расстроен, внезапно ситуация как-то меняется – и грусть уже переходит в равнодушие, или радость, или ещё что-то. И цвет меняется. В ауре может преобладать какой-то один насыщенный цвет, если эта эмоция преобладает. Или может быть намешано всего по чуть-чуть, что и вижу чаще всего. И сочетание цветов тоже может означать какое-то определённое состояние. Ты вряд ли можешь представить, сколько я их нарисовал, этих разноцветных человечков, чтобы хоть как-то классифицировать эти цвета-эмоции, научиться разбираться в них. И да, со временем я вижу всё больше новых оттенков. Я уже без лишней скромности могу сказать, что практически каждого человека читаю, как открытую книгу. Это почти как чтение мыслей, только в красках, а не в словах.
– Завораживает?
– Утомляет куда больше. И неудобств доставляет тоже кучу. Видеть чужие болячки или секреты – приятного мало…
– Согласна, – Ветка снова задумчиво кивнула, вспоминая в этот момент «электрик». Сомнительное удовольствие…
– А Ветка – это производное от «Светка»? – спросил Веник, резко меняя тему. Это потом она уже не удивлялась подобным вещам, зная причину: если собеседник погружался в какие-то неприятные воспоминания, аура незамедлительно на это реагировала. Так же быстро включался и Веник. А пока что воспринимать всё в таком ключе ей было чрезвычайно дико и непривычно.
– Нет, – она слегка улыбнулась, – это от «Вета-Лизавета», меня так мама часто звала в детстве. А потом просто Ветка осталась. Я привыкла, меня так все зовут. А ты почему к нам перевёлся?
– Сбежал от тотального материнского контроля. Достало всё, правда. Конечно, она бурно возражала – как же так, кто же будет следить, покушал Венечка или нет! Надел ли шарфик! – негодование сквозило так явно, что Ветка почти физически ощутила, как ему осточертела эта чрезмерная опека. – Я ведь не ребёнок, в конце концов, сколько можно за мной бегать? Поставил ультиматум: или перевод в другой город с глаз долой, или всё брошу к чёртовой матери и уеду скитаться по миру. Естественно, из двух зол было выбрано меньшее. Ежедневные беседы в Скайпе тоже, конечно, напрягают, но пусть лучше так. А что самое смешное – при таком жёстком надзоре от меня ещё требуется скорее завести семью и порадовать бабу Сару внуками! Есть ведь чудесная девочка Софочка из благороднейшей семьи Перельманов – вот и давайте, дети, плодитесь и размножайтесь, как велено, только шапочку надеть не забудь, Венечка!
– Ну и не спорил бы с мамочкой, маман таки лучше знает, что будет лучше для сыночки, – не удержалась Ветка от язвительной шпильки.
– Вот вижу, что подкалываешь, поэтому и не обижаюсь. Но честное слово – достали уже и маман, и баба Сара, и Софочка! Поживу без них, попробую подышать кислородом.
Тут Ветка вспомнила, что ей самой ещё нужно хорошо постараться, чтобы провести ночь в каком-то помещении, а не на вокзале. С самого утра в поисках подходящей квартиры она не продвинулась ни на дюйм.
– Всё это, конечно, дико мило и интересно, Веник, но я вынуждена прервать нашу приятную беседу. Мне надо до вечера определиться с квартирой. Или хотя бы найти доброго человека, который меня на время приютит.
– А чего на время? Предлагаю совместное проживание в уютной «двушке», которую моя мамочка выбирала лично с полным пристрастием. Оплата с меня, коммуналка – пополам. Вряд ли найдёшь более выгодное предложение.
– Не думаю, что такое проживание будет удобно нам обоим.
– А почему нет? У тебя будет отдельная комната, и своё общество тебе обещаю чрезмерно не навязывать. Приставать не буду точно, если ты за это переживаешь. У меня складываются весьма сложные отношения с девушками.
– Ты… по мальчикам, что ли? – Ветка приподняла бровь.
– Нет, меня очень даже интересуют девушки, как любого нормального девятнадцатилетнего парня, но… Отношения не идут в нормальном русле. Я всех их сразу вижу: что чувствует, представляет, что планирует, как реагирует… Вижу, что будет… ну, дальше. И всё, теряется всякий интерес.
– И меня видишь? Что во мне такого особенного?
– А ты во мне никак не заинтересована. Ты не ищешь выгоды, ты подошла не за этим. Мне кажется, нам обоим был бы полезен такой симбиоз. Нам есть о чём говорить, мы не стали бы скучать вместе.
– Ну да, особенно обрадовалась бы твоя мамочка, когда внезапно нагрянула бы в гости. Когда бы я ей радостно улыбнулась на пороге: «Здра-ассте…» Как там её зовут?
– Фаина Марковна.
– «Здра-ассте, Фаина Марковна, а я тут отжала у Веничка часть территории за возможность пользоваться вай-фаем! Обещаю экономно использовать энергоресурсы и вовремя стирать его носки в качестве бонуса…»
– Экономно использовать – это правильно, кстати, а носки я и сам постирать в состоянии, благо машинка имеется. Приехать в гости без предупреждения – это маловероятно, не такой она человек. Так что не вижу препятствий к заселению.
Ветка поколебалась ещё немного, взвешивая в уме все «за» и «против», и в конце концов решила попробовать. Хотя бы временно, если что-то пойдёт не так и её станет тяготить такое соседство – всегда можно будет подыскать себе отдельное жильё.
– Вот и молодец, – подытожил Веник, не дожидаясь ответа в словах, – взвешенное, обдуманное решение самостоятельной девушки. – На столик лёг второй комплект ключей.
Ветка чуть приподняла брови и с лёгкой иронией осведомилась:
– А ты всегда запасные ключи с собой таскаешь? Так сказать, «в активном поиске» соседа?
– Так получилось, – пожал он плечами. – Провожал маму, она мне ключи в сумку сунула, а я потом совсем про них забыл. Ну что, пошли, покажешь, где оставила вещи.
* * *
Вряд ли что-то смогло бы удивить Ирку больше, чем Ветка и Веник, появившиеся с утра на занятиях в тандеме. Невозмутимый вид Ветки и отсутствие каких-либо объяснений распалили Иришкино любопытство до предела. Она ёрзала как на иголках, пока подруга готовилась к лекции, и в конце концов не выдержала:
– Вот уж не думала, что тебя так резко заинтересует этот еврейский чудик! Или ты чисто из интереса?
– Во-первых, он не чудик, хватит уже. Чушь какую-то несёте всей группой вместо того, чтоб наладить контакт. А я вот не поленилась.
– Это ты вчера вместо третьей пары контакты налаживала, да?
– Типа того. Только не так, как тебе могло бы показаться. Мы мило пообщались, он мне даже с жильём помог.
– Неслыханный альтруизм, прямо не вяжется с его нацией.
– Ир, следи за языком. А то мы так сейчас до ига доберёмся и выясним, что во всём виноваты Гафаровы. Ну и Вайнштейны немножко.
– Ну ладно, извини. Так что, где ты теперь обитаешь?
– У Веника.
– Ты шутишь?! – шире распахнуть глаза Ирка просто не сумела бы. – Так ты… ты всё-таки с ним?..
– Это не то, что ты там себе придумала. У меня интерес совершенно другого рода.
– Ага, рассказывай. У тебя что, совсем всё плохо, да? Давно никого не было? Хочешь, в клуб сходим?
– Думай, что хочешь. Если уж тебе так не терпится найти причину – выбирай любую. Ну, допустим: он лучше всех пишет рефераты. Подойдёт?
– Рефераты… Ну-ну. Если это теперь так называется… У нас вроде не было секретов друг от друга, я думала, поделишься… – Иришка слегка надулась и замолчала. Но долго обижаться она не умела и уже к концу лекции болтала с Веткой как ни в чём не бывало.
С лёгкой Веткиной подачи дело пошло на лад. Она весело и непринуждённо общалась с Веником в перерывах между парами, ничуть не меньше, чем с другими одногруппниками; и те вслед за ней перестали обращать внимание на его небольшие странности. Уже спустя неделю вокруг него начали виться даже девчонки из других групп, называя не иначе как «Венчик» или «наш Веня». Ветка была весьма довольна таким поворотом. Самой ей было очень комфортно рядом с Веником. Не имея братьев или сестёр, она тем не менее именно так себе представляла чувства, которые обычно к ним испытывают. Совместный быт ничуть не портил отношений, они и впрямь ничем не стесняли друг друга. Ветке даже начинало казаться, что она знала Веника всю свою жизнь, просто рассталась на время. Они приходили в комнаты друг друга, когда становилось скучно, и вели увлекательные беседы обо всём подряд. Или же наоборот – не навязывались, когда хотелось уединиться. Ветка не помнила, было ли ей когда-то раньше так же спокойно, как сейчас.
Разумеется, самой интересной и животрепещущей темой для обсуждений служили ауры. Ветка любила подолгу разглядывать яркие рисунки в блокноте Веника с пометками, какой цвет и оттенок чему соответствует. У неё до сих пор дух захватывало от того, как это можно не только видеть, но и держать в голове, расшифровывать… Ежеминутно, ежесекундно… Наверное, даже самый совершенный компьютер уже не выдержал бы. Куда там ей тягаться с её несчастными двумя оттенками! Уже только за одну эту способность Ветка готова была уважать Веника, а уж то, что он вполне с этим справлялся и не поехал умом – вообще выше всяких похвал. Со временем она стала обращать внимание на то, что на рисунках нигде нет чёрного цвета.
– Почему так? – поинтересовалась она однажды. – Ты его не видишь?
– Вижу, разумеется. Но он не нуждается в расшифровке. Чёрный – это всегда болезнь, боль, и его доля в ауре зависит от размеров очага. От масштабов катастрофы, грубо говоря.
– То есть, ты сможешь увидеть, если человек тяжело болен? И что потом?
– И жить с этим знанием, – вздохнул Веник. – Изменить-то я всё равно ничего не смогу. Если б ты знала, сколько всего я видел… и ещё увижу. Иной раз даже задумываюсь: зачем мне всё это?
– А правда – зачем? Зачем мне этот «электрик»? Для чего знать, если ничего нельзя сделать?
– Я думал над этим, Ветка. Много думал. Вообще, с вопросами про ауры я обошёл кучу своего рода специалистов – начиная от психиатров, затем включая сюда парапсихологов, экстрасенсов, эзотериков, откровенных шарлатанов, астрологов, и заканчивая тибетскими монахами. Как ни странно, самый содержательный разговор состоялся как раз с одним из них. Его ничуть не удивило само умение видеть ауры; он говорил лишь о смысле этого. Должен быть смысл в таком знании, понимаешь? Он велел его искать. И намекнул, что мои способности – есть только часть целого.
– Ну, здесь я согласна. Ты видишь про живых. Я – тех, кто на грани. Должны быть и ещё звенья, другие. Те, кто смогли бы что-то изменить.
Веник кивнул.
– Да, это похоже на рациональное предположение. Насколько вообще уместно здесь понятие рациональности, среди всего этого абсурда. Когда-то давно, в поисках полезной информации по проблеме, мне попалась «Сказка о Прыгуне и Скользящем». В принципе, полезного мало, такая философско-религиозная вещь, но я имел наглость стащить оттуда несколько определений. Для себя, для своего удобства, чтобы хоть как-то обозначить тех людей, которые оказались – или ещё окажутся – товарищами по несчастью.
– Любопытно, – Ветка и впрямь оказалась в своей любимой сфере эмоций. Любопытство и интерес всегда были её главным стимулом движения вперёд и принятия решений. – И для себя определение нашёл?
– Считывающий. Просто копилка, которая хранит все возможные варианты чувств, состояний и эмоций. Способный считать и разглядеть их во всей красе.
– Отлично. Кто там ещё?
– Самое близкое и подходящее по смыслу – Знающий. Я бы именно так определил тебя с точки зрения конфликта. Если брать, допустим, какого-то абстрактного человека, который долго болел и вот-вот умрёт – то я смог бы видеть его чёрную ауру, ты увидела бы его в «голубом электрике», судя по всему. Ну и свечение потом, если что. Это есть Знание, на мой взгляд. Знать, кто и как скоро…
– А я бы сказала – не Знающий, а Созерцающий. Я могу лишь тупо наблюдать, констатируя сам факт завершения жизни. Созерцание больше подходит.
– Суть-то не в этом. Должен быть ещё и Меняющий. Тот, кто мог бы всё изменить. Ты хоть раз видела, чтобы аура поменяла цвет? Не с «электрика» в свечение, а наоборот – к нормальной?
– Практически никогда, – Ветка медленно покачала головой. – Было один раз, но мне кажется, этим можно пренебречь. Не думаю, что так бывает.
– А я не думал, что люди окружены цветным ореолом. Бывает, Ветка. Уверен, что бывает, если того захочет Меняющий.
– И смысл в том, чтоб его найти, правильно?
– Наверное. Если я правильно понял того монаха.
– Да это нереально практически! Много ты до сих пор встречал людей с такими необычными способностями?
– Тебя же встретил. А тебе вообще не кажется странным, что мы тут сейчас сидим и говорим об этом? Каковы были у нас шансы пересечься в этой жизни? Мы оба из других городов, нас вообще могло не быть здесь, в этом месте и времени. Однако что-то свело нас, притянуло сюда. Есть большая вероятность, что и Меняющий найдётся. Именно вдруг и неожиданно.
– Ну что ж, подождём. Всё это даже обещает стать забавным приключением!
* * *
Проходили дни и недели, и Ветке всё больше казалось, что жизнь приближается к идеальной. Даже с Иркой в прошлом году в общежитии ей было и вполовину не так комфортно, как сейчас. Там редко удавалось нормально выспаться или как следует подготовиться к семинарам: постоянно то кто-то приходил в гости, то звали их к себе, то затевали шумную вечеринку допоздна. Да ещё и еда из холодильника вечно куда-то исчезала… Теперь же в её комнате царили тишина и покой. Друзей и подруг Веник к себе не водил, громкую музыку не слушал, и единственное, что временами слышала Ветка через приоткрытую дверь – это обрывки его разговоров с мамой по Скайпу. Готовили они с Веником либо вместе, либо по очереди. Иногда Ветка этим бессовестно пользовалась: делала вид, что сильно занята чтением книг по теме семинара, чтобы не идти на кухню; на самом же деле откровенно ленилась. Главное было в этой афере – не попасться на глаза Венику. Разумеется, упрёков она не услышала бы, но у Ветки тут же пропадало желание хитрить. Глупо пытаться обмануть человека, который видит тебя насквозь…
Она довольно быстро убедилась, что Веник и впрямь не заинтересован в ней как в девушке. Обычно дома она ходила в футболке и шортах или штанах, если было прохладно. Однажды Ветка пришла домой дико голодная – не удалось перекусить в обед – и сразу кинулась жарить картошку. Веник собирался задержаться в библиотеке, поэтому она не стала надевать шорты. В итоге получилась такая милая домашняя сцена: пришёл парень, девушка стоит у плиты в одной футболке, в кухне умопомрачительный запах жареной картошки… Всё было бы очень уютно, будь они парой; на самом же деле ситуация Ветку смутила. Веник ничуть не удивился – как если бы увидел старшую сестру, которая всю жизнь появлялась перед ним в таком виде. Во всяком случае, всё его поведение говорило именно об этом. Даже когда Ветка переоделась и они спокойно поужинали, потом он обмолвился как бы невзначай:
– Если тебе удобнее ходить в одной футболке – пожалуйста. Ты здесь дома. Меня это никак не задевает.
– Ты во всём такой лояльный?
– Почти. С кавалерами всё же лучше встречайся на их территории.
– Я вроде бы не давала повода…
– На всякий случай, во избежание негатива.
– Может, тебе тоже нужен «зелёный свет» в чём-то? Ты сразу обозначь.
– Не удивляйся, если вдруг когда-нибудь услышишь громкую музыку. В те моменты, когда на душе паршиво или вижу что-то особенно гадкое в аурах – помогает расслабиться.
– Что слушаешь?
– Классику, разумеется. Обычно Вивальди, ну или Бетховена иногда.
– Ладно, – Ветка улыбнулась, – хотя я бы и «Раммштайн» пережила.
– Ну да, где я – и где «Раммштайн»… А ты?
– Что я? – она не поняла вопроса. – Что я слушаю?
– Чем ты снимаешь стресс? Это ведь бывает нужно, правда?
– Да, – Ветка кивнула, но тема была для неё малоприятной. Иногда видение «электрика» было настолько неожиданным или шокирующим, что требовалось немало усилий, чтобы выкинуть всё из головы. Она знала лишь один надёжный способ забыться: – Напиться. Жёстко, чтоб вот прям… И в клуб куда-нибудь уехать, чтоб ни о чём не думать. Подцепить там кого-то… ну и со всеми вытекающими, естественно…
– Радикально.
– Не помогает по-другому, я бы рада.
– А ты не пробовала.
– Не надо читать мне мораль. Расслабляюсь, как умею. Если тебя смущают пьяные загулы – скажи, я съеду. Но к тебе они не имеют никакого отношения.
– Ладно, не буду тебя переубеждать. Просто потому, что обещал не лезть в твою жизнь.
– Ты спросил – я ответила. Я не собираюсь тебя обманывать, да у меня и не вышло бы. И давай закроем тему, мне неприятно.
Ветка удалилась в свою комнату и остаток вечера провела за просмотром фильмов в интернете, то и дело ловя себя на мысли, что смотреть в одиночку уже и не так интересно, как вместе с Веником…
Несмотря на мелкие размолвки и редкие бытовые неурядицы, в общем и целом Ветка с Веником вполне устраивали друг друга как соседи. Да и с ролью друзей справлялись уверенно. Ветка стала замечать, что иногда даже предпочитает провести свободное время именно с Веником, а не с Иришкой. В один из погожих октябрьских выходных она предложила:
– Может, сходим прогуляемся? Мне бы хотелось взглянуть на людей немного с другого ракурса. Твоими глазами, если быть точнее.
– А если ещё точнее?
– Сравнить, что и в какой момент видишь ты. И увижу ли что-то при этом я. Контингент должен быть специфическим, сам понимаешь, поэтому предлагаю провести время на территории комплекса Областной больницы.
– Тебе не хватает острых ощущений? Скучаешь по «электрику»?
– Не в этом дело. Мне нет никакой радости видеть его, тут ты прав. Но я хочу понять, что чувствует человек при этом. Может, предчувствия какие-то есть или ещё что-то… Другими словами: да, я надеюсь увидеть этот чёртов голубой неон, но чтобы в этот момент ты был рядом и прокомментировал. Иначе вообще становится непонятно, чего мы добиваемся, что хотим изменить, зачем нужен Меняющий. Так яснее?
– Ну, суть твоей идеи я уловил. В принципе, она мне даже нравится. И место выбрала вполне подходящее для таких наблюдений. Не боишься?
– Чего?
– Что всё получится. Увидишь что-нибудь неприятное.
– Во всяком случае, сейчас я к этому готова. А встретить человека в «электрике» можно внезапно, в любую минуту, и никто не спрашивает, боюсь ли я этого. Всё это лирика, давай собираться.
Благодаря тому, что день выдался тёплый и солнечный, людей в больничном парке было достаточно. Кто-то неспешно прогуливался по дорожкам, кто-то общался с родными на лавочках, между корпусами сновал персонал в куртках поверх халатов, спешили новые посетители к своим близким. Ветка и Веник довольно долго бродили по аллеям, но ничего подходящего не встречалось. То ли все тяжелобольные остались в палатах, то ли никто из них не собирался покидать этот мир в ближайшее время, но ауру цвета «электрик» Ветка не увидела ни разу. В конце концов они уселись на скамейке недалеко от выхода и принялись просто наблюдать за окружающими. Веник охотно рассказывал вкратце о любом человеке, попадавшем в поле зрения:
– У бабули сердце больное, её дочь переживает, боится последствий. Санитарочка вон та только что поругалась с кем-то, вся кипит. А у той пары ребёнок будет, только они ещё об этом не знают…
Из-за угла корпуса вышел мужчина и быстрым шагом направился к воротам. Он что-то доказывал невидимому собеседнику по телефону, бросая резкие фразы недовольным голосом. И вдруг в одну секунду его полупрозрачная аура вспыхнула голубым неоном. Это произошло так неожиданно, что Ветка даже вздрогнула. Больше уже ни на кого другого она смотреть не могла.
– «Электрик», – тихо сказала она, не до конца веря себе. Ведь только что с мужчиной было всё в порядке!.. – Веник, смотри быстрее, он сейчас скроется! Вон тот, в тёмно-зелёной куртке, с телефоном!
Без лишних слов Веник вскочил со скамейки и поспешил за указанным объектом. Ветка побежала следом. Поравнявшись с воротами, они увидели, что к остановке на противоположной стороне дороги подъезжает автобус. Не прерывая свой телефонный разговор, мужчина бросился к нему, игнорируя красный сигнал на светофоре. Тот момент, когда его сбил проезжающий автомобиль, Ветке запомнился как кусок замедленной съёмки в фильме. Она успела лишь заметить смену ауры ярким свечением, а потом Веник резко развернул её в другую сторону. Кто-то вскрикнул, к дороге и воротам сбегались люди, а Веник уводил Ветку по направлению к другому выходу со двора.
– Не оглядывайся. Там уже не на что смотреть.
– Что там было? Ты успел что-то увидеть?
– Рассеянность, недовольство, озабоченность какими-то проблемами. По всей видимости, он что-то обсуждал и слишком увлёкся. Выпал из реальности, потерял бдительность, забыл про осторожность. Там не было ничего необычного. Ни болезни, ни суицидальных мыслей, если ты вдруг об этом думаешь.
– Он внезапно засиял, понимаешь? Для него буквально за минуту всё поменялось… Тут и Меняющий ничего не успел бы сделать…
– Откуда ты знаешь? Мы понятия не имеем, что увидел бы Меняющий в этом человеке и что сумел бы предпринять.
– У меня в голове вертится одна мысль, но я никак не могу ухватить её и оформить в слова. Может, позже придёт понимание… Я чувствую, что это важно.
…Ночью Ветке приснился этот самый мужчина, так внезапно расставшийся с жизнью. Он поднимался с земли, окутанный нестерпимо белым сиянием, и медленно направлялся к ней, отталкивая окружающих людей.
– Хочешь что-то изменить? – мужчина улыбался так широко, что очень скоро улыбка напомнила ей оскал. – Меняй! Поменяться местами. Со мной. Хочешь?!
Он протянул к Ветке свою светящуюся руку, она отшатнулась, вскрикнув, и… проснулась. С шумом выдохнув, Ветка села в кровати. Потёрла глаза, прогоняя остатки сна, подышала глубоко, стараясь восстановить дыхание. Сердце колотилось, но скоро всё придёт в норму. Это не первый её кошмар, но впервые в таком сне мёртвый заговорил с ней…
Тихий стук в дверь чуть было не заставил Ветку вновь заорать. Новая порция адреналина забурлила в крови, так и не дав сердцебиению успокоиться.
– Можно войти? – дверь приоткрылась, впуская полоску света из коридора. Темнота отступала, делая кошмары далёкими и нереальными. Физиономия Веника без очков и с растрёпанными волосами выглядела дико непривычно.
– Ты чего, среди ночи? – Ветка включила подсветку на экране телефона: начало второго.
– Мне показалось, ты кричала. Всё нормально?
– Кошмар приснился. Бывает. Сейчас вот перевернусь на другой бок – может, повезёт больше, и приснится какой-нибудь красавчик.
– Ага. Вет, ты это… если будет страшно или одиноко – ты говори, не стесняйся.
Веник ушёл к себе, так и не выключив свет в коридоре. Ветка ещё немного посидела на кровати, обхватив колени руками. Страшно как раз не было. А вот кто и когда интересовался в последний раз, не одиноко ли ей – она уже и не помнила. Странно, что Веника это волнует…
* * *
Как ни удивительно, но за ночь сон не забылся, как это обычно бывает, а даже наоборот – приобрёл некий смысл. За завтраком Ветка попыталась донести до Веника свои соображения.
– Мне кажется, я начинаю кое-что понимать. Дело ведь совсем не в том, что кто-то должен менять ауры. Должен ли – вот в чём вопрос. Почему это нужно делать?
– Будь у тебя возможность спасти кого-то – ты бы этого не сделала?
– Ну, допустим, спасла. Кто-то выздоровел от смертельной болезни. А кто занял его место? Люди не могут не умирать. Кто должен решать, кому и почему следует жить дальше? А может, спасённый в детстве мальчик вырастет маньяком?
– Это философские вопросы, и не ты первая их задаёшь. Уверен, ты просто действовала бы по велению души, если б могла влиять на что-то. Меняла бы то, что вызывало некий протест, не казалось справедливым. И не думала бы о том, что кто-то где-то окажется на том же месте. Ты не отслеживаешь их судьбы дальше, поэтому не можешь знать, на пользу или во вред пошло им твоё спасение. Ты просто уверена, что помогла, совершила хороший поступок.
– То есть, весь смысл этих изменений сводится к тому, что ты сам себе хочешь доказать, какой ты молодец? Это эгоизм, вообще-то.
– Ну не знаю, с какого ракурса посмотреть… А вот если спросить у абстрактной бабушки: ты как предпочитаешь, чтоб изменили твою судьбу или посчитали это проявлением эгоизма и прошли мимо? Угадай, что она ответит?
– Получается, всё это опять очень субъективно. Допустим, тому самому Меняющему стало кого-то жалко, и он хоп – и быстренько всё переиграл. А потом поглядел хоть на того же вчерашнего мужика – да нет, что-то симпатии не вызывает, сам виноват, не буду я ничего делать. Так выходит?
– Может, где-то и так. Но ведь большинство таких его изменений всё равно будут полезны!
– Не знаю, не уверена. У меня весьма двойственное чувство на этот счёт. С одной стороны, мне всегда безумно хочется изменить чужие судьбы, когда вижу что-то такое… из ряда вон. А с другой – я только что всё изложила. Я рада лишь одному: что Меняющий здесь – не я. И не мне нужно всё это решать.
– И тем не менее – он для чего-то нужен. Не мог тот монах ошибаться.
– Может, ты его не так понял? Вдруг по-другому всё?
– Время покажет, Ветка. Возможно, Меняющий лучше нас знает ответы на эти вопросы.
Обычно встряски, похожие на вчерашнее происшествие, приводили Ветку к клубным загулам. Но в этот раз, на удивление, никакой тяги к отрыву она не почувствовала. Пару раз сбежали с лекций – с Танькой сходили в кино, с Иришкой посидели в кафе, и драматичный случай если и не стёрся целиком из памяти, то значительно потускнел на общем фоне. Угрызений совести по поводу своих пропусков Ветка не испытывала: она и без того весьма расслабленно относилась к учёбе, а с тех пор, как рядом появился Веник, эта проблема и вовсе потеряла актуальность. Уж он-то всегда исправно посещал лекции и семинары, поэтому нужные записи она смогла бы достать в любой момент.