Смушко пригладил коротко подстриженные волосы.
– Присаживайтесь, товарищи.
Мы расселись по местам. В кабинете, кроме начальника уголовного розыска, были только я, Гибер и Полундра.
– Считаю совещание открытым. Не буду ходить вокруг да около. Позвольте представить нового начальника милиции Рудановска – всем нам хорошо известного товарища Быстрова.
Я поднялся.
– Поздравляю, Жора, – улыбнулся Гибер.
– Садись, Георгий, – сказал Смушко и продолжил:
– К огромному сожалению, мы знаем, какие печальные события стали поводом для назначения товарища Быстрова на эту должность. Смерть Бориса Токмакова ударила по всем нам, по всему уголовному розыску. Во что бы то ни стало нужно найти и покарать убийц нашего товарища. Это будет самым главным вызовом и главной задачей для нового начальника рудановской милиции. И я даже не спрашиваю – справится ли товарищ Быстров, я железно уверен, что это ему по плечу.
– Спасибо за оказанное доверие, – кивнул я.
– Тебе спасибо, что рискнул и взялся, – посмотрел на меня Смушко. – Твоя кандидатура окончательно утверждена во всех инстанциях. К сожалению, из-за сокращения штатов не могу выделить тебе никого в помощь. Людей физически нет. Те, что остались, работают на разрыв.
– Почему-то я так и думал, – вздохнул я.
Высокое начальство любит создавать проблемы, чтобы потом с интересом наблюдать, как же в итоге выкарабкаются подчинённые.
Смушко втянул сквозь зубы густой прокуренный воздух.
– Надеюсь, ты не меня в этом винишь, Георгий?
– К вам-то какие могут быть претензии, товарищ Смушко? – удивился я. – Это же сверху штаты спускают. Не знаю, чем там руководствуются, и наверняка у них есть тысяча причин на это, но главное товарищи наверху упускают – это аукнется ростом числа преступлений.
– Уже аукнулось, – подтвердил Смушко.
– Только давай больше в политику не вдаваться. Есть приказ, а приказ нужно выполнять.
– Кто ж с этим спорит? Раз помощи нет и не предвидится, придётся справляться собственными силами, – сказал я. – Не впервые. – Ты не думай, что мы тебя бросим одного на произвол судьбы, – заметил Гибер. – В любую секунду можешь связаться с нами, позвонить… В общем, рассчитывай на нас, Георгий.
– Спасибо, – поблагодарил я.
– Осталось ввести тебя в курс основных деталей, касающихся убийства Токмакова, – продолжил Смушко. – Если вкратце: Бориса убили неделю назад поздно ночью, преступники проникли в служебную квартиру и с изуверской жестокостью расправились над ним и его семьёй.
– Как убийцы попали в дом? – спросил я.
– Через дверь. Предвосхищаю следующий вопрос – следов взлома не обнаружено. Скорее всего, Токмаков сам открыл и впустил в дом убийц. Хочу отметить важное: Борис был человеком осторожным и не стал бы отпирать дверь незнакомым людям.
– Выходит, он знал кого-то из убийц.
– Получается, что так, – подтвердил догадку Смушко.
– Отпечатки пальцев, следы? – с надеждой вскинулся я.
– Ничего, за что можно зацепиться, – огорошил меня начальник угрозыска.
Я задумался. Учитывая нынешнее состоянии криминалистики, вообще удивительно, что потрудились хотя бы снять отпечатки пальцев. В более-менее крупных городах это налажено, а вот совсем в глубинке… Там пока плохо, очень плохо.
– Вы говорили, что жену и дочь Токмакова изнасиловали на глазах у мужа, – вспомнил я наш разговор. – Как это установили?
– Есть показания свидетелей, которые слышали крики.
– Свидетелей? – напрягся я.
Известие обнадёживало. Уже есть хоть что-то, за что можно ухватиться. Но дальше меня снова окатили холодной водой.
– Да. Свидетели есть – это соседи Токмаковых. Но они только слышали, как убивают и насилуют, выходить из дома побоялись, поэтому описания внешности преступников у нас нет, – вздохнул Смушко. – Скажу больше – соседи так перепугались, что вызвали милицию через три часа после убийства.
– Преступники целенаправленно шли убивать или что-то искали?
– Бандиты ничего не тронули, в бумажнике Бориса остались деньги, у жены была шкатулка с украшениями – ничего серьёзного, конечно, но сейчас и за копейку убьют – так вот шкатулку тоже не тронули. Так что целью преступников было именно физическое устранение начальника милиции, – проговорил Смушко, и я почувствовал, как нелегко ему далась эта фраза.
Психологически трудно абстрагироваться от смерти хорошо знакомых людей, тем более – близких и друзей. Требуется собирать волю в кулак, делать усилие над собой.
– Убийство милицейского начальника – серьёзное преступление и крайняя мера. Есть предположения, кому Токмаков так насолил? – спросил я.
– Кое-что есть. Он с самого перевода в Рудановск разрабатывал банду Алмаза. Слышал о такой?
– Впервые слышу, – признался я.
– Немудрено, они действуют преимущественно в Рудановске и его окрестностях, к нам не суются, – пояснил Смушко.
– На чём специализируются?
– На всём, что приносит деньги: грабежи, убийства, налёты. Однако в последнее время Алмазу стал наступать на пятки Яша Конокрад. На прозвище не смотрите – это он в прошлом лошадей воровал, сейчас за всё подряд берётся. – Другими словами, подозревать можно, что Алмаза, что Конокрада?
– Да. Оба хороши, и оба могли пойти на такое. Есть ещё вопросы, товарищ Быстров?
– Практически нет. С обстоятельствами смерти Токмакова я буду детально разбираться на месте… Осталось выяснить – есть ли в Рудановске хоть кто-то, на кого я бы мог положиться?
– Боюсь, что это вам тоже придётся выяснять на месте, – снова не обнадёжил меня ответом Смушко.
– Тогда вопросов больше нет, – грустно произнёс я.
– Как планируете работать, товарищ Быстров? – поинтересовался начальник угрозыска.
– Известно как. Поступлю в соответствии с заветом Наполеона Бонапарта – ввяжусь в драку, а там будет видно.
– Что-то не очень ему помогла эта тактика, – хмыкнул Гибер.
– А у меня всё равно не осталось выбора, – развёл я руками.
В Рудановск я приехал ещё днём на казённом экипаже. Заезжать в городское отделение милиции не стал, попросил возницу, чтобы высадил меня в центре. Багажа при мне не было – договорились, что его привезёт Степановна где-то через недельку, когда устроюсь. Заодно и сама приедет.
Сильного впечатления Рудановск не производил, обыкновенный провинциальный городок: в меру приятный, но сильно запущенный. Сколько таких прошло у меня перед глазами – не счесть!
Прогулялся по главной городской улице – Советскому проспекту, ранее, если верить до сих пор не снятым табличкам, он носил другое, не столь революционное название – Благовещенский.
Улица поднималась в горку и заканчивалась оградкой вокруг древнего церковного собора. Возле входа околачивались нищие в страшных лохмотьях. Моё появление фурора не вызвало: эта братия легко считывает, кто подаст милостыню, а от кого ждать бесполезно.
Церковь выглядела довольно красиво. Если не взорвут в конце двадцатых – начале тридцатых, быть ей памятнику как минимум регионального значения, а то и всероссийского.
Мысленно пообещал себе: закреплюсь в Рудановске, попробую не допустить присущих этой эпохе перегибов. Хотя… не больно-то меня и спросят, надо быть реалистом, товарищ Быстров.
Собор стоял на горушке. Я поднялся на неё и постоял.
Отсюда открывался замечательный вид на другой берег реки: скученные домики какой-то деревушки, имени которой я не знаю, двухэтажное красивое здание с портиком у входа – не иначе, как старое барское имение. Чуть в отдалении паслись коровы, заливистое побрякивание колокольчиков на их шеях было хорошо слышно даже здесь, хотя нас разделяло не меньше километра.
По воде плыл буксир, толкая баржу с песком. Крейсировал паром, перевозя людей с того берега на этот.
Чуть выше курились трубы поилицы и кормилицы рудановского городского бюджета – фабрики «Красный молот». На ней ремонтируют и делают всякие сельскохозяйственные машины: плуги, сеялки; отливают изделия из меди и чугуна.
Разумеется, я прочитал это не в путеводителе, а услышал по дороге сюда из уст словоохотливого возницы.
Ещё в Рудановске имеется судоремонтный завод и железнодорожные мастерские.
Вот, пожалуй, и вся основная городская промышленность.
Внизу находилась пристань, к ней вела мощёная серым булыжником скользкая мостовая. Там тоже кипела работа: катали бочки к складским помещениям, перетаскивали доставленные с другого берега грузы.
Я развернулся и пошёл назад.
Заглянул на городской рынок. Масштабы у него были, конечно, не такие, как в Петрограде и даже в губернской столице, но создалось впечатление, что здесь собралось полгорода, не меньше.
Толкучка, шум, перебранка…
На рынке же увидел подчинённых, которые, не зная, что на них внимательно смотрит их новый начальник, равнодушно мазнули по моей фигуре ленивым взглядом.
Глядя на одного из этих служителей закона, сердце обливалось кровью от боли за рабоче-крестьянскую милицию: гимнастёрка старенькая, застиранная, латанная-перелатанная. На ногах разбитые ботинки с серыми от въевшейся грязи обмотками.
Не надо сильно напрягаться, чтобы понять: обувь у постового давно просит манной каши, а у самого милиционера от хорошего питания, по меткому выражению, которое я впервые услышал от своей мамы: грудь – как у молодого петуха коленка. Торчат острые рёбра – порезаться можно.
Зато напарник его выглядел не в пример иначе: мордатый, плечистый. И одет пусть по-военному, но с иголочки. Сразу чувствуется, что норму витаминов и комбижиров товарищ получает в полном объёме, даже где-то чуточку сверху.
Дальше последовала безобразная сцена, после которой я чуть со стыда не сгорел за свою «армию».
Один из продавцов – не бог весть какой из себя Геракл – обычный мужик среднего телосложения, заспорил о чём-то с закутанной в шаль женщиной. Если я правильно понял, её обвесили, и она стала открыто упрекать торговца в обмане.
Тому явно было не с руки привлекать к себе лишнее внимание, и он быстро и весьма радикально решил проблему: взял и врезал женщине в солнечное сплетение.
Отдышавшись, гражданочка подошла к моим милиционерам и стала им жаловаться.
Худенький было дёрнулся, но напарник его притормозил.
– А ну погодь, Дорохов! Чего ты бабу какую-то слушаешь – она тебе с три короба набрешет! – Да, но как же… – попробовал объясниться милиционер, однако его товарищ и слушать ничего не желал:
– Будешь без меня дежурить – делай, что хочешь. А коли со мной в смену вышел – так знай, я Митрича в обидку не дам.
– Но ведь он обвесил гражданку!
– Мало ли что она натрепала. Митрич – человек порядочный. Своего не упустит, но и чужого не возьмёт. Охолонись, Дорохов!
Спорить с товарищем милиционер Дорохов не стал.
Меня страшно подмывало подойти к ним и устроить разборки на месте, но я всё же сдержался.
В принципе, ничего из ряда вон выходящего. Америки я не открыл. Тот, что поздоровее, явно на «подсосе» у этого Митрича, да и наверняка не только у него.
О серьёзной «крыше» речи явно не идёт, но определённая смычка между органами правопорядка и нечистыми на руку торгашами, выражаясь псевдоканцеляритом – «имеет место быть».
Искореняется с огромным трудом и страшным скрипом. Чаще всего начальство смотрит на маленькие провинности подчинённых сквозь пальцы.
Наверняка, если покручусь на рынке подольше – увижу и не такое. Ничего экстремального, конечно, однако настроения мне это не подымет точно.
И всё же рынок – это меньшее из зол, что меня интересовали.
Вспомнив, что с утра ничего не ел, я отправился искать подходящее заведение и в итоге набрёл на небольшую чайную.
Ну вот, хоть плюшками чуток побалуюсь, слегка утешил себя я.
Темнота в городе наступила внезапно, словно кто-то резко выключил рубильник и погрузил Рудановск в объятия ночи.
Я посмотрел в окно. На улице и без того почти никого не было, но сейчас, когда в отсутствие фонарей стало хоть глаз выколи – город превратился в безлюдную пустыню. И только в маленькой нэпманской чайной теплилось какое-то подобие жизни: горел тусклый, почти интимный свет, тихо переговаривалась за соседним столиком влюблённая парочка, да за стойкой, уронив голову на руки, дремал утомившийся за смену мальчишка-половой.
Я допил последний глоток и отставил чашку в сторону. Выходить наружу из тёмного помещения казалось почти подвигом. Но сегодня я был готов к подвигу.
Посмотрим, как функционирует теперь уже родное отделение милиции в ночное время суток. Посмотрим и сделаем выводы.