Коридор, затем другой, развилка… Вокруг – ни души, только я и неровное биение моего собственного сердца.
Наверное, надо было спросить господина Грея дорогу до кабинета миледи. На стенах красовались картины с высокомерными лицами незнакомцев.
В какой-то момент я с ужасом поняла, что уже видела портрет хмурого старика во фраке в одном из коридоров. Неужели заблудилась и хожу кругами?
И тут передо мной возникла фигура, словно сотканная из самой тьмы.
Черная платье, черная вуаль, закрывавшая лицо, и белые костяшки пальцев, видневшиеся из-под длинных рукавов. Женский силуэт словно застыл в центре коридора.
От ужаса я попятилась и выронила чемодан.
В приюте ходили слухи о призраке черной вдовы, бродившей ночью по пустым залам.
Говорили, что леди в черном забирает души заблудших девиц.
Внезапно мне захотелось убежать или спрятаться где-нибудь, только ноги от страха отказывались идти. Я словно приклеилась к полу.
Фигура в черном приблизилась ко мне, остановилась рядом с упавшим чемоданом и вытянула костлявую руку вбок:
– Тебе туда.
Ее голос, хриплый и приглушенный, вызвал новый приступ страха, и я, подхватив чемодан, ринулась в направлении, куда показывали ее белые, как у мертвеца, пальцы, попутно нащупывая на груди крестик.
– Святая Марта, сохрани мою грешную душу от нечистой силы!
Стены с белыми абажурами ламп плясали перед глазами, дыхание сбилось.
Наконец я увидела в конце коридора знакомые очертания парадной, в которую мы недавно прибыли вместе с миледи и Барри Хеббером.
В сердце затеплилась надежда, я сбавила шаг и, запыхавшись, вышла в светлое помещение, обставленное статусной мебелью.
Там на бордовом пуфике с видом вальяжного кота читал газету мистер Хеббер.
Увидев меня, он удивленно поднял бровь:
– О, мышка Маргарита. Миледи велела проводить тебя в комнату. Кстати, выглядишь ты неважно. – Он склонился над моей головой, – молодой Райвен что-то с тобой сделал?
Я уставилась на него, округлив глаза и чувствуя, как пылают щеки:
– Ничего, сэр. Мы смотрели сад, а потом господин…
– Изволил грустить? – С насмешкой перебил меня Хеббер.
– Да, сэр.
– Что ж, это обычное его состояние. Ох уж эта молодежь! На уме одна любовь, да стихи! -
Он вздохнул и махнул мне рукой, – иди за мной, мышка.
Мы прошли еще один ненавистный коридор, и наконец Хеббер достал ключ и открыл дверь комнаты.
– Та-дам, – он картинно поклонился, – вот ваши покои, юная леди.
Я лишь фыркнула, пробормотав очередное: «Спасибо, сэр» и зашла внутрь.
Комната выглядела вполне уютной. Подумать только, у меня теперь свои покои,
а не какая-то приютская спальня, где девчонки спят на двухэтажных кроватях, набившись в малюсенькую коморку, как кильки в бочку.
Я поставила чемодан на пол и восхищенно вздохнула.
– Кхм, – произнес Барри, уставившись на мою талию, словно что-то прикидывая в уме.
– Чувствуй себя как дома, милая Марго. Кстати, через полчаса миледи ждет тебя к ужину.
Обеденный зал на втором этаже. Третья дверь слева. Лестница рядом с твоей каморкой, думаю, найдешь.
С этими словами он вышел. Я долго слышала его шаги и звук низкого голоса, напевавшего мелодию «Распутной пастушки».
Каморка! Я придирчиво осмотрела свои владения. Как можно назвать такую комнату каморкой! Здесь даже воздух пах уютом.
На стене висели большие часы с маятником. Они громко тикали, иногда я слышала скрежет механических шестеренок. Наверное, любая знатная леди скривилась бы, увидев этого уродливого монстра с толстыми стрелками, но мне было все равно.
Я с разбегу плюхнулась на кровать. Мягкая. Теплая. Раньше Марго Брентон о такой и мечтать не смела!
В углу комнаты стояла ваза с голубыми розами. От их прекрасного запаха хотелось танцевать, что я и сделала, предварительно закрыв шторками окно.
Ноги сами кружили меня по комнате, мимо шкафа из грубого дерева и письменного стола, мимо тумбы с фарфоровой статуэткой танцовщицы и графином, полным воды.
Боже, как тут прекрасно!
Внезапно часы издали хрипящий звук, дверца под циферблатом открылась и из нее выехала миниатюрная фигура попугая с желтым хохолком.
Краем глаза я заметила, что стрелка показывает семь тридцать. Неужели полчаса прошли так быстро?
С этими мыслями я быстро скинула пальто, с тяжелым вздохом осмотрела свое старое шерстяное платье и растрепанную косу, затем вышла из комнаты и закрыла дверь.
Предстоит знакомство с новыми хозяевами. Они удостоили приютскую мышку небывалой чести: отужинать с ними за одним столом.
Теперь главное – не ударить в грязь лицом.
Лестница на второй этаж и впрямь оказалась совсем рядом.
Я быстро взлетела по ступенькам и осторожно пошла вперед по коридору – туда, где из открытых дверей на пол падала полоса света, звенела посуда и слышался недовольный голос миледи:
– Вы обещали мне ростбиф с кровью на ужин, а не это отвратительное месиво, дорогой Роджер.
Я тихо вошла и застыла в дверях, глядя, как госпожа Райвен отчитывает пожилого слугу.
Бедняга лишь кивал и виновато улыбался.
В обеденной пахло мясом, рисовым пудингом и какими-то сладковатыми травами.
Во главе длинного стола сидела миледи в своем неизменном красном платье, над ней склонился слуга в ливрее, сжимавший пальцами поднос с дымящимся блюдом.
– Вы его пережарили, Роджер. Можете быть свободны. – Госпожа Райвен царственно махнула рукой в сторону слуги, и тот, поставив поднос на стол, с небывалой прытью скрылся из виду.
Я склонила голову перед своей хозяйкой.
– О, ты пришла, Маргарита, садись скорее, – пробормотала миледи, рассеянно глядя на стол.
– Благодарю вас, это большая честь для меня.
Я сделала шаг вперед, затем другой. Внутри похолодело от волнения. Эти нарядные разодетые господа смотрелись изящными статуэтками в дорогом кукольном магазине, мое платье мышиного цвета, казалось грязным темным пятном на их фоне.
Время словно застыло в этот волнующий миг.
Вот с довольной ухмылкой сидит Барри Хеббер. Увидев меня, он приветливо машет рукой.
За ним странная пожилая дама с вязанием в руках. Она смотрит на меня с любопытством, растягивая напомаженные губы в улыбке. На фоне накрахмаленного темно-синего воротника блузки ее лицо кажется мертвенно бледным, а глаза сияют, словно фонари в узких переулках Дублина.
Или мне только кажется?
Миледи, поймав мой взгляд, говорит:
– О, это моя компаньонка Зои Сандерс.
Я снова делаю реверанс, улыбаюсь, поймав горящий взгляд мисс Сандерс.
– С моим сыном ты уже знакома, Маргарита.
Леди поворачивает голову вправо, и я вижу сидящего рядом с ней Грея, бледного как смерть, нервно сжимающего вилку в руке. Он даже не смотрит на меня, и отчего-то внутри разрастается странная пустота.
Словно его взгляд сейчас – самая важная вещь в этом мире.
Грей напоминает печального призрака, наверное, он чем-то расстроен.
Я снова склоняюсь в вежливом поклоне и вижу самое настоящее привидение.
Слова теряются, а горло сжимает страх.
Черная леди, та жуткая незнакомка. что я видела в коридоре…На лице вуаль цвета непроглядной ночи. Ее длинные пальцы в свете лампы кажутся восковыми.
Я смотрю на нее, не отрываясь, и тихо говорю:
– П-призрак. Здесь призрак!
Мы с Жизель всегда боялись не упокоенных душ, которые, по слухам, бродят по ночным коридорам. Говорят, черная дама может утащить несчастную жертву прямо в ад, говорят, она питается чистыми душами…
И тут леди Кларисса засмеялась, и время снова пошло вперед.
Она махнула рукой в сторону черной леди:
– Ты что, Маргарита, боишься нашу Кэт? Мою младшую сестру?
Я кинула, понимая, что выгляжу полной дурой, и почувствовала, как щеки становятся пунцовыми.
– Простите меня, леди.
Грей отбросил вилку и раздраженно на меня уставился.
Казалось, все взгляды в этом доме устремлены на меня. Черная вуаль качнулась от прикосновения хозяйки, которая подняла ее вверх, освободив лицо, и снова на меня взглянула, теперь уже с улыбкой:
– Прости, что напугала тебя, дитя. Видишь ли, я ношу траур. Не стоит извиняться. Думаю, все в этом доме боятся моего облика.
Женщина была на удивление красивой. Темные волосы, теплый взгляд и загадочная полуулыбка. Она выглядела более удачной копией Кларисы Райвен.
– Вот и отлично, – подытожила миледи. – Садись рядом с Кэт, Маргарита.
Я прошла как можно тише и послушно села.
Все переводили взгляды со столовой посуды на Кларису Райвен, словно чего-то ждали.
Удивительно, но никто в этом доме не читал молитву перед ужином.
Наконец миледи улыбнулась, взяла в руки вилку и нож:
– Отведаем пережаренный бифштекс. Приятного аппетита.
– Приятного аппетита, – разнеслось по залу.
И все принялись за еду, услышав благословение хозяйки.
Я поймала мрачный взгляд Грея и отвела глаза, наблюдая за изящной рукой Кэт, в которой еле заметно дрожала вилка. Дама внезапно вздрогнула, и вилка выпала, звонко стукнувшись об пол.
Кэт всхлипнула и прижала руки к лицу.
– Леди, – я протянула ей свою нетронутую вилку, но сестра госпожи лишь молча покачала головой.
– Оставь меня, дитя, здесь душно, слишком душно, – она быстро сжала мою руку, встала и ринулась прочь.
– Остановись, Кэтрин! – громким голосом произнесла миледи, но сестра даже не подумала ее слушать.
Я увидела лишь след черной вуали в дверном проеме, а потом дама в трауре скрылась из виду.
– Не обращайте на нее внимания, – усмехнулся Барри, с довольным видом уплетавший ростбиф. – Наша добрая Кэт любит страдать и готова вечно носить траур по своему прошлому.
Он фыркнул и жестом позвал слугу, который наполнил его бокал виски.
Я лишь вздохнула, плотно сжав в кулаке крохотный листок бумаги, оставленный Кэтрин в момент рукопожатия.
Одно ловкое движение свободной рукой, и вот бумажный лист развернут у меня на коленях.
«Второй этаж, комната 8, зайди».
Очевидно, леди желает меня видеть. Только зачем?
Где-то внутри я по-прежнему ощущала интуитивный трепет перед этой странной особой.
Тем временем компаньонка Зои ополовинила бокал виски и весело смеялась над шутками мистера Барри.
Я поняла, что сижу, застыв с вилкой на весу, перед нетронутым бифштексом.
Он выглядел весьма аппетитно, только розовая сердцевина казалась не совсем прожаренной. Что за странный вкус у этих аристократов!
Ловким движением я отрезала кусочек и отправила к себе в рот. Божественно. В приюте нас никогда не кормили так вкусно!
Грей вяло ковырялся в тарелке. Поймав мой взгляд, он фыркнул так, словно перед ним был назойливый комар.
– Щелк-щелк, – зазвучали спицы мадам Зои. Со своим уродливым вязанием в руках она напоминала огромного паука.
От этих мыслей аппетит исчез.
– Тебе нравится Лейстрим, Маргарита? – Внезапно спросила мадам.
Я поперхнулась и громко закашлялась. Боже, какой стыд!
– Здесь весьма скромно и уютно, – словно не замечая этого, продолжала миледи. – По утрам ярко светит солнце, а ночи такие ясные, правда, сынок?
– Ужасное место, – с ненавистью в голосе ответил Грей, – настоящая тюрьма. матушка.
Он поднялся со стула, собираясь покинуть зал вслед за дамой в черном.
– Сядь, – В голосе миледи чувствовался лед – нет, скорее, целая глыба льда. – Помни о своем долге, сынок. Ты наследник рода. Так завещал твой отец.
Немного поколебавшись, Грей с обреченным видом сел обратно.
Он достал из кармана что-то блестящее, раздался механический скрежет, а затем случились два абсолютно странных, иррациональных события.
Мадам Зои выронила из рук фиолетовую пряжу, вскочила на стул и заорала:
– Жук!! Там жук!! Уберите его!
При этом она комично размахивала руками и сама походила на огромного майского жука.
– Вот он! – Толстый палец Зои указал на стол, туда, где на маленьких юрких ножках действительно ползло большое золотистое насекомое.
Жук ловко огибал тарелки с пудингом, бутылки с виски и графин с водой, а затем остановился напротив меня.
Я осторожно взяла его в руки. Большой, размером почти с ладонь. Тяжелый. В руку впился острый металл, несомненно жук был…
– Мадам, – я улыбнулась, – он механический, не живой. Вам нечего бояться.
Высокая прическа компаньонки вопросительно качнулась. Зои поджала губы и слезла со стула, видимо, осознав, в каком глупом положении находится.
Барри Хеббер отвернулся, стараясь сдержать смешок, а вот Грей улыбался во весь рот, откинув темные волосы назад. На миг я залюбовалась его улыбкой.
Жук в моих руках зашевелился и взлетел к потолку.
Миледи неожиданно тоже улыбнулась:
– Тебе нравится это насекомое из металла и шестеренок, Маргарита?
– Да, госпожа, оно прелестно.
Услышав мой ответ, Клариса Райвен склонила голову набок. И тут я поняла, насколько они с Греем разные.
Хозяйка замка сейчас походила на затаившуюся кобру, в ней не было и капли обаяния Грея, словно эти двое созданы разными творцами: Грей – одаренным скульптором, а его мать – сумасшедшим ученым.
– Этот механизм сделал мой сын. Он весьма талантлив.
– О, это восхитительно! Мистер Райвен – настоящий мастер.
Услышав мои слова, Хеббер недоверчиво хмыкнул, а Грей лишь тяжело вздохнул, снова уставившись в тарелку. Наверняка он опять думает о несравненной Эллин.
Тем временем собравшиеся вспомнили об остывшей еде. Конец ужина прошел без особых событий.
Только мадам Зои постоянно интересовалась у меня подробностями приютской жизни, то и дело сочувственно качая головой:
– Бедная девочка, и платьице-то на ней штопаное.
А я боролось с желанием кинуть тарелкой в ее голову с толстыми щеками и глазами-бусинами.
Наконец все пожелали друг другу спокойной ночи и начали расходиться.
Когда платье госпожи исчезло за дверью вслед за Греем, пьяный Хеббер начал меня звать:
– Мышка! Мышка-норушка! Пойди сюда…У дяди Барри кое-что для тебя есть.
Плохо дело. Я вежливо поклонилась и стремглав выскочила из столовой, делая вид, что не слышу.
Этот человек пугал меня гораздо больше механического жука.
«Второй этаж».
«Комната 8».
«Зайди».
Эхом отдавались в голове строки записки черной леди, пока я стремительно поднималась по лестнице
В коридоре перед глазами то и дело мелькали двери покоев обитателей замка.
Наконец я нашла дверь с потертой синей цифрой 8 и табличкой «Леди Кэтрин Райвен».
Моя рука на миг замерла в воздухе, когда из комнаты послышались приглушенные всхлипы, и все же я набралась смелости и постучала.
– Войдите, – голос Кэтрин был таким грустным и слабым, что мое сердце сочувственно сжалось.
Дверь скрипнула, и я очутилась в полумраке комнаты, весьма скромной: письменный стол, кровать и венский стул, на котором сидела миледи.
Сейчас она не плакала, просто смотрела на стену, где висел портрет молодого мужчины во фраке. Что-то в его чертах мне показалось знакомым, но что?
Светлые, почти белые волосы, озорная улыбка и глаза цвета аквамарина.
– Тебе он нравится? – Неожиданно спросила леди Кэтрин.
Я вздрогнула:
– Да, очень мм… интересный молодой человек.
На миг лицо ее озарила улыбка:
– В свое время мне тоже так показалось. Это Джозеф Рэнделл, он был моим женихом много лет назад.
После этих слов в комнате повисла тишина. Мне вдруг стало неловко. Наверное, надо продолжить разговор. Наконец, набравшись смелости, я спросила:
– С ним что-то случилось?
– Он умер, – бесцветным голосом ответила женщина в черном, – с тех пор я ношу траур и стараюсь не снимать черную вуаль, дитя. Но ты так испугалась одного моего вида, что пришлось сделать исключение.
– Простите, мэм.
– Не стоит извиняться, – она обхватила руками голову, – это случилось давно. Такая трагедия! Сотни смертей, и ради чего? О, будь проклят этот трон!
– Миледи, вам плохо? – Я склонилась над ней, стараясь не замечать, как неровно бьется собственное сердце.
И тут она крепко схватила меня за руку. Дыхание леди участилось, волосы разметались, словно от порыва ветра, я почувствовала холод ее рук и наткнулась на взгляд, что смотрел как будто сквозь меня.
– Будет битва. Будет кровь и смерть. Все повторится снова. Великое сражение во имя власти. Но карты спутались, ибо последний станет первым, и душа будет продана за тень свободы. Все случится в ночь ведьм. И папоротник зацветет раньше времени.
– Миледи-миледи! – Я старалась вырвать руку, но безуспешно.
Наконец она беспомощно захлопала глазами, словно очнувшись:
– Дитя? Я кажется заснула прямо на стуле.
– Вы говорили о какой-то битве и еще о чем-то.
Кэтрин Райвен провела ладонью по лицу и выпустила мою руку.
– Ох, деточка, быть может, я произнесла пророчество. Или просто бормотала во сне. Хотя… какая разница! Все стало бессмысленным, когда Джозеф погиб.
Она неожиданно протянула руку к столу, и тут я заметила некий предмет, накрытый темной тканью.
Ткань взметнулась вверх, под ней оказалась птичья клетка, в которой сидела золотистая сова с яркими голубыми глазами.
Я не сразу поняла, что она неживая, и еле сдержала вздох восхищения, до того удивительным мне показалось это механическое чудо.
Леди Кэтрин тоже смотрела на него с нежностью, наконец она открыла клетку и бережно достала золотистую птицу:
– Это филин. Просто филин. Мой единственный друг в замке. Помню, мне было грустно, а потом Грей смастерил филина. Он как живой, да, дитя?
Кэтрин повернула ключ под изящными перьями, и филин взлетел. Я только слышала звук шестеренок да хлопанье крыльев. На душе стало немного теплее. Казалось, что в этой миниатюрной фигурке действительно спрятана какая-то магия. Наверное, всему виной талант Грея.
Покружив над нами, филин приземлился на плечо хозяйки.
– Признаться, сама не знаю, как все это работает. Магия, да и только, – усмехнулась она и достала лежавшую на столе пачку писем.
– Смотри, это все письма Джозефа. Они такие трогательные. – Леди открыла первое и начала читать:
– Дорогая Китти, пишу тебе из нашего замка. Все готовятся к нашей свадьбе, и кругом царит сплошная суматоха. Отец отчитывает слуг, а матушка вся в хлопотах, ведь совсем недавно у меня родилась…
Леди Кэтрин шумно вдохнула воздух и прижала письмо к сердцу, шепотом продолжив:
– Младшая сестренка.
Она так и застыла, став похожей на статую героини античной драмы. Время шло, а она не шевелилась.
Все-таки это дама меня пугала.
– Леди Кэтрин, – я аккуратно прикоснулась рукой к ее плечу, – леди…
– Пора спать, деточка. Славно, что мы поговорили, а теперь оставь меня.
Эти слова она произнесла, не открывая глаз, ввергнув меня в полнейшее замешательство.
– Эмм… хорошо. Спокойной вам ночи, – я повернулась и быстро пошла к выходу, чувствуя себя окончательно сбитой с толку.
Что за странная леди? И зачем она меня звала? Только чтобы пожаловаться?
С этими мыслями я дошла до своей комнаты.
В душе царила какая-то странная грусть. Подобные чувства, наверное, испытывает человек, прикоснувшийся к чужой мрачной тайне.
Вроде, в моей жизни складывалось все нормально, а мысли о погибшем Джозефе и скорбящей леди не давали покоя.
Неужели она так и коротает целые дни в своей холодной комнате в обществе писем и механической совы?
От моего платья пахло ладаном и лавандой – неизменными спутниками дамы в черном. Казалось, ее драмой пропитались и моя одежда, и мои мысли.
– К черту, – я неуверенно провела рукой по лицу, словно стараясь сбросить груз тревоги и сомнений.
В этот момент настенные часы снова заскрежетали, деревянные створки под циферблатом открылись, и оттуда выехала фигурка попугая с золотистым хохолком. Она со скрипом повернулась, издав странный звук, напоминавший бульканье, и вновь скрылась из виду.
На часах было одиннадцать.
Неужели несносный попугай будет выползать каждый час? Тогда бедной приютской мышке предстоит веселенькая ночь.
С этими мыслями я достала из чемодана недописанное письмо к Жизель и, усевшись за стол, продолжила свою исповедь.
– Фьюю, – раздалось из окна. Похоже, снаружи царит ненастье. Словно подтверждая мои мысли, застучали капли дождя.
«Пишу тебе глубокой ночью, Жизель. Грей Райвен показал мне сегодня замковый сад. Кажется, его абсолютно не волнуют события на дублинской ярмарке: все мысли господина занимает Эллин Форнейт. Он словно грезит о прекрасной мисс наяву.
Не думай, что я его осуждаю, Жизель. И все же эта зацикленность немного пугает.
Хотя, наверное, в Дублине нет мужчины, не ставшего жертвой чар великолепной дивы.
В замке я чувствую себя странно – здесь мило и спокойно».
За окном раздался раскат грома, заставивший меня вздрогнуть. Вдруг я поняла, что грызу кончик механической ручки, видимо, от излишних эмоций.
Если бы это видела мисс Росс, то наверняка мои руки получили бы порцию плетей.
Как же хорошо, что я сейчас не в приюте!
«Леди Райвен добродушна, хоть и ведет себя странно, впрочем, как и все обитатели Лейстрима.
P.S. Жизель, если будешь свободна, узнай у настоятельницы одну вещь. В день, когда меня нашли младенцем у дверей приюта, не было ли при мне фамильных украшений или писем? Вдруг она вспомнит что-то важное, и я снова обрету надежду найти родственников.
Твоя не отчаявшаяся подруга Маргарита».
Я запечатала письмо в конверт, наклеила на него марку и, сняв платье, рухнула на кровать совершенно без сил.
Я сидел за столом, вооружившись ручкой и бумагой.
На белом листе красовались два слова:
«Дорогая Эллин».
Больше ничего мой ничтожный мозг не сумел придумать. Сколько писем должен я ей отправить в надежде на ответ?
Пишу каждый день, а она…присылает короткую записку раз в неделю.
Проклятье! И с каких пор я считаю письма, словно чувствительная барышня? Как у меня получилось дойти до подобного безумия?
«Дзинь», – иронично прозвенел браслет на моей руке – проклятье моей матушки.
Каждый раз, когда я на него смотрел, казалось, что она следит за любым моим движением.
Браслет, не позволявший сбежать, больше похожий на ошейник, которым богатые девицы привязывают к поводку своих маленьких собачонок.
Вспомнились предстоящая свадьба с кузиной и слова матери: «Ты – наследник рода».
Как же я все это ненавижу и завидую свободному ветру, который может раздувать платье моей прекрасной Эллин!
Я поднялся и принялся ходить по комнате.
Матушка скоро пригласит кузину на прием, но я ни за что не выйду, запрусь здесь, и пусть развлекаются без меня чертовы ведьмы.
Я всего лишь узник в этой клятой тюрьме так же, как мои отец и дед, как все мужчины нашего рода.
Мой взгляд упал на большое зеркало, висевшее на дверце гардероба.
Оттуда на меня смотрело собственное отражение: взволнованный и усталый Грей Райвен с беспорядочно свисавшими темными прядями, похожий на общипанного ворона.
Я подошел ближе и начал придирчиво себя разглядывать, инстинктивно пригладив волосы.
Этот цвет слишком мрачный, а Эллин любит светлое. Может покрасить свою шевелюру при помощи магии! Проклятье, и о чем я думаю!
А эти круги под глазами – какая леди посмотрит на человека с таким уставшим лицом.
От этих мыслей я чуть не запустил в зеркало лежавшую на тумбе книгу, но вовремя себя остановил, сделал глубокий вдох и схватил со стола недописанное письмо.
Нет… Такое поведение недостойно.
Бумажный лист на моих глазах превращался в синюю бабочку.
Довольный результатом, я открыл окно и пробормотал:
– Лети к ней, если помнит обо мне, пусть пришлет ответ.
Бабочка выпорхнула прямо под дождь, ведомая раскатами грома. Такая яркая и миниатюрная, словно это мое собственное сердце улетело на поиски Эллин.
Всю ночь меня мучила бессонница. Раскаты грома перемежались со звуками шагов и каким-то непонятным стуком, доносившемся с верхнего этажа:
– Тук-тук-тук.
Я вздрагивала, просыпалась и считала удары сердца, вторившие этим стукам. Каждый час створки часов раскрывались, и из них со скрипом выезжал попугай, разрушая мой беспокойный сон.
О, как я возненавидела его мерзкий желтый хохолок! Ближе к утру мне все-таки удалось уснуть. В мимолетных грезах я снова возвращалась в приют, где мы с Жизель наперегонки бегали за котом Бандитом и придумывали веселые прозвища наставницам.
В семь утра раздался стук в дверь.
Самым сложным для меня оказалось разлепить глаза и подняться с постели.
– Тук! – Раздалось снова, уже громче, и я ринулась открывать
На пороге стояла дама строгого вида с высокой прической, из которой выбивались рыжие локоны. Мне она почему-то напомнила добрую няню из детских сказок.
– Доброе утро. Я экономка Жаклин Стэрвик.
Она выдержала паузу, горделиво вздернув подбородок.
– Очень приятно, мисс Стэрвик, Маргарита Брентон готова служить Лейстриму, – отчеканила я.
– Вот и отлично, – губы экономки раздвинулись в довольной улыбке. – Жду вас на первом этаже на кухне, будете помогать готовиться к завтрашнему приему.
– Приему? – Я удивленно на нее взглянула.
Экономка вздохнула:
– Приедет господин Джастин Райвен с сестрой. Мадам изволила пригласить гостей.
С этими словами мисс Стэрвик направилась к лестнице, оставив меня в полном одиночестве.
Я порылась в чемодане и достала сменное платье. Оно было летним. Плохо дело! Больше одежды у бедной приютской мышки нет. Что ж, придется походить в шерстяном, оно хотя бы теплое. Мой взгляд снова упал на протертый рукав, и я закатала его до самого локтя. Все равно предстоит работать руками.
Заплетая волосы в косу, я разглядывала свое отражение в пыльном зеркале.
Длинные светлые пряди и ясные, почти синие глаза. Наверное, будь я одета получше, можно было бы гордиться такой внешностью, но приютское платье делало меня похожей на обнищавшую девицу из тех, что готовы браться за любую работу, дабы поправить свое положение.
С этими мыслями я дошла до кухни. Ноздри приятно щекотал аромат тостов, свежего молока и травяного чая. В животе заурчало. Я только сейчас поняла, насколько проголодалась.
Кухня казалась поистине великолепной. Огромное помещение с длинными столами, на которых быстро работали кухарки, электрические плиты с кипящими кастрюлями. Был здесь и новомодный холодильный шкаф от компании «Уютный холод Бертона».
Такое могли себе позволить только аристократы.
Жаклин накрыла мне маленький столик для прислуги.
Я с жадностью схватила тост и принялась намазывать его малиновым джемом.
Экономка, поглядывая на меня, только качала головой и приговаривала:
– Бедное дитя. Совсем тебя не кормили.
– Я лишь кивала и подливала себе чай с восхитительным запахом лаванды.
Ты ведь из приюта, Марго? – Неожиданно спросила мисс Стэрвик.
– Да, мэм, их пхиюта, – с набитым ртом оказалось крайне тяжело говорить.
– О, – она склонила голову набок, – а я работала экономкой на Карла Фергюсона в Лондоне. Потом решила перебраться в Ирландию и устроилась в Лейстриме. Здешний климат мне больше подходит.
– Карла Фергюсона? Главы географического общества? – Я чуть не соскочила со стула от избытка чувств, тост выскользнул из рук и полетел вниз. Каким-то чудом мне удалось поймать его на лету.
– Да-да, он самый, – улыбнулась Жаклин. – Граф Фергюсон, советник при королевском дворе. Весьма эксцентричный джентльмен и очень щедрый хозяин.
– Оо, мистер Фергюсон владеет фирмой по производству дирижаблей, и вообще…. Он так знаменит! Хотелось бы хоть раз увидеть его вживую!
В этот момент Жаклин побледнела, ее губы задрожали, и она резко поднялась со стула,
пробормотав:
– Не думаю, что ты обрадуешься этой встрече.
С этими словами экономка оставила меня и направилась к кухаркам, а я подумала, что мисс Стэрвик – со странностями, впрочем, как и все обитатели Лейстрима.
Интересно, а слуги здесь простые смертные или тоже ведьмы и колдуны?
Рука невольно нащупала крестик на шее.
После завтрака мне неожиданно поручили помыть пол в гостиной, и я с радостью принялась за работу.
Здесь было так красиво! В центре зала стоял камин, в котором тлели угли, по бокам его украшали белые статуи ангелов с серебряными флейтами в руках. На настенных картинах были изображены восхитительные пейзажи, в одном из них я узнала сад, который вчера мне показывал Грей.
В центре потолка красовалась огромная хрустальная люстра, а проемы окон скрывали тяжелые бордовые шторы.
Даже воздух здесь был наполнен чем-то праздничным, самым настоящим ожиданием чуда.
Схватив швабру, я принялась мыть и без того чистый пол, пританцовывая и представляя себя в образе знатной дамы, такой же прекрасной, как Эллин Форнейт,
В платье, украшенном цветами, белых перчатках и кокетливой шляпке с пером.
Интересно, что подумал бы Грей, увидев меня в таких одеждах?
В окне на меня смотрело отражение в потертом сером платье с шваброй в руках.
Я вздохнула и принялась натирать пол с удвоенной силой. Лучше отбросить мечты и заняться делом.
– Грей! Открывай, несносный мальчишка! – Голос матушки эхом раздавался в моей комнате.
– Бом! – Звук удара.
– Как ты мог уйти с завтрака и так меня опозорить!
– Бом-Бом
Я лишь усмехнулся. Она может стучать сколько угодно: дверь зачарована, и открыть ее может только хозяин комнаты.
–Ты сказала, что завтра приедет мой мерзкий кузен Джастин и его сестрица, на которой ты планируешь меня женить. После этих новостей мне пришлось покинуть ваше прекрасное общество из безутешной вдовы, глупой компаньонки и расчетливого хитреца Берри.
– Грей, сколько времени ты планируешь здесь прятаться? – В голосе матушки слышались нотки волнения.
– Пока твои дорогие гости не уедут, это же очевидно, мама.
– Грей, не позорь меня! Ты наследник…
– Да плевать! Я не желаю видеть пресную кузину Лорену, а уж тем более – вести ее к алтарю!
На миг воцарилась тишина, затем из коридора донесся приглушенный всхлип – старое оружие матушки, до сей поры действовавшее безотказно. Только сейчас мне было все равно.
– Если вы будете меня доставать, уйду в Изнанку навсегда.
– Грей, но ты же знаешь, там нельзя долго находиться! О Грей…
Снова повисла тишина, потом она произнесла сухим голосом с нотками отвращения:
– Хорошо, я приглашу твою бездарную певичку Эллин Форнейт. Она будет радовать тебя завтра на приеме. Доволен?
На моих губах возникла мстительная улыбка. Что ж, хоть что-то приятное в этом безысходном будущем.
– Тогда ты выйдешь, Грей?
– Выйду. Как хорошо, что мы друг друга понимаем с полуслова, мама!
В ответ лишь послышался стук ее каблуков.
Я вздохнул. Всего одна встреча с Эллин… На что я надеюсь?
Это жуткая женщина Клариса Райвен все равно заставит меня жениться на кузине.
У нее есть главное оружие. Взгляд упал на браслет. Чары, которыми меня привязали к этому замку.
Что делать, если она предложит свободу в обмен на свадьбу с противной Лори?
Ответа не было.
Свобода… Это слово звучало так сладко. Скоро мне придется принять магию ковена, и тогда матушка окажется слабее меня. А если она еще снимет браслет, то…
Станет ли моя жизнь хоть немного лучше?
Я схватил небрежно валявшуюся на столе фотографию кузины, достал из кармана зажигалку.
«Щелк», и ее пухлое лицо начало тлеть, объятое красным пламенем.
При виде этой картины внутри меня по венам разливалось что-то темное. Торжество? Злорадство? А быть может, все вместе?
Жаклин меланхолично размешивала тыквенный суп. По ее щеке медленно стекала слеза.
– Подумать только, увидеть ее спустя столько лет!
Эти глаза, о, она запомнила их на всю жизнь. Почти синие, с серым оттенком.
«Не время для слез», – с этой мыслью Жаклин принялась мешать суп с такой силой, что кастрюля чуть не упала набок.
«Мне нужен план. Только хороший план может спасти всех нас. Впереди – Вальпургиева ночь и шабаш».
Этот шабаш запомнится всем надолго, уж она-то постарается.
Жаклин решительно сняла кастрюлю с плиты и направилась к кухаркам.
Надо проверить, не пересластят ли они десерт, не сворует ли повар продукты.
Хорошая экономка, которой притворялась Жаклин, должна следить за всеми обитателями замка.
Когда я закончила мыть пол, хмурая кухарка снова позвала меня в обитель вкусных запахов и кипящих кастрюль.
Весь замок к полудню словно ожил. Слуги, кряхтя, тащили в гостиную огромное красное пианино.
Старый лакей протирал бархатные шторы от пыли маленькой смешной щеткой, с ворсинками, напоминавшими его собственные курчавые волосы.
На кухне готовили торт к завтрашнему приему. Я видела белые коржи с воздушным кремом и шоколадные лепестки, которые усердно мастерили кухарки.
Одна из них жаловалась:
– Госпожа могла бы заказать готовый торт из Дублина.
Вторая обреченно вздохнула:
– Могла бы, но она предпочитает блюда, приготовленные на ее кухне. Ты же знаешь, Клара. У этих господ – одни причуды
– Маргарита! – позвала меня мисс Стэрвик. Я вздрогнула от неожиданности.
– Спустись в подвал, там в кладовой найдешь гобелены с весенним пейзажем. Принеси их в гостиную, а потом бегом помогать с готовкой.
– Да, мэм, – я улыбнулась, еще раз вдохнув восхитительные запахи сдобы с шоколадом, а затем ринулась вниз по лестнице.
По словам экономки, в подвале находилась кладовая с разными «никому не нужными мелочами».
Второй этаж, первый, ступеньки пролетали одна за другой, меня наполняло предвкушение чего-то нового. Наверное, именно такие чувства должна испытывать приютская мышка, оказавшаяся в огромном замке.
В конце темного коридора, как путеводная звезда, сияла золотистая дверь. Я дернула ее за ручку, и дверь в тот же миг открылась.
Перед глазами зарябило от обилия предметов всевозможных форм и размеров. Здесь валялась сломанная арфа, с трещиной посреди корпуса, какой-то серебристый предмет в восточном стиле, напоминавший заварочный чайник с вытянутым носом, разноцветные ковры, рамы для окон, фарфоровая кукла с оторванной рукой, от вида которой меня слегка покоробило.
В пыльном углу лежали книги. Бесконечное множество книг. Их мне было особенно жаль. В приюте чтение романов стало одним из немногих доступных развлечений. Я любила погружаться в волшебные миры, представлять себя пиратом, принцессой или капитаном корабля.
Тяжело вздохнув, я провела рукой по синему корешку первой попавшейся книги.
– Точное попадание!
Услышав странный голос, я отдернула руку, словно обжегшись, оглядела кладовую – пусто, так откуда же…
– Испугалась? Могу понять. Я бы тоже испугался.
За голосом послышался смех, надрывный и слегка злорадный.
– Кто вы? Как сделались невидимым? Знайте, меня таким не напугать. Я в курсе, что в Лейстриме живут чародеи.
– О…Вот как? Значит, паскудник Грей все тебе рассказал? Что ж, тогда самое время представиться, – снова послышался смешок. – Я – лунный эльф, а голос ты слышишь из лампы.
– Лампы? Но здесь нет лампы.
Мой невидимый собеседник фыркнул:
– Глупая девчонка, предмет, похожий на серебристый чайник, и есть лампа. Что за неучей воспитывают в приютах!
Я неуверенно подошла к «лампе»:
– Мистер эльф, вы многое обо мне знаете?
Лампа слегка подпрыгнула, словно выражая недовольство:
– Я знаю и вижу все, что видит Грей. Мы с ним, так сказать, связаны.
– Вот как, почему же вы сидите внутри этой штуковины?
Лампа издала раздраженный вздох:
– Я не сижу внутри! Это всего лишь средство связи между мирами. Лампа зачарована великим шейхом Амуниби! На самом деле лунный эльф живет в Изнанке. Надеюсь, теперь все понятно? – Подытожил голос.
– Конечно, мистер эльф, – с готовностью ответила я, хотя понятно мне не было ровным счетом ничего.
– Вот и отлично, рад знакомству, ведьмочка. Ну, мне пора! И не забудь книжицу в синем переплете, там много интересного.
По воздуху прошла волна ледяного ветра, слегка приподняв подол моего платья.