Глеб проснулся поздно. Свет пробивался сквозь занавеску блеклыми полосами, ложился на стены и резал глаза. Воздух в комнате стоял неподвижный, чуть пыльный – от старых досок, от ночи, от времени.
Он не спешил вставать. Лежал, слушая, как за окном что-то скрипит – может, балконная рама, может, чужой шаг по двору. В этой тишине было что-то липкое, вязкое. Она будто заполняла всё пространство – стены, тело, даже мысли.
Когда наконец сел, подушка оставила на щеке след, а тело – ощущение тяжести, будто ночь была не отдыхом, а продолжением чего-то долгого и непонятного.
Он провёл рукой по лицу. Холодные пальцы, короткое дыхание. Потом взгляд – на окно, где серый свет плавно растворялся в тумане. Всё снаружи выглядело одинаково: двор, машины, детская площадка с облупленными качелями. Ни звука, ни движения, только гул вдалеке – город жил, но без него.
На столе – ноутбук. Экран потухший, но всё равно манящий. Глеб щёлкнул крышкой, и комната вспыхнула тусклым голубым светом. Проект был открыт – тот самый, вчерашний. Несколько дорожек, пустые такты, пара неудачных мелодий. Он нажал «play».
Музыка зазвучала, но не тронула.
Просто звуки. Без тела, без души. Он слушал их, будто чужие голоса в соседней комнате. Ни боли, ни радости. Только усталость.
Кофе остыл ещё утром, но он всё равно сделал глоток. Горечь осела на языке, будто напоминание, что день начался. В углу тихо потрескивала батарея, за окном кто-то выгуливал собаку. Мир жил рядом, но не внутри.
Он подошёл к окну. Снизу тянуло холодом и сыростью, капли стекали по стеклу, оставляя мутные следы. Глеб смотрел на них, пока взгляд не расплылся, пока всё не стало одним цветом. Он знал каждый угол этого двора – те же старики на лавке, те же дети, что кричат до сумерек. Но сейчас – никого. Только гулкий шум листвы и ощущение, что всё остановилось.
Он вернулся к ноутбуку. Открыл проект заново. Курсор мигал, как будто поддразнивал. Пальцы замерли над клавиатурой. Тишина. Вдох. Выдох. Он попробовал сыграть что-то, нажал несколько клавиш. Ноты зазвучали, но будто через стену.
Он остановился, провёл рукой по волосам, закрыл глаза.
– Ну же… – выдохнул он почти беззвучно.
Но вдохновение не пришло. Только звон в ушах от собственного молчания.
Глеб поднялся и отошёл от стола. Постоял у окна, посмотрел вниз – на двор, на тусклые пятна света под фонарями. Всё казалось нереальным, будто нарисованным. Он снова лёг. Кровать встретила его холодом, и всё вокруг стало вязким, будто время утратило форму.
Когда-то он просыпался иначе.
В семнадцать – утро всегда пахло идеями. Тогда он ещё верил, что всё возможно. Он мог не спать ночами, искать звуки, ловить настроение в каждом шуме. Музыка тогда была живой, шевелилась в нём. Он помнил тот день, когда впервые написал трек для инди-разработчика. Как сердце билось, когда пришёл ответ: «Хочешь попробовать что-то для игры?»
Он тогда не ел, не спал, писал до утра. Мир казался огромным, и всё в нём дышало.
Теперь же – пустота.
Все проекты умерли один за другим. Люди исчезали. Ответов становилось всё меньше, как будто и его самого стало меньше. Музыка осталась, но где-то далеко, как эхо под водой. Он перевернулся на бок, глядя в потолок. Из-под окна тянуло холодом, комната дышала медленно и лениво. Перед глазами всплывали лица – друзья, голоса, старые вечера.
Паша, Артём, Лиза. Шум, смех, колонки, пицца, кто-то орёт, кто-то спорит про старые игры. Кто-то говорит: «Вся жизнь – это туториал.» Он улыбнулся. Потом улыбка сошла.
Теперь каждый из них где-то там. Паша – в Питере. Артём – в Казани. Лиза – за границей. У всех – жизнь, движение, тепло. А он – здесь. В городе, где туман даже днём не уходит. Он не злился. Просто… скучал по тому, как всё тогда казалось настоящим. Он выдохнул, закрыл глаза.
В груди стало пусто. А потом – снова привычная тяжесть. Он сел, посмотрел на стол. Ноутбук ждал. В нём – заказ на фоновую музыку для свадебного ролика. Без лица. Без смысла. Просто звуки, чтобы никто не слушал. Он включил его, послушал первые аккорды. Всё правильно, всё ровно. И всё равно – мимо.
Он опустил голову, ладонью закрыл глаза. Сколько бы ни писал – ничего не менялось. Музыка стала чем-то вроде пыли. Она заполняла пространство, но ничего не оживляла.
В комнате было тихо. Только тиканье часов и редкий шум машин за окном. Глеб не знал, сколько прошло времени – час, два. Когда телефон дрогнул, звук показался почти чужим. Экран вспыхнул. Смс. Он не спешил брать. Просто сидел, слушая, как сердце делает один лишний удар.
Глеб сидел за компьютером. Монитор светил бледным голубым, отражаясь в его уставшем лице. Пальцы бегали по клавишам быстро, почти машинально. На экране – очередной проект: безжизненный, пустой, как звук дешёвого синтезатора. Всё, что требовалось, – сделать, отправить, забыть. Мысли мешались, сталкивались, но не задерживались. Некогда было думать. Внутри росло знакомое напряжение – будто тень медленно подступала со спины. Время поджимало. Каждая минута казалась каплей, вытекающей из пробитой банки с надеждой.
Он не открывал сообщение – просто знал, что там. Остальное не имело значения. Осталась только работа и необходимость закончить её, чтобы не остаться на улице.
Глеб перевёл взгляд на экран, пытаясь сосредоточиться. Но мысли всё равно ускользали, как туман. Он снова принялся за проект, но тревога не отпускала. Закусил губу, колеблясь – стоит ли взглянуть на телефон? Он знал, что ничего не изменится, но внутри всё равно что-то требовало этого.
В комнате было тепло, а за окном – темно. Уже вечер, но он не чувствовал ни ночи, ни дня. Его мир сузился до стула, компьютера и бесконечной рутины.
На экране мелькнула мелочь – незначительная, но почему-то она вывела его из равновесия. Мысль за мыслью, и вот он снова возвращается к старым вопросам: как быстро заработать? Как прожить ещё один месяц в квартире, где даже стены кажутся чужими? Почему он вообще выбрал эту работу?
Тревога нарастала, и стало тяжело сидеть. Он встал, подошёл к окну, потянулся. В воздухе пахло дождём, и это немного успокоило – словно внешнее напоминание о том, что не всё потеряно. Он закрыл глаза, вспомнив того, прежнего себя – парня, что по ночам сочинял музыку и верил, что жизнь будет другой. Теперь – только пустота.
Через пару минут он вернулся к компьютеру. Работа закипела, но это кипение было без страсти. Он медленно двигал курсором, собирая звуки в композицию, которая казалась мёртвой ещё до начала. Это был не выбор – необходимость. Тревога стала чем-то вроде сигнала: ты всё ещё здесь, жив, дышишь.
Каждое нажатие клавиши отдавалось тупым звуком в голове. Он едва слышал музыку, над которой работал. Всё смешалось: серый шум мыслей, гул за окном и внутреннее давление – будто весь мир сжался в узкое пространство между «сейчас» и «надо». Он больше не искал вдохновения, лишь завершения. Поскорее закончить, отправить, получить оплату и избавиться от тревожного сообщения.
Мысли перескакивали: новый заказ? звонок от хозяина квартиры? переезд? Всё сливалось в одну линию – выжить. Он выдохнул, сжал зубы и продолжил. Только закончить. Остальное – потом.
Он поставил последнюю точку, переслал файл и почти сразу получил перевод – жалкие две тысячи. Этого едва хватило, чтобы перекрыть долг. Он открыл приложение банка, перевёл сумму хозяину, отключил телефон и уставился в экран. Пустота. Ни облегчения, ни чувства завершённости – только глухой звон в висках.
– Курить. Срочно курить, – прошептал он.
Пошарил по столу, нашёл пачку. Пальцы дрожали не от страха, а от усталости – от этой бесконечной гонки за ничем. Сигарета дрожала в зубах. Он натянул серое пальто поверх чёрной водолазки, проверил карманы – зажигалка на месте. Белые, чуть запачканные кеды, чёрные штаны – всё как всегда.
Он вышел на лестничную площадку. У подъезда было сыро, но дождь уже прошёл. Капли стекали с навеса и разбивались о бетон. Он присел на мокрую лавочку, закурил. Воздух был густой, тяжёлый, пропитанный влажной скукой.
Свет фонаря цеплялся за ткань пальто, рисуя тени. Белые кеды почти сливались с серыми плитами. Лицо спокойное, будто выточенное из камня, с лёгким налётом щетины – следом дня, к которому он не хотел возвращаться. Он медленно затянулся и посмотрел в пустой двор.
Глеб сидел тихо. Серый вечер окутывал его, воздух лип к коже. Из окна соседней квартиры падал мягкий свет, рисуя на асфальте узоры. Было тихо: ни шума, ни суеты – только треск сигареты и собственные мысли. Он не думал ни о деньгах, ни о будущем. Просто жил этим мгновением, чужим и своим одновременно. Соседи проходили мимо, не замечая его – часть пейзажа, человек на лавочке
Он разглядывал асфальт, будто ища в трещинах хоть какую-то логику. И вдруг – движение. Мимо прошла девушка в светлом плаще. Из рюкзака выпала игрушка – небольшая, плюшевая. То ли медвежонок, то ли волчонок. Она не заметила.
Глеб встал, поднял. Мягкая, с тёплым запахом чужих духов. Он сделал шаг вперёд.
– Эй, – негромко сказал он, – у тебя что-то выпало.
Девушка обернулась. Её глаза были заплаканными, лицо усталым. Она попыталась улыбнуться.
– О… спасибо, – произнесла тихо.
Он протянул игрушку. Их пальцы коснулись, её ладонь дрожала.
– Держи, – сказал он.
Она кивнула, неловко улыбнулась.
– Хорошего вечера.
– И тебе, – прошептала она, уходя прочь.
Глеб остался стоять. И вдруг ощутил – в мире всё ещё есть что-то настоящее, даже если на секунду. Ему не хватало людей, тепла, живого взгляда. И, преодолевая нерешительность, он снова окликнул её:
– Погодите.
Она остановилась.
– Я не могу не спросить… что с вами случилось?
Несколько секунд молчания.
– Просто день, – ответила она. – Один из тех, когда всё валится.
Глеб кивнул.
– Бывает, – сказал он. – Я такие дни коллекционирую. Уже пару лет.
Она удивлённо посмотрела, потом чуть улыбнулась.
– Эм… ты часто подбираешь чужие игрушки?
– Только по праздникам. Сегодня вроде не праздник.
– Наверное. – Она усмехнулась. – Ну… спасибо.
– Не за что. Осторожнее там. Игрушки коварные.
– Угу. Пока.
– Пока.
Она ушла. Разговор длился минуту, но почему-то казался важным. Глеб всё ещё чувствовал в пальцах мягкость игрушки, как след.
– Что это вообще было сейчас? – пробормотал он.
Слова, взгляды, жесты – всё казалось бессмысленным, но живым. Он поймал себя на том, что впервые за долгое время что-то почувствовал. Немного, но достаточно, чтобы дрогнуло внутри. Сел обратно, поёрзал, словно не находил себе места. Лёгкая дрожь пробежала по телу – не от холода, а от странного волнения.
– Дурацкий вечер, – сказал он вслух и усмехнулся. – Но, может, не самый пустой.
Он поднялся, стряхнул пыль с пальто и направился к подъезду. Где-то в груди шевельнулось неловкое, почти детское чувство – будто он сделал что-то глупое. Но впервые за долгое время это было живое чувство.
Дверь в квартиру закрылась за ним тихо. Глеб снял обувь, прошёл вглубь тускло освещённой комнаты и сел на кровать, чувствуя, как тишина снова обнимает его с привычной прохладой. Он сел на кровать, но в этот раз тишина не ощущалась привычной. Что-то в ней было не так. Будто она стала тесной, мешающей. Будто сама пустота начала давить на грудь.
– Нельзя так просидеть всю жизнь, – произнёс он вслух, будто проверяя, звучит ли эта мысль по-настоящему. Он опустил голову, провёл рукой по лицу.
– Нужно что-то делать… но что? Что я вообще могу сейчас?.. Как выбираться из этой дыры?..
Вопросы висели в воздухе, и ни один не находил ответа. Только слабое шуршание ветра за окном казалось реакцией на внутренний крик, слишком долгий и слишком тихий, чтобы кто-то его услышал. Он встал и медленно прошёлся по комнате. Пол скрипел под ногами, будто подтверждая: да, ты всё ещё здесь, всё тот же – в этих стенах, с этой мебелью, в этом состоянии. Он подошёл к окну, приоткрыл его, вдохнул прохладный воздух – свежий, но ничем не наполняющий.
– Я ведь когда-то мечтал… – снова вслух. – Хотел делать музыку, настоящую, атмосферную. Ради атмосферы игр, ради людей.
Он закрыл окно, опёрся на подоконник. Пальцы дрожали, не от холода – от злости на себя. Он вспомнил, как ночами не спал, оттачивая звук, искал баланс, учился на слух… А теперь? Теперь он делает фон для банкетов и кривые мелодии для чужих праздников, на которых его самого никогда не будет.
– Чёрт… – выдохнул он.
Телефон на столе мигнул – кто-то поставил лайк на старую публикацию. Почти случайность. Он выключил экран, прошёл к компьютеру, сел, но не включил его. Смотрел в чёрный монитор, как в зеркало, надеясь, что там отразится что-то другое.
– Надо начинать с малого, – подумал он. – Хоть что-нибудь. Плевать, если не получится. Главное – не стоять.
Он не знал, что будет делать завтра. Но в этот момент подумал не о выживании, а о шаге. Первом, пусть даже в темноте. Он включил компьютер. Звук кулера привычно зашумел, будто пробуждая не только машину, но и его самого. Глеб надел наушники, открыл старый проект – тот, что начинал когда-то, без цели, просто потому что чувствовал. Пальцы легли на клавиатуру. Неуверенно, почти неловко. Он долго выбирал инструмент – не слишком яркий, не слишком мрачный. Что-то нейтральное, но живое, как лёгкий ветер между домами.
Первый аккорд. Второй. Медленно. Не музыка – дыхание.
Он не думал, не анализировал. Просто позволял себе звучать. Не как заказчик просит. Не как нужно кому-то. А как он может. Как чувствует.
Ноты ложились не в такт, а в эмоцию. Иногда громко, иногда почти неслышно. Он не знал, получится ли композиция. Не знал, будет ли в этом смысл. Но каждая секунда за этим занятием казалась настоящей. Ему не нужно было быть счастливым. Он просто не был пустым.
Он слегка улыбнулся. Не от радости – от облегчения. Как будто часть себя, спрятанная глубоко, наконец подала голос. Это был не проект. Это был диалог. С тишиной. С собой. С тем, кем он когда-то был и кем, может быть, ещё станет.
Он с интересом прислушивался, как музыка, хоть и немного хаотичная, но при этом полная жизни, заполняет пространство. Она не была похожа на то, что он обычно писал для работы. В ней не было структуры, которой он привык придерживаться, не было логики и формальных решений. Но в этом и была её прелесть – она была живой, искренней, и, несмотря на свою нестабильность, всё равно оставалась гармоничной.
Глеб почувствовал, как каждый аккорд, каждая нота приходят откуда-то изнутри, не через разум, а через чувства. Он перестал думать о том, как это должно звучать, какие правила он нарушает. Всё, что он делал – это следовал за тем, что внутри. Его руки двигались по клавишам как будто сами, не требуя усилий. Это было освобождение от всех его мыслей и забот, от всего, что заставляло его чувствовать себя пустым.
Он заметил, как ритм начал выстраиваться. Он был не идеальным, местами дерганым, но именно этот порыв создавал что-то необычное. Почти как дыхание, которое не всегда ровное, но всегда необходимое для жизни. Глеб понял, что его музыка не должна быть совершенством – она должна быть настоящей, такой, как она есть. И в этом есть своя красота.
Он немного прибавил громкость в наушниках, словно хотел услышать себя самого громче, яснее. Пальцы продолжали бегать по клавишам, иногда неуверенно, но уже не останавливаясь. Музыка рождалась прямо здесь, в его маленькой, старой квартире, среди обшарпанных стен, пыльных углов и тусклого света из кухни. Она вытекала из него, будто скрытая река, долгое время сдерживаемая бетонными плитами повседневности.
В какой-то момент он поймал себя на том, что улыбается. Совсем чуть-чуть, еле заметно, но это была настоящая улыбка. Не та, которую натягивают на лицо в вежливом ответе, не та, что возникает автоматически в чужом обществе. Это была тёплая, тихая реакция на то, что он чувствует.
Глеб перебрался на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Музыка продолжала звучать в петле. Она не требовала оценки, не ждала похвалы. Она просто была. Как и он – просто был. И, может быть, этого пока достаточно.
Будильник молчал – он давно был не нужен. Глеб проснулся сам, будто по привычке тела. Несколько секунд сидел на кровати, глядя в пол. Воздух стоял неподвижно. Даже холодильник не гудел – будто и он решил не тревожить утро.
Он поднялся, подошёл к окну. Весна. Люди на улице торопились: лёгкие куртки, бумажные стаканчики, букеты. Смех, объятия – всё будто за стеклом, из другого мира. Глеб зевнул, почесал затылок и пошёл на кухню.
Чайник. Кружка. Один и тот же дешёвый чай. Тот же вкус, тот же жест. Тот же день.
– Весна… – пробормотал он, наливая кипяток. – Пора любви. Пора встреч. Пора… фальши.
Он поставил кружку на подоконник. Чай остывал быстро. На поверхности появилась плёнка, как будто вода тоже устала.
Никаких мыслей – только тупое ощущение, что жизнь идёт где-то рядом. За стеклом шумное кафе, в которое его не пускают.
Он вернулся к столу. Ноутбук открылся привычно, как старый скрипучий ящик. Письмо в почте: новый заказ – ролик ко дню рождения. Весёлые нотки, смех, лёгкий мотив. Всё как всегда.
Курсор двигался по экрану, мышь щёлкала, дорожки выстраивались в ряды. Музыка рождалась без души – будто кто-то другой управлял его руками. Глеб глотнул чай, поморщился, но не стал менять воду. Пусть будет так.
За окном кто-то крикнул, проехал самокат, залаяла собака. Всё это звучало как аккомпанемент к его серой мелодии. Не раздражало – просто было.
– Хоть бы дождь, – тихо сказал он. – Хоть что-то живое.
Но небо оставалось ясным, равнодушным.
Щелчок крышки ноутбука – резкий, как выстрел.
– Да сколько можно? – голос сорвался, гулко ударился о стены. – Сколько можно лепить этот пластик, притворяться, будто мне не всё равно?
Он начал ходить по комнате. Узкие стены будто приближались, сжимая пространство.
– Для кого я вообще всё это делаю? Где я в этом всём? Где моя музыка?
Кружка ударилась о стол, жидкость брызнула, стекла по краю.
– Никому не нужен. Ни музыка, ни я.
Злость прогорела быстро, оставив горечь. Хоть что-то настоящее – хотя бы это.
Он снова подошёл к окну. Весна сияла снаружи, но внутри всё гудело пустотой.
– Да пошло оно всё, – сказал он тихо, почти спокойно.
Он опустился в кресло. Провёл ладонями по лицу, будто пытался стереть с себя усталость. Компьютер загудел, и он машинально включил проект. Весёлый мотив из колонок – два такта, три – и клавиша Delete. Всё.
– Это не я, – губы еле шевельнулись.
Он налил себе воды. Глоток. Тёплая. Или просто он остыл.
Вернулся, открыл чистый проект. Белое поле экрана – как лист в голове.
– Если я всё равно один, пусть будет моё, – сказал он. – Моё одиночество, моя музыка.
Пальцы легли на клавиши. Первый аккорд – вялый, как утро. Второй – мягче. Между ними что-то дрогнуло. Небольшое, но живое.
Минуты потекли, и он не заметил, как растворился в звуке. Музыка шла сама, будто пробуя на вкус воздух в комнате. Иногда фальшиво, иногда нежно. Но без фальши.
Он переслушал набросок. Взгляд сузился. Щёлчок мыши – и снова тишина.
Он откинулся назад. Потолок был серым, как всегда.
– Может, я просто не умею… – выдохнул он.
Монитор погас. Комната наполнилась полумраком.
Телефон мигнул в темноте – звонок.
Паша.
Глеб нажал «ответить».
– Алло.
– Глебыч, здорово! Ты там не сгинул?
– Почти. А ты чего вдруг?
– Да так. Сидел, думал, кого давно не слышал. Вспомнил тебя.
– Неожиданно.
– У нас тут сакура расцвела, прикинь. Прям как в Японии.
– В Питере?
– Ага. Красота. А ты чего, всё варишь свои биты?
– Варю. Безвкусные, как я сам.
– Слушай, приедь. Хоть на пару дней. Тут люди, кофе, музыка. Тебе бы пошло.
– Угу. Только если чудом. У меня на дошик-то едва хватает.
– Ну… жаль. Я бы помог, да сам на съёмной.
– Не надо. Это моя яма. Но спасибо, что позвонил.
– Если передумаешь – приезжай. Хоть помолчать. Как раньше.
– Как раньше, – повторил он.
Экран погас. Тишина вернулась, но уже другая – мягче. Он сидел, глядя в пустоту. В голове крутились слова: «Как раньше…» Когда всё было проще. Когда музыка казалась дыханием, а не работой. Он снова открыл ноутбук. Белый экран. Щелчок. Пустой проект.
Запустил старую демку. Через несколько секунд выключил. Фальшь. Не от звука – от всего.
Ходил по комнате. Скрип пола. Пустые чашки. Пыль на клавишах. Никто не придёт. Никто не спасёт. Он лёг, не раздеваясь. Из окна доносился детский смех. Настоящий. Живой. Он слушал. Потом сел, глядя на потемневший монитор.
“Как жить дальше? Где взять силы, если не осталось цели?” – вопрос не звучал, но висел между дыханием и сердцем.
Он понял: дальше так нельзя. Эти заказы – гроб без крышки. Надо менять.
“Мне нужно вдохновение. И работа получше. Музыка – моё. Просто я забыл, как её любить.”
Форумы. Старые сообщества. Музыкальные ветки, где когда-то жил ночами. Он вошёл в старый профиль. Пароль подошёл. Пустота. Но раздел объявлений всё ещё жил.
“Ищем композитора для визуальной новеллы.”
“Нужен звук для аркады.”
И одно – еле заметное:
«Проект мечты. Ищем звук. Нужно не мастерство – нужно чувство.»
Он выпрямился. Сердце забилось чуть чаще. Пальцы зависли над клавиатурой.