Черт бы побрал это полнолуние! С тем же успехом можно было разгуливать с фонарем. На первый взгляд комната Микеля ничуть не изменилась. Казалось, за месяц человек должен оставить какие-то следы своего присутствия: брошенный в углу чулок, кофейное пятно на столе, любимые книги на полках и картины. Здесь же все было прежним. За одним исключением: портрет Реми был перевернут лицом к стене.
«Держи себя в руках… Держи себя в руках», – повторял про себя юный король, чувствуя, как закипают злость и обида.
Он подошел к столу и сразу сунул в карман серебряный гребень Микеля. Повертел в ладонях карманные часы. Взял зеленый пузырек, поднес к окну, посмотрел на просвет. Там лежали какие-то небольшие темные горошины. Знакомое чувство предвкушения защекотало пятки и начало подниматься приятной волной к шее. Флакончик последовал за гребнем.
Особый интерес у Реми вызвали письма. Не допуская шороха, он перебрал конверты. Адресатом значился Микель, но имя отправителя выглядело насмешкой, беспорядочным набором букв. Внутри конверта письмо и вовсе напоминало безумную пляску: строчек не было, крохотные рыбки, птички, котята и разнообразные цветочки сплетались в причудливый узор. Реми забрал одно письмо, оставив на столе пустой конверт, чтобы пропажа обнаружилась не сразу и он успел расшифровать послание неизвестного адресата.
Микель заворочался, и Реми замер на одной ноге. Шерьер причмокнул губами и не просыпаясь повернулся на бок. Лазутчик неслышно выдохнул и крадучись прошел к окну. Он уже занес ногу над подоконником, когда за его спиной послышалось отчетливое:
– Реми.
Король похолодел. Сердце ухнуло в пропасть: попался! После всех этих недель, когда он день за днем игнорировал парня, тот наверняка захочет отомстить. Поднимет шум и выставит короля в его глупом костюме на посмешище. Да, может быть, Микелю никто не поверит. К тому же всегда есть надежный вариант – казнить его на месте. Матушке это, конечно, не понравится, но решение-то отличное. Правда, весь год у послов и других высокопоставленных гостей Этуайи, которым случалось ночевать во дворце, пропадали разные вещицы. А слухи при дворе распространялись быстро… Рано или поздно кто-нибудь сложит два и два, и Реми призовут к ответу. Королевский род Этуайи будет опозорен. И само собой, ему придется вернуть украденные вещи. Проще наступить себе на горло и найти компромисс.
Реми медленно обернулся к Микелю, готовый принять удар и пустить в ход все свое красноречие ради спасения монаршей чести. Прошла, должно быть, минута, прежде чем он понял, что шерьер по-прежнему лежит с закрытыми глазами и мирно спит.
Поспешно выбравшись из окна, Реми благополучно вернулся в свою комнату. Он спрятал костюм и добычу, переоделся в ночную рубаху, улегся в постель и попытался выкинуть все из головы.
Не тут-то было! Вопросы то и дело всплывали в сознании. Что предпримет Микель, когда утром недосчитается кое-каких вещей? Заметит ли пропажу письма? Сможет ли доказать, что это дело рук Реми? И самое главное: почему во сне он произнес его имя? Что ему снилось? Очередная перепалка? Последствия молчаливой войны? Перемирие? А вдруг Микель его… нет, такого точно не может быть! Или он не такой уж и плохой человек? В конце концов, королева никогда не ошибалась в людях.
Реми промаялся до самого рассвета и встал с тяжелой головой. Лиззи принесла ему воду для умывания и свежую одежду. В какой-то момент Реми настоял, чтобы будила и собирала его на приемы именно она, а Микель ждал у двери снаружи. Девушка часто сопровождала его и на занятия. Полностью одетый и готовый к уроку верховой езды, Реми вышел из покоев в компании служанки. Он был готов ко всему: к новым издевкам, упрекам, прямому требованию вернуть похищенное, к попыткам давления. Но шерьер выглядел как обычно. Он вежливо поздоровался, слегка поклонился и последовал за королем к конюшням.
Добравшись до леса, они разбили стоянку. Микель поправлял подпругу вороной лошади. Под расстегнутым мундиром, поверх рубашки, посверкивал ключ. Собравшись с силами, король подошел и дружелюбно улыбнулся парню.
– Хэй, приятель, – заговорил он, обнимая озадаченного шерьера за плечи. – Похоже, мы с тобой начали не с той ноты. Может, попробуем узнать друг друга получше?
Пальцы Реми мягко скользнули ниже и невесомо пробежались по рубашке шерьера. Растерянное выражение на лице Микеля сменилось усмешкой.
– Это ищете? – спросил он. Реми понял, что дал маху: парень показывал ему ключ, приподняв его за цепочку.
– Ну вот зачем сразу предполагать худшее? – оскорбился король. – Я просто решил, что нам пора вложить мечи в ножны.
– А, то есть вы пытались найти ножны?
Реми покраснел и отстранился. С четверть часа они не разговаривали. Когда коней оседлали, король с шерьером рысью поскакали к лесу. Вдоль тропы раскинули ветви дикие яблони. Кругом деловито жужжали пчелы и порхали бабочки, то и дело скрываясь в цветочных венчиках.
Кони шли ноздря в ноздрю. Микель не сводил глаз с тропы. Реми же не сводил глаз с Микеля. Наконец шерьер не выдержал.
– Дался вам этот ключ, – сказал он, все так же глядя перед собой. – Вы ведь понятия не имеете, от чего он.
– Пф, – фыркнул Реми, – так давай я его возьму и все выясню. – Он помолчал немного и добавил: – А может, он дорог тебе как память? Тогда, конечно, потом я его верну.
– Да, он дорог мне как память, – подтвердил Микель. – И нет, я не дам его вам, даже на время. При всем уважении, ваше величество.
Реми усмехнулся:
– Ха! Скажи еще, что он достался тебе в наследство от любимой матушки!
– К сожалению, я не знал свою мать. Она умерла родами, успев дать мне жизнь. Говорят, она была чудесной. – Микель наконец посмотрел на юного короля и закончил: – А ключ – последний подарок лучшего друга, безвременно покинувшего этот мир.
Реми почувствовал себя последним подлецом. Стыд и чувство вины накрыли его с головой, и он выдавил:
– Прости…
– Не беспокойтесь об этом, – ответил парень. – Вы же не нарочно.
Следующие полчаса они неловко молчали. Реми гадал, можно ли считать этот короткий разговор сигналом к примирению, но решил пока повременить с более серьезными шагами. Порой он ловил на себе быстрые взгляды Микеля, который тут же отворачивался, если понимал, что его заметили.
А что, если он и правда хочет сдружиться с Реми? И к тому же завидует. Ведь между ними столько различий: король воспитывался в неге и роскоши, а шерьер – в жесткой воинской дисциплине. Вот почему Микель его задирал! Точно так же мальчишка дергает за косу хорошенькую девчушку. Он просто привлекал к себе внимание. Теперь понятно, почему он становился все мрачнее с каждым днем бойкота. Подобной логикой объяснялся каждый его поступок. Удивительно, что Реми не замечал этого раньше. Но это же все меняло! Пожалуй, еще не поздно было перейти к стратегии «подольстись, и получишь все, что пожелаешь». Только одно обстоятельство не давало королю покоя.
– Мне вот что интересно: почему ты развернул лицом к стене мой портрет? – решился спросить он.
Микель чуть пришпорил коня, и Реми показалось, что он слегка вздрогнул. Затем откашлялся, в очередной раз мельком глянул на Реми и ответил:
– Буду признателен, если вы и вовсе заберете этот кошмар из моей комнаты.
– Что? – Король натянул поводья, останавливая лошадь. – Кошмар? Что ты имеешь в виду?
Картину написал любимый придворный художник королевы. Он изобразил Реми во всей красе, и довольно точно: парадный мундир со звездами и бабочками, небрежно спадавшие на грудь золотистые локоны, совсем юное, но уже такое волевое лицо, решительный взгляд. Портрет был, несомненно, прекрасен. Ни у одного здравомыслящего человека язык бы не повернулся назвать его кошмаром!
– Из-за него я плохо сплю, – без зазрения совести ответил Микель, тоже остановившись.
– Неужели? Вчера ночью ты дрых без задних ног! – выплюнул Реми.
Шерьер развернул своего вороного и уставился на короля. Глаза в глаза.
– Так вы снова влезли в мою комнату и на сей раз стащили все, до чего дотянулись ваши шаловливые пальчики?
Инстинкт самосохранения кричал, что нельзя раздувать вражду, это опасно. Но не мириться же с оскорблением? Да еще и высказанным намеренно уничижительным тоном!
– О, я понял, – неожиданно для самого себя произнес Реми. – Мой парадный портрет будит твою зависть, вот тебе и не спится. – Он махнул рукой и отвернулся. – Что ж, вечером пришлю кого-нибудь за картиной.
Он уже собрался пустить солового в галоп, когда Микель подъехал к нему вплотную и резко развернул к себе. Глаза его горели презрением.
– Я скажу это один раз. Внимательно послушайте и запомните, – вкрадчиво произнес он, будто объясняя урок бестолковому ученику. – Вы вызываете у меня массу разнообразных чувств. Но среди них вы не найдете того, о котором только что говорили, даже если вся ваша казна перекочует в мои карманы. Мое к вам отношение однозначно и не требует объяснений. – Микель наклонился к самому уху короля и выдохнул: – Я вас ненавижу.
По спине Реми пробежал холод, в него будто разом вонзили тысячу игл, и откуда-то повеяло мандаринами. Не успел он придумать едкий ответ, как наглый шерьер уже пустил коня в карьер и ускакал далеко вперед.
Весь день до самого вечера он не показывался Реми на глаза. Ближе к ночи в дверь Микеля постучали. На пороге стоял один из личных слуг короля. Он поклонился и сказал:
– Его величество велел забрать из вашей комнаты портрет и передать вам послание.
Слуга протянул шерьеру листок, нежно пахнущий ванилью и сложенный вчетверо, а сам прошагал по спальне и приступил к делу.
Микель развернул записку, и глаза его полезли на лоб.
– Это что, чья-то шутка? – спросил он.
– Никак нет, – ответил слуга. – Его величество при мне написал это собственной рукой.
Микель перечитал еще раз.
«Шерьеру Микелю Льонсэ. Завтра в полдень приказываю вам явиться в королевские купальни, дабы лично прислуживать мне во время омовения. Восемнадцатый король Этуайи Реми Эльвуазо».