М. А. Неймарк
Мир вступил в мегакризисное десятилетие, в котором в концентрированном виде переплетаются – и чем дальше, тем больше – «старые» и новые глобальные вызовы, риски и угрозы. Прежняя конфликтогенность резко перешла в стадию жестко обостренного противоборства. Макросистемные турбулентно-кризисные трансформации усиливают по нарастающей ассиметрию наличных стратегических потенциалов и балансов сил. Намного возросла степень неустойчивости самой международной системы. Раскол мира приобрел невиданные ранее формы и очертания. В условиях кризисной хаотизации геополитики еще более укрупненными и контрастно обозначенными стали различия в доктринальных и практико-политических подходах России и объединенного Запада во главе с США по ключевым вопросам мировой экономики и политики, европейской и глобальной безопасности. Отношения между ними достигли критической массы. На смену проводимой США по отношению к России комбинированной политики «кнута и пряника» пришло изощренно фронтальное санкционное давление. В результате динамический баланс прошлого и настоящего нарушен окончательно. Соответственно, линейная проекция в будущее не имеет перспективы.
Затяжной кризис адаптации к глобальным изменениям в мире – качественная особенность нового переходного этапа разнонаправленного развития современной мировой политики. Беспрецедентное обострение геополитического, геоэкономического, ценностно-мировоззренческого и информационного противоборства в гибридной совокупности стало отчетливо выраженной константой. Отрицание отрицания – его основа и сущностная характеристика.
Отчетливо выраженная интернационализация украинского кризиса фактически превратилась в гибридную войну Запада против России. О практико-политической значимости гибридизации как феномена геополитики свидетельствует то, что гибридная война вошла составной частью в нормативный документ США «Основы классификации современных военных конфликтов».
Особенности гибридной войны вполне откровенно конкретизируются в «Объединенной концепции по конкуренции Вооруженных сил США», которая вышла под эгидой Объединенного комитета начальников штабов за подписью его председателя генерала Марка Милли. Заявленная цель – обеспечение влияния, преимуществ и рычагов воздействия на других участников мировой политики и, в конечном счете, достижение благоприятных стратегических результатов для США. То, что стратегическая конкуренция является составной концептуальной частью современных гибридных действий, отчетливо явствует из положения этого документа, согласно которому она определяется как упорная и долгосрочная борьба между противниками с несовместимыми интересами, без обязательного вступления в вооруженный конфликт друг с другом. При этом подчеркивается, что нормальная конкуренция между союзниками, стратегическими партнерами и другими международными субъектами, которые потенциально не являются враждебными, «выходит за рамки этой концепции». Документ исходит из того, что «сохранение лидерства США в стабильной и открытой международной системе остается приоритетной целью национальной безопасности». Конкретно предлагается разбить конкурентное пространство «на управляемые подобласти», которые «соответствуют приоритетам США». Особого внимания заслуживает установка-призыв «скрывать намерения США, пока не станет слишком поздно» [2].
Профильные российские эксперты-международники выделяют такие особенности гибридной войны:
– это скрытная подрывная деятельность, которая используется против объекта агрессии в качестве главного средства с целью подорвать способность противника к сопротивлению и навязать ему свою волю;
– ведущие мотивы подрывной деятельности – борьба за ресурсы страны-мишени и/или за возможность использования ее геополитического положения в противоборстве с другими противниками;
– социокультурные проблемы (религиозный фактор, национализм и этническая самоидентификация);
– всеобъемлющий характер конфликта, в котором применяются силовые и несиловые средства воздействия с упором на информационно-психологические технологии, отражаемые в моделях когнитивной войны и «управляемого хаоса»;
– война построена на стратегии измора, что придает конфликту затяжной, перманентный характер;
– к гибридной войне неприменимы нормы международного права, определяющие понятие «агрессия», отсутствие понятий «фронт» и «тыл», гибридная война не объявляется и ведется на всей территории страны, в космосе и киберпространстве [3].
На принципиально иной основе переосмысливаются сегодня понятия войны и мира, их видимые и невидимые переплетения и их новые геополитические сопряжения, меняющие соотношение «мягкой» и «жесткой» сил в мировой политике и международных отношениях. Не вызывавшая сомнений столь длительно время и казавшаяся незыблемой формула “Si vis pacem, para bellum” (если хочешь мира – готовься к войне) в современных условиях утрачивает во многом свой очевидный и безоговорочный смысл. Вступает в силу другая формула: «война до войны», «война перед самой войной», когда базовой целевой установкой становится достижение победы еще до начала военных действий. Иными словами, война становится реальностью мирного времени. Отсутствие прямого вооруженного вторжения жестко компенсируется «прокси», гибридными формами воздействия на противника.
Отдельный геополитически проблемный блок – функциональная гибридизация НАТО как военно-политической структуры, напрямую перехватывающей у международных организаций, прежде всего у ООН и ОБСЕ, их прерогативы, задачи и методы [4]. Эти особенности кризисного развития геополитической ситуации С. В. Лавров охарактеризовал кратко и выразительно: «ЕС и НАТО уже давно являются гибридными участниками гибридного конфликта гибридной войны на Украине» [5], конкретизируя: это и поставки вооружений, и тренировки украинских военных на своих территориях, и помощь в предоставлении огромного количества разведданных, и определение точных целей бомбардировок.
Подчеркнем, что не только в России, но и за рубежом Украину рассматривают как едва ли не самую глубокую геополитическую трясину в современном мире. Тесное сопряжение внутренних противоречий и конфликтов и стремление западных, прежде всего американских, правящих кругов превратить ее в форпост противоборства с Россией создали базовые предпосылки для использования ими сугубо конфронтационной модели в отношениях с ней и, соответственно, для усиления в свою пользу дисбаланса в структуре стратегической безопасности. Формируя тем самым конфликтную зону геополитического отчуждения и маргинализации России.
В этих условиях цена геополитических издержек и ошибок в результате недооцененности или, наоборот, переоцененности все более нелинейно-гибридных процессов, противоречивых тенденций и спонтанных зачастую событий приобретает особую практико-политическую значимость. Отсюда – императивная необходимость целостной инвентаризации, существенной коррекции и во многих случаях – кардинальной переоценки положений предыдущей Концепции внешней политики России (от 2016 г.). Динамика мирополитических процессов столь стремительна, что многие из них оценочно и перспективно уже не вписываются в прежние концептуальные схемы. Принципиально значимой документообразующей матрицей в осмыслении и переосмыслении доктринального и практико-политического опыта российской дипломатии стало утверждение президентом В. В. Путиным 31 марта 2023 г. новой Концепции внешней политики Российской Федерации (далее – КВП-2023). Если актуализация и обновление предыдущих редакций Концепции проводилась в основном в рамках их преемственности и развития, то КВП-2023 знаменует собой не имеющий прецедента поворотный этап в концептуализации, оценочных позициях и установках российской дипломатии. Четко выраженная преемственность сохранена только в отношении основополагающих принципов внешней политики России.
КВП-2023 – убедительный ответ тем западным политикам, кто упорно считает Россию полупериферийной зоной в глобальном пространстве. Из КВП-2023 отчетливо следует, что стратегически «малорентабельные» поиски баланса возможного и невозможного закончились. В ней в полной мере учтен системный и системообразующий негативизм преобладающей части западного политического истеблишмента по отношению к России, резко усилившийся на фоне СВО на Украине. Новая Концепция учитывает деструктивные особенности современной кризисной геополитики, но конструктивных путей к более оптимистическому будущему мировой политики и международных отношений отнюдь не перекрывает.
Разработка документа проходила в крайне неблагоприятных для России условиях – макросистемных трансформациях мирового порядка и взаимосвязанной совокупности кризисов: западноцентричной либеральной модели, пандемического ковидного кризиса и особенно – интернационализации кризисного развития ситуации на Украине. Все это сказывалось, естественно, на адаптационных возможностях России, затрудняя поиски выверенных адекватных ответов на новые вызовы в условиях нарастающей неопределенности в международных делах. Связующая нить документа – обязывающее стратегическое мышление, которое вынуждало авторов продлевать его разработку, не впадая в соблазн сиюминутных соображений и напрашивающихся краткосрочных оценочных позиций и установок. Документ по-новому насыщает концептуальный базис внешней политики России, важнейшая особенность которого – предельно трезвый учет кардинально изменившейся ситуации в мире и соответствующий ему государственный прагматизм.
Если прибегнуть к ретроспективному сравнению КВП-2023 с пятью предыдущими редакциями Концепции 1993, 2000, 2008, 2013 и 2016 гг., то сразу же бросается в глаза ряд ее новых особенностей. Принципиальные изменения претерпела внутренняя структура документа, в котором отработана новая соразмерность базовых приоритетов внешней политики России. В результате объективно назревшего пересмотра ее доктринального наполнения в нем появились новые концептуальные разделы. Заметно переформатирована структура документа, выстроенная по более выраженной концептуально-методологической логике: интересы России – цели – задачи. Отсюда – переакцентировка прежних приоритетов и появление новых.
По-новому структурирован обширный региональный блок, в котором выделены самостоятельные подразделы в многозначащей, на наш взгляд, последовательности. В приоритете – «Ближнее зарубежье» – термин, отсутствующий в Концепции 2016 г. Его возвращение в официальный концептуальный оборот эксперты объясняют тем, что скорее всего оно «было осознанным и может быть семантически прочитано как некий сигнал или намек для других стран в регионе и в мире» [6]. В новые отдельные подразделы выделены Арктика, Евразийский континент, КНР, Индия, АТР, Исламский мир, Африка, Латинская Америка и Карибский бассейн, Антарктика. В расширительном формате концептуализируется Европейский регион в целом, а не Евросоюз, как в предыдущих редакциях. Другое структурное нововведение – США и другие англосаксонские государства.
Новый документ отличает четко выраженная, если не сказать, жесткая определенность положений и установок. Это тем более важно, что в первоначальных редакциях Концепции отнюдь не в единичных случаях вынужденно сглаживалась острота принципиальных углов ряда международных проблем [7]. Многие годы вынужденно приходилось действовать в оценочных категориях видимого и возможного, желаемого и реального, ориентироваться на сложнейший выбор – увеличение желательного или уменьшение нежелательного. Речь шла о максимизации имеющихся ресурсов и минимизации последствий допущенных просчетов и ошибок [8].
Опыт концептуализации внешней политики России складывался под давящим воздействием множества объективных переплетающихся факторов, разнонаправленных тенденций, противоречивых процессов и обстоятельств. К тому же, надо признать, российская дипломатия недооценила жесткость, даже жестокость, мировой политики и явно переоценила готовность партнеров к стратегическому видению проблем и масштабным решениям[9].
КВП-2023 синтезирует все те изменения в мировой политике и международных отношениях, которые прямо или опосредованно затрагивают национально-государственные интересы России. Обновление Концепции явилось адекватной аналитической реакцией на обострение кризиса в отношениях Запада и России, преобладающие проявления которого имеют все признаки долгосрочно-системного. Выявлены специфические особенности в развитии современных геополитических процессов. Точечно определены новейшие вызовы и угрозы для России и, соответственно, возможности и перспективы эффективного противодействия им.
Впервые конкретно, если не сказать жестко, дифференцируется отношение России к другим государствам и межгосударственным объединениям, которое определяется конструктивным, нейтральным или недружественным характером их политики в отношении России. Такая оценочно-формулировочная дифференциация, никогда ранее не использовавшаяся в основополагающих внешнеполитических документах России, отражает новые процессы, размежевания и сдвиги в современной кризисной геополитике.
Впервые в столь жесткой форме зафиксированы и ответные меры на недружественные действия иностранных государств и их объединений, представляющие угрозу суверенитету и территориальной целостности России, в том числе с применением санкций: заявлено правомерным принять симметричные и ассиметричные меры, необходимые для пресечения таких недружественных действий, а также для предотвращения их повторения в будущем. А в другом разделе без какой-либо дипломатической нюансировки прямо говорится, что в ответ на недружественные действия Запада Россия намерена отстаивать свое право на существование и свободное развитие «всеми имеющимися средствами» [10].
Сделана ставка на предельно прагматичный учет совокупности факторов, предопределяющих реальную стратегическую заданность геополитических целей Запада во главе с США. В документе разъясняется, что США и страны, идущие в фарватере их политики, использовали принятые Российской Федерацией меры по защите своих жизненно важных интересов на украинском направлении как предлог для обострения многолетней антироссийской политики и развязали гибридную войну нового типа. Ее суть формулировочно охарактеризована предельно кратко – всемерное ослабление России, включая подрыв ее созидательной цивилизационной роли, силовых, экономических и технологических возможностей, ограничение ее суверенитета во внешней и внутренней политике, разрушение территориальной целостности. И, что объясняет в главном первооснову радикальной реконцептуализации международной политики России, такой курс Запада приобрел «всеобъемлющий характер и закреплен на доктринальном уровне» [11].
Тем самых фиксируется отказ от сохранявшейся в предыдущих редакциях скорее умозрительной задачи формирования ценностной основы совместных с Западом действий, опоры на общий духовно-нравственный знаменатель, включая такие принципы и понятия, как стремление к миру и справедливость, достоинство, свобода и ответственность, честность, милосердие. Эта установка, больше вписывающаяся в «романтические» представления периода деидеологизации международных отношений, вряд ли геополитически рациональна и практически реализуема в наши дни: ее следовало бы отнести к задачам на стратегически отдаленную перспективу. Зададимся вопросом: может ли вообще духовно-нравственный знаменатель стать стержневой опорой действий в современной кризисной геополитике? [12]
Теперь же эти сами по себе стратегически важные соображения скорректированы в КВП-2023 с учетом новых вызовов и угроз: консолидации международных усилий, направленных на обеспечение уважения и защиты универсальных и традиционных духовно-нравственных ценностей (в том числе этических норм, общих для всех мировых религий); нейтрализации попыток навязывания псевдогуманистических и иных неолиберальных идеологических установок, приводящих к утрате человечеством традиционных духовно-нравственных ориентиров и моральных принципов.
При этом в документе зафиксирована принципиально важная стратегическая позиция: «Россия не считает себя врагом Запада, не изолируется от него, не имеет по отношению к нему враждебных намерений» [13]. Она рассчитывает на то, что в дальнейшем государства, принадлежащие к западному сообществу, осознают бесперспективность своей конфронтационной политики и гегемонистских амбиций, примут во внимание сложные реалии многополярного мира и вернутся к прагматичному взаимодействию с Россией, но принципиально, на основе суверенного равенства и уважения интересов друг друга. И как стратегический вывод, заслуживающий особого внимания: тогда Россия готова к диалогу и сотрудничеству. Авторитетные эксперты-международники, отмечая, что Россия выступает против того, чтобы какая-либо группа стран или одна из великих держав навязывала другим странам образ жизни, ценности и систему координат экономического и политического развития, вместе с тем обоснованно считают, что она «и не собирается отказываться от диалога по глобальным проблемам даже с теми, кто нагнетает напряженность и конфронтацию» [14].
Оценочные позиции и установки КВП-2023 в отношении интегрированной Европы изменились в главном по сравнению с ее предшествующей редакцией от 2016 г. Тогда в качестве стратегической задачи России еще выдвигаюсь формирование общего экономического и гуманитарного пространства от Атлантики до Тихого океана на основе гармонизации и сопряжения процессов европейской и евразийской интеграции, чтобы не допустить появления разделительных линий на европейском континенте. Более того, Россия была настроена на поддержание интенсивного и взаимовыгодного диалога с ЕС «по основным вопросам внешнеполитической повестки, а также на дальнейшее развитие практического взаимодействия во внешнеполитической и военно-политической сферах»[15].
Но на фоне этих сугубо позитивных и конструктивных установок уже тогда, задолго до СВО на Украине, контрастно выделялась оценочная позиция в другом пункте документа, уравнивающая и по сути, и по функциональному предназначению ЕС и НАТО. Накопившиеся системные проблемы в Евро-Атлантическом регионе объяснялись геополитической экспансией безоговорочно увязанных в единый проблемный узел НАТО и ЕС, которая привела к серьезному кризису в отношениях между Россией и государствами Запада. Так в жесткой концептуально-политической сцепке в равновесных оценочных величинах оказались Евросоюз и НАТО.
Интернационализация кризисного развития ситуации на Украине резко усугубила существующие ранее негативные тенденции и остроту тех или иных проблем в отношениях Евросоюза и России. Это нашло соответствующее отражение в объемном специализированном разделе КВП-2023, посвященном европейскому региону в целом. Исходный оценочный посыл: большинство государств Европы проводят агрессивную политику в отношении России, направленную на создание угроз ее безопасности и суверенитету, получение односторонних экономических преимуществ, подрыв внутриполитической стабильности и размывание традиционных российских духовно-нравственных ценностей, создание препятствий для сотрудничества России с союзниками и партнерами. Среди задач, требующих приоритетного внимания, выделяются: снижение уровня и нейтрализация угроз безопасности территориальной целостности, суверенитету и социально-экономическому развитию России, ее союзников и партнеров со стороны недружественных европейских государств, НАТО, ЕС и Совета Европы; создание условий для прекращения недружественных действий европейских государств и их объединений, полного отказа от антироссийского курса (в том числе от вмешательства во внутренние дела России), а также для их перехода к долгосрочной политике добрососедства и взаимовыгодного сотрудничества с Россией.
Важнейшей политико-методологической вводной представляется формирование новой модели сосуществования с европейскими государствами, позволяющей обеспечить безопасное, суверенное и поступательное развитие России, ее союзников и партнеров, прочный мир в европейской части Евразии, причем, как оговаривается в конструктивном ключе, с учетом потенциала многосторонних форматов, включая ОБСЕ. Особо подчеркивается, что объективными предпосылками для создания новой модели сосуществования с европейскими государствами являются географическая близость, исторически сложившиеся глубокие культурно-гуманитарные и экономические связи народов и государств европейской части Евразии.
И как практический вывод, рассчитанный на стратегическую перспективу: осознание государствами Европы безальтернативности мирного сосуществования и взаимовыгодного равноправного сотрудничества с Россией, повышение уровня их внешнеполитической самостоятельности и переход к политике добрососедства с Российской Федерацией благоприятно скажутся на безопасности и благополучии Европейского региона, помогут европейским государствам занять достойное место в Большом Евразийском партнерстве и многополярном мире.
Стратегический расчет на реализацию в долгосрочной перспективе такого варианта развития событий подтверждают отдельные, но уже знаковые тенденции, которые проявляются, а некоторые из них и не исчезали, в Евросоюзе. Наглядный тому пример – совместное китайско-французское заявление 7 апреля 2023 г., с которым выступили председатель КНР Си Цзиньпин и президент Франции Э. Макрон, объявившие о своем стремлении к укреплению многосторонней международной системы в многополярном мире под эгидой ООН. Возвращаясь из Пекина в Париж, Макрон сказал в интервью, что интегрированной Европе необходимо добиться «стратегической автономии, ЕС не должен быть младшим партнером в ведомом США однополярном мире», подчеркивая, что континент «может стать третьим полюсом» [16]. По оценке обозревателя The American Conservative Теда Снайдера, это «знак того, что Европа отходит от однополярного мира во главе с Америкой и бросает ему вызов». В своих выводах он опирается на весьма откровенное признание председателя Европейского совета Шарля Мишеля о том, что «некоторые европейские лидеры думают как Эммануэль Макрон». В Евросоюзе сохраняется большая привязанность к альянсу с США, но если это «предполагает слепое следование за Вашингтоном по всем вопросам, то такой альянс нам не нужен» [17]. Разумеется, было бы искусственным преувеличением рассматривать эти разовые, скорее ситуационные, заявления как всегда последовательную позицию, но определенную тенденцию они, несомненно, отражают.
Документ уточняет современный геополитический статус России, которая позиционирует себя в качестве одного из суверенных центров мирового развития и выполняет исторически сложившуюся уникальную миссию по поддержанию глобального баланса сил и выстраиванию многополярной международной системы, обеспечению условий для мирного, поступательного развития человечества на основе объединительной и конструктивной повестки дня. Содержательно и терминологически актуализирован подход к понятию многовекторности: «Созидательную энергию Российская Федерация будет концентрировать на географических векторах своей внешней политики, которые имеют очевидные перспективы с точки зрения расширения взаимовыгодного международного сотрудничества» [18].
Впервые после внесения идеи Русского мира в Концепцию внешней политики 2008 г. и ее изъятия из последующих редакций этого документа она вновь появилась в КВП-2023, правда, в предельно сжатой формулировке, выделяющей положение России «как самобытного государства-цивилизации» [19]. Тем самым подчеркивается цивилизационная особость России, имеющая свой, только ей присущий генетический код [20]. Россия характеризуется как обширная евразийская и евротихоокеанская держава, сплотившая русский народ и другие народы, «составляющие культурно-цивилизационную общность Русского мира» [21]. В столь содержательно обновленном документе можно было бы, на наш взгляд, ожидать его расширенной концептуализации или актуализированной реконцептуализации.
К сожалению, конкретный понятийно-смысловой стержень и концептуальная канва Русского мира не раскрыты и в «Концепции гуманитарной политики Российской Федерации за рубежом», утвержденной Президентом России В. В. Путиным 5 сентября 2022 г. Между тем в условиях резкого обострения международной ситуации политические элиты и массовое сознание на Западе воспринимают Русский мир, пугающий их неопределенностью содержательного наполнения и пространственных обозначений как «империю зла», как враждебную и опасную геополитическую антитезу всему Западному миру. Все это деформирует идею Русского мира как составной части гуманитарного блока внешней политики России, который образует одну из важнейших основ ее «мягкой силы» [22].
В современном международном кризисном контексте особую геополитическую значимость приобретает задача не только формирования добрососедства с сопредельными государствами, содействие предотвращению возникновения и устранению очагов напряженности и конфликтов на их территориях, но и оказание союзникам и партнерам России поддержки в продвижении общих интересов, обеспечении их безопасности и устойчивого развития «независимо от получения союзниками и партнерами международного признания и их членства в международных организациях» [23] (курсив мой – М. Н.).
Из последних редакций Концепции воспроизведена очень важная установка на формирование объективного восприятия России за рубежом, укрепление ее позиций в мировом информационном пространстве» (пп. 17 и 48), а в пункте 40 ставится задача «укрепления позитивного восприятия России в мире», повторенная в пункте 43. Между тем в концептуально-методологическом и практико-политическом планах этих нюансированные задачи не тождественны и требуют уточнения профильных решений и механизмов реализации.
Принятие КВП-2023 означает появление нового аналитического качества российской внешней политики. Ее концептуально-обостренная актуализация – принципиально важная рубежная веха в развитии отечественной дипломатии. Векторы, параметры и целевые установки внешнеполитической стратегии государства жестко адаптированы к кардинально изменившимся геополитическим условиям. Новый документ стратегического планирования России – это своего рода концептуальная дорожная карта ее отношений с окружающим миром.
Совокупность знаковых изменений в КВП-2023 свидетельствует о принципиальном разрыве с навязываемой Западом во главе с США логикой, принципами и правилами чужой геополитической игры. Всем содержанием документ отвергает американскую внешнеполитическую модель поведения в мире: «США и все остальные». Новая Концепция – контрастно выраженная антитеза мессианской модели американской исключительности. Более того, это комплексный ответ России на нарастающее системное противоборство с ней со стороны объединенного Запада во главе с США, все более откровенно стремящегося низвести ее к периферийной роли в мировой и даже региональной политике. Впервые создана предельно прагматическая, без неких «предусмотрительных» оговорок, концептуальная база внешней политики России.
Вместе с тем при всей принципиальной жесткости заявленных позиций в документе вполне отчетливо прослеживается понимание неизбывности важнейшего жизненного принципа: никогда не говори «никогда», актуальность которого сохраняется в полной мере даже в периоды обостренных или кризисных международных отношений. Это подтверждают геополитически значимые уточнения – разъяснения в тексте. Фактически предупреждая об опасности возведения во вневременной абсолют обновленных оценочных позиций и выводов, они позволяют рассчитывать на то, что в стратегической перспективе кризисные процессы враждебного отчуждения в отношениях Запада и России не станут необратимыми. Что означает: в стратегических интересах России использовать максимально возможный спектр конструктивной многовекторности внешней политики нашей страны.
Столь значимые обновление и оптимизация программноустановочных положений документа свидетельствует о том, что стержневым приоритетом современной внешней политики России становится системное наращивание самой мощи государства, его конкурентных преимуществ, активная международная стратегия, укрепление своего геополитического статуса, с которым нельзя не считаться в мире.
В условиях мегакризиса современной геополитики, тревожных трансформационных изменений в мире уже недостаточно, по нашему мнению, ставить во главу политико-методологического угла этого одного из основополагающих документов стратегического планирования систему взглядов – более адекватной, всеохватно адаптированной к жестким современным реалиям представляется именно выстроенная система самих целей, оценочных позиций, установок и приоритетов государства, которые уже в обобщенном и четко профилированном виде зафиксированы в КВП-2023.
Новая концепция внешней политики России имеет важное значение для совершенствования работы российской дипломатии и повышения ее эффективности в борьбе с новыми международными вызовами и угрозами. Она стимулирует политическую мысль, дальнейшие поиски ответов на нерешенные старые и новые вопросы, которые ставит перед Россией жизнь с ее острыми противоречиями, алогизмами, парадоксами.
В. В. Штоль
В декабре 2021 г. Россия четко сформулировала свои требования по проблеме «неделимой безопасности», вынудив коллективный Запад определить свою позицию о расширении НАТО на Восток. Это касалось, прежде всего, Украины и Грузии. Российское заявление выявило острый кризис и напряженность в международных отношениях.
В ответе альянса сказано, что он не собирается ни с кем что-либо обсуждать, считая, что в Вашингтонском договоре (1949 г.) все предельно ясно, а в ответе американской администрации говорилось, что она вроде бы готова к переговорам по каким-то частным, хотя и важным для международной безопасности вопросам, но не самым актуальным для России. Позицию нашей страны поддержал Китай с учетом ситуации в Азиатско-Тихоокеанском регионе.
Какими просматривались варианты выхода из кризисной ситуации 2021 г.?
Первый. Запад в лице Вашингтона мог бы найти решение по российским «красным линиям» (хотя надежды на это было очень мало). Выполнение этих условий ни в коей мере не затрагивало имидж США как ведущей мировой державы, а говорило только о понимании их руководством того факта, что у других стран тоже имеются национальные интересы. Это в какой-то мере ограничивало американский гегемонизм, выражающийся в навязывании всему миру своих правил жизни – Pax Americana. В случае признания Штатами реальной независимости стран бо́льшая их часть (страны Юга, третьего мира) сможет выйти из-под жесткого диктата США с их демократическими ценностями, отрицающими обычаи традиционного общества, и жить в соответствии с нормами международного права, тогда ООН будет в полной мере соответствовать тем идеям, которые декларировались при ее создании.
Второй. Из-за нежелания Вашингтона и Брюсселя принять во внимание позицию Москвы разрешение кризиса дипломатическим путем стало невозможным, и России пришлось прибегнуть к военно-техническим мерам, начав специальную военную операцию на Украине.
Действия США в сложившейся ситуации были направлены на усиление антироссийских санкций и военно-политическую поддержку военного конфликта на Украине. С точки зрения администрации США, это позволяет, с одной стороны, уйти от конкретных внешнеполитических решений, а с другой – будет полезно и для внутреннего использования, так как в случае успеха может положительно сказаться на имидже президента Дж. Байдена и Демократической партии в преддверии предстоящих президентских выборов. Как заявил президент США, американские вооруженные силы не будут непосредственно участвовать в конфликте, но усилят свое военное присутствие на территории стран альянса: Польши, Эстонии, Латвии, Литвы, Румынии, Болгарии, а теперь еще и Финляндии. Вашингтон обеспечит Киев разведывательной информацией и оружием (в этом заинтересован ВПК США), американские инструкторы будут проводить обучение, и, конечно, будут задействованы американские частные военные компании, а политико-экономическое давление на западных союзников приведет к тому, что они финансово-экономически и политически тоже увязнут в украинском конфликте.
Но почему на роль инициатора конфликта из всех постсоветских государств была выбрана Украина, казалось бы, наиболее близкая (как и Белоруссия) по менталитету страна?
Первое. Украину за 30 лет «незалежности» Запад не без помощи украинской элиты превратил в анти-Россию.
Второе. Зерна русофобии упали на благодатную почву украинского национализма, зародившегося во второй половине XIX в. на западе Российской империи как ответ на крестьянские волнения в австро-венгерской Галиции против польской шляхты (1846 г.) и восстания в царстве Польском и Западном крае России (1863–1864 гг.). Тогда появились общественные деятели (историки, преподаватели, публицисты: И. С. Нечуй-Лещинский, М. С. Грушевский – будущий президент «незалежной» Украины в 1918 г. и др.), писавшие свои произведения на малороссийском диалекте с многочисленными лексическими польскими и немецкими заимствованиями, на котором говорило малообразованное местное население. На основе этой «галицийской говирки» и на австрийские деньги М. Грушевский и создал искусственный украинский язык, который теперь культивирует Киев и который бесконечно далек от украинского языка И. Франко, Л. Украинки и Н. Костомарова. Их работы сейчас переводят на Украине.
Расцвету украинского национализма поспособствовали Первая мировая война и революции 1917 г., особенно Октябрьская, когда большевики для привлечения на свою сторону национальных окраин Российской империи стали культивировать понятие «нация». Это позволило, с одной стороны, практически полностью сохранить территорию Российской империи (за исключением Прибалтики, Финляндии, Бессарабии и западных областей Украины и Белоруссии), но с другой – породило национализм даже там, где его не было.
Создание советской властью на национальных территориях органов государственного управления, развитие социально-экономической сферы, в частности образования, здравоохранения, а также культуры, особенно национальной, привело к появлению у определенной части национальной элиты советских республик представления, что у них было великое прошлое. И вот кочевые народы с родовой организацией сообществ при отсутствии письменных исторических источников на основании исключительно устных «преданий старины глубокой» начали создавать свою историю. Именно мифология была одной из основ национализма.
На Украине национализм имел иные корни. Потомки русских князей, основавших Киевскую Русь, развалили сильное государство из-за неумения и нежелания договариваться о власти: каждый хотел править даже самым захудалым клочком земли. Страну растащили на мелкие княжества, враждовавшие между собой и ставшие легкой добычей для венгров, поляков и католической церкви, превратившись в захудалые окраины Венгрии, Речи Посполитой и Османской империи [24].
На севере, в Великом Новгороде и Пскове, в Москве и Владимире, Ростове Великом и т. д. в конце концов поняли необходимость объединения и сумели преодолеть феодальную раздробленность.
Административных единиц под названием Украина, Белоруссия и Литва на карте Российской империи в XVIII–XIX вв. не было. На этих территориях были две исторические области – Малороссия, Новороссия – и Западный край [25]. В Советской России, а затем и в СССР отошли от имперского административно-территориального деления (наместничества, губернии, области), создав союзные и автономные республики, национальные округа и области, а также административные области.
Считается, что для усиления социального состава сельскохозяйственной Украины в целом ей был передан промышленный Донбасс, исконно русские земли, с русскоязычным населением, очень далекий от идей «западенства». Очередной всплеск украинского национализма приходится на годы Второй мировой войны, когда Украинская повстанческая армия (УПА) действовала на территориях, включенных в состав Генерал-губернаторства, рейхскомиссариата Украина и румынской Трансистрии, в Белоруссии и отдельных областях Восточной Украины, в том числе на Донбассе, а также на Кубани, с такой жестокостью, которую не позволяли себе даже фашисты. В СССР с бандами украинских националистов, совершавших нападения на представителей советской власти и державших в страхе население, боролись многие годы даже после окончания Великий Отечественной войны [26].
Распад СССР дал новый импульс украинскому национализму. России, русским, русскоязычным припомнили все и решили заговорить «на мове». Запрет на русский язык коснулся даже таких традиционно русскоговорящих территорий, как Одесса, Крым, Николаев, Запорожье, Днепропетровск, Харьков и, конечно, Донбасс. После «майдана» весной 2014 г. Киев отменил Закон о статусе русского языка от 10 августа 2012 г., который действовал в 13 из 27 административно-территориальных единицах, что привело к референдумам о самоопределении в Луганске и Донецке, на которых 89 % населения поддержало идею государственной самостоятельности. Референдумы прошли на фоне проводимой Киевом масштабной силовой операции против сторонников федерализации.
Необдуманное наступление на язык и веру – это самая прямая дорога к гражданской войне. Что и наблюдается на Украине, а Запад, подогревая и снабжая Киев оружием, только использует ситуацию против России, чтобы в очередной раз попытаться устранить сильного геополитического конкурента.
Россия – империя-лидер. Так сложилось исторически с учетом ее геополитического потенциала. При этом Россия – лидер цивилизационный, подразумевающий огромный Русский мир.
Понятия «империя», «имперский» по содержанию не абсолютно негативны. Да, морская империя – талассократия – это всегда эксплуатация населения и выкачивание природных ресурсов территорий, начиная с Великих географических открытий (XV–XVII вв.); а в эпоху неоколониализма, когда метрополии вернулись к своим европейским территориям, эксплуатация бывших колоний продолжается, но уже более изощренными методами НТП.
Другой тип империи – теллурократия. Это пример России, когда расширение шло до границ, обеспечивающих ее национальную безопасность, а население присоединенных территорий законодательно было уравнено с правами коренного [27][28].
Россия – геополитический лидер по определению, а лидеру всегда завидуют и стараются всеми методами его ослабить и устранить.
А что такое государство-лидер (великая держава)?
Историческая роль лидера оценивается по вкладу в развитие цивилизации и влиянию на другие страны и народы. Вопрос заключается в том, насколько государства прошлого или современные, позиционировавшие или позиционирующие себя «властителями мира», соответствовали или соответствуют понятию «государство-лидер», даже обладая особой великодержавной (имперской) психологией, проникнутой духом превосходства, патернализма и культуртрегерства. Для внешней экспансии этнокультурных ценностей и политической культуры, идеологии и социального опыта необходимо, чтобы страна обладала достаточно высокой социально-экономической базой при политической консолидации общества.
При этом имперский синдром по своей сути мифологичен, определяя особую психологию общества и внешнюю политику страны, в том числе это касается защиты единоверцев, распространения какой-то универсальной идеи. Поводом для краха империи всегда были неудачи в войне с потерей территорий и экономической разрухой. Или революции. Как следствие – возникало особое психоэмоциональное состояние общества – «постимперский синдром», для которого характерна совокупность признаков комплекса неполноценности и настроения пораженчества.
Как правило, страны, имеющие исторические имперские корни, помнят свое прошлое и стремятся его вернуть или поддержать. Это выражается в попытках сохранить влияние в бывших колониях и зависимых странах, создавая структуры типа Британского Содружества наций (в 1926–1946 гг. – Содружество наций) или Заморских территорий (Франция). А вот Турция пытается возродить аналог Османской империи на основе национально-конфессиональной общности.
Стоит отметить, что у страны-империи почти всегда была идея фикс, идея своего предназначения, своей миссии. Это касалось как мироустройства в целом, так и своей роли в мире. Так, в XIX в. и начале XX в. это пытались сделать европейские державы, включая Россию, как обладавшие наиболее развитым политическим и международно-правовым опытом в области регулирования международных отношений [29]. На международных конференциях вырабатывались основы международного права и модели безопасного мироустройства [30]. При этом в метрополиях было принято говорить о миссии «белого человека». Так, Британия, Испания, Португалия и Нидерланды, проводя масштабную колонизацию в Африке, Азии, Австралии, на Американском континенте и островах Океании, прикрываясь миссионерской и культуртрегерской деятельностью, сгоняли аборигенов в резервации, запрещали национальные традиции или просто уничтожали.
В Российской империи тоже существовала своя великодержавная миссия, связанная с теологической и мировоззренческой идеей «Третьего Рима», которая в конечном итоге трансформировалась во внешнеполитическую миссию – освобождение от османского ига славянских и православных народов Балкан и их объединение под эгидой России [31]. Концепция панславизма строилась на антитезе: «Россия – страны романо-германской Европы» [32]. Однако славянские государства, как показала вся история наших взаимоотношений, оказались для России не братьями по вере и не союзниками, а противниками как в обеих мировых войнах XX в., так и сегодня.
Как писал Ф. М. Достоевский, «…не будет у России, и никогда еще не было таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть только их Россия освободит, а Европа согласится признать их освобожденными!.. Начнут же они, по освобождении, свою новую жизнь… именно с того, что выпросят себе у Европы, у Англии и Германии, например, ручательство и покровительство их свободе… но они именно в защиту от России это и сделают. …Убедят себя в том, что России они не обязаны ни малейшею благодарностью… не вмешайся Европа, так Россия, отняв их у турок, проглотила бы их тотчас же…» [33]
Русская традиция была воспринята СССР в формате социалистической идеи как альтернатива европейскому либерализму. Советский Союз стремился распространить свое идеологическое влияние в Европе, поддерживал революционные и национально-освободительные движения в колониях, способствуя их освобождению, своей важной миссией на мировой арене считал борьбу за сохранение и укрепление мира. Для Российской Федерации это превратилось в борьбу против гегемонизма США и их союзников, за многополярный мир с правом каждой страны иметь и защищать свои национальные интересы.
В свою очередь, преувеличение Соединенными Штатами своего вклада в победу над Третьим рейхом во Второй мировой войне при умелом использовании социально-экономических и политических проблем Западной Европы, в том числе страха перед военным потенциалом СССР, возможно, сильно преувеличенным в 1945 г., укрепил их изначальное мессианство, «веру в то, что Америка – помазанница божья» [34]. Агрессивная американская пропаганда стала преподносить модель современного общества США как нечто универсальное [35]. Истоки американского мессианизма надо искать в концепции «Манифест судьбы» [36] (1845 г.), идея которой сводится к «божественному предназначению американской нации» и заключается в ее миссии в освоении запада Североамериканского континента, а также в агрессивной политике «изоляционизма», корнями уходящей в доктрину Монро (1823 г.), провозгласившей Западное полушарие вотчиной США.
Мессианское предназначение США является составной частью национального самосознания американцев, генетически наследуя рациональную ментальность английских пуритан-переселенцев. Сильно видоизмененное и осовремененное пуританство получило свое развитие в мессианской глобальной политике США во второй половине XX в. – это период холодной войны и борьбы против СССР как «империи зла». В 1990-е гг. коллективный Запад, возглавляемый Соединенными Штатами, посчитал, что победил на всей территории Евразии (Китай тогда еще не заявлял о своих амбициях). Но когда выяснилось, что это совсем не так и Россию рано отправили на свалку истории, холодная война возобновилась с новой силой, переходя в прокси-войны практически по всему периметру российских границ.
На Востоке в роли миссионеров в разные периоды выступали Китай и Япония, хотя они долго не выходили за пределы своего региона.
Исследователи отмечают, что «первоначальное самосознание китайской общности сформировалось в VII–VI вв. до н. э., став составной частью конфуцианского» восприятия мира [37], влияя прямо или косвенно на отношение китайцев к окружающему миру. Современный Китай осознает себя прямым наследником и продолжателем многотысячелетней «страны-цивилизации» мирового уровня, сохранившей, несмотря на войны, восстания, иностранную оккупацию и кризисы, потенциал развития и сумевшей эффективно реализовать его, превратившись в лидирующую экономику мира.
Япония исторически не принадлежала к великим державам и долгое время являлась «страной в себе». Ее островное положение неизбежно рождало комплексы и страхи по отношению к внешнему миру и, как следствие, потенцию к агрессии. Японские ученые признают: как только Япония пришла к выводу, что ей предназначена особая судьба и особый путь, тогда ее этноцентризм начал трансформироваться в «концептуальный национализм, в котором избранность японской нации и ее мессианская предназначенность являются основными элементами» [38]. Теперь речь идет уже о том, чтобы бросить вызов как историческому региональному гегемону – Китайской империи, так и колониальным державам – европейским метрополиям и стать мировым лидером. Япония – страна-интроверт, и для поддержания этой внутренней национальной идентичности ей нужны были ресурсы. В соответствии с меморандумом Танаки (1927 г.) она должна была завоевать Китай, Филиппины, Гавайи, Суматру и Яву, Юго-Восточную Азию, Индию. Обязательным «долгом Японии является сражаться с Россией и вытеснить ее с востока, а затем создать основу для великого континентального объединения, включающего Маньчжурию, Монголию и Сибирь как один регион» [39]. Все эти планы обосновывались доктриной «Азия для азиатов» с призывом осознать и осуществить паназиатскую солидарность [40].
В Османской империи мессианская идея рассматривалась как путь к историческому реваншу тюркских народов через борьбу с европейскими колониальными империями.
Исторически находит подтверждение следующий факт: панэтническая идея, сформулированная тем или иным государством, может выйти за рамки своего государства и обрести мессианский характер. В XX в. это были Германия – Deutschland über alles, Япония – «Азия для азиатов», а сейчас это США со своим Pax Americana.
Сегодня государства-лидеры по-разному видят свою миссию в эволюции современной цивилизации. Признание мировым сообществом высокого статуса какого-либо государства означает, что в соответствии с международным правом страны соглашаются с его правом применять свои ресурсы в определенных ситуациях (миротворческая миссия, гуманитарная интервенция, урегулирование международного или внутригосударственного конфликта и т. д.) от имени и по поручению ООН. На практике державы Запада часто или не справляются, или злоупотребляют предоставленными им полномочиями [41], так как, беря на себя некую миссию, они всегда пытаются решить за чужой счет свои вполне конкретные задачи геополитики и геоэкономики.
В 1991 г. СССР исчез с карты мира. В либеральной прессе часто упрекают большевиков за Брестский мир 1918 г., когда Советская Россия вынуждена была подписать с побежденной Германией сепаратный мир, потеряв при этом значительную часть западных территорий Российской империи.
В русском образованном обществе в начале XX в. было модно критиковать монархию ради красного словца, играть в оппозицию и революцию. Российские либералы не были заинтересованы в победах на фронте: это укрепило бы монархию и мешало бы их приходу к власти. В успехах русской армии не были заинтересованы и союзники по Антанте. Они не могли допустить, чтобы Россия была соучастницей победы в войне, а вот разруха на ее территории работала на них, исключив сильного соперника из мировой политики [42]. Если корректно относиться к историческим фактам (особенно к хронике событий), то монархию в России ликвидировали не большевики (их вожди были в эмиграции, и социальная база у них была ничтожна). Февральскую революцию 1917 г. совершили октябристы во главе с А. И. Гучковым и кадеты, возглавляемые Н. П. Милюковым, при молчаливой поддержке большей части элиты. Придя к власти (не без денег Великобритании), «разговорчивые» либералы не знали, что делать, и продолжали говорить, говорить… Конституционные демократы, октябристы и близкие к ним, то есть демократы правоцентристского толка – а это очень тонкая социальная прослойка в Российской империи – объективно не могли удержать власть. Именно тогда ее взяли большевики, которые нашли верные слова: «Мир» и «Земля», понятные всей крестьянской по своей сути России.
Преодолев последствия Гражданской войны, интервенции и международной изоляции, СССР смог создать достаточный военно-экономический потенциал, опиравшийся на сплоченность общества, стать творцом Победы в Великой Отечественной войне и во Второй мировой войне в целом, восстановив исконную территорию Российской империи.
Коллективный Запад никак не устраивало положение СССР как второго государства в мире по военно-экономическому потенциалу. Западных планов по разрушению СССР было много[43][44]. Можно начать с плана У. Черчилля «Немыслимое» (весна 1945 г.!). Идея заключалась в том, чтобы использовать немецкие части, воевавшие против англичан и американцев на Западном фронте, против наступавшей Советской армии. Дальше была Фултонская речь У. Черчилля (1946 г.). Можно сослаться и на Меморандум 20/1 СНБ США от 18 августа 1948 г. [45] Но это были только планы по развалу СССР, а вот когда к власти в Москве пришел Горбачев, то появилась реальная возможность их реализации. Сначала была бурная международная деятельность первого президента СССР с обсуждением «общечеловеческих ценностей», а потом беловежский сговор партийных руководителей. Объективных причин для роспуска СССР не было. Просто была ликвидация государства руководителями трех республик, рвавшихся к власти, и отсутствие желания у Центра сохранить страну. В результате она лишилась не только потерянных по Брестскому миру территорий (возвращенных по итогам Второй мировой войны), но и Украины, Белоруссии, Молдавии, Закавказья, Казахстана и Средней Азии. Если бы в полной мере осуществился тезис Ельцина «берите суверенитета, сколько сможете», то сейчас на российской территории было бы порядка 20 государств, а может, и больше, независимость которых мгновенно признал бы весь «цивилизованный» мир.
Прошло какое-то время, и Россия вспомнила о своем героическом прошлом и историческом предназначении, сначала медленно, но, постепенно убыстряя темп, стала выходить из-под навязанного ей западного контроля, отвергнув ханжеские либеральные ценности, абсолютно чуждые населению страны.
После распада биполярной системы встал вопрос о том, на каких организационных и ценностных принципах будет основываться новый мировой порядок и глобальная безопасность и какова роль государства, претендующего на статус лидера?
В современном мире появляются новые мировые и региональные центры силы, увеличивается число активных членов международных отношений за счет не только государственных, но и негосударственных акторов (террористические организации, разномастные НПО и т. п.), усложняются связи между ними.
По мнению ряда исследователей в области международных отношений, «многополярная» модель является оптимальной в условиях глобализации как альтернатива силовой модели биполярного мироустройства времен холодной войны и постбиполярной гегемонии. Если говорить о многополярной модели мироустройства, то статусом «полюса» могут обладать такие государства, как Китай, Россия и США, а также международные коалиции стран (Евросоюз, ЕАЭС, БРИКС и др.).
Естественно, что и в многополярном мире возникают проблемы и государства-полюсы не находят консенсуса по вопросам международной безопасности (например, это касается проблем Ирака, Ливии, Ирана, Сирии, Украины и др.). Кроме того, и это важнейший факт, зачастую являющийся определяющим, мировые государства-полюсы (центры силы) имеют различные системы ценностей, базирующиеся на исторической памяти. Другими словами, хотя многополюсный мир лучше однополюсного или биполярного, это не гарантирует обеспечения международной безопасности, а геополитическое соперничество стран не способствует решению глобальных проблем человечества.
В настоящий момент следует признать факт силового доминирования США в мировой политике. Самый надежный и последовательный союзник Соединенных Штатов – это Великобритания, сохранившая после Второй мировой войны лишь остатки своего былого имперского могущества. Лондон во всем поддерживает американскую экспансионистскую политику, пытаясь временами обрести собственное лицо. Это выразилось в выходе из Европейского союза, а в последние годы появился ряд политических документов, которые говорят, что Великобританию не устраивает роль «при США», она хочет вести свою политику, но, естественно, в традициях англосаксонского единства [46][47][48] и видит себя одним из лидеров мировой политики. Однако на данный момент по всем показателям и современной роли в мире она является «средней державой с особыми характеристиками» [49].
В указанных английских документах Россия называется основной прямой угрозой Великобритании и всей Европе, за безопасность которой несет ответственность Североатлантический альянс. А Украина – это одна из тех стран, с помощью которых можно создать России массу проблем как внутри страны, так и на международной арене.
И еще один союзник США – Евросоюз, куда входят страны, являвшиеся верными военно-политическими и экономическими союзниками «Третьего рейха». Это лагерь фашистской Германии, воевавшей против СССР [50]. Для России позиция европейцев не нова. Еще Л. Н. Толстой в романе «Война и мир» отмечал, что в наполеоновских походах на Москву участвовала вся Европа. Даже, казалось бы, в локальном конфликте из-за «палестинских святынь» – Крымской войне – поучаствовали армии практически всех монархий Европы.
Соединенные Штаты и их западные союзники – это разношерстный конгломерат стран, исповедующих либеральные идеи, основой которых во все времена являлось поклонение золотому тельцу. Однако на этом цивилизационная идея не формируется, самобытная цивилизация не возникает.
Есть еще союзники у американцев – это часть стран третьего мира, но они надежны, и это известно, до тех пор, пока США в силе.
По своим геополитическим и экономическим параметрам, своей совокупной мощи и темпам развития Китай является полноценным центром силы мирового уровня, который объективно уравновешивает американский. При этом Китай, как и Россия, – больше чем государства, это цивилизации мирового уровня, мировые цивилизационные полюсы, которые способны предложить свою модель развития.
Российская Федерация, четко сформулировав коллективному Западу обеспокоенность в части неприкосновенности своих национальных интересов, с одной стороны, обострила кризисные ситуации в международных отношениях, противостояние Россия – Запад вышло на новый уровень, перейдя в совершенно новое качество, но с другой – этим заявлением были сняты всякие недомолвки, которые касаются деятельности НАТО на Украине, в Грузии и Молдавии, сопровождающейся приближением военной инфраструктуры альянса непосредственно к российским границам. Россия совершенно недвусмысленно указала на свои интересы на всем постсоветском пространстве и твердом намерении жестко отстаивать их, укрепив связи в Союзном государстве Россия – Белоруссия. Поэтому Москва намерена пресекать все попытки разжечь региональные (Нагорный Карабах, Приднестровье, Абхазия, Южная Осетия) или внутригосударственные (Казахстан, страны Средней Азии) конфликты, так как каждый локальный конфликт при помощи извне в любой момент может приобрести высокую динамику.