Среди корпуса текстов, использованных в настоящей работе, основным источником является «Повесть временных лет» (далее – ПВЛ), древнейшие списки которой представлены в Лаврентьевской летописи 1377 г. и Ипатьевской летописи первой четверти XV в. Авторство ПВЛ изначально атрибутировалось монаху Киево-Печерского монастыря Нестору1, которому древнерусская традиция уже в начале XIII в. приписывала составление некоего «Летописца». В середине XIX в. появилась гипотеза, атрибутирующая составление ПВЛ игумену Выдубицкого монастыря Святого Михаила Сильвестру2, который оставил запись, свидетельствующую о том, что в 6624 (1116/17) г. он написал «книги си Летописец» (читается в Лаврентьевском и сходных с ним списках)3. В это же время началась практическая разработка гипотез, предусматривавших наличие в ПВЛ нескольких слоев текста («сводов», по П.М. Строеву)4, которая получила наиболее законченное выражение в трудах А.А. Шахматова, который выделил в развитии Начального летописания две традиции: новгородскую (представленную летописными «сводами» 1017, 1050, 1079 гг.) и киевскую («Древнейший Киевский свод 1037–1039 гг.», «Первый Печерский свод 1073 г.», атрибутируемый монаху Никону, «Начальный свод 1093–1095 гг.», в общих чертах сохранившийся в начальной части (до 1015 г.) Новгородской I летописи младшего извода (далее – НІЛМ), и так называемую первую редакцию ПВЛ, составленную в 1113 г. Нестором). Труд Нестора, по мнению Шахматова, сохранился в двух позднейших редакциях, одна из которых («редакция 1116 г.») оканчивалась припиской Сильвестра (первоначально рассматривавшегося ученым в качестве составителя ПВЛ) и сохранилась в Лаврентьевской, Радзивилловской, Московско-Академической, Троицкой летописях (так называемая лаврентьевская группа списков), а другая («редакция 1118 г.») в Ипатьевском и Хлебниковском списках (так называемая ипатьевская группа списков)5. Схема Начального летописания, предложенная А.А. Шахматовым, получила наибольшее распространение среди исследователей6, хотя наиболее спорным моментом остается датировка первичного ее звена, которое относят либо к концу X в.7, либо ко второму десятилетию XI в.8 В отношении авторства ПВЛ набирает силу тенденция в пользу гипотезы, признающей составителем ПВЛ не Нестора, а Сильвестра, которая не лишена оснований9.
Помимо ПВЛ использованы материалы поздней летописной традиции: 1) так называемая Киевская летопись, или Киевский свод XII в., являющийся продолжением ПВЛ по Ипатьевскому списку и отражающий летописную традицию Южной Руси10; 2) Суздальская летопись, являющаяся продолжением ПВЛ по Лаврентьевскому списку, древнейшая часть которой, общая для Лаврентьевского, Радзивилловского и Московско-Академического списков, доводящих изложение до 1206 г., сложилась к началу XIII в., отразив летописную традицию Северо-Восточной Руси11; 3) «Летописец русских царей», основой которого (в части 1138–1214 гг.) является так называемый Летописец Переяславля Суздальского, до 1205 г. сходный с Лаврентьевской и Радзивилловской летописями и составленный в 1216–1219 гг.12; 4) памятники новгородского летописания, представленные Новгородской I летописью старшего (Синодальный список) и младшего (Комиссионный список и сходные с ним) изводов13, Новгородской Карамзинской, Новгородской IV и Софийской I летописью старшего и младшего изводов, которые, по предположению А.Г. Боброва, восходят к общему протографу – «своду 1411 г.»14; 5) памятники московского летописания – Московский свод 1479 г.15, Львовская летопись, в которой отразился летописный «свод 1518 г.», сходный с Софийской II летописью16; Никоновская летопись, основа которой сложилась в 1526–1530 гг.17; Воскресенская летопись, составленная в 1542–1544 гг.18; 5) Тверской летописец (или сборник) – двухчастная компиляция по материалам ростовского, тверского и московского летописания, излагающая события до 1499 г. и отражающая так называемый Ростовский свод 1534 г.19
Из агиографических памятников использованы памятники так называемого Борисоглебского цикла, рассказывающие об убийстве святых Бориса и Глеба в ходе междукняжеской войны 1015–1019 гг. В их состав входят: «Сказание страсти и похвалы Борису и Глебу» (или «Анонимное сказание»), «Чтение о житии и погублении Бориса и Глеба», «Сказание чудес мученикам Роману и Давиду», паримийные и проложные чтения, а также повесть «Об убиении Бориса и Глеба» (или «Об убиении Борисове»), помещенная в ПВЛ под 1015 (6523) г.
Крупнейшим памятником Борисоглебского цикла является «Сказание страсти и похвалы Борису и Глебу» или «Анонимное сказание», которое было впервые опубликовано в 1849 г. митрополитом Макарием (Булгаковым). Поскольку текст «Сказания» частично совпадал с летописной повестью «Об убиении Бориса и Глеба», во второй половине XIX в. сложилось представление о том, что повесть возникла в результате его сокращения20. После текстологического анализа памятников, осуществленного А.И. Соболевским и А.А. Шахматовым21, одна часть исследователей сочла первичной летописную повесть «Об убиении»22, другая продолжала рассматривать ее как сокращенный вариант «Сказания»23. Наблюдения над повестью «Об убиении Борисове» позволяют автору предполагать, что первоначально она представляла самостоятельный текст, сложившийся во второй половине XI в. вне летописной традиции24.
Датировка «Сказания» имеет весьма широкий диапазон: наиболее актуальные из ранних дат в настоящее время относятся: к последним годам жизни Ярослава Мудрого (С.А. Бугославский, Н.И. Милютенко); к княжению Изяслава Ярославича между 1054 и 1072 гг. (А.В. Поппэ, А.В. Назаренко); к 1072 г. (Н.Н. Ильин)25. Как правило, эти датировки основываются на том факте, что о перезахоронении княжеских останков в 1072 г. в «Сказании» не упомянуто. Поздние даты создания памятника локализуются около 1115 г. (А.А. Шахматов, Н.Н. Воронин)26 и, в свою очередь, привязаны к датировке «Сказания чудес». В качестве компромисса между двумя этими предположениями предложена гипотеза о существовании двух редакций «Анонимного сказания», одна из которых была составлена в XI в., а другая – в начале XII в.27
Что касается наиболее актуальных датировок «Чтения о житии и погублении Бориса и Глеба» Нестора, впервые изданного в 1858 г. О.М. Бодянским, то А.А. Шахматов полагал, что этот памятник, осуждавший борьбу «младших» князей против «старших», появился вскоре после конфликта между Изяславом и Всеволодом Ярославичами и их племянниками, сыновьями Святослава и Вячеслава, а одно из исцелений у могилы Бориса и Глеба после перезахоронения их мощей в 1072 г., как сообщается в тексте, произошло в воскресный день на праздник Успения Богородицы (15 августа), который приходился на воскресенье в 1081 и 1087 гг., что и послужило диапазоном датировки памятника28. Позднее А.С. Хорошев и А.П. Толочко высказали предположение, что «Чтение» могло появиться уже в 1077–1079 гг.29 А.Н. Ужанков конкретизировал датировку «Чтения» в диапазоне 1086–1088 гг.30 С.А. Бугославский датировал «Чтение» Нестора 1108–1115 гг.31, вследствие чего А.А. Шахматов был вынужден отнести составление «Чтения» к 1109 г.32 Позднее датировка «Чтения» началом XII в. была принята Л.В. Черепниным, А.Г. Кузьминым, С.М. Михеевым33.
«Сказание чудес мученику святую Роману и Давиду», повествующее о процессе становления культа князей со времени Ярослава Мудрого до вышегородских торжеств 1115 г., одни исследователи рассматривают как часть «Анонимного сказания»34, а другие считают отдельным произведением, постепенно складывавшимся начиная с 1070-х гг.35
«Житие» Феодосия Печерского, написанное Нестором после завершения работы над «Чтением», впервые опубликовано О.М. Бодянским по Успенскому списку XII в. (1858 г.). В настоящее время актуальны две датировки «Жития», одна из которых относится к концу 1080-х гг.36, другая к 1108 г. – дате общерусской канонизации Феодосия37.
«Киево-Печерский патерик» начал формироваться в первой четверти XIII в. в ходе переписки владимиро-суздальского епископа Симеона с печерским монахом Поликарпом и Поликарпа с архимандритом Киево-Печерского монастыря Акиндином, в которой рассказывалось о монастырских подвижниках. Древнейшие редакции патерика датируются 1406 г. (Арсеньевская), 1460 и 1462 гг. (I и II Кассиановская). Некоторые сюжеты патерика, имеющие соответствия с «печерскими» фрагментами ПВЛ (летописные статьи 1051, 1074, 1091 гг.), возводятся к так называемой Печерской летописи38.
«Слово о Законе и Благодати» Илариона, впервые опубликованное в 1844 г. А.В. Горским, датируется в диапазоне между 1022 и началом 1051 г.39 Л. Мюллер выделил в структуре произведения четыре первоначально самостоятельные части: 1) собственно «Слово о Законе и Благодати»; 2) компиляцию библейских цитат о призвании «языцев»; 3) «Похвалу Владимиру» (которая, по мнению исследователя, произнесена 15 июля 1049 или 1050 г.); 4) «Молитву от всей Русской земли»40.
«Память и похвала князю русскому Владимиру», составленная Иаковом-«мнихом», представляет компиляцию, сформировавшуюся в несколько этапов, куда, помимо похвального слова Владимиру Святославичу, вошли «Похвала княгине Ольге» (присутствует не во всех редакциях текста) и «Житие» Владимира. Диапазон датировок памятника достаточно широк, поскольку он рассматривался как произведение XI41, XII42 и даже XIII в.43 Исследователи XIX в., начиная с К.Ф. Калайдовича, отождествляли Иакова-мниха с монахом Иаковом, упоминаемым в ПВЛ под 1074 г. в качестве кандидата в преемники печерского игумена Феодосия.
«Поучение» Владимира Мономаха, входящее в состав Лаврентьевской летописи под 6604 (1096/97) г., тематически распадается на три части: собственно поучение детям, автобиографическую часть, охватывающую изложение событий 1066/68—1117 гг., и письмо Мономаха Олегу Святославичу, написанное зимой 1096/97 г. в связи с военными действиями в Северо-Восточной Руси. Памятник имеет широкий диапазон датировок, охватывающих всю первую четверть XII в.44 По предположению А.А. Шахматова «Поучение» попало в ПВЛ при составлении «редакции 1118 г.»45.
Некоторые сведения о русских князьях содержатся в «Хождении» игумена Даниила, посетившего в начале XII в. Иерусалимское королевство. Наиболее актуальные датировки его паломничества в Святую землю в настоящее время локализуются в диапазоне 1104–1106 или 1106–1108 гг. Считается, что автор «Хождения» мог быть уроженцем Черниговской земли, пострижеником Печерского монастыря и епископом г. Юрьева (на р. Рось).
Перечисленные тексты составляют основной корпус источников по истории развития междукняжеских отношений до первой четверти XII в., что обуславливает концентрацию внимания на проблеме их датировок, учитывая которые можно проследить эволюцию в отношении древнерусских интеллектуалов к таким политическим концептам, как «единовластие» и «старейшинство», связав ее с конкретными историческими событиями.
Кроме этого, были использованы иностранные памятники X–XII вв., содержащие сведения о Руси. Это сочинения византийского императора Константина VII Багрянородного (905–959) «Об управлении империей» и «О церемониях», составленные в середине X в.; «Хроника» Титмара (975— 1018), епископа Мерзебургского, составленная в 1012–1018 гг.; «Анналы» Ламберта Герсфельдского, написанные в конце 1070-х гг., и др. В ряде случаев приводятся ссылки на «Польскую историю» Яна Длугоша (1415–1480), опирающуюся на широкий спектр летописных материалов, но требующую осторожной оценки из-за своей оригинальности. Также используются данные из хроник Яхьи Антиохийского (?—1066) и Абу Шуджа ар-Рудравари (1045–1095 гг.), сообщающие о русско-византийских отношениях в эпоху Владимира Святославича.
Проблема реконструкции междукняжеских отношений в отечественной историографии тесно связана с социальнополитической характеристикой княжеской власти и типологическим определением древнерусской государственности. В исторической науке XVIII – первой трети XIX в. доминировала теория княжеского абсолютизма, для приверженцев которой было характерно представлять первых русских князей – от Рюрика до Мстислава I Великого (862 —1132 гг.) – самодержавными монархами. Такая историографическая схема была предложена в «Истории Российской» В.Н. Татищева46. Принцип развития междукняжеских отношений попытался определить М.М. Щербатов, чья идея о том, что порядок наследования киевского престола до времени Андрея Боголюбского (1157–1174 гг.) зависел от порядка старшинства и определялся на основании завещания Ярослава I (1054 г.), предвосхитила положения родовой теории47. С момента публикации политического трактата «Антидот» (1769 г.), атрибутируемого императрице Екатерине II, где были проведены параллели между западноевропейскими феодами-апанажами и древнерусскими уделами48, в историографии появилась тенденция к характеристике междукняжеских отношений как феодальных, получившая раскрытие на рубеже XVIII–XIX вв. у М.Н. Муравьева и Н.М. Карамзина49, а позже модифицированная Н.А. Полевым в концепцию «семейного феодализма»50.
Под влиянием консервативного идеологического курса Николая I в конце первой трети XIX в., ориентированного на отрицание общности социально-политического развития Европы и России, представления о древнерусском феодализме стали маргинальными, открыв путь конкурирующим парадигмам социально-политического развития, появившимся в 1830—1850-х гг. в ходе полемики западников и славянофилов о путях становления русской государственности51.
В первой трети XIX в. основоположник юридической школы в русской историографии И.Ф.Г. Эверс реконструировал эволюцию патриархальной семьи к родовым, а затем к племенным объединениям, на базе которых формировались первые государства52. Его ученик А.М.Ф. Рейц попытался объяснить развитие междукняжеских отношений в рамках гипотезы о родовой иерархии, основанной на приоритете «старейшинства»53. Эта гипотеза была развита Н.Г. Устряловым, противопоставлявшим феодальную систему в Западной Европе и удельную систему на Руси54, а затем продолжившими эту тенденцию представителями западнического направления К.Д. Кавелиным55 и С.М. Соловьевым56, в чьих работах представление о родовой иерархии («лествице») было синтезировано с представлением об иерархии «старших» и «младших» городов, в соответствии с которой князья получали уделы, находившиеся в общей родовой собственности (Соловьев назвал ее гипотезой о «лествичном восхождении»)57. В работах М.П. Погодина, К.А. Неволина, В.О. Ключевского, С.Ф. Платонова, М.К. Любавского и других историков второй половины XIX в. произошла абсолютизация этих представлений, получивших название теории родового быта58.
В это же время одна часть исследователей (К.Н. Бестужев-Рюмин, И.Е. Забелин, А.Е. Пресняков) сформулировала представление о постепенном развитии семейных отношений в родовые59. Другая часть исследователей (Н.И. Костомаров, И.Д. Беляев, М.Ф. Владимирский-Буданов и др.) со второй половины XIX в. под влиянием славянофильства акцентировала внимание на отношениях князей с населением городских общин и волостей в рамках теории общинного быта или теории общинно-княжеского дуализма60. Ученик И.Д. Беляева В.И. Сергеевич разработал концепцию договорных отношений, с одной стороны, между представителями княжеского рода, а с другой стороны – между князьями и общинами61, которая на рубеже 1860—1870-х гг. привела к полемике между сторонниками теории родового быта (А.Д. Градовский, К.Н. Бестужев-Рюмин) и теории общинного быта (Д.Я. Самоквасов, Н.И. Хлебников)62.
Феодальная модель междукняжеских отношений, остававшаяся на периферии дореволюционной историографии до появления в начале XX в. работ Н.П. Павлова-Сильванского, установившего тождество русских и западноевропейских институтов XII–XVI вв.63, стала доминирующей в советской историографии 1930—1980-х гг. В соответствии с марксистской формационной парадигмой на Руси IX–XII вв. постулировалось наличие феодального социально-экономического уклада: основой феодального строя считалась крупная земельная собственность, а система социальных отношений (в том числе в роду Рюриковичей) характеризовалась в категориях феодального вассалитета-сюзеренитета. В работах историков этого периода (С.В. Юшков, Б.Д. Греков, В.В. Мавродин, Л.В. Черепнин, В.Т. Пашуто, О.М. Рапов, Б.А. Рыбаков, П.П. Толочко и др.) превалировало представление о существовании в конце IX – первой трети XII в. раннефеодальной монархии64, с легкой руки К. Маркса получившей наименование «империи Рюриковичей»65, историческим ядром которой в результате исследований А.Н. Насонова стала считаться «Русская земля» в Среднем Поднепровье, сложившаяся вокруг Киева, Чернигова и Переяславля66.
На фоне продолжения этой тенденции в трудах современных исследователей (В.Я. Петрухин, М.Б. Свердлов, Л.В. Мининкова, С.А. Мельников и др.)67 получили развитие альтернативные феодальной парадигме теории. Это модифицированный вариант теории общинного быта, разрабатываемый школой И.Я. Фроянова, в которой междукняжеские отношения раскрываются через призму княжеско-общинных отношений в политической системе городов-государств68, и модифицированный вариант теории родового быта – концепция братского совладения (corpus fratrum или «родового сюзеренитета») с постепенным формированием сеньората-старейшинства, предложенная в середине 1980-х гг. А.В. Назаренко69 и поддержанная рядом исследователей70.
За более подробным обзором историографии мы отсылаем читателей к соответствующим параграфам первого издания этой книги, вышедшего под названием «Междукняжеские отношения на Руси конца X – первой четверти XII в. и их репрезентация в источниках и историографии» (СПб.: Алетейя, 2015). В настоящем издании, кроме внесения уточнений и исправлений, замеченных неточностей и опечаток, дана упрощенная орфография древнерусских текстов.