«ВоРоны пРишли подкоРмиться на
свалку. И мне их, пРедставьте, нисколько
не жалко!»
СтРелки, стРелки птичьих лапок.
БРодят без пальто и шапок.
Сонный хРиплый голосок.
В клюве – кость, в ноздРях – песок…
Апрель 1967.
Мать обучила меня грамоте довольно
рано. Первым словом, которое заставили
прочесть, было не "мама" или "папа", а фа-
милия первого космонавта планеты, в ко-
торой так много сложного рычащего звука.
Он был основным, воинственно настроен-
ным против меня, и моего непослушного
языка.
Логопед, к которому обратилась за по-
мощью мать,постаралась на совесть.Пока-
зала как можно сворачивать язык в трубоч-
ку. Заставила повторить великое множе-
ство цоканий и прищёлкиваний. Но из-
влечь из моих уст искомый звук, с по-
мощью все этих нехитрых приёмов, ей так
и не удалось. Однако дефект речи был ис-
правлен. Легко и случайно. Что неизбежно
сформировало уверенность в том, что у ка-
ждой проблемы, помимо массы сложных и
утомительных решений, есть одно—един-
ственное, необременительное и правиль-
ное.
Неким прекрасным ясным, летним, про-
зрачным и весёлым утром, я в совершен-
ном одиночестве шла к бабуле. Отец опаз-
дывал на работу, и потому не повёл меня
за руку до нужного дома, а просто выса-
дил на остановке.
– Сама дойдешь? – с надеждой спросил
папа.
– Дойду! – радостно подтвердила я.
В предвкушении вкусного сытного
завтрака без понуканий и нотаций, безза-
ботной прогулки до обеда, я шла и пела
песенку из «Бременских музыкантов». О
том, как пролетают мимо нестрашные до-
роги… И тут, в самую верхнюю ноту, чи-
стым воспроизведением которой я особен-
но гордилась в ту пору, вторгся чей-то
смех:
– Ха-ха-ха!
Я остановилась и покрутила головой. В
этот утренний час, когда весь советский
народ, как один стоял у станка, прилавка
или кульмана, рядом со мной просто физи-
чески не мог никто находится.
– Странно…– произнесла я негромко, но
предательская согласная исказила до неу-
знаваемости даже такое простое слово и…
Смех раздался вновь… Обшаривая взгля-
дом листву близстоящего дерева, в поис-
ках источника оскорбительного звука, я
увидела… ворону, которая укоризненно
смотрела на меня с ветки, своим красивым
чёрным глазом. Одним! Она не стала тра-
тить на какую-то маленькую картавую дев-
чонку, блеск двух, подозрительно умных
глаз, одновременно.
– Зачем ты дразнишься? Я не могу выго-
ворить эту проклятую
«ры!». Не могу!
– Кар!
– У тебя-то получается, как надо…
– Кар!
– Что «кар»?! – вскричала я, внезапно
ощутив во рту неведомое доселе волнение
языка.
– Кар-р-р-р! – крикнула истошно воро-
на, и наклонила голову
пониже так, что я не просто УВИДЕЛА, а
почувствовала, как вибрирует её острый
язык. Ворона даже и не думала смеяться
надо мной. Она просто решила помочь ма-
ленькой девочке, которая так весело напе-
вала, направляясь к дому своей бабушки.
Я остановилась прямо под деревом, и за-
драла голову:
– Кар! – я привычно уронила раскати-
стую согласную в серый песок у ног.
– Кар-р! – возобновила свой урок воро-
на.
– Кар! – повторила я послушно, и не по-
верила собственным ушам, – Кар-р-р! Р-
р-р!
– Кар-р-р-р! – возликовала моя блестя-
щая преподавательница, и захлопала
крыльями.
– Я умею говор-р-рить «р-р-р»! Спасибо!
Вор-р-рона! – закричала я, что есть мочи,
и побежала к бабушке, повторяя на ходу
удивительный урок, который преподала
мне замечательно мудрая птица, холодея
от ужаса, что потеряю этот звук по доро-
ге…
– Кар-р! Кар-р-р! Кар-р-р-р-р! Бабушка!
Ба-буш-ка-а-а! ВоРона! Научила меня го-
воРить букву Р-Р-Р-Р-Р!
– Ну, что ты выдумываешь, – грустно
вздохнула бабушка,пропуская меня в квар-
тиру.
– Ну бабусечка, ну, пожалуйста, ну давай
я тебе скажу!!! Любое – пР-Р-Р-елюбое
слово!!!
– Тихо. Не шуми, пожалуйста, не раздра-
жай дедушку. Он плохо себя чувствует.
Я помню то дерево, с которого ворона
учила меня правильно выговаривать са-
мый ребристый звук русского алфавита. Я
помню и саму птицу. Но на том дереве я
не видела больше ни единой вороны. Ни
разу! За сорок с лишним лет.
Время от времени я встречаю похожих
птиц в иных местах.Обычных ворон во-
круг всегда довольно много. Но тех необы-
кновенных птиц, со ЗНАЮЩИМ проница-
тельным взглядом, так же мало, как хоро-
ших и умных людей.
Райская птица с чёрным крылом… Лет
через тридцать, или даже немногим боль-
ше, мне показалось, что я сумела отпла-
тить добром за добро.
Однажды утром, в лютый мороз я увидела
ворону, которая медленно замерзала на
ветке. Потускневшие перья местами обле-
денели. Казалось, пройдёт совсем немного
времени, и птица превратится в нечто, по-
хожее на кусок промёрзшей древесной ко-
ры. У неё явно не было сил справится с
многочисленными останками январских
обильных трапез. Быть может, ворона не-
давно перенесла на крыльях ангину, или
просто была уже недостаточно молода для
утомительной и кропотливой работы над
ледяными скульптурами из неряшливых
объедков.
В ту пору я могла позавидовать сытости
церковной мыши, и сто пятьдесят граммов
«крабовых» палочек,что лежали у меня в
пакете, были для нашей семьи весьма цен-
ной добычей. Но, как бы там ни было, я
шла в теплую квартиру,а ворона жила на
улице… Недолго думая, я достала из паке-
та одну «крабовую» палочку, сняла с неё
целлофан, и протянула вороне…
– Ворона! Возьми, пожалуйста!
Птица очень медленно подняла голову,
взглянула на меня, на еду, зажатую в руке.
С огромным трудом раскинула в сторону
крылья, и оттолкнулась от ветки. Ворона
была так слаба, что пришлось почти за-
талкивать угощение в её приоткрытый
клюв…
Наутро мороз махнул на нашу местность
рукой, и отправился сдерживать порывы
жителей иных регионов. Ворона же, к
моей огромной радости, выжила. И в тече-
ние нескольких лет, пока обитала непода-
лёку, каждое утро бросала под ноги моей
собаке куриные кости, добытые из помой-
ки. И я опять осталась в долгу…
Музыка весны
Дятел задумчиво наклоняет ещё не от-
таявшую ветку, немного придерживает, а
после отпускает. И, наклонив голову, слу-
шает её продрогший за зиму вой, рассеян-
но глядит в никуда, рассматривая своё про-
летевшее "вчера" и неуловимое "завтра". С
каждым днём весны ветка становится всё
уступчивее и звук из безнадёжно грубого
превращается в оглушительно звонкий. За-
йцы, едва переодевшись, вступают в со-
перничество с неряшливой птицей, чьи
крылья постоянно обрызганы рассветом,
сопровождая медленное разоблачение род-
ных полян барабанной дробью, – лапами по
пню…
Вы думаете, что это всё беззастенчивые
наветы и лишь один ветер хозяин пауз при-
роды?
Зайдите в лес так рано, как сможете, и по-
ймёте, что музыка весны не в капели ры-
дающих крыш. Разжалобить полдень дав-
но научился февраль, и в том нет ему рав-
ных, поверьте!
Но весна довольно холодна и жестока. И,
более того, – она скупа! Она скупа на ласку
и тепло. Каждый солнечный луч она по-