Дыра в склоне поросшего лесом холма была достаточно большой, чтобы Гуча, Бенедикт и Полухайкин вошли, не наклоняясь. Они долго шли по сырому подземному ходу, пока тоннель не разделился на три одинаковых коридора. У развилки стоял камень, и Гуча, который видел в темноте как днём, прочёл следующую надпись:
– Направо пойдёшь – богатым умрёшь; налево пойдёшь – женатым умрёшь; прямо пойдёшь – никогда не умрёшь. Ну, и что будем делать? – Он повернулся к друзьям и вопрошающе взглянул на них. Ему очень не нравилось то, что придётся разделиться, но другого выхода он не видел. И Полухайкин, и Бенедикт тоже понимали это. Обезьяна могла пойти любым из трёх путей, и терять время на две, как минимум, бесплодные попытки, когда малышка Мексика находится в опасности, они не имели права.
– Не по понятиям получается, я, это, типа разорваться не могу, – пробасил Альберт Иванович, почёсывая затылок – он всегда это делал в ситуациях, требующих большого умственного напряжения.
–А зачем разрываться, Альберт? – Воскликнул Бенедикт. – Ходов – три, и нас тоже трое. Разделимся и пойдём в разные стороны!
– А потом будем собирать тебя по запасным частям, – проворчал Гуча, не зная, что предсказал развитие событий почти точно.
– А затем, красавчик, что ты лох, и отпускать тебя одного не стоит, – поддержал друга Полухайкин, считавший ангела законченным идиотом, не способным позаботиться о себе. Но ещё Альберт считал его кем-то, вроде поэта, смешанного с профессором, а потому относился к беспомощности блондина снисходительно. Часто, когда Чингачгук начинал «лечить», как он выражался, Бенедикта за то, что тот совершенно не знает жизни, Альберт вступался за ангела. Он говорил: «Да ладно, он же это… типа – богема». И говорил это король Рубельштадта с долей уважения.
– Вот ещё, я налево пойду! – возразил ангел, выбрав тот путь, где обещали скорую женитьбу.
– Кому что, а вшивому баня, – мрачно заметил Гуча, которому всё меньше и меньше нравилась эта история.
– Точно, амиго, типа сауны с тёлками, – дополнил Полухайкин.
– Да перестаньте вы насмехаться, – обиделся Бенедикт. – Я, между прочим, приспособлен к этому миру, полностью адаптирован и мне ничего не грозит. А если меня и разберут на кусочки, – напомнил он Гуче, – как ты предсказываешь, то просто слетаю в Небесную Канцелярию и получу новое тело!
– Вот тут ты прав ангелок, – кивнул чёрт, он совсем выпустил из виду это обстоятельство.
– В связи с тем, что вы оба женаты, я выбираю левый коридор, – заявил Бенедикт, приводя железный аргумент в свою пользу.
–Ты, блондин, если постоянно налево ходить будешь, то никогда не женишься, в натуре! – Предупредил его Альберт.
–Это почему? – удивился Бенедикт.
– Это по кочану! Тебе женатые друзья голову оторвут, чтобы культурный отдых от семьи не обламывал, – поддержал шутку Альберта Гуча. – Ладно, шучу, ангелок! Левый коридор твой, а я пойду туда, где от богатства ласты завернуть можно. Так что, Альберт, тебе остаётся навстречу вечной жизни отправиться.
– Не, а чё вы меня от опасности, словно молодого оберегаете? – возмутился Полухайкин. – Я вам обоим фору в сто очков дам. Мне и не такое приходилось переживать, а вы меня, словно тёлку малолетнюю, бережёте!
– Да пойми ты, дурья твоя башка! – Воскликнул чёрт. – Нам действительно тут ничего не грозит. Ну, подпортят тело, ну новое в канцелярии возьмём – и всё! А вот тебе, Альберт, вечная жизнь совсем не помешает, так что, удачи.
– Ладно, пацаны, – Альберт обнял друзей и шагнул в центральный коридор.
Тропа пошла под уклон и Альберт Иванович не стал рисковать. Он пошёл медленно, нащупывая ногами место, прежде чем сделать следующий шаг. Он понимал, что если свернёт себе шею, то дочери ни чем не поможет. Коридор стал выше – это король чувствовал бритым затылком, и уже. А ещё этот узкий подземный ров петлял, заворачивался в спираль, резко, почти на сто восемьдесят градусов, менял направление.
За одним из таких поворотов его поджидала ловушка. Почва ушла из-под ног, и Полухайкин провалился в пропасть. Он махал руками, но пальцы скользили по гладкой стене, не находя ни одной выемки, ни одного бугорка. Каким-то чудом ему удалось зацепиться за торчащий корень, но слабая плеть тут же затрещала, грозя оборваться в любое мгновенье.
Альберт Иванович рассвирепел. Это что же такое? Он спешит на помощь дочке, а какие-то «козлы» ям понарыли! И силач вонзил пальцы в твёрдую почву. Получилось что-то, вроде альпинистского колышка. Он подтянулся повыше и резко ударил ногой, выбивая в отвесной стене ступеньку. Получив упор, он выдернул пальцы и вонзил в стену на метр выше, потом переставил ногу и выбил ещё одну ступеньку. Так, невероятно медленно, как ему казалось, он полз по отвесной стене. Он чувствовал бессильную ярость, кожей ощущая каждое мгновенье, что потерял при падении, а теперь теряет при подъёме.
Наконец, рука нащупала край провала. Он подтянулся и, навалившись грудью на кромку, с облегчением вздохнул. Вставать Альберт не стал – он пошарил руками у самых стен. С одной стороны его пальцы наткнулись на узенький козырёк выступа. Пройти по нему мог разве что, худенький мальчишка, но ни как не огромный мускулистый детина, каким был Альберт Иванович. Но другого пути не было. Альберт мог бы повернуть назад и пойти в другой коридор, но он подумал, что обезьяна – тварь прыгучая, а под потолком, что очень вероятно, может висеть ещё один корень, или канат, или ещё какая-нибудь лиана, за которую ловкое животное могло зацепиться. Он раньше, в Зелепупинске, любил смотреть программу «в мире животных», и видел, как эти самые обезьяны скачут по деревьям, словно воздушные гимнасты в цирке. Правда, досмотреть программу ни разу не удавалось – телевизор взрывался, но Альберт Иванович мог себе позволить к каждой следующей передаче покупать новый. И он пошёл. Пополз по козырьку, вонзая сильные пальцы в стену. Из-под рук сыпалась земля и камни. Они падали вниз, но стука камней о дно он так и не услышал.
Дальше дорога была ровной, но Полухайкин не сразу это заметил, сосредоточенный на том, чтобы удержаться на гладкой стене и узкой тропе над пропастью, он прошёл метров десять лишних, и лишь потом – оступившись, заметил, что ловушка осталась позади. Очень скоро Альберт вышел в огромную пещеру.
Пещера была обитаемой. Стены были расписаны страшными сценами убийств, геометрическими фигурами и картинками, похожими на иконы, только лица на этих иконах были уродливыми. Высокие колонны поддерживали потолок, в котором Полухайкин заметил крышку люка. Заметил потому, что через щели пробивался слабый свет. Других осветительных приборов не наблюдалось.
Альберт подумал о том, что он это уже где-то видел. Он задумался и решил, что помещение напоминает ему какой-то фильм, просмотренный ещё в Зелепупинске.
На полу длинными рядами стояли ящики. Ящики эти были сделаны из дерева и накрыты плотно прилегающими крышками.
– Стволы, – пробормотал Полухайкин, его глаза вылезли из орбит, а сердце лихо подпрыгнуло, не веря в такую удачу.
Он пошевелил пальцами, будто уже держал в руках пистолет, и на мгновенье ему показалось, что холодная сталь холодит кожу.
Альберт Иванович обрадовался и направился к крайнему ящику. Мечи и дубины порядком поднадоели бывшему новому русскому. Он больше пользовался кулаками, что, надо сказать, было намного эффективнее. Испытав приступ ностальгии по огнестрельному оружию, Альберт откинул крышку и разочарованно пробормотал:
– Облом, в натуре. Это чё, типа, гробы?
Это действительно были гробы. В ящике лежал труп, видимо, свеженький, потому что только бледность и отсутствие дыхания отличали мертвеца от живого человека.
Труп открыл глаза и в упор посмотрел на Полухайкина. На остальных гробах крышки зашевелились и с оглушительным грохотом стали падать на гранитный пол. Из ящиков вылезали бледные люди в тёмной одежде, они вертели головами, выясняя причину раннего подъёма.
– Ни фига себе, коммуналка, – изумился, было, Полухайкин, но потом решил, что жилищные условия пещерных жмуриков ему до лампочки. Он снова сосредоточил внимание на том ожившем мертвеце, который лежал в первом гробу. Бледнолицый в упор рассматривал Альберта.
– Я тут… это, ищу обезьяну, – сказал король Полухайкин, у него даже и мысли не возникло о том, что ему могут не ответить. – Не пробегала?
– Нет таких, – ответил мертвец и хищно улыбнулся, оскалив острые, белоснежные зубы с удлиненными клыками, – хотя, кажется, я вижу одну.
– Это которую? – Альберт вскинулся и окинул зал острым, исподлобья, взглядом. Но обезьяны не заметил.
– Это которую мы сейчас есть будем! – оскалился бледнолицый, явив взору Полухайкина острые белые клыки.
И тут Полухайкин вспомнил, в каком фильме он видел подобную пещеру. Фильм тот назывался «Дракула», а жмурики, что, окружая, прижимают его к стене, питаются только человеческой кровью и называются вампирами. Вспомнил так же, что они какие-то заразные, и зараза эта передаётся через кровь. Какая именно зараза, Полухайкин не знал, но решил, что, наверное, СПИД, потому что в том кино жертвы жмуриков сильно болели. Ещё он вспомнил, что в том же фильме рассказывали, как от них можно спастись. Альберт снял с шеи большой, в полкило весом, нательный крест. Крест висел на массивной, впору собаку садить, цепи и Полухайкин похвалил себя за то, что когда-то в Зелепупинске взял серебряный, не поддавшись на уговоры подружки купить золотой.