Анастасия
Что самое сложное в отношениях людей, которые когда-то знали друг друга? Правильно – всё!
Как только Миша уходит в душ, меня начинает бить озноб от осознания того, что же мы наделали. Но вот ни единой капли сожаления не промелькнуло. По крайней мере, у меня. А вот резкие, отрывистые движения Миши говорят о другом. Он-то как раз сожалеет. Ну да ладно. Он мальчик взрослый, справится.
Поднимаюсь с кровати и осматриваюсь вокруг в поисках своих вещей, но, найдя их, понимаю, что это уже носить не выйдет. Оглядываюсь вокруг. Натыкаюсь взглядом на шкаф. Подхожу к нему и, открыв, просто утопаю в мужском аромате. Как же невероятно он пахнет.
Зажмуриваюсь от удовольствия и вдыхаю несколько секунд запах вещей. Провожу рукой по стопке футболок и, взяв одну, зарываюсь в неё лицом.
Ты полная дура, Настя. Он никогда не поймёт, почему ты так поступила. Да и объяснить ты ничего не сможешь. Нет смысла в этом. Слишком много времени прошло.
Надеваю его футболку и тону в ней. Она сидит на мне, будто платье, но я всё же решаю спрятать и ноги. Просмотрев ещё несколько ящиков, нахожу шорты. Они мне как укороченные брюки, но зато круто. Вот только приходиться несколько раз подтягивать завязки, чтобы шорты не спадали с меня.
Поворачиваюсь к зеркалу и смотрю на своё отражение. Видела бы меня сейчас бабушка. Её бы удар хватил. Но внутри просыпается девочка-бунтарка, и я закручиваю волосы в гульку, скрепляю их ручкой, что нахожу на столе, рядом со шкафом. Оглядываю себя и начинаю улыбаться, как идиотка, пока не натыкаюсь на свой же взгляд.
Когда ты была последний раз с такими сияющими глазами, Настя? Не помнишь? А бунтовать, пускай и в одиночку, когда тебе хотелось последний раз?
Правильно. Это было тогда, когда ты была счастлива. А помнишь, когда ты была счастлива по-настоящему последний раз? Помнишь. Только боишься признаться себе.
От пугающий и откровенных мыслей меня отвлекает урчание в животе. Точно, я же даже не поела толком.
Прислушиваюсь – в ванной ещё включена вода. Медведев остывает, вероятно. Или пытается понять, как так вышло, что он меня трахнул.
Фу, какая ты грубая, Настя.
Урчание в животе заставляет меня спуститься на первый этаж. Там же остались ещё стейки. А мясо – это то, что мне сейчас нужно.
Подхожу к столу и сразу беру кусок мяса, откусываю. Вкусно, но уже остыло. Кладу всё что есть в тарелку и отправляю в микроволновку, а сама иду к холодильнику. Может, там будет что-то ещё? Открыв его, понимаю, что, кроме овощей и мяса, в нём ничего нет. Хорошо, попробуем поработать и с этим.
– Настенька, не положено молодой барышне находиться на кухне, – возмущённо говорит тётя Маша, но её улыбка говорит о другом. – Мне же может влететь, – уже более жалостливо продолжает она.
– Не влетит, – шепчу ей заговорщически. – Ты мне только покажи, как ты делаешь те вкусные печеньки, и я убегу.
– Настенька, тебе бы лучше учёбой заниматься, да вон, как сестра твоя, на курсы разные ходить. – снова говорит тётя Маша, но тут же начинает замешивать тесто.
– Не хочу я ходить на те курсы. – отмахиваюсь я. – Мне только пятнадцать, успею ещё. А вот научиться у тебя готовить вкусности, хочу.
Вот и пригодится мне учёба тёти Маши. Не только же печеньки я научилась у неё делать. И пока смотрю в холодильник и надеюсь, что может в нём что-то волшебным образом появится, начинаю ощущать, что вокруг меняется воздух. Прямо потрескивает всё.
Отклоняюсь и вижу Медведева. Да он что, издевается? Низко сидящие штаны, под которыми явно ничего нет, и голый торс. А ведь я уже подумала, что секса мне хватит надолго.
Сглатываю вязкую слюну и очень надеюсь на то, что по мне невозможно понять, как на меня действует Медведев.
Начинаю говорить невпопад, то о мясе, то об овощах. Всё что угодно, лишь бы не засматриваться на его вид. Ну почему он не стал уродом? Или хотя бы не качался бы. Так нет же. Из просто симпатичного парня он превратился в сексуального мужчину. И не скажешь, что когда-то врачи обещали, что он останется калекой.
Кожей чувствую, когда Медведев начинает подходить ко мне, и, развернувшись, всучиваю ему в руки конфеты и мандарины. Включаю режим «цербер», как часто мне говорят на работе, и отправляю его расставлять всё на столе. Эффект получается обратный.
А стоит мне сказать о сексе, как Миша сразу переходит на оскорбления. Обидно и очень. Но пусть он лучше думает, что я предательница, чем узнает правду. Я пережила. Он пережил. Нет смысла сейчас ворошить всё.
Медведев сидит напротив меня за столом, а в его глазах такая буря, что та, что за окном, и рядом не стояла. А ещё он напряжён. Я же стараюсь сохранить лицо, и не показывать того, что чувствую на самом деле.
Вот только кто же спрашивает меня. Воспоминания и чувства сами поднимаются с задворок памяти, пробивая брешь в моём устоявшемся мире.
– Настюш, смотри, звезда падает, – шепчет Миша мне в шею, обнимая сзади.
Мы сидим с ним на берегу озера, куда приехали компанией из университета. Точнее, приехала я, а вот Миша не захотел отпускать меня сюда одну. Последние дни лета наша группа решила провести вместе на базе отдыха, и позвали всех. Я умудрилась выпросить у отца несколько дней свободы. И сейчас наслаждаюсь нашими вечерами с Мишей.
– Загадаем желание? – спрашиваю я тихо.
– А моё уже сбылось. – Миша снова целует меня в шею и прижимает крепче к себе.
– И моё, – отвечаю ему в унисон.
Не сбылось… Обманули те звёзды. Жестоко и страшно обманули.
– Нужно хотя бы ёлку нарядить, раз мы здесь застряли, – говорит Медведев, вырывая меня из воспоминаний.
Перевожу на него ошалелый взгляд, покрываясь мурашками. Нет, нет, нет. Я не готова встречать Новый год с Медведевым.
– То есть ты сейчас хочешь сказать, что мы с тобой никуда отсюда не уедем до вечера? – встревоженно спрашиваю и вижу, как у Медведева губы растягиваются в коварной улыбке.
– Ну, если твоя голубая кровь готова толкать машину до Москвы или хотя бы до трассы, то мы можем попробовать. А учитывая, что метель не стихает с ночи, то сейчас вся техника занята основными маршрутами, и сюда они доедут только к завтрашнему дню, в лучшем случае.
Как же я ненавижу это выражение «голубая кровь». Но деться от него никуда не возможно.
Вздыхаю, осматривая кухню и гостиную. Перевожу взгляд на окно, а та маленькая бунтарка, что внутри, почувствовала свободу и шепчет мне: «Соглашайся».
– Ну ёлку так ёлку, – вздыхаю я. – А есть хоть чем? – спрашиваю я.
– Где-то был ящик с игрушками и гирляндами, – отвечает Миша хрипло.
– Тогда тащи, будем делать хоть что-то, чтобы создать подобие новогоднего настроения, – говорю я ему, но никто с места не двигается.
Воздух сгущается, а сердце начинает грохотать уже в ушах. Я понимаю, что каждый из нас чего-то ждёт. Малейшего движения.
Но тут я замечаю тень в окне и замираю от шока.
– Олень, – шепчу восторженно.
– Я?! – возмущённо спрашивает Медведев и даже поднимается с места.
– В окне олень, – добавляю я, а сама не свожу взгляда с красивого животного.
Так близко я ещё не видела их.
– И правда, – соглашается Миша уже спокойнее.
Я перевожу взгляд на него. Он стоит ко мне спиной, и я могу насладиться этим видом. Пытаюсь убедить себя, что нужно отвести взгляд и рассмотреть благородное животное, но чувствую, что с таким успехом заработаю себе косоглазие.
– Красивый, – добавляет Медведев, делая шаг к окну.
– Очень, – соглашаюсь с Медведевым, но не узнаю свой голос.
Миша разворачивает ко мне голову, а я пытаюсь перевести взгляд куда угодно, но получается слабо.
Как же глупо, Настя.
– Нужно идти за ёлкой, – говорю я, вставая со стула, и обхожу стол с противоположной стороны от Медведева. – Если здесь можно пилить деревья.
– Нельзя, – отвечает Миша. – Но на моём участке растёт несколько молодых деревьев. Я спилю одно.
Чувствую Мишин взгляд на себе, но не поворачиваюсь к нему. Иду на кухню и начинаю соображать, что же приготовить.
Раз нам встречать Новый год вместе, то нужно что-то делать. Времени остаётся не так и много. А там, возможно, к завтрашнему дню расчистят всё, и мы уедем отсюда. Каждый в свой мир. В свою жизнь.
А сейчас я ведь могу позволить себе побыть немного слабой и… счастливой?