Обманка третья Про неприятные разговоры


Старуха была страшна в гневе. Оно и понятно: шаманке, связывающей мир духов с миром живым, и полагается быть грозной. И Ледна освоила эту науку в совершенстве.

Хотя нет, было бы нечестно выставлять её чудовищем. Потому что сначала шаманка коротко мотнула головой, приказывая следовать за ней, и в трепетном молчании провела нарушителей спокойствия в свою комнату. Потом, притворив дверь, избавилась от ритуального мехового жилета, передающегося по наследству и наверняка шитого на мужчину: вдвое шире нужного, тяжёлого, доходящего почти до колена и мешающего двигаться; бережно устроила его на лежаке (из-за старой задубевшей кожи жилет так и остался стоять колом), после чего вернулась и сердечно обняла нежданную гостью.

Мири нырнула в эти объятия как в пуховую перину: тёплая мягкая старушка ощущалась, да и сама походила на подошедшее тесто. Невысокая, в отличие от внука, стоптавшаяся за годы, такая же сивая и, несмотря на почтенный возраст, без единого седого волоса!

Она отстранилась, блаженно вздохнула, заправила растрёпанные косички Мири за уши и спросила:

– Как ты, детка, хорошо? Случилось что?

– И я тоже в порядке, ба! – завистливо вставил Леши. Ледна только отмахнулась, мол, и так вижу, что не сдох.

– Такая взрослая, такая красивая! Небось замуж уже выскочила?

Мири залилась смехом, накрывая ладонями маленькие морщинистые руки, чтобы подольше насладиться их сухим теплом:

– Куда мне! Разве кто выдержит такую жену? А вот ты могла бы ещё одного муженька взять: такая статная женщина, кто бы устоял?

– Скажешь тоже! – зарделась шаманка. На бесцветном старушечьем лице вспыхнул почти молодой румянец. – А вот ты мог бы и сказать! – Пихнула она внука локтем и посетовала: – От этого доброго слова не дождёшься. Ну что ж, детка, раз у тебя всё хорошо, приступим.

Напоследок она ещё раз обняла Мири и… понеслась.

Шаманка каталась по комнате как подгоревший колобок, передержанный в печи. Кричала так, что дрожали не только провинившиеся, но и подслушивающие в коридоре, да и стены тоже дрожали, что уж.

– Чуть не уничтожили дом!.. Подумать о ком-то, кроме себя!.. … малолетние!.. Наше наследие!.. Займёшь моё место, а сам…

Эти речи как Мириам, так и Леши слышали не впервые. Не однажды в наказание они отмывали очаг, разгружали подвалы и выскребали закоптившиеся светильники (на одном до сих пор красовались выцарапанные инициалы друзей), а количество перечищенной ими за годы картошки уже давно превысило все необходимые продовольственные нужды. Так что Мири, придав, разумеется, лицу скорбное выражение, скучающе рассматривала стены, хранившие память ещё о родителях родителей старухи; выцветшее полотно с вышивкой, изображающей охоту; уютный лежак под ним, где так и тянуло свернуться клубком; кресло-качалку с отшлифованными перилами и воткнутыми в клубок серых ниток спицами; сундук, по необходимости служивший и столом, с парой оплывших свечей и медвежью шкуру на полу, выглядящую куда более новой, чем всё остальное убранство. Почему-то медиум не сомневалась, что эту добычу не внук принёс Ледне и не кто-то ещё из подопечных оборотней. Нет, шаманка посчитала бы ниже своего достоинства держать в покоях напоминание о нагрянувшей старости.

– А медведя ты сама забила? – ляпнула девушка.

Старуха взвыла, челюсть её отчётливо вытянулась, а зубы побелели и выглянули меж губ:

– Да я сейчас и тебя забью! Ты слушаешь меня или нет?

– Внемлю и каюсь! – поспешно вставила Мириам. – Думаю о своём поведении и без меры жалею, что плохо влияю на твоего внука!

– Эй, это я на тебя плохо влияю! – запротестовал оборотень.

Мири и Ледна переглянулись и хе-хекнули: все прекрасно понимали, что некогда болезненный тощий мальчишка так и остался бы пугливым недоделком, кабы приблудившаяся девчонка не втягивала его в новые и новые авантюры, чтобы выпутаться из которых, приходилось мужать.

– А ты бы и вовсе не лез! Учишь его учишь, а как был младшим недокормышем…

Леши вспыхнул до кончиков ушей и даже чуть дальше. Подруга отодвинулась, так от него вдруг повеяло огнём.

– Младшим! – в попытке успокоиться он провёл ладонями по плешивым полоскам над ушами, сильно сжимая голову. – Младшим?! Вот именно – младшим! Рядом с мудрой бабкой я – вечный младший недокормыш! Ты даже представить не можешь, каково быть вечно младшим! Вечно несмышлёным, вечно ребёнком! Как родителей не стало, так я, кажется, для тебя расти и перестал!

Мириам удивлённо присвистнула: сколько себя помнила, Леши не предавал значения брани старой шаманки. Позлится – и успокоится. А тут ровно с цепи сорвался! Да не вопил, как ребёнок, брызгая слюной и истеря, нет. Оборотень говорил ровно и уверенно. Хоть и на повышенных тонах, а не кричал, брал силой голоса. Вот уж правда – вырос.

То и дело косясь на подругу, он наступал на обалдевшую шаманку, оттесняя её к креслу-качалке:

– Ты вечно за мной присматривать не сможешь! Я взрослею, ба, взрослею! И раз за разом повторяю тебе, что шамана из меня не выйдет! Я не займу твоё место не потому, что не достоин, а потому что не хочу! Да, мы с Мири провинились, да, мне стыдно! И да, можешь отправить меня в сотый раз ловить белок или выделывать шкуры! Но прекрати отчитывать, как неразумного ребёнка!

Не ожидавшая такого сопротивления старуха допятилась до кресла и, оступившись, плюхнулась в него. Но это какую-нибудь другую бабку мог бы обидеть разошедшийся внучок. Ледна же горячих юнцов выволакивала во двор за шкирку по дюжине на день: всем известно, что едва прошедшие инициацию двоедушники вспыльчивы, как искры на сухом мхе. Недоумение шаманки длилось недолго. Вытащив из-под седалища мешающий клубок со спицами, она откинулась на спинку и, оттолкнувшись носками от пола, качнулась.

– Посмотрите-ка на него! Не нравится ему, что бабуля его оберегает! Холью перекормили, заботой душат! Помяни моё слово, бабушка не вечна! Придёт час, займёшь моё место, хочешь того или нет!

Оборотень прикрыл глаза, будто это могло избавить его он разбирательств. Открыл, но старуха никуда не делась, так и продолжала раскачиваться в кресле, не замечая, что с каждым разом отталкивается от пола всё сильнее и рискует кувыркнуться назад. Леши тяжело вздохнул, взял подругу за руку, поднёс её к губам:

– Подожди снаружи, ладно? – попросил он и, не дожидаясь ответа, вытолкнул Мири за дверь.

Любопытные двоедушники едва успели отскочить в сторону, но сделать вид, что проходили мимо покоев Ледны случайно, – уже нет. Женщина с сильно выдающимся вперёд животом засеменила по коридору дальше, будто не прижималась только что к двери ухом, плюгавый мужичок принялся ковырять петли, приговаривая, что что-то они поскрипывают, а третий, оборотень с подбитым глазом, зашаркал ножкой, изучая потолок с необычайным вниманием.

– Просто небольшое недопонимание в семье, – невинно пояснила им Мириам.

Она с достоинством разгладила юбку, внешний вид которой пожар ничуть не улучшил, и отправилась на небольшой экскурс по дому, дабы не смущать подслушивающих. Её никто не окликнул: рыжая девчонка стала своей в доску ещё в тот раз, когда, растрёпанной и чумазой, заявилась в селение впервые. Это был не дебютный побег несносной десятилетки от родителей, но тот самый, после которого она уже не вернулась, ограничиваясь редкими письмами с обещанием не помереть до весны.

Мири не запрещалось бродить нигде, причём по большей части не из-за того, что двоедушники не держали от медиума секретов, а из-за того, что прятать их всё равно было бесполезно. Посему ленивая прогулка быстро привела девушку к залу инициации. Интересно, что же такое там творилось, что сбежалось не меньше десятка зрителей? Обычно на инициацию пускают только близких родственников, чтобы не смущать юного оборотня, вынужденного стоять обнажённым посреди комнаты и ждать, пока откроется потусторонний мир, а через отверстие в конусовидной крыше спустится тот, кто больше всего схож с ним по духу. В роду Ледны это были волки. За редким исключением. Одним из таких исключений как раз и стал друг Мириам, хотя все ждали, что мальчишка превратится в могучего клыкастого зверя…

Что ж, клыки у него и правда имелись. Но медиум пока не знала, какого толка, ведь она пропустила событие, важное для двоедушников едва ли не больше, чем рождение. Уехала, не оглянувшись и поддавшись на заверения Викси, что компания им не нужна. Шесть лет Мириам убеждала себя, что поступила правильно. Что мальчишка должен пройти через ритуал, необходимый для любого в семье, что сбежать вместе с ним на закате перед тем самым днём – глупость.

Леши настаивал. И она уехала одна, пообещав себе вернуться через несколько недель, как только друг поймёт, что случившееся к лучшему. Но недели затянулись на годы, и теперь девушка смотрела на пустой зал с деревянным столом, стоящим ровно под отверстием в крыше, на погасшие остывающие светильники, а видела лишь голого растерянного и неуклюжего подростка, ожидающего, что вот-вот в дверь войдёт его подруга. А вокруг сновали невидимые тени, лишённые тел, холодные и потерянные…

Мириам часто заморгала, прогоняя наваждение. В полумраке зала без окон всё казалось неприятным сном, который давно пора бы забыть. Но наваждение не исчезло. Тени всё так же скользили над полом, шаря в поисках света, но не находя его. Медиум коснулась скулы. Ну конечно! Повязка осталась в кладовой, а золотой глаз исправно показывал то, что большую часть времени девушка видеть не желала.

– Странно… – пробормотала она, не в силах оторваться от зрелища.

С точки зрения медиума, инициация у двоедушников проходила не слишком-то сложно. Шаман открывал потусторонний мир, впуская к живым духов. Оборотней, разумеется, интересовали лишь призраки животных, одному из которых предстояло выбрать себе человека. Однако, пока дверь не заперта, грех в неё не шмыгнуть. Поэтому, пока обряд не завершён, а пламя горит, зал инициации заполнялся невидимыми тенями. Им предстояло вновь скрыться за завесой по завершении инициации, однако эти конкретные призраки были иного мнения. Живые давно покинули помещение, а вот мёртвые, невидимые никому, кроме Мири, продолжали слепо бродить.

Почему церемония прошла не так, как полагалось?

– Ну кто бы сомневался! – Медиум хлопнула себя по лбу.

Видимо, Мириам накосячила куда сильнее, чем думала старая Ледна. Во время кладовочной потасовки с Леши, которая всё ещё заставляла Мири слегка краснеть, повязка слетела. Призраки почуяли это и всей толпой ринулись в соседнее помещение (а у кладовой и зала инициации общая, ныне почерневшая от копоти стена), разорвав оковы ритуала в клочья. И теперь обряд сорван, духи не желают убираться восвояси, а на столе в центре комнаты, накрытое тканью, наверняка лежит бездыханное тело неудачливого оборотня. Хотя нет, вряд ли бы его бросили свои. Может, попросту усыпили, чтобы не волновался без меры, да и оставили ввиду последних событий… Убедительно?

Нет, не очень.

– Мне не стоит этого делать, – сама себе сказала Мириам и двинулась вперёд.

Честное слово, она не собиралась вмешиваться в церемонии двоедушников! Она всего лишь видит призраков, не шаманит и уж точно не разбирается в том, как соединить душу и тело.

Но любопытство, как известно, не порок, а образ жизни, поэтому Мириам, кусая губы в раздумьях (ох, да чего тут думать? Даже сама Мири знала, что сделает это!), остановилась возле стола.

Под тканью отчётливо просматривался силуэт, причём, судя по некоторым деталям, мужской.

– Что ж, приоткроем только верхнюю половину. Са-а-а-а-амую чу-у-у-уточку…

– А по рукам? – равнодушно поинтересовался хрипловатый голос откуда-то сбоку.

О край стола, скрестив руки на груди, опирался мужчина. Или, если быть точнее, призрак мужчины. Не будучи уверенной, что на призраков вообще можно так заглядываться, медиум отметила поджарую худощавость, свойственную эльфам, узкие плотно сомкнутые губы, мягкие даже на вид волосы, по-военному прямую выправку и жилы, выступающие на предплечьях под подкатанными рукавами рубашки. И только после этого, вспомнив, чем обычно чревато подобное внимание к мертвецам, отвернулась.

– Так-так-так, ну-ка погоди!

Внимание не осталось незамеченным мертвецом.

– Да ну ё-о-о-о-лки! – протянула Мири, поняв, что попалась.

Призрак заявил тоном, не терпящим возражений:

– Ты меня видишь.

– Ась? Что? Ничего не вижу, ничего не слышу. Ветер, что ли, свистит?

Девушка прикинулась слепо-глухо-немой (ладно, с немотой она провалилась сразу) и поспешила скрыться.

Мужчина неслышно догнал беглянку и вырос прямо перед ней, испытующе буравя тёмными диковатыми глазами.

– Да неужели?

– Представь себе! – нагло заявила медиум и прошла мертвеца насквозь.

Тот издал звук, похожий на рык:

– Ну уж нет!

И попытался схватить её за волосы, сквозь которые, разумеется, беспрепятственно прошли прозрачные пальцы.

– Угу, хорошая попытка, – осклабилась Мири и продолжила путь как ни в чём не бывало. – Не хочу расстраивать, приятель, но ты – труп!

– Ну-ка повтори?

– Труп. Мертвец. Сдох. Ласты склеил. Испустил последний дух. Окочурился, – с готовностью перечислила девушка. – Ты умер, друг мой. И да, я тебя вижу, но, во-первых, тебе это никак не поможет, а во-вторых, я бесплатно не работаю.

Он снова оказался впереди и наклонился к ней близко-близко, завораживая внимательным взглядом. Мири почти почувствовала, как его волосы, отпущенные до самых плеч, щекотнули ей шею. Да нет, бред какой-то! Уж что-что, а прикосновение призрака противоречит всем правилам, усвоенным ею за годы.

– Ты мне поможешь, – безапелляционно заявил незнакомец.

– Да-да! – Мириам уперла руки в бёдра. – И ты заставишь меня это сделать… Ах да! Ты никак не заставишь меня это сделать. Ну всё, бывай.

И осторожно по дуге обошла духа. Позёрство позёрством, но ссориться с, пусть и мёртвым, но хара'ктерным мужиком ей не хотелось.

– Вот же поганая ведьма!

Этого Мириам допустить не могла.

– Эй! – Она развернулась на каблуках. – Эй, смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! – Задрала голову, чтобы уничижительно пощуриться в глаза обидчику, и ничуть не потеряла в настрое из-за разницы в росте. – Ты видишь у меня бородавки? Э? Может жабу на плече? Метлу? Нет? Тогда заруби на своём непристойно идеальном носу: я тебе не ведьма! Я ме-ди-ум!

Призрак приподнял бровь и любопытно склонил голову на бок:

– На идеальном носу, значит?

Мири бессильно взлохматила себе волосы, став похожей на ведьму больше прежнего:

– И это всё, что ты уловил? Ме-ди-ум! Медиум, прозрачная твоя за…

– Угу, значит, её ты тоже успела оценить. Оч-ч-чень интересно, – вновь сложил руки на груди мужчина и вопросительно дёрнул подбородком. – Что ещё?

– Ещё возмутительное самодовольство и уверенность, которая ни к чему мертвецам, – отрезала Мириам, но, не удержавшись, всё-таки подняла палец к кончику носа призрака и пробормотала: – Нет, правда! Таких ровных у людей не бывает! Не иначе мама твоя с эльфом загуляла…

– Справедливое замечание, – помрачнел он.

Девушка победоносно щёлкнула пальцами:

– Так и знала! Так что нечего тут гипнотизировать меня этим своим… – в поисках нужного слова она нарисовала ладонью круг перед небрежно расстёгнутой на груди рубашкой, – всем, – наконец нашлась девушка.

Мерзавец ехидно поиграл бровями, но комментировать последнее не стал.

– Просто скажи ведьме… старухе… кто она там? – раздражённо бросил он, – чтобы вернула всё, как было.

– О-о-о, твоё счастье, что Ледна этого не слышала! Назови ты её ведьмой в лицо, она бы не посмотрела, что ты уже труп! Достала бы с того света, собственно, она уже это сделала, и выдрала бы твой крепкий зад так, что неделю бы не сел!

Мужчина развёл руками:

– А говорят, только мужчины теряют рассудок при виде женских ягодиц. Повернуться спиной, чтобы ты перестала за неё заглядывать? Это я могу, – и он правда предоставил Мири великолепный обзор на накачанный зад и длинные ноги в штанах для верховой езды. – Наслаждайся, ведьма. Так вот, мне нужно, чтобы ты передала старухе следующее…

Дослушивать Мириам не стала, несмотря на то, что видок и правда интриговал. Она закатила глаза и пошла к выходу.

Наверное, будь призрак осязаемым, этот приём был бы весьма хорош, а увернуться или вырваться Мириам точно не смогла бы. Но в силу своей призрачной природы мужчина не смог ни заломить ей руку, ни поставить подножку. Зато зубами заскрипел так, что их крепости оставалось только позавидовать.

– Слушай, друг, – медиум ногтем поскребла подпалину на юбке, но та никуда не делась, – мне правда очень жаль и всё такое, но ты сдох. Смирись. Ты бестелесный призрак и можешь только раздражать меня, не больше. А к этому, поверь, у меня многолетний иммунитет. Поэтому помолись четырём святым, что ли. Или составь список тех, кому будешь являться ночами. Я не знаю. Займись тем, чем там обычно занимаются призраки, а меня оставь в покое! Я вижу вас, но я не умею вас оживлять! И не стану передавать весточку твоей возлюбленной жене или подружке или дружку и не буду рассказывать, как бы ты хотел ещё разок слепить с ней кувшин на гончарном круге, ясно? Меня уже пытались за это сдать стражникам и упечь в монастырь для душевнобольных. Дважды!

– В последнем не сомневаюсь, – холодно кивнул мужчина. – А теперь послушай меня, ведьма. Я не умер и умирать не собираюсь. Твоя поганая старуха…

– Эй-эй!

– Твоя уважаемая поганая старуха сделала что-то, из-за чего я оказался, – он рванул воротник рубашки, намекая, что нечто в его настоящем положении мужчину не устраивает. – И я хочу, чтобы она как можно скорее… Нет, я хочу, чтобы она немедленно вернула меня обратно. И мне плевать, как она собирается это сделать. И мне плевать, что ты – упрямая дура, которая не умеет слушать. Вам обеим лучше бы поторопиться, потому что в противном случае…

– Тс-с-с-с! – прижать пальцем неосязаемые губы Мири не смогла бы, так что призрак замолчал, скорее, от неожиданности. – «Я не мёртв, мне этот труп подкинули». Плавали – знаем. Если ты живой, вперёд! – она махнула на накрытое простынёй тело. – Вселяйся и двигай отсюда!

– Оно не моё.

– А чьё же?

Призрак молча наотмашь хлестнул девушку по щеке.

– Эй! – та отшатнулась, хотя, конечно же, ничего не почувствовала. – А, поняла. Ты не можешь снять накрывающую его ткань и не знаешь, чьё оно.

Призрак дважды саркастично хлопнул ладонями, рукоплеща догадливости. Мири вернула шпильку книксеном.

– На рассвете я находился на островах. И предпочёл бы вернуться обратно, а не флиртовать с рыжей ведьмой в этом сарае.

Мири открыла рот… а потом закрыла его. Нет, обыкновенно за словом она в карман не лезла. Просто на языке вертелось такое количество возможных ответов, достойных, чтобы отплатить нахалу за «сарай», что выбрать один не представлялось возможным. Открыла снова… и прикрыла ладонью, не уверенная, что подготовленная ругань достаточно точно выражает суть её чувств. Обозвать сараем чудесный, гостеприимный, замечательный дом двоедушников, где она провела самые счастливые детские годы! Это додуматься надо!

Когда Мири отняла ладонь ото рта, возле него осталось чёрное пятнышко сажи. Это пятнышко взметнулось вверх вместе с уголками губ – девушка наконец нашла идеально подходящие ситуации слова.

– А не пошёл бы ты? – вежливо предложила она и схватилась за ручку двери.

– Так ты поможешь мне?

– Я похожа на человека, который собирается тебе помогать? – удивилась Мири. – Прости, пожалуйста, это случайно! К тому же, – и здесь она была более чем искренна, – к Ледне сейчас не полезет и отчаявшийся самоубийца. Я – точно нет.

– Предлагаешь мне подождать, пока на старуху снизойдёт благостное настроение?!

Вообще-то именно так двоедушники и делали испокон веков, но мертвецу местным правилам ещё учиться и учиться.

Призрак попытался прихлопнуть дверь, но рука прошла доски насквозь. Мири посмотрела на торчащую кисть с одной стороны, на предплечье с другой, в задумчивости покусала щёку и, просияв, доложила:

– Думается, ты не подохнешь подождать. Ну, – она выдержала положенную паузу, – больше того, что есть, по крайней мере.

Тонкие губы мужчины вытянулись напряжённой струной. Он прошёл дверь насквозь, оказавшись перед Мириам, наклонился к её уху, обдав прохладой, и прошептал:

– Ты в самом деле надеешься от меня так просто избавиться?

А вот тут у медиума имелся козырь!

– Ну как тебе сказать…

Она подмигнула призраку золотым глазом. Ну как «подмигнула»? Прикрыла. Мертвец исчез. И вместе с ним шатающиеся по залу инициации тени и дурное настроение Мириам.

– Да, надеюсь, – победоносно закончила девушка и, насвистывая под нос легкомысленную песенку, вышла.

Загрузка...