Уходить по-тихому было некогда, на улице светало. Подавить разрозненные очаги сопротивления, вырваться на свободу. Разболтанная «девятка» неслась по пока еще пустым, умытым ночным дождем улицам. Шофер Толян – рыхлый толстячок, имеющий отношение к торгово-закупочной конторе Качурина – добродушно бурчал, жалуясь Борису на производственные неурядицы, на контры с «азерботами», на засилье последних, на то, что если так будет продолжаться, то лет через пятьдесят Сибирь полностью заселят рослые китайцы, говорящие по-английски с азербайджанским акцентом. Прослушал по радио прогноз погоды на новый день, замурлыкал на мотив популярной песенки: «Я синоптикам ни разу не верю, скажут „жарко“ – будет дождь моросящий…» Взбираться на балкон, к великому облегчению, не пришлось. Толян по совместительству был талантливым взломщиком. Вникнув в проблему, сказал «щас сделаем, мужики», подобрал с пола оброненную какой-то растеряхой шпильку и начал ковыряться в замке, делая паузы и вслушиваясь – словно врач, который вслушивается в работу сердца больного. И через несколько минут с торжествующим видом распахнул железную дверь, пробормотав: «Милости просим, хозяева дорогие». Напоил их чаем, а когда гости ушли, остро почувствовал одиночество. Бродил по пыльной квартире, в которой не был несколько суток, запинался о торчащие предметы, узнавал и не узнавал окружающую обстановку. Вещи Жанны в небольшом количестве оставались на месте, но это говорило лишь о том, что у Жанны не десять рук. Постоял под душем, смывая с себя больничный смрад. Побрился, отыскал в серванте старый сотовый телефон с запасной «симкой». С удивлением обнаружил, что паспорт на месте – видимо, утром 23 мая он не взял его с собой, и это не могло не радовать. Немножко денег – уцелевших от выданных при расчете…
Уснул, свернувшись на диване, приказав внутреннему будильнику разбудить его через час. Штирлиц не удался: проснулся только через час сорок и поймал за хвост улетающую мысль. Компания, решившая от него избавиться, может и не знать, что он уже дома (а может и знать). Но обязательно узнает – это дело нескольких часов. Он подошел к окну, отогнул шторку. Фасадная сторона дома выходила на оживленную магистраль. Город уже проснулся. Автостоянка напротив банка была забита машинами. Блондинка на розовой «Карине» элегантно припарковалась в узкую щель между джипами, разнеся одному зеркало, другому дверцу. Хозяин первого наезжал, красочно работая пальцами, второй прибежал на заунывный вой сигнализации, схватился за голову, подсчитывая потери. На какой козе седан? Одна знакомая Вадима купила японскую машину и в страхе ездила, не снимая ручника – на всякий случай, другая не знала, где в машине находятся права, третья была глубоко убеждена, что если едет прямо, то едет по главной дороге. Но это более щадящие варианты…
Заверещало в прихожей. Вадим вздрогнул. Куда бежать? Насилу обуздал панику, подкрался к двери. В квартиру тропическим ураганом ворвался коммерсант Качурин, сунул нос на кухню, пошатался по комнатам и, хмыкнув, сделал вывод:
– Хорошо у тебя тут. Тихо.
– Можешь пожить, – пожал плечами Вадим.
– Нет, – помотал головой коммерсант. – Надоело, поеду за границу. Хочу испытать ностальгию. Чаем напои, может, подобрею.
Позабыв разуться, промаршировал на кухню, оседлал табурет и вопросительно уставился на соседа.
– Борис поведал, что с тобой в больнице произошла неприятность?
– Гости были, – неохотно кивнул Вадим. – Так что расслабься, Димон. По мою душу приходил злодей.
– Утешает, – подумав, допустил Качурин. – Хотя и не факт, что меня тоже не заказали. Получена информация, что от меня собираются избавиться. Так что наши киллеры скоро будут на пару высиживать в подъезде. А я, в отличие от тебя, невезучий…
Вадим засмеялся.
– Если вы вчера застраховались, а сегодня вас сбила машина, это еще не значит, что вы везучий.
– Вроде того, – согласился Качурин. – Держи, – он выдернул из пистончика визитку и ручку, что-то размашисто написал на обороте. – Мой номер сотового – звони хоть на северный полюс, поболтаем. А это телефон Бориса – я парня предупредил, можешь на него рассчитывать. Он пацан, в принципе, головастый, хотя и несколько приторможенный, ты, наверное, заметил. Понадобится больше людей – договаривайся через меня, устроим. Я не понял, – Качурин совсем расстроился. – Ты еще не колдуешь над кофеваркой? У меня самолет, между прочим, через три часа…
С каким огромным удовольствием он прыгнул бы сейчас на борт и улетел в неизвестном направлении – в любую братскую или банановую республику. Лето начинается в северном полушарии, и практически в любой его стране, кроме России, зацветает рай на земле. Даже в Канаде с Норвегией. Вот только без денег вряд ли зарубежье встретит его с распростертыми объятиями…
Вадим поднялся на пятый этаж, с любопытством воззрился на чердачный люк, с которого анонимные хулиганы сорвали замок и петлю. Задача облегчалась – ломать уже не надо. Он добрался по шаткой лестнице до крышки люка, отшвырнул ее в сумрак чердака, отмахнулся от бдительной старушки, которая тут же высунула нос из свое квартиры. Подтянувшись, вскарабкался на «голубятню». Выбрался на крышу, залитую ярким солнечным светом. Полюбовался на собственную ТВ-антенну, принимающую девятнадцать каналов (вернее, обязанную это делать, но почему-то не делающую). И начал соображать, в какой стороне пожарная лестница, и как до нее добраться, чтобы не упасть.
Было в этом занятии что-то шизоидно-веселое. Он спустился в обросший тополями дворик. Похмельные алканоиды на лавочке ждали манны небесной и с надеждой смотрели на него. Не ангел ли спускается с небес, чтобы одарить разведенным техническим спиртом? Одинокая мама с младенцем, задумчиво оценила мускулистость и прочую физическую развитость начинающего альпиниста. Нелегкая женская доля – нет секса в жизни… Осторожная и злая дворовая собака глухо ворчала из-под детской карусели – имела, видимо, отрицательный опыт необдуманных поступков.
Он свалился на какую-то клумбу, пробился сквозь кленовую поросль и, отряхивая с колен налипший гербарий, свернул за угол…
Вскоре он сидел в кафе с видом на стройку и звонил Роману Переведенцеву. Судя по голосу отозвавшегося на восьмом гудке абонента, день работника аналитического отдела не был напоен трудами.
– Ты где? – удивленно спросил Вадим.
– В запое, – слабым голосом отозвался бывший коллега.
Вадим помедлил.
– Не торопись оттуда выходить, здесь нет ничего хорошего.
– Скоро выйду, Вадим. Топливо кончается.
– А что-то случилось? – не понял Вадим.
– Да как тебе объяснить… – коллега пьяно завздыхал, скрипнул какой-то предмет мебели.
– Объясни уж как-нибудь. Можешь объяснить на абстрактном примере, – разрешил Вадим.
– Да какие уж тут абстрактные примеры! – разозлился приятель, которого он не видел уже несколько недель (отмечали день связи, и Ромка хвастался наутро, что отметили славно – завел две новые связи). – Очень худо и очень бедно, понимаешь, Вадим? Ты уволился – совсем житья не стало. Новый зам Григория Ильича – Харламов оказался натуральной сволочью!
– А был такой приветливый, – удивился Вадим.
– Какая разница? Козел с крыльями – все равно козел! Началась грызня, затравил Леночку Пушкарскую, притащил своих программистов, порядки аракчеевские навязывает. Выяснилось, что этот слизняк какой-то дальний родственник Тимофеевой – директрисы «Радуги», чем и пользуется. Григорий Ильич молчит, ему бы до пенсии на бреющем режиме дотянуть…
– Тебя уволили, – догадался Вадим.
– Помянул Харламова тихим словом, – не стал возражать Ромка. – Все свои сидели, а кто-то донес. Вызвал, обругал – я ему и добавил. Написал по собственному желанию, хлопнул дверью. Выйду из запоя, буду новую работу искать.
– Не придумал, куда пойдешь?
Роман внезапно рассмеялся.
– Предложили на днях… Имеется в нашем городе на улице Плахотного некое агентство по предоставлению информационных и социально-бытовых услуг. Штат расширился, теперь они подумывают над созданием информационной базы и, в некотором роде, службы безопасности. Заведует безобразием некий профессор Комиссаров – ну, это он себя называет профессором, а вообще-то у него квартира подо мной. Агентство – это его детище, дурь обуяла приличного человека на старости лет, а есть еще и другое слово – похожее на «заём», только последняя – «б»…
– Расшифруй, – перебил Вадим. – Что такое предоставление информационных и социально-бытовых услуг?
– Потомственные сибирские колдуны, ясновидцы, чистка кармы, астральные сущности и избавление от барабашек. Все услуги магии, приворот навсегда, гарантия, – исчерпывающе ответил Ромка.
– Тьфу, – сказал Вадим. – С чем тебя и поздравляю. Впрочем, нам, татарам, лишь бы за чистую монету… – «Интересно, а не требуются им внештатные ясновидцы?» – внезапно подумал Вадим и почувствовал, как в горле образуется ком.
– Могу и о тебе похлопотать, – щедро предложил Ромка. – Слушай, – внезапно вспомнил он, – а у тебя-то как дела? Мы же с тобой целую вечность не виделись. С того самого дня связи…
– У меня неприятности, – усмехнувшись, лаконично объяснил Вадим. – Да и сущность астральная привязалась… Переночевать пустишь, если заявлюсь в темное время? Или ты ночами по сексу?
– Ага, вручную, – подыграл Роман. – Жанна из дома выгнала? Приходи, конечно, о чем речь? Пузырек только не забудь…
Он отключился, проверил оставшиеся на счету деньги, погрузился в раздумья. Ромка Переведенцев – замечательный парень. По призванию технарь – из любой железки, оказавшейся под рукой, сварганит требуемый элемент – хоть подзорную трубу, хоть детекторное устройство. В остальных областях тоже не профан, умеет отличать интермедию от интерлюдии, и гипотезу от гипотенузы. В семейной жизни счастья не испытал. Безграмотная блондинка, на которой он имел глупость жениться, долго не могла поверить, что дети появляются не из шляпы фокусника. И Ромка не был готовым к курсу молодого отца. Кричащее чадо перепоручили теще с тестем, живущим в провинциальном городе, блондинка загуляла, куда-то испарилась, а когда Ромка, влекомый нахлынувшими отцовскими чувствами, отправился к бывшим родственникам за ребенком, на него спустили всю милицию заштатного уезда, и пришлось срочно делать ноги. И вообще, Роман по жизни был скорее невезучим, чем везучим…
Вариант с приятелем он решил приберечь. Не хотелось подставлять бывшего коллегу. Для начала он решил проработать одну не вовремя пришедшую мысль. К пяти часам вечера он сидел на лавочке у проезжей части напротив десятой хирургической больницы и делал вид, что изучает рекламный листок торгово-мошеннического предприятия «Колорадо». Со всех сторон шумел город, изрыгая лязг и характерные запахи. На остановке толпились бюджетники и пенсионеры, поджидая муниципальный троллейбус. У памятника неизвестному водопроводчику, с существованием коего город был вынужден мириться уже второй год (в каждом городе свои Церетели), фотографировались неразумные японцы. Конец рабочего дня, из ворот больницы, являющейся попутно крупным исследовательским центром, выходили люди. Выплыла медсестра Елизавета Павловна в симпатичной кофточке (Вадим напрягся, прикрылся газеткой), девушка постояла посреди аллеи, надеясь кого-то высмотреть, вздохнула, сделала грустную мордашку и медленно слилась с людским потоком. Возникло мощное желание подбежать к ней и немедленно выполнить всё, что обещал. Он впился мертвой хваткой в лавочку, обуздывая страсти. Справа от здания располагалась парковка для персонала, куда и завернула Елизавета. Через минуту она выехала на видавшей виды белой «шестерке» и исчезла в суете большого города. Вадима охватило беспокойство – если неимущие медсестры приезжают на работу на собственных колесах, то что говорить о заведующих целыми отделениями?
Он нашел в кармане визитку, оставленную Качуриным, отстучал номер. Кто мешает воспользоваться услугами? Человек на зарплате, возмущаться не будет…
Галина Юрьевна вышла из ворот без четверти шесть – Вадим вспотел от волнения. Скатал газетку в трубочку, поднялся. С женщиной за сутки произошла разительная перемена. Это был другой человек – если раньше он сомневался, то теперь ее виновность чувствовал нутром. Моложавость испарилась – вместе с женственностью и стремлением нравиться. Она была разозлена, хмура, подавлена. Прическа съехала набок, но она этого не замечала. Вышла из ворот, остановилась – словно слабовидящая перед незримой опасностью. Полезла в сумку, достала телефон. Вадим подходил бочком, спрятавшись за спиной нежно сомкнувшей ладони парочки. Она скользнула по нему взглядом, нахмурилась, поймав неприятный импульс из подсознания. Вспомнить не должна, трудно соотнести нормально одетого мужчину с лохматым пациентом в простыне, который присутствовал при допросе и не вымолвил ни слова. Кто-то толкнул ее, Галина Юрьевна спохватилась, прижала к груди сумочку, засеменила к парковке. Вадим обогнул парочку, и когда женщина прижала телефон к уху, почти поравнялся.
– Это я, – угрюмо вымолвила женщина. – Вы хотели встретиться? – выслушала, помялась. – Хорошо, через полчаса я там буду. Надеюсь, мне не придется делать заказ?
Кажется, у нее была аллергия на неприятных собеседников. Напряженное лицо покрылось пунцовыми пятнами. Грудь вздымалась – еще немного, и она бы начала задыхаться. Знакомый аллерголог рассказывал невероятный случай: в далекой Канаде у молодой девушки была аллергия на арахисовое масло; парень за пару часов до свидания скушал бутерброд, обильно сдобренный этой гадостью, поцеловал девушку, после чего она мгновенно скончалась от анафилактического шока. Галине Юрьевне, впрочем, столь анекдотичная смерть не грозила. Она швырнула телефон в сумочку и зашагала на парковку. «Опоздал», – с грустью подумал Вадим. Серебристая «Хонда» размашисто вписалась в поворот, подрезав неторопливо коптящий «Москвич», и помчалась к перекрестку, где горел красный. Он выбежал на дорогу с протянутой рукой, едва не став жертвой дорожно-транспортного происшествия. Тормоза у бежевой «Корсы», по счастью, были хорошо отлажены.
– Рановато прощаетесь с жизнью, Вадим Сергеевич, – высунулась из окна украшенная черными очками физиономия Бориса. – Будем глазки строить? Или поедем?
– А вот сейчас ты, парень, успел к самой раздаче, – похвалил Вадим, прыгая в машину. – Цепляйся к серебристой «Хонде», и давай договоримся, что ты не будешь задавать лишних вопросов…
Этот парень, отваленный от щедрот свалившим за кордон Качуриным, все же был какой-то странный. Не сказать, что полная бестолочь, но с тормозами, как и у машины, полный порядок. Такое ощущение, что он только покурил, но не сигарету. Ухмылялся под нос, вел машину медленно, словно совершенно не умел этого делать, умудряясь при этом никуда не влипнуть. Сбоку было видно, как под левым глазом у Бориса никак не проходит синячище, усиленный заштопанной царапиной.
– Брился, – пояснил он, чувствуя, что Вадим хочет спросить, но не решается. Вадим пожал плечами. Лично его ответ устраивал. «Хонда» вышла на кольцевую, примостилась в правый ряд. Плотное движение не позволяло встать ближе, до Ордынской было четыре машины. Но Борис удивил – пропустил чадящий фургон и, врубив звуковой сигнал, вклинился между его кормой и перепуганным «жигуленком». «Корсу» тоже вынесло на правую полосу, при этом никто почему-то не пострадал.
– Бедовый ты парень, – пробормотал Вадим, не заметив, как повернули в примыкающий переулок. А когда опомнился, было поздно, магистраль отъехала, они прыгали по колдобинам.
– Ты куда?! – завопил он. – Потеряем фигурантку!
– Не потеряем, – замотал головой Борис. – Она с кольца уйдет только вправо – разве что по воздуху перескочит. Догоним, перегоним, как два пальца. Не волнуйтесь, Вадим Сергеевич, клювом не прощелкаем.
– Ты просто заражаешь меня оптимизмом, – выдохнул Вадим, смахивая пот со лба. – Смотри, Борис, тест на профпригодность можешь не пройти. Прокатишь меня – пожалуюсь Качурину.
Еще одна тесная подворотня, переулок, забитый контейнерами, «Корса» выпрыгнула на главный городской проспект, к началу лета косметически отремонтированный и покрашенный. Помпезный сталинский ампир, «карманы» парковок, забитые иномарками, сверкающие витрины магазинов, рестораны, в которых вкусно питаются богатейшие слои населения. Постриженная аллея посреди проспекта – место, мало приспособленное для отдыха трудящихся и традиционно использующееся жрицами любви для «развода на работы», самые нетерпеливые уже слонялись между лавочками, поджидая клиентов.
– Мужчинам на заметку, – развеселился Борис. – Стоят, родимые. Были бы бумажки – будут и милашки. А вон ту я знаю, – он ткнул пальцем в стайку «легкомысленных» девиц, непонятно кого имея в виду, – Шурка Свищева, в одном классе обучались. Скромница была – невозможная. Прилежная, порядочная. В музыкальной школе училась – по классу скрипки. По разным конкурсам моталась – мама с папой нарадоваться не могли. До тридцати в девках сидела. Потом ребенка от святого духа родила. Потом сломалось в ней что-то, и вот, пожалуйста, всем желающим теперь делает… менуэт, – Борис захохотал, довольный шуткой.
Вадим вертел головой, высматривая «Хонду». Неужели потеряли?
– Сзади она, – буркнул Борис. – За троллейбусом. Тормозить собирается.
Он въехал в карман, откуда буквально перед их носом вывалился пацанячий внедорожник, заглушил мотор. Вадим облегченно перевел дыхание. Контакт с объектом не утерян. Но у Галины Юрьевны с парковкой обстояло сложнее. Щель, куда она собралась, оказалась чересчур узка. Пришлось проехать дальше. Она медленно тащилась мимо уставленных перед рестораном «Созвездие Скорпиона» иномарок, не знала, куда приткнуться. Пришлось заехать в переулок, втиснуть машину между мусорными баками на груде какого-то бомжачьего тряпья. Не позавидуешь российским богатеям. Стоит ли покупать за много долларов хорошую машину, чтобы потом искать, за какой помойкой ее поставить? Дама вышла из машины – она уже справилась с собой, опять была эффектна, прическа на месте. Покачивая бедрами, поплыла на проспект, процокала по мостовой, скрылась за прозрачными дверьми «Созвездия Скорпиона». Швейцар не первой свежести склонился в уважительном поклоне. Так приветствуют постоянных посетителей. «Любопытно – думал Вадим, волочась за дамой, – на кого я сегодня похож – на плейбоя или плебея?»
Швейцар не стал расходовать физических усилий, одарил входящего пустым взглядом, отвернулся. Вадим проследовал по вестибюлю с бронзовыми канделябрами, сунулся в зал, там царил умеренный полумрак, и очень вкусно пахло. Зал полупуст, что и правильно, еще не поздний вечер. Взыскательная публика поглощала заморские кушанья. Толстяк в прикиде от Армани аппетитно стучал ложкой, сметая суп. «Мамочка! – вспомнился анекдот. – Наш суп стал еще вкуснее! Что ты с ним сделала?» – «Я его сварила, доченька!» Хихикала компания прилично одетых бизнесменов: судя по репликам, отмечали с кровью выцарапанный контракт. Прошествовал официант с голубыми галунами, вопросительно уставился на Вадима.
– Проходите, пожалуйста, столики есть.
– Вижу, – буркнул Вадим. – Похоже, я ошибся – это не отдел социального обеспечения Центрального района.
– Собес с обратной стороны здания, – невозмутимо ответствовал официант и еще раз смерил глазами посетителя.
Вадим отодвинулся за штору, чтобы не смущать рабочий люд. Галина Юрьевна Ордынская лавировала между столиками. Никто не смотрел ей в спину. Здешних буржуев привлекали женщины другого поколения. Человек, позвавший даму на рандеву, еще не явился. Она уселась за дальний столик в углу, несколько секунд сидела в оцепенении, вскинула голову, обозрела зал. Вадим почувствовал, как по нему мазнули взглядом. Сердце забилось. Дама посуровела, вновь из подсознания явилось что-то настораживающее, но сосредоточиться на человеке за шторой она не догадалась. Выставила сумочку на стол, извлекла косметичку. Официант склонился в любезном поклоне – она подняла голову, произнесла одно слово – служитель смылся.
– За брендированный контент! – взметнул бокал один из бизнесменов. – И бегом на паровоз, полчаса до поезда!
– И не вздумай намекать проводнице на постель! – захохотал коллега под звон бокалов.
Вадим предпочел ретироваться – через вестибюль, через швейцара с кислой миной. Глоток свежего смога – разительный контраст между кондиционированным интерьером и загаженным городом. Борис с глубокомысленным видом подпирал фонарный столб. В черных очках отражались подтянутые женские ножки, которые он в данный момент рассматривал.
– Ждет, – лаконично объяснил Вадим. – За столиком в дальнем углу. Хорошо бы уточнить, с кем она намерена спариться.
Борис отклеился от столба.
– Вставайте, Вадим Сергеевич, козырное место. А я пойду, уточню.
– Давай, – согласился Вадим. – Тебя она не знает.
Стоять у «козырного» столба, словно баобаб посреди саванны, ему не нравилось. Желудок, раздираемый ресторанными ароматами, требовал пищи. Он добрел до киоска, в котором продавались демократичные чебуреки, жареные на ядовитом масле, приобрел парочку, стал жадно поглощать, не выпуская из вида дверь в ресторан. За время отсутствия Бориса прошли трое – любитель позолоченных сотовых телефонов, двойник Саддама Хусейна в парусиновом костюме, длинношеяя блондинка из анекдота про птичий грипп и куриные мозги. Вывалился взбудораженный Борис, принялся вертеться, как оттоптанная муха.
– Здесь я, – подсказал Вадим.
– Докладываю, – отрапортовал помощник. – Ваша пассия сидела в кромешном одиночестве, поглядывала на часы, стала дергаться. Позвонил телефон, она ответила, удивилась – почему, дескать, через задний ход? Позыркала по сторонам, собралась и почесала куда-то в подсобку. Знаете, Вадим Сергеевич, мне кажется, тот человек, что должен был с ней встретиться, сообщил, что за ней следят.
– Пошли, – Вадим швырнул недоеденный чебурек в урну и семимильными шагами направился в обход здания. Нехорошие предчувствия взыграли с новой силой. А вдруг не поздно?
Но приглашения на вечер ужасов уже разослали. Они свернули за угол, пронеслись мимо закрытого Собеса, далее – во двор. У заднего хода в ресторан стоял открытый фургон – ни водителя, ни грузчиков, рядом с фургоном – груда пустых коробок. Фрагмент двора возмутительно пуст – ни одной живой души; только в стороне, за оградкой, детский смех и щенячий визг. Если Галина Юрьевна вышла из подсобки, ее след еще бы не простыл. Не выходила… Вадим перевел дыхание. Не надо суетиться.
– Минуточку, – придержал его за локоть Борис. – Что-то мне подсказывает, что здесь не совсем ладно. Не оскорбитесь уж войти после меня, Вадим Сергеевич?
Проклятье какое-то. В иное время и двор, и крыльцо, и черный вход были бы забиты народом. Суетились бы грузчики, поварята, экспедиторы. Отбросы общества крутились бы у фургона – вдруг какая косточка перепадет? Сегодня, как по волшебству – никого. Длинный загнутый коридор, заставленный тарой, оттуда – новый поворот: непосредственно в подсобки, кухни, склады. Борис дошагал до поворота… и резко встал. «Черная кошка дорогу перешла, – невесело подумал Вадим. – С пустыми ведрами».
– Мать моя, – буркнул Борис. – Пришли, Вадим Сергеевич, теперь вам точно скучать не придется.
«Не вам, а нам», – подумал Вадим. Проклятый вопрос: что делать, когда никто не виноват? Галина Юрьевна Ордынская возлежала в узком проходе, выставив на обозрение зрелую (теперь уже мертвую) красоту. Убийца подкараулил ее и, не вступая в прения, перерезал горло. Кровь еще не вытекла, в глазах вселенская тоска и зависть к тем, кто жив (значит, поняла, что происходит), вытянутая рука с раскрытой ладошкой – словно за последним в жизни подаянием… Чехарда картинок в голове. Кого-то пулей, кого-то подушкой, кого-то вот так, бритвой по горлу… И мысль обидная: этот «резчик по горлу» шел навстречу Галине Юрьевне, сделал дело, двинул дальше – через зал, швейцара, как чувствовал, что двое глупых мужчин побегут в обход. А может, и впрямь чувствовал?
– Полюбуйтесь, Вадим Сергеевич, – Борис присел на корточки, коснулся скомканного халата, зацепившегося за нижнюю коробку. – Этот парень был в робе подсобного рабочего. Умно: если что, не так в глаза бросается, да и кровь опять же может брызнуть…
Бормотание помощника сбивало с мысли. А Борис не мог угомониться – обнюхал покойницу (работал по свежим следам?), склонился над протянутой ладошкой.
– Забавно, Вадим Сергеевич, а ведь на ладошке у нее написано, что будет жить долго и счастливо, правда, большой и чистой любви, к сожалению, не встретит. Ох, не верил я никогда в эту долбанную хиромантию… А откуда, думаете, я знаю? Жена однажды увлеклась и в постели перед сексом меня просвещала…
Трудно молчать, когда никто не спрашивает.
– Борис, утихни, – опомнился Вадим. – Подтяни, пожалуйста, ее сумочку и достань телефон…
– Начинается, – посетовал помощник. – Несанкционированный отбор кошельков и сотовых телефон…
– Не нужен мне ее кошелек, – разозлился Вадим. – В телефоне номер, с которого ей последний раз звонили. Если это не убийца, то, по крайней мере, тот, кто этим беспределом распоряжается.
– И то правда, – сообразил Борис, подтягивая сумочку из кожи нильского крокодила (или кого-то на него похожего). Компактная «раскладушка» перекочевала Вадиму в карман.
– А теперь пошли, а то повяжут.
– А в милицию не будем сообщать? – растерялся Борис. – Постойте, Вадим Сергеевич, это же будет выглядеть… ну, словно мы ее…
– К черту, – зашипел Вадим, хватая безнадежного тормозилу за рукав. – Если нужно кому-то, нас и так подставят. Разбегаемся, Борис. Машину сразу не уводи, пошатайся по проспекту, а я дворами смоюсь. Понадобишься – позвоню, будь на связи.
– Ну, не знаю даже… – до парня, кажется, дошло, куда он попал. – Извините, Вадим Сергеевич, но насчет трупов с моим боссом уговора не было…
Полемика о вреде опасных связей, впрочем, не затянулась. Где-то хлопнула дверь, раздались женские голоса. Они быстро приближались. Паника ударила в голову. Он толкнул Бориса, чтобы не высиживал, как курица на яйцах. Двусмысленнее положения не придумать. Борис попятился, жар ударил в голову – дошло, даже очки вспыхнули – помчался, топая, как слон, за ним Вадим. Поворот, полутемный «предбанник»…
– Успехов, – он вытолкнул помощника за дверь, сам притормозил, перевел дыхание. Не соваться же с безумной физиономией на люди. «Спокойствие, только спокойствие. Ты никого не встретишь, досчитай до пяти, сделай физию попроще, и вперед…» Досчитать он успел, впрочем, только до двух. Истошный вопль потряс запутанный коридор. С опозданием к воплю примкнул второй, начался сумасшедший кошачий концерт. Он бы тоже с удовольствием заорал. Толкнул дверь, одновременно отступая в темень проема. Пусто у крыльца. Жилые подъезды в стороне, Собес закрыт, хозяин фуры сгинул. Он натянул на лицо выражение «потустороннего» прохожего, спустился с крыльца, двинул в просвет между кирпичной коробкой (ЖЭК его знает, что это такое) и чахлыми кустами. Уши горели, как у нашкодившего пацана…
Новость о том, что бывший коллега сбежал из больницы, майора милиции не впечатлила. Он лишь пожал плечами, пропуская Вадима в квартиру – мол, эка невидаль, не мужское это дело, валяться по больницам.
– Руки не подам, извини, – пробурчал Никита. – Руки по локоть в крови – курицу разделываю.
Вадим уже заметил, видок у Никиты Румянцева был не самым презентабельным. Дырявые трико, майка наизнанку, устрашающий нож-пила в мускулистой руке. Проживал майор милиции, как ни странно, в коммуналке – в знаменитом стоквартирном доме облисполкома, возведенном архитектором Крячковым и взявшим Гран-при на Парижской выставке 35-го года. Квартира изначально была на три семьи. Одна из соседок укатила на ПМЖ к Мертвому морю, а ее комнатку Никита и соседка – перезрелая директриса медицинского училища Степанида – напряглись, выкупили и вот уже второй год подыскивали достойный вариант обмена. Прогадать было крайне обидно, квартира в аварийном, пожароопасном крячковском доме стоила невероятных денег.
– Проходи на кухню, – проворчал Никита. – Еду себе готовлю на всю неделю. Не мудохаться же каждый вечер.
Из комнаты соседки доносился разговор на повышенных тонах. Горластая директриса увлеченно общалась с подругой. Подруга хохотала и вставляла живописные комментарии.
– Не обращай внимания, – отмахнулся Никита. – Не могут они иначе. Как разойдутся после красненького – остановить невозможно. Живой анекдот: «А если дамы на минутку замолчат, то можно услышать жуткий рев Ниагарского водопада»… Тебе котята, кстати, не нужны? – Никита пнул по коробке от импортного телевизора, которая как-то странно заходила ходуном и запищала на разные голоса. – Не уследили за Муськой, добегалась, зараза. Восемь штук принесла, как с куста.
– Спасибо, – поблагодарил Вадим. – За собой-то уследить не могу.
– Жалко, – вздохнул Никита. – С этими ребятами добрее становишься. Красивые, черти, просто сердце узлом сворачивается… Ты знаешь, что древние египтяне, когда находились за границей, скупали, не торгуясь, всех попавшихся на глаза кошек и увозили домой. Но где ты нынче возьмешь древнего египтянина? Придется топить.
Никита со злостью вонзил пилу в разлегшуюся на разделочной доске курицу. Всплыло откуда-то в голове: чернобыльские курицы на рынке, а также на гербе и на деньгах.
На коммунальной кухне было голо, грязно и неустроенно. Вадим сидел на рослом табурете и тоскливо смотрел, как приятель кромсает несчастную птицу.
– Представляешь, юмористы, – бухтел Никита. – Спрашиваю у продавщицы: у вас куры свежие? А она мне в ответ, не смущаясь: ага, еще вчера чихали…
– Обрати, пожалуйста, на меня внимание, – перебил Вадим. – Сейчас я расскажу тебе все, что касается известной истории. А также кое-что еще. Но только сначала выслушай, а потом уж решай, кого вызывать – группу захвата или бригаду санитаров. Отдельные места моего монолога тебе уже знакомы, но ты их прослушай заново и постарайся не игнорировать.
Он рассказал буквально все, сбрасывая тяжесть с горба. Противно таскать одному. Про способность лицезреть картинки из невыдуманной жизни – происходящие либо в реальном времени, либо в «записи»; о посетителе больницы, от назойливого внимания которого с трудом удалось избавиться; об убийстве Ордынской, особо заострив момент, что они с Борисом эту даму пальцем не трогали, хотя и стоило бы, поскольку именно она прикончила заслуженного деятеля искусств Белоярского…
Наступила тишина, которую нарушали только вопли жизнерадостных соседок и жужжание комариной самки. Перестали возиться котята в коробке. Из шкафа, заваленного кастрюлями, выбралась бесподобно красивая кошка Муська, стряхнула муку с носа и удивленно уставилась на незваного гостя. Никита молчал, свирепо разглядывая затупленный нож. Самое время на цыпочках удалиться, чтобы не портить оглушительное впечатление.
– Про убийство Ордынской ты, конечно же, не знал, – сделал правильный вывод Вадим.
– Не знал, – Никита покрепче сжал рукоятку и поднял голову. – А теперь послушай ТЫ меня. Во-первых, никогда и нигде не употребляй в моем присутствии слова «ясновидение, пророчества, предсказания» и им подобные. Могу и прибить.
– Да мне без разницы, – пожал плечами Вадим, – не хочешь – не буду. Возможно, пожар в пустующем крыле был обычным сном. Убийство Белоярского – из той же оперы. Но это был не сон, увы. Не спал я. Женщина вошла и задушила спящего старика.
– О, боже, – взялся за голову Никита. – Помоги мне пережить этот бред. Хорошо, давай поговорим о мистике. В твоей… назовем ее так, короткометражке ты видел бабу с оторванным хлястиком…
– Которую на следующий день скоропостижным образом убивают. Веришь в совпадения?
– Но это твоя версия, – пожал плечами Никита.
– Перестань, – поморщился Вадим. – Заподозрить меня в убийстве может кто угодно, только не ты.
– Кстати, – встрепенулся Никита, – насчет «кого угодно». Ты не дослушал «во-вторых». Единственное, что я допускаю – так это то, что убийства Белоярского и Урбановича связаны между собой. Допускают это и в Федеральной Службе Безопасности, которая сегодня днем отняла у нас оба дела, заявив, что подобные преступления идеально вписываются в специфику их работы. Полагаю, на этом деле кто-то хочет обрести приличные бонусы.
– Федерация Солидных Бизнесменов… – сник Вадим. – Ну что ж, самое время этим призракам явиться из сумрака. Хотя, если честно, реально рассчитывал на то, что искать будут менты, а эти парни – ждать момента, чтобы втиснуться и снять пенки. Ну что ж, любовь не состоялась.
– Отсюда сам понимаешь, – вздохнул Никита, – удовольствия от грызни с федералами – что зятю в теще. Нашу группу от дела отстранили, материалы передали следственной бригаде с Коммунистической, хотя какие там, к дьяволу, материалы… Неприятный осадок, конечно, остался, но мы его мужественно переживем, – Никита замялся, и стало видно, как в человеке просыпается совесть. – Послушай, я знаю, ты сошел с ума, но чисто по-человечески тебя понимаю. Выдумать всю эту галиматью ты не мог. Заблуждаешься, из двух совпадений делаешь грандиозные выводы… но ничего, поможем.
– А две попытки меня прикончить?
Никита кашлянул.
– Ты просто кому-то не понравился. А теперь представь, найдутся свидетели, которые видели вас уходящими с места преступления. Вычислят личности, и, увы, Вадим, не понравитесь вы и федералам. Я помочь не смогу. Чекисты зацепятся, и будет вам очень трудно.
– Пусть попробуют поймать, – усмехнулся Вадим.
– Тьфу, – окончательно расстроился Никита, – так он еще и в бега собрался. Надеешься распутать преступление?
– Хотел, – помялся Вадим, – с вашей, милицейской, помощью. Но с чекистами я по жизни не дружу. Было у меня несколько зацепок, Никита, – Вадим пристально посмотрел на приятеля, Никита покраснел, как гроздь рябины после первых холодов, вздохнул и пробормотал:
– Выкладывай.
– Персонал ресторана, швейцар, кто-то из сидящих в зале могли видеть убийцу, который скрылся через парадный вход, бросив в подсобке робу грузчика. Утверждение шаткое, но если потрясти весь персонал, то кто-нибудь да вспомнит. И второе, – Вадим извлек из кармана серебристый телефон, демонстративно протер его грязным кухонным полотенцем, чтобы не остались отпечатки пальцев, и подтолкнул Никите. – Тоже любопытная вещица. Убийце не пришло в голову забрать его с собой. А может, устроители акции элементарную ситуацию не просчитали. Проруха на старуху. Я тоже, знаешь ли, временами теряюсь, когда дело касается современных технических штучек.
– Короче можешь? – процедил Никита.
– Два последних вызова – с одного и того же номера. Номер федеральный, сотовый, ни о чем не говорит, и мне узнать его обладателя, увы, не по зубам. В отличие от некоторых штатских… в погонах. За последние сорок минут из жизни женщины ей позвонили, по меньшей мере, дважды. Первый звонок – назначили встречу в «Созвездии Скорпиона». Второй – забеспокоились, выяснив, что Ордынскую пасут, и приказали уйти из ресторана черным ходом, где уже материализовался таинственный душегубец. Делай выводы.
Никита опасливо придвинул к себе телефон. Жалобно посмотрел на Вадима.
– Тебе-то какой с этой беды навар?
– Жить хочу, – начал загибать пальцы Вадим. – Любопытство. Жажда справедливости. Ненависть к губителям человеческих жизней. Этого мало?
– Ты мне тут совесть не прессуй, – возмутился Никита. – Сам отлично знаешь, что я человек подневольный и пашу по шестнадцать часов в сутки. Заниматься этим делом в свободное от работы время?.. Не по-ментовски как-то. А влезу официальным образом – будет столько вони… Но я тебе сочувствую, Вадим. Благодаря нашей встрече в пивном баре ты попал в беду. Слушай, бедолага, – глаза майора вспыхнули. – У моего приятеля пустует дача в Кошарах, 120 километров от города – ни одна сволочь не достанет. Раньше теща его туда ездила, а тут скоропостижно скончалась, и на небесах у нее теперь другая дача. Хочешь, договорюсь? Отсидишься пару недель, порыбачишь…
– Я подумаю, – уклончиво отозвался Вадим. – А пока у меня к тебе большая просьба. Адресочек особняка Белоярского, где он проживал с внучкой. Пробей, пожалуйста.
– Понравилась? – прищурился Никита.
– Разберемся, – улыбнулся Вадим. – Так пробьешь?
– Не надо пробивать. Приморская, 36, за Речкуновкой, спросишь у любого аборигена. Не лез бы ты в это дерьмо, Вадим? Перейдешь дорогу чекистам – мало не покажется. А интерес у них к истории, я чувствую, превеликий. Боюсь задумываться, почему.
– Не допускаешь, что дело касается угрозы национальной безопасности?
– А что такое угроза национальной безопасности? – сплюнул на пол и растер Никита. – У каждой головы свои понятия. Незаконный бизнес пробирается даже в мир искусства. А Конституцию, как известно, на хлеб не намажешь, нужны устойчивые выгодные связи с разными структурами…
Не нужно становиться телепатом, чтобы понять, что творилось на душе у Никиты. Он был порядочным ментом и неплохим человеком. А то, что Система наложила на товарища жирный отпечаток, так на кого не наложила?
– Спасибо, Никита, что выслушал, – улыбнулся Вадим. – Заест совесть – помоги. И окажи, будь добр, услугу, которая ничего тебе не стоит. Не надо никому рассказывать, что я сюда приходил, что скорбел над телом Ордынской, да и все эти мои фантазии… о видениях, вычислении убийцы по хлястику… А насчет последнего, Никита, можешь не сомневаться, Белоярского замочила Ордынская. Пусть это будет твоим маленьким козырем против неверующего человечества.
Он слез с колченогого табурета, потянулся к двери.
– Хорошо, – вымолвил в спину Никита. – Никому не скажу… если возьмешь котенка. Серьезно, Вадим, посмотри, какие чудные. Жалко же, ей-богу. Степанида заявила, что если до завтра не пристроим, всех утопит…
Кто бы сомневался в решительных намерениях директрисы. Сердце сжалось, когда Вадим посмотрел на коробку, в которой опять что-то завозилось. Лучше бы не смотрел. Вздохнув, он сел на корточки, приоткрыл коробку. Заворошился клубок – серые, бурые, пегие зверята потянулись доверчивыми мордашками. Пушистые и беззащитные. Расстаралась красавица Муська. Он выбрал голубоглазого котенка, с переливчатым мехом. Тот первым вскарабкался к нему на ладошку, вцепился мягкими лапками – дескать, забери отсюда, дяденька, пропаду ведь… Добродушно ухмыляясь, он определил половую принадлежность приобретения, мысленно обозвал его Тошкой, сунул в карман ветровки.
– Монетку гони, – подобрев, пробормотал Никита. – Вроде так положено – копеечку там, или десять. Лучше, конечно, десять рублей…
Ту же сумму попросил у него в двенадцать ночи трясущийся юнец, пораженный угревой болезнью. Он шел проходными дворами, решив, что так короче, позабыв, что короткие пути очень часто приводят не туда. Компания обосновалась у подъезда, под тусклой лампой, выдирающей клочок белесого света из жирной темени. Четверо подростков – то ли в ломке, то ли похмельные, жутко заторможенные – такие неоперившиеся, можно только диву даваться, куда же смотрит семья и школа. Унылые, больные, квелые, и не сказать, что задницы истосковались по приключениям. Он ответил, не тормозя, что десяти рублей у него нет, хотел прочесть душевное нравоучение, что в позднее время детям лучше спать, но предпочел отделаться молчанием. В каждом поколении свои развлечения. Нынешние дубасятся дешевыми наркотиками (потому что мамка с папкой на дорогие не дают) и мрут, как мухи. Вадим в пятнадцать лет курнул разок, пожал плечами и отправился пить пиво, даже мысли не допуская, что оно, возможно, вредит его здоровью. В шестнадцать понял, что жизнь угаром не ограничивается, учинил в клубном подвале рок-группу, которая пафосно завывала ночами на луну, в семнадцать открыл, что в мире существуют девочки, в восемнадцать – что нужно зарабатывать на хлеб…
– А сколько есть? – осведомился подросток. – Тысяча есть?
– Да иди ты баиньки, карапуз, – не выдержал Вадим.
Такое заявление всколыхнуло серое болото бездействия. Кто-то закричал, что эти прохожие совсем обнаглели, другой выразил мнение, что грубых дядек надо учить, третий выразил уверенность, что у дядьки полные карманы бабла, поскольку глаз у него – рентген. В общем, до следующей лампочки Вадим не дотянул. Догнали. Он, в принципе, не прочь был размяться, но с таким контингентом… Того, кто бросился к нему с перочинным ножиком, он увел в сторону, хлопнул по ушам, чтобы отдохнул. Остальных просто разбросал – довольно бережно.
– А сейчас мы посмотрим, чем у вас брюхи набиты, – произнес он угрожающим тоном, и подростки, твердо убежденные, что нарвались на Джека Потрошителя, с криками убежали. Не самый безотказный метод. Менее кровавое решение проблемы подростковых банд предложил один английский коммерсант и электронщик. Надоело ему, что агрессивные тинэйджеры шатаются вокруг его магазина, и придумал прибор, испускающий ультразвук, неприятный ушам подростков. Повесил коробочку под крышей, вставил батарейку. Пацаны этот писк терпеть не могут, затыкают уши, убегают. А взрослым – до лампочки, их способность воспринимать звуки определенной частоты давно утрачена. Гениально и со вкусом. Лично Вадим бы с удовольствием купил такой «фумитокс», появись он в свободной продаже…
Прилива сил после разминки он не почувствовал. Напротив, удалившись от фонаря, испытал нахлынувшую панику, усилилось потоотделение, участился пульс. Причин для страха не было, но что-то, видимо, переключилось в организме с наступлением темного времени суток. «Ты теперь как оборотень, – думал он, утирая испарину. – Ночами превращаешься в „другого“. Не пора ли учиться контролировать эти метели?» Он вышел на пустую улицу, опустился на первую попавшуюся скамейку. Но страх не проходил, давил на виски. Что там прописывают маниакально-депрессивным психозникам при навязчивых страхах? «Ксанакс» – мощное оружие, бьющее точно в цель?..
Возможно, он принял на себя страхи наркоманов. Или людей, живущих в доме и не сумевших отгородиться от своих проблем барьером сна. Отчетливых картинок в голове не было. Разноцветная круговерть и стойкий готический страх, оседлавший мозг. «Не пора ли выпить? – ухватился он за спасительную мысль…»
– Молодец, – сказал Ромка Переведенцев, когда он с поллитрой наперевес вторгся в квартиру. Девушек по понятным причинам в однокомнатной хрущевке не было. Заявиться в пропитанный алкоголем и тоскливым мужским одиночеством вертеп могла лишь очень падшая женщина. А с подобными особами Ромка дружбу не водил, предпочитая женщин серьезных и порядочных. По причине нехватки горючего он уже протрезвел, скис, поэтому подарок, который тут же перекочевал в морозилку, пришелся ко двору. На кухне приглушенно бормотал холодильник, что-то билось в тесной печурке.
– Не Лазо, не бойся, – Ромка скабрезно ухмыльнулся в ответ на немой вопрос и восклицательный взгляд. – Будешь удивляться, но я не только пью, но и ем. Кто-то обещал прийти в гости, вот я и набрался мужества запечь картошку.
Вадим удивленно посмотрел на часы – половина первого ночи. Окружающая обстановка посильнее, чем у Никиты. С потолка стекает отслоившаяся штукатурка. Пол отдельными местами устремляется к потолку. Из крана перманентно и раздражающе капает. Вадим порылся в холодильнике, нашел литровый тетрапак с молоком, последовательно прошедший все «производственные» стадии: кефир, ряженка, простокваша, кислая закваска – слил в чашку, вынул из кармана котенка и стал смотреть, будет ли тот есть. Котенок не капризничал – видно, в коробке из-под телевизора пища тоже не отличалась изысканностью.
– А с кем это ты? – не понял Ромка.
– С другом, – пояснил Вадим.
– А я тогда кто?
– А ты алкоголик.
– Я алкоголик? – возмутился Ромка. – Да я даже не пьяница! Это мой первый в жизни загул! Впрочем, правильно, что напомнил, – он с грохотом выгрузил из холодильника свежую водку имени президента РФ, принялся метать стаканы, сунулся в печку, отскочил, как ошпаренный, и начал интеллигентно ругаться. Потом он впал в прострацию, втиснулся, сжав плечи, между холодильником и бабушкиным буфетом, смотрел дикими глазами, как Вадим разливает по стаканам прозрачную смерть. Выпив, ожил, гордо расправил плечи, пошатнув трухлявый буфет.
– Последний загул, – объявил ломающимся голосом, – клянусь памятью предков и нерожденных детей. Послезавтра выхожу на работу – я уже договорился с профессором Комиссаровым. Должен быть как огурец, суров, отглажен и производить умопомрачительное впечатление.
– Спиритический салон? – усмехнулся Вадим.
– Есть там и такой, – не обиделся Ромка. – А вообще-то контора называется… впрочем, я уже говорил. Головной офис на Плахотного, недалеко от Ленинского базара, и пять филиалов по бескрайнему городу. В мою задачу входит организация охраны и видеонаблюдения. А то, представь, такой возмутительный случай – в один из филиалов на днях ворвался сумасшедший, которого якобы надурили при чистке кармы, и разнес вдребезги хрустальный шар, усиливающий авторитет руководителя филиала и стоящий почти что двадцать тысяч рублей!
– И ты веришь в эту галиматью?
– Я всего лишь соответствую, – гордо сказал Ромка. – Точнее, собираюсь соответствовать. А верю только в то, что зарплата будет на шесть тысяч выше, чем в «Радуге». Может быть, даже женюсь… – Ромка мечтательно уставился в засиженный домашними насекомыми потолок. Поразмыслив, Вадим пришел к выводу, что второй стакан в данной ситуации приятеля не испортит и налил водки.
– Невкусная водка, – нагло заявил Ромка, занюхивая хлебным мякишем.
– А зачем тогда пьешь? – обиделся Вадим.
– С горя.
– С какого еще горя?
– Так водка же невкусная, – Ромка засмеялся.
Перевернув стакан, он начал доводить до слушателя пережитую историю, от тоски ли дремучей или громадного желания не быть одиноким в своем несчастье. У Никиты – все понятно, он рассчитывал на помощь. А перед Ромкой? Разве может этот славный, но затурканный паренек предложить дельное решение? Котенок Тошка, налакавшись молочной «закваски», старательно помылся, сделал лужу у Ромки под ногами, перебрался к Вадиму на колени и тоже стал слушать. Капли дождя барабанили по стеклу – полилась вода с небес. Ромка стартовую часть слушал рассеянно, но внезапно заинтересовался, отодвинул стакан. Когда Вадим добрался до посягательств на свою жизнь, зацокал языком, впадая в катарсис. Когда дошел до смертоубийства Галины Юрьевны Ордынской, скривился так, словно убивали лично его.
– Слушай, – сказал он восхищенно, причем совершенно неясно было, иронизирует или нет, – я слышал, что так бывает – трахнут человека хорошенько по голове – и он становится либо гением, либо открывает в себе нечто новенькое и неизведанное. Зачастую, конечно, дураком становится. Слушай, – Ромка приподнялся над столом, красный от возбуждения. – А как это – видеть то, что происходит в одном месте – находясь при этом в совершенно другом? Наверное, голова сильно болит? От образов не протолкнуться?
Жилка детоубийцы в нем пока еще дремала. Но двинуть собеседнику по черепу он был уже настроен.
– Что-то я не пойму, – сдвинул брови Вадим. – Ты мне веришь или…
– Самое интересное, – внезапно поменялся в лице Ромка, – да, я тебе верю, сочувствую и даже соболезную, поскольку втянуло тебя в игру, где победителей определяют не с помощью SMS-голосования. Ясновидение существует, а также колдовство, телекинез и телепатия. Спорить глупо, ибо дыма без огня не бывает. Масса мошенников, лжепророков, жуликов, просто ловкачей – это одно. Настоящие специалисты, которых днем с огнем не сыщешь – это другое. На семьдесят процентов это чистая наука! Почему животные чувствуют землетрясения? Змеи в массовых количествах выползают из нор, собаки нервничают? Знаменитое землетрясение в Ашхабаде – за несколько часов до катастрофы старейшины-туркмены пришли к первому секретарю обкома, заявив, что змеи выбрались на поверхность – будет разрушительное землетрясение. Не поверил… Специалисты видят события, происходящие на обратной стороне земли. Усилием мысли попадают в нужную точку прошедшего времени и почти не ошибаются с координатами. Василий Блаженный – тот самый, имени собора – в юности трудился подмастерьем в сапожной мастерской. Пришел дотошный клиент и долго объяснял, какие хотел бы видеть на себе сапоги. Насилу выпроводили, а Васька в хохот – на кой ляд этому парню сапоги, если на днях он умрет? Действительно, умер… Детей вводили в транс, они смотрели на воду и говорили, что видят. А видели именно то, что нужно… Именитый гипнотизер по фамилии Богомыслов тоже вводил людей в транс и наделял их личностью человека, связанного с ними генетически. Усыпил мужчину, внушив, что он – собственный дед, без вести пропавший под Москвой осенью сорок первого, и вся аудитория обомлела от изумления, узнав подробности «пропажи». Никакой подставы! Полночи человек во сне рассказывал такие вещи, о существовании которых в своей «основной» жизни даже не подозревал! Окопные будни, бомбежки, атаки немцев, неделя в госпитале, снова бой, когда передвижная медсанчасть попала в засаду, и немецкие «фердинанды» утюжили полуторки с ранеными… Кстати, мой будущий работодатель Комиссаров считает себя последователем Богомыслова и утверждает, что уже дважды проводил подобные опыты…
Тут Ромка резко замолчал, словно заслонку вонзили в дымоход, сделал до невозможности задумчивое лицо и начал яростно расчесывать голую коленку. «Осенило», – сообразил Вадим. И у него в голове шевельнулась незаконченная мысль, похожая на бред сивой кобылы.
– Есть, – сказал Ромка, отвергая задумчивость. Соорудил робкую улыбочку, – Допустим, вдова Урбановича к похоронам не сошла с ума и в ее несвязном бреде есть рациональное зерно. Лето сорок пятого, окрестности германской столицы, небольшая войсковая часть стоит гарнизоном в деревеньке. В это время там что-то происходит. Оба убийства – Урбановича и Белоярского, невзирая на манеру исполнения, схожи. Да и сами престарелые парни, что ни говори, пара. Можно с хорошей долей уверенности допустить, что они не только были знакомы по жизни, но в далекие сороковые годы вместе топтали поля сражений. Как тебе идея?
– Продолжай, – разрешил Вадим. Все сказанное Романом он уже вторые сутки перекатывал в голове.
– Но ты же понял! – воскликнул Ромка. – По глазам вижу! – тут он понизил голос до полушепота, – давай я предложу Комиссарову провести эксперимент? Заодно проверим, насколько он выдающийся специалист в области бреда. Если сразу откажется – значит, специалист сомнительный. А вдруг получится? Деньги платить не будем – не всегда же ему работать за деньги! Можно и бесплатно – за благое дело, чисто по-соседски. Не думаю, что он откажется.
– А кого ты предлагаешь в подопытные? – разыгрывал недогадливость Вадим.
– Внучку Белоярского, дуралей, – шипел Ромка. – Кто говорил, что она проживала вместе с дедом, жутко расстроилась, когда того прикончили? Неужели не согласится?
– А как я тебе ее организую? – растерялся Вадим. – Мы даже незнакомы.
– Так познакомься! – обозлился Ромка. – Не мужик, что ли? А мало покажется – переспи, женись, пообещай усыновить всех ее незаконнорожденных детей…
Звучало, как поэма. Ромка умел в определенные моменты алкогольного опьянения быть златоустом. Вадим задумался.
Бутылку в итоге усидели, навалилась дурная усталость. Тупое, безразличное состояние. Этой ночью он спал на кухне, в компании домашних насекомых. Ромка притащил резиновый матрас, надул, заткнул огрызком карандаша и сообщил, что на пару часов хватит. Потом нужно встать, накачать заново. Вместить матрас на пятиметровой кухне удалось по диагонали – между батареей и плитой. Вадим лежал, рассматривая в форточку клочок безоблачного неба, думал о том, что трудности только начинаются. В перспективе маячили два варианта: разузнать, кто пытался его убить, или раздобыть где-то денег и уехать подальше. Он закрыл глаза, начал настраиваться на волну. Воскресенье, 28 мая, 18–20. Галина Юрьевна, поговорив по телефону, выходит из «Созвездия Скорпиона» через подсобные помещения. Навстречу ей, извилистыми коридорами, движется НЕЧТО. У штабелей порожней тары – встречаются. Возможно, киллер делает вид, что собирается уступить ей дорогу. Женщина ничего не подозревает, ловкое движение рукой с отточенным опасным лезвием… Он дюжину раз проигрывал данную ситуацию, ожидая, что произойдет «включение», и действие начнет развиваться без участия воображения. Но ничего не происходило. Способность видеть прошлое не проявлялась. Вадим вспотел от натуги. Отправлял Ордынскую обратно в зал, давал ей время на передышку, снова представлял, как она идет по коридору, доходит до «алькова», где возвышается тара… Умолял. Ну, давай, кто ты есть, выходи навстречу… Никто не выходил. Ни карлик, ни захудалый призрак. Оставалось только одно, начать мыслить логически. Не мог это быть карлик. Субъект мелкий, но заметный для случайно подвернувшегося работника ресторана. Да и вряд ли карлик натянул серую робу, чтобы не бросаться в глаза – полная чушь. Убийцей вполне мог быть… работник ресторана. Просто замечательная версия. Недаром Ордынскую пригласили именно в «Созвездие Скорпиона» – не она предлагала место встречи. Подготовили человека, который быстренько исполнил задуманное, бросил робу для отвода глаз и… продолжил выполнять свои прямые обязанности.