Без пятнадцати семь я подъехал к гостинице «Swiss Hotel – Красные Холмы», на двадцать первом этаже которой, в модном City Space Bar, мне была назначена встреча непонятно с кем. Поднимаясь в лифте, я думал о том, что скорее всего Ольга подбросила мне заказчика – олигарха, из тех, что бродят в окружении десяти моделей по модным местам Москвы. Серьезные люди не обсуждают деловые вопросы в барах. Следовательно, меня ждет часовой монолог очередного сорокалетнего дяди, который в перерывах между ежедневными мандежниками и рисовками ухитряется извлекать неземные прибыли в каком-нибудь бизнесе, вроде производства алюминия или переработки нефти. И решил этот чувак провести этакую хитрую пиар-компанию себя или предприятия, имиджа ради. Либо, что скорее всего, очернить и без того не самое белое имя конкурента, который имел несчастье что-то нелицеприятное брякнуть в его адрес, либо банально увел телку. Знаете, как было в школе, когда ученики писали про обидчиков гадости в туалете, типа «Соколов Колька – мудак и говноед»? Так вот теперь школьники подросли и используют в качестве стен туалета средства массовой информации. Последние, впрочем, давно и без них превратились в сортир, но это уже другая история. В общем, спасибо Ольге, еще раз (хотя эта сучка еще и комиссию с меня и с заказчика сшибет). Тем не менее потратить три часа времени, сдобренного двумя-тремястами граммами виски, выслушивая чужой тщеславный бред, не самый сложный труд, согласитесь? Особенно имея в виду заработок в полтинник грина. Меньшие проекты Ольга, как правило, не предлагала. В целом сделка обещала быть легкой…
Я сел за стол, вытащил из портфеля «Ведомости» и принялся разглядывать телок за барной стойкой, раздумывая параллельно над тем, что заказать. Виски или все-таки воду? С одной стороны, встреча деловая. С другой стороны, я человек творческой профессии, практически художник, а, следовательно, в этом статусе можно начать деловой разговор и с виски. Я поднял руку, подзывая официанта, и уже было открыл рот, чтобы сделать заказ, когда услышал сзади довольно приятный мужской голос:
– Два Dewars, будьте добры. Лед и воду отдельно. И меню, пожалуйста.
Официант кивнул и исчез. Я повернулся и увидел стоящего за моей спиной мужика лет пятидесяти-шестидесяти, находящегося в довольно хорошей форме. Мужик имел здоровый цвет лица, седые волосы, расчесанные на аккуратный левый пробор и пронзительные голубые глаза, из тех, что бывают у чекистов в чине, либо у старых советских диссидентов. Между которыми, случается, иногда нет никакой разницы, имея в виду тот факт, что одни на Лубянке работали, а другие эту самую Лубянку часто посещали. В свободное от борьбы с коммунизмом время.
Одет он был в темно-синий двубортный костюм в полоску, хорошего кроя, белую рубашку, синий галстук и платок в тон к нему. Причем платок нарочито небрежно торчал из кармана розеткой. В руках у мужика был журнал «WHERE in Moscow». To ли иностранец, то ли стареющий плейбой, посещающий места для съема в целях поддержания былого имиджа ловеласа.
– Я знаю, что вы предпочитаете Chivas, тем не менее я взял на себя смелость заказать восемнадцатилетний Dewars, который, как мне кажется, более подходит для встречи двух джентльменов. Вы не против?
– (Типа «взял на эффектный прием». Интересно, ему про Chivas Ольга сказала или справки навел.) Да, в общем… в общем, не против.
– Ну и отлично. Позвольте представиться – Вербицкий Аркадий Яковлевич, – протянул мне руку мужик и улыбнулся.
– Очень приятно (Интересно, сколько ты дантисту платишь.). – Я пожал руку и достал из кармана визитку. Мужик взял ее, мельком глянул и положил во внутренний карман.
– У меня, к сожалению, нет. Я человек старомодный, знаете ли. Вырос и сформировался в советской среде, а тогда какие визитки были? Что на них можно было написать? Старший научный сотрудник? Кандидат наук? Так в то время каждый приличный человек подобные регалии имел. Да и работали все тогда в одном предприятии – Советском Союзе. А я с тех пор чинов не нажил и остался, в сущности, тем же научным сотрудником. Пусть и старшим. Так что незачем они мне.
– Я, Аркадий Яковлевич, вас очень хорошо понимаю. Сам, признаться, к этой англо-саксонской традиции пиетета не испытываю. Скорее, дань окружающим. Мне звонила…
– …Ольга.
– Именно. Но не уточнила, с кем именно будет встреча. Поэтому…
– Я был в Лондоне в то время и не рассчитывал вернуться, я был уверен, что встречаться с вами от моего имени будет мой сотрудник, но, к счастью, успел прилететь сам. Полагаю, мы хорошо побеседуем и поужинаем.
– Я в этом уверен, Аркадий Яковлевич.
– Вот и славно, – ответил Вербицкий и открыл меню.
Пока мы изучали меню, я думал о том, что Ольга в этот раз все-таки ошиблась. Или рынок вконец измельчал. Мужик явно возглавлял какую-то правозащитную организацию. Знаете, из тех, что вовремя подсуетились и слиняли за границу, выбив у международных правозащитников гранты на поддержку свободы слова или построения гражданского общества в России. «В Лондоне он был в то время». Индюк. Сам-то в Лондоне сидишь, пользуясь халявными бабками, а в России на тебя работает пара десятков престарелых бывших диссидентов за три рубля или за идею, пока ты отжигаешь с молодыми тайками или филиппинками. А сейчас, видать, припекло, и ты приперся в рашку, чтобы построить новую химеру. А то под старые схемы в виде митингов старушек бабки уже не дают. Да…
– Вы не знаете, Антон, что здесь, так сказать, фирменное блюдо?
– Девушки, – широко улыбнулся я, – возьмите рыбу на гриле, в любом случае не отравитесь.
– Спасибо, – кивнул Вербицкий и снова уставился в меню.
…да… понеслись прелюдии «я человек старомодный». Чо тогда приехал, на старости-то лет? Доживал бы на Темзе. Или не хватает уже на Темзу? Сейчас начнется. Сначала длинный монолог о ситуации в России, глазами практически иностранца, потом про ее собственный путь, потом «но все-таки есть еще свободные люди», а закончим на «не согласитесь ли вы, Антон, как русский интеллигент, помочь будущему своей страны, организовав в прессе…». И все это под соусом «как вы понимаете, бюджеты у нас ограничены, но мы можем говорить о трех… нет, даже пяти тысячах». А то и за идею попытается развести, старый жулик. Ольга, Ольга. Какая же ты дура. Чем же тебя он развел?
После того, как мы заказали еду, я демонстративно посмотрел на часы, давая понять старперу, что времени выслушивать его бредни у меня нет и развести меня на работу за идею вряд ли получится.
– Понимая, что вы человек занятой, Антон, постараюсь сразу к делу. (Да уж давно пора.)
– Что вы, Аркадий Яковлевич, я никуда не тороплюсь, – я скорчил такую извиняющуюся рожу, посылая ясный сигнал, что еще час назад должен был быть в другом месте.
– Знаете, Антон, а я ведь довольно давно слежу за вашими работами и, признаться, являюсь вашим давним поклонником. (О, да! Стоит ли говорить об этом?)
– Аркадий Яковлевич, мне даже неловко. Я себя чувствую, как провинциальный писатель на встрече с поклонниками.
– Вы не ерничайте, Антон, не ерничайте. Я вас старше практически вдвое и знаю, о чем говорю. Во все времена талантливых людей было мало. И я с некоторых пор решил, что талантливым людям нужно непременно помогать. В меру возможностей.
– Вы, виноват, благотворительностью занимаетесь? – игриво спросил я.
– Нет, не занимаюсь – довольно сухо ответил Вербицкий.
– Тогда, может быть, грантами заведуете или из телепередачи «Алло, мы ищем таланты»?
– Нет, грантов у меня, к сожалению нет. Впрочем, как и программы. Хотя я и отношу себя к работникам СМИ, некоторым образом. (Значит, денег все-таки нет, только идея.)
– А к работникам каких именно СМИ? Радио, телевидение, Интернет, тактические медиа?
– Тактические? Интересное какое словечко. Это из модных?
– Вроде того.
– Надо запомнить. Я работник не тактических, но просто медиа. Меня интересует медиа в целом.
– Понимаю (Ага. Мастер-фломастер. Мне что плитку положить, что человека.)
– Так вот, повторюсь. Я слежу за вашим творчеством давно, с тех пор, как вы провели избирательную кампанию мэра в Самаре. Потом этот алюминиевый проект. Я видел всю вашу деятельность за последние два года. К примеру, дело с нефтеперерабатывающим заводом этих ребят, как их… ну… гангстеров новых. Неважно. Особенно мне понравилось, как вы умудрились втянуть в комбинацию экологов, тогда как все ждали, что основной акцент будет на противоборстве местных чиновников с центром…
– Bay! Да у вас целое досье на меня.
– Я продолжу тем не менее. Как видно, в последний год работы у вас не то чтобы много? Рынок политического лобби практически исчез, после последних Думских выборов, мелкие сделки с темными бизнесменами не слишком прибыльны. Что осталось? Региональные князьки? Мэры городов русских? Тактика заказных «блоков» для бизнеса? Сбор и продажа компромата? А вы ведь уже не «юноша бледный». Хочется чего-то большого, правда, Антон? Чего-то значимого. Настоящей, большой игры?
– Я полагаю, вы приехали предложить мне пост главы предвыборного штаба Путина или штаба кандидата от лейбористской партии на пост премьера?
– Мне ясен ваш скепсис, Антон. Вы, вероятно, думаете, что я приехал агитировать вас помочь русским правозащитникам сделать сайт в Интернете или возглавить организацию митингов оппозиции. Знаете, такой престарелый эмиссар с сотней фунтов на представительские расходы в кармане.
– Нет, что вы, и в мыслях нет. Я думаю, что речь пойдет о БОЛЬШОЙ ИГРЕ. Иначе, зачем вам было из Лондона лететь?
– Да уж побольше, чем ваша идея журнала для истеблишмента с диссидентским уклоном, который вы думаете беглым олигархам продать. Или проекта по организации лобби за возобновление импорта грузинского вина в Россию.
Вилка уже практически падала из моих рук, но я довольно ловко удержал ее, обтер губы салфеткой и весьма безразличным, как мне показалось, тоном ответил:
– А рыба у них действительно вкусная.
Информированность Вербицкого о моих проектах, которые и проектами-то еще нельзя было назвать, била наотмашь.
– По сценарию плохого американского боевика мне следовало бы ответить, что я предпочитаю мясо с кровью, но у меня, к сожалению, гастрит. Вы так вцепились в вилку, Антон, будто намереваетесь меня убить ею. Прямо какой-то укол зонтиком получается. А хороших работодателей не убивают. К ним идут работать.
– А вы хороший работодатель?
– Я? Безусловно. Я отличный работодатель, великолепный такой работодатель. Потрясающий работодатель. Из тех, что встречаются раз в четыре года, в канун президентских выборов. Вы же интернетчик? Помните известную повесть сетевого писателя Сумерка Богов «Сон Темы Лебедева»?
– Значит, все-таки глава Путинского штаба, – вяло попытался отшутиться я.
– Если вы о «Комитете Третьего Срока», так уже опоздали. У него уже есть глава.
– Кто? Сумерк Богов?
– Антон, может быть, настроимся на более серьезный лад? У нас не так много времени?
– А что? Сумерк ведет личный дневник в Интернете, пишет там каждый день «Путичка, иди на третий срок, мы за тебя». Вот я и подумал – пока я произношу весь этот бред, в моей голове лихорадочно пульсируют два вопроса: Кто он? Чего он от меня хочет?
– На то Сумерк и писатель, чтобы писать. Так вот, Антон, возвращаясь к началу разговора. Я не случайно сказал, что пытаюсь искренне поддерживать талантливых творческих людей. Все, чем мы занимаемся, имеет отношение к искусству или, скорее, к шоу-бизнесу.
– Кто мы?
– Медийщики. Как я уже сказал, вы кажетесь мне человеком талантливым. Более того, вы кажетесь мне именно тем, кто мне нужен.
– Кто же вам нужен, Аркадий Яковлевич? – я поменял тональность и начал говорить в подчеркнуто уважительном тоне в надежде отказаться без последствий, в случае чего.
– Мне нужен продюсер.
– Кто?
– Мне нужен медиапродюсер. Молодой человек с ясными мозгами, опытом, желанием играть в Большую игру и получать за это хорошие деньги. Например, пятьдесят тысяч долларов США в месяц. Так сказать, на испытательный срок.
– А что…
– Не включая бюджеты на проекты и представительские, разумеется.
– А что он должен делать?
– Постойте, не торопитесь. Давайте сначала проясним некоторые идеологические моменты.
– С удовольствием.
– Вы работали у Павловского, в ФЭПе. Сменили работу четыре года назад. Информации на этот счет у меня мало. То ли вы сами, то ли вас «ушли». Не суть. В связи с этим у меня вопрос: какие у вас убеждения, Антон?
– Вы знаете, Аркадий Яковлевич, на сегодняшний день я убежден в одном. В том, что бармены виски не доливают во всех, без исключения, московских заведениях.
– Я вам больше скажу. Вы думаете, что вы пьете виски, потому что у вас в меню написано, что это виски, и потому что люди за соседними столами наслаждаются виски. Хотя не исключено, что все мы тут пьем не виски, а бурду, попав под обаяние рекламы коммерческих брендов Chivas или Johnny Walker, называющих свой продукт виски. Реклама рождает любые образы. Тем не менее, Антон, я переформулирую вопрос. Как вы относитесь к существующему режиму? Что вы думаете о проблеме третьего срока?
– Аркадий Яковлевич. Если честно, то я никак не отношусь к существующему режиму. Раньше относился, а теперь в свободном плавании. А о проблеме третьего срока я думаю вот что: если он таки состоится, то я буду заниматься шняжными низкобюджетными проектами еще, как минимум, четыре года. Тогда как я хочу заниматься рынком политических технологий.
– Здравая позиция, Антон. Еще вопрос. А как вы относитесь к другой стороне баррикад? Можете назвать это оппозицией, можете просто назвать это «другой Россией», это неважно.
– Пока не отношусь. Особых претензий у меня к ним нет, впрочем, как и особенно теплых чувств. У них своих технологов хватает. Одну могу сказать – там все очень разрозненно, а я не хочу отвечать за один из проектов. Особенно в ситуации, когда левая рука не знает, что делает правая.
– То есть, если я правильно вас понял, вам все равно, на кого работать, чьи интересы представлять, главное, чтобы деньги платили?
– У меня встречный вопрос. А чьи интересы представляете вы?
– Разных людей, – Вербицкий задумался, – очень разных. В принципе, они все очень похожи, только говорить друг с другом не умеют. Учатся. Я как раз отвечаю за то, чтобы левая нога и правая нога делали одно дело. Исходя из того, что задумает центр.
– То есть вы Голова?
– Голова, Антон, бывает в казачьем войске. Я же сказал вам, я сотрудник. Старший научный сотрудник. Так что с моим вопросом? Все равно или нет?
– Я… понимаете… мне не то, чтобы совсем все равно, но без фанатизма. Я умирать за идею не готов. Но и с голоду тоже. Вы знаете, – я несколько раз щелкаю пальцами, – я сторонник рационального либерализма. То есть я всецело за построение в России гражданского общества и борьбу с тоталитаризмом, но чтоб при этом бабки достойные платили. Я не очень путано излагаю?
– Куда уж яснее – Вербицкий расхохотался – но, все-таки, скажите, Антон. У каждого, помимо материальных ценностей, есть еще ценности духовные. Что-то такое, что заставляет тебя делать выбор политического лагеря. Это не идеология, нет. Это что-то внутри. Очень сильное чувство. Например, увлеченность, цель или любовь. Да! Хорошая формулировка. Например, есть достаточно большая часть избирателей, которая любит в своем кандидате какую-то черту. Или любит самого кандидата. У вас есть что-то такое?
– Ууупс! Есть и еще какое! Только не правы вы тут, Аркадий Яковлевич. У меня чувство будет посильнее чувств неведомых мне избирателей. Не любовь, нет. У меня есть ненависть.
– Интересно…
– Да, ненависть. К тем, с кем я когда-то работал вместе. К тем, кто думает, что они умнее меня. А цель и увлеченность у меня как раз имеются.
– Какие же, если не секрет, Антон? Это очень важно.
– Цель одна – я хочу совершенствоваться в работе медиа. Потому что я очень сильно увлечен ею.
Вербицкий достал сигарету и закурил. Я тоже. Минут пять мы сидели в полной тишине, и я начал уж было подумывать о том, что ляпнул лишнего или вообще сказал не то, что от меня ожидали. Внезапно Вербицкий сказал, глядя в окно:
– Вы знаете, Антон, я тоже всегда был уверен, что ненависть – как раз таки не деструктивное, а созидательное чувство… Мне кажется, что у нас получится работать вместе. Так вы согласны стать продюсером?
– Я могу подумать?
– Конечно, – Вербицкий улыбнулся, дав понять, что только дураки могут раздумывать над его предложениями, – Сколько вам нужно времени?
Вероятно, моя последняя фраза была лишней. Обдумывать тут в принципе было нечего:
– В общем, не очень много…
– Вот и отлично. Значит, завтра приезжайте ко мне в одиннадцать, познакомимся поближе. Пишите адрес.
Продиктовав адрес, он подозвал официанта, расплатился, встал из-за стола и начал прощаться:
– Спасибо, что нашли время встретиться со мной. Я пойду, а вы тут посидите, посмотрите в окно. Сейчас внутреннее освещение приглушат, и откроется потрясающий вид ночной Москвы. До свидания. Да, кстати. Предположение о том, что мы пьем бурду, навязанную нам рекламой, – фантасмагория лишь отчасти. Именно поэтому я предпочитаю менее раскрученный классический Dewars. Кстати, как он вам?
– Великолепно.
– Отлично. Антон, можно личный вопрос?
– Пожалуйста, сколько угодно.
– Это правда, что вас уволили из ФЭПа за то, что вы копировали речи Геббельса, придавая им современное звучание?
Я на секунду задумался, затем медленно, для придания этой фразе большей значимости, заговорил, смотря чуть поверх головы Вербицкого:
– Гения пропаганды трудно копировать. И незачем. Потому что доктор Геббельс всегда современен, как показывает история.
– Интересная точка зрения. Я, признаться, так и думал.
…После того, как Вербицкий ушел, я подошел к выгнутому окну и стал разглядывать вечерний город, оживавший тем самым «московских окон негасимым светом». В это время горожане возвращались домой – кто с работы, кто из кино или ресторана, или просто из гостей. Некоторые из них возвращались домой со свадьбы друзей или с торжеств, посвященных рождению ребенка. Иные – с похорон или поминок. Они заходили в свои квартиры в совершенно разном настроении и самочувствии: усталые и грустные, жизнерадостные и веселые, раздраженные и благодушные. В общем, у каждого из них было собственное состояние души. Объединяло их одно – каждый входивший, спустя полчаса или меньше после попадания домой, включал телевизор, радио или залезал в Интернет. В этот момент он больше не являлся индивидуумом – он становился аудиторией. Всех их – таких разных, озабоченных своими проблемами, разделенных барьерами убеждений, религий, национальностей и языков – всех их объединила МЕДИА.
Во все времена ни одна партия, общественная организация, секта, религиозная конфессия или мультинациональная корпорация не обладала столь мощным объединяющим ресурсом. И дело здесь не в какой-то особой идее или новых средствах коммуникаций, а в том, что медиа сумела предложить людям что-то большее. Она предлагала всем им не просто ЗРЕЛИЩЕ, она дарила им ДРУГУЮ ЖИЗНЬ.
Я смотрел на ночную Москву и любовался загорающимися тут и там окнами. В какой-то момент мне показалось, что окна загораются не хаотично, а следуя какой-то годами установленной схеме. Такое впечатление, что они вспыхивали волнами, подобно тому как бывает, если кинуть камень в лужу. Круги, вызванные им, разбегаются от центра лужи сначала часто-часто, а потом все тише и тише, пока не успокоятся совсем. Почти как московские окна под утро. Я попытался найти точку падения этого пресловутого камня. Огни были разных цветов, но чем дольше я глядел на них, тем яснее становилось то, что доминирующий цвет – голубой. Казалось, что я смотрю на сотни тысяч мерцающих в ночи телевизоров. В самом деле, если исходить из этого, становится понятно, где находится эпицентр этих «кругов на воде». Он был где-то в районе северо-востока Москвы. Там, где стоит Останкинская башня…
Весь город смотрел на меня огнями телевизоров! Они были всюду на том пространстве, которое мог охватить глаз. На западе, востоке, севере, юге. И только ближе к центру города голубой свет постепенно мерк. Возможно, оттого, что я не мог проникнуть взором так далеко. Возможно, оттого, что в центре голубой свет встречался с более сильным светом. Светом Кремлевских Звезд. Интересно, подумал я, у них там что, телевизор не смотрят? Такая версия представилась мне самой логичной.
Я допил виски, поставил стакан на стол и пошел к выходу. На первом этаже, в районе ресепшн деск, я заметил скопление людей перед висящим на стене телевизором. Все входившие в гостиницу и все выходившие из лифтовых холлов замедляли шаг и поворачивали головы в сторону телевизора. Он транслировал выступление президента. Я подошел ближе и услышал, как Путин говорил о том, что с сегодняшнего дня российские спецслужбы получили право убивать особо опасных преступников, находящихся в федеральном розыске, даже за рубежами России. Услышав это, многие захлопали в ладоши.
Я покинул в гостиницу и сел в такси. Уже подъезжая к дому, в голову мне пришла мысль о том, что синий цвет мерк ближе к центру города вовсе не из-за того, что там было меньше телевизоров. Просто в районе нахождения этих пресловутых красных точек находился другой эпицентр, чьи импульсы были пусть и не такие зримые, как у Останкинской башни, зато более сильные.
Выйдя из такси, я закурил сигарету и начал думать о том, что бывает, когда сталкиваются волны, исходящие от разных эпицентров? Кажется, физика учит тому, что, в конце концов, волны более сильного свойства поглощают более слабый эпицентр. Какая же из башен сильнее?
Я выбросил сигарету и потянул на себя дверь подъезда. Последнее, что пришло мне в голову, была мысль о том, что в жизни мне все же нужно выбрать какое-то одно занятие: либо медиа, либо конспирологию.