Тусклый свет рассвета начал просачиваться сквозь густую пелену ночи. Марк лежал, уставившись в потолок, не чувствуя разницы между началом нового дня и остатками ночи. Он почти не замечал этого перехода – тьма медленно уступала место дню, как будто неохотно, оставляя небо бледным и безжизненным. Здесь, на маяке, смена дня и ночи давно потеряла для него всякий смысл. Рассвет просто наступал, как и всегда, не принося с собой ничего, кроме тусклого ощущения продолжения еще одного точно такого же, как и предыдущий дня.
Он медленно сел на край кровати, чувствуя, как холодное утро вползло в комнату. Холод, как влажный саван, окутывал его тело, проникал в каждую щель, пропитывая всё его нутро. В помещении было сыро, а воздух – неподвижным. Одеяло больше не согревало – оно давно стало частью этого пронизывающего холода, что был такой же неотъемлемой частью этого места, как и свет маяка за окном.
Марк натянул на себя старую куртку, выцветшую от времени и выбеленную солёным ветром. С тех пор как он находился здесь он всегда носил её, даже в помещении – холод, словно невидимый враг, всегда был рядом. Его руки немного дрожали, но он не обращал на это внимания. Это стало частью его повседневности. Медленные, рутинные действия. Словно механические.
Его шаги эхом отражались от каменных стен, когда он спускался или поднимался по узкой винтовой лестнице внутри маяка. Каждый звук, каждый скрип под ногами казались слишком громкими в этом царстве тишины. Холодные каменные стены маяка были влажными на ощупь, покрытые скользким мхом они напоминали утробу огромного диковинного монстра. Он иногда останавливался на полпути, проводя пальцами по холодной поверхности, и чувствовал, будто камень дышит – тихо и медленно, словно древнее существо, которое наблюдало за ним.
Марк добрался до самой вершины маяка, где тусклый свет рассвета уже осветил механизмы. Лучи солнца начали пробиваться сквозь серые облака, окрашивая небо в бледные, выцветшие цвета. Но для Марка это утро ничем не отличалось от всех остальных. Его внимание было приковано к вращающемуся лучу маяка. Маяк должен был работать бесперебойно, его свет должен был освещать путь тем, кто заблудился в ночи. Но этот свет, когда-то казавшийся спасением для моряков, стал для Марка бессмысленным.
Он внимательно проверил механизм вращения лампы, наблюдая за тем, как медленно поворачивается свет. Маяк работал, как и всегда, безупречно. Механизмы скрипели, но продолжали выполнять свою задачу, словно это был единственный порядок в этом хаосе. Но Марк не чувствовал удовлетворения от того, что всё функционировало исправно. Теперь это было для него лишь повторяющееся действие, лишённое всякого смысла.
Свет маяка, яркий и ослепляющий, как будто притягивал его взгляд. Он несколько секунд смотрел на медленно вращающийся луч, чувствуя, как его глаза напрягаются от яркости. "Луч света во тьме," – подумал он, с холодной иронией. Этот свет должен был разгонять мрак ночи, но для него он не приносил спасения. В нём не было утешения, не было тепла. Этот свет не мог развеять тьму, что давно поселилась внутри него самого.
Марк отвернулся и вышел на улицу. Холодный морской ветер встретил его, забирая последние крупицы тепла из его тела. Воздух был пропитан солью, и каждый вдох отдавался привкусом моря на его губах. Вокруг него простирался океан, серый и бескрайний, сливавшийся с небом на горизонте. Волны, казалось, бесконечно накатывались на скалистый берег, оставляя за собой белую пену.
Он стоял на краю обрыва, глядя вдаль, где море и небо сливались в единое целое. Но на горизонте не было ничего, кроме пустоты. Лишь серая, однородная и ледяная бесконечность океана, которая давно перестала быть для него утешением. Когда-то, много лет назад, он любил эту бесконечную воду, её свободу и мощь. Но теперь океан стал чужим, враждебным. Он больше не был другом. Океан, как и всё вокруг, стало частью его одиночества. Бесконечность этого пространства напоминала ему о том, как далеко он ушёл от людей, как глубоко погрузился в себя.
Его взгляд задержался на свете маяка, который продолжал медленно вращаться. Этот свет был единственным свидетельством того, что он всё ещё жив, что его существование не было полностью стерто с лица земли. Но внутри Марка этот свет больше не означал ничего. Он стал пустым символом, вращающимся без цели, как и он сам.
Холод проникал в его сознание. Марк почувствовал дрожь не только в теле, но и в мыслях. Его руки сжались в кулаки, но даже это движение казалось пустым и бессмысленным. Свет маяка не разгонял тьму внутри него – он лишь усиливал ощущение, что Марк застрял здесь навсегда, что его жизнь бесцельно вращается вместе с этим холодным светом.
Он вернулся внутрь маяка, захлопнув за собой тяжёлую дверь. Внутри было ещё холоднее, чем снаружи, хотя ветер больше не бил по лицу. Каменные стены, казалось, давили на него, сужая пространство вокруг. Его комната была пуста, наполненная лишь гулкой тишиной. И эта тишина, что когда-то казалась Марку спасением, теперь угрожала ему. Она становилась давящей с каждым днём, как будто сама природа хотела поглотить его.