Жизнь в России, Петербурге и театре шла своим чередом.
Ненавистный осенний дождь сменился слякотной зимой, нормальная погода установилась только в январе. Весь декабрь дворники мели не мостовые или тротуары, а сплошные лужи, на чем свет ругая погоду и раздатчиков листовок. Тоже взяли моду – совать в руки прохожим листочки с объявлениями, те прочитают и бросают под ноги, а дворнику убирай…
Было серо, мокро и муторно. И на улице, и в душе.
Николай уехал, можно бы и забыть пока о наследнике, имелось немало других поклонников.
Матильда готовила новые партии для сцены, успешно танцевала, флиртовала, не подпуская, однако, никого близко. С ужасом смотрела в зал, боясь появления Воронцова, но того не было. С надеждой и тоской в щелочку между полотнищами занавеса разглядывала царскую ложу – вдруг случится чудо и Ники вернется раньше времени.
Конечно, его не было, весь сезон наследник в царской ложе не появлялся.
Юлия ворчала:
– Маля, хватит! Подумай о себе. Пьерина права. С тебя великие князья глаз не сводят, а ты мечтаешь о несбыточном.
– О каком несбыточном? Я просто мечтаю, чтобы Ники поскорей вернулся и пришел в театр.
– Меня-то не пытайся обмануть. Ты мечтаешь, чтобы он в гримерку к тебе пришел, а не в театр.
– А гримерка где? – упрямо возражала младшая сестра.
Конечно, она мечтала, чтобы Николай пришел в гримерку, чтобы, блестя глазами, говорил комплименты…
Но он был далеко. Газеты каждый день сообщали подробности о визите наследника. Пересказывали удивительные истории городов и стран, дружно врали о чудесах…
– Смотри, Ники на пирамиде. Самой большой, – показывала газету Юлия.
– На слоне! Это Цейлон… Или Индия?
– Маля, а это не все равно?
Если влюбленность в разлуке проходит, значит, это только влюбленность и ничего больше. Но если крепнет, это уже любовь.
Дни тянулись бесконечно долго, упорно не желая складываться в недели и месяцы, не помогали ни бесконечные репетиции, ни новые роли, ни попытки окружить себя поклонниками – перед глазами стоял только Ники, а в ушах звучал его голос. Матильда вдруг поняла, что помнит каждое произнесенное Николаем слово, каждый брошенный им взгляд, даже те, что, казалось, выветрились из памяти мгновенно.
Влюбилась… И в кого? В самого недоступного для нее человека.
Можно было мечтать о встречах с другими великими князьями, но только не с наследником. Дело не в том, что он будущий император, ни для кого не секрет строгое воспитание Николая, за ним амурных приключений не замечено. Значит ли это, что веселым Красносельским сезоном все и ограничится?
Разум подсказывал, что да, что надеяться не стоит, лучше действительно подумать о подходящем покровителе, как постоянно советует Леньяни.
Но когда это сердце слушало доводы рассудка? Ему и впрямь не прикажешь, болит, ноет, кровью обливается от одной мысли, что Ники просто забудет мимолетное увлечение.
Впервые в жизни Матильда почти не радовалась Рождеству.
Обычно Феликс Иванович устраивал настоящий праздник, не отказался от него и сейчас.
Сочельник – это всегда только дома и только свои. Кшесинский делал все, чтобы в этот день не участвовать в спектакле, зная это, его и не ставили.
Кшесинские католики, а потому и праздновали по своим польским обычаям. Глава семьи сам готовил тринадцать рыбных блюд, из которых ему особенно удались уха по-польски и судак. Хлебосольный хозяин, в этот день он делал все только для своей семьи.
Оглядывая богато накрытый стол, Юлия шепнула Матильде:
– Сюда никого пригласить не стыдно. Знаешь, что я загадала?
Сестра постаралась спрятать улыбку, конечно, она прекрасно знала, но все же округлила глаза:
– Что?
– Не скажу…
Матильда только вздохнула, она уже договорилась об осуществлении Юлиного желания. Встретив барона Зедделера, пригласила их заглянуть в Сочельник или на следующий день. А вот как быть с собственным желанием? Его мог исполнить только один человек, но он был далеко-далеко, где-то посреди Индийского океана.