Теплое южное солнце играло веселыми лучами на лицах публики, ожидающей на перроне прибытия кавказского скорого поезда. Разгоняя усевшихся на рельсах ворон, жадно подбирающих спелую мякоть оброненного кем-то арбуза, уставший паровоз натужно разразился продолжительным свистком и медленно подкатил к перрону городского вокзала. Его огромные колеса с белой окантовкой и красные дышла с шатунами были намного выше человеческого роста и от этого казались лапами фантастического, инопланетного существа из «Войны миров» Герберта Уэллса. Белый номерной знак, нанесенный на нижней части будки машиниста и на буферном брусе, позволял предположить, что паровоз серии «ОВ» числится за 112-м порядковым номером и приписан к Владикавказской железной дороге. Черный цвет предусмотрительно скрывал толстый налет угольной сажи на длинном стальном туловище и только чумазая, но счастливая физиономия помощника машиниста полностью раскрывала задуманную конструкторами маскировку.
Станционный смотритель трижды ударил в медный, начищенный до блеска колокол. Растянувшийся как гусеница состав вздрогнул и остановился. Встречающие с нетерпением вглядывались в окна, дожидаясь, когда же, наконец, вагоновожатые дадут команду выпускать пассажиров.
Этот опоздавший поезд ждали. Четверо господ в штатском быстро подошли к вагону международного класса, предъявили проводнику полицейские жетоны и, пропустив спешившего по коридору священника с громоздким чемоданом, почти беспрепятственно прошли до восьмого купе.
Начальник местного жандармского отделения Владимир Карлович Фаворский, судебный следователь Фельденкрейц, штатный полицейский фотограф Яблочков и врач Топорков протиснулись в проем узкой двери и…остановились в оцепенении.
На спальных местах мирно покоились два застывших окровавленных тела. Стены и потолок были забрызганы алой мозговой жидкостью. Внешне создавалось ощущение того, что несчастные так и не успели проснуться, в момент когда обезумевшие от собственной дерзости преступники разрядили в них оружие. На столе лежала начатая коробка шоколадных конфет фабрики Абрикосова и две пустые чайные кружки.
Следственная команда принялась за работу. Фотограф, установив треногу, выбирал нужный фокус объектива. Врач ощупывал тела и фиксировал повреждения. Расположившись у боковой полки, следователь методично вносил карандашом данные в протокол, а Фаворский с помощью перочинного ножа старательно выковыривал из полированного дерева глубоко засевшие пули.
– Девятнадцать выстрелов… Стало быть, палили из двух пистолетов. Выходит, в каждом минимум по десять патронов. Да и калибр – почти как у винтовки «Мосина», – рассматривая на свет извлеченную из обшивки вагона, совсем не поврежденную пулю, делился соображениями жандармский ротмистр. – Что ж, господа, не ошибусь, если предположу, что это германский маузер – новое универсальное десятизарядное оружие, сочетает в себе качества пистолета и легкого карабина. Последнее время ими усиленно вооружается турецкая армия.
– Хотелось бы знать, кому досадили эти несчастные и за что их так усердно свинцом нафаршировали. Куда они направлялись и кто их здесь ожидал? – задумчиво проронил следователь.
– Боюсь, господа, что с этим делом нам придется изрядно повозиться. Да и не все здесь так просто, как может показаться на первый взгляд. У меня даже нет точной уверенности в том, что явилось причиной их смерти, – неуверенно выговорил врач.
– Позвольте, Сергей Матвеевич?! И что же вы имеете в виду? Да ведь из них решето сделали, а вы причину не найдете, – удивленно вскинул брови Фельденкрейц.
– Возможно, вы были бы правы, если бы не одно важное обстоятельство – у обоих трупов довольно сильно расширены зрачки. А если учесть, что в момент налета они спали, то, согласитесь, это довольно странно. Одним словом, без вскрытия установить точную причину смерти будет невозможно.
– С нетерпением буду ждать вашего заключения, доктор, – согласно кивнул следователь.
– Смею предположить, господа, что это иностранцы. Судя по ярлычкам, вся одежда куплена в парижских магазинах, – заключил ротмистр, копаясь в дорожном чемодане одного из потерпевших.
Рутинный осмотр продолжался. Опрошенные проводники пояснили, что найденные мертвыми господа направлялись в Ставрополь. По крайней мере, это следовало из предъявленных ими билетов. По-русски изъяснялись сносно, хотя и с заметным французским акцентом. В вагоне-ресторане долго не задерживались. С собой постоянно носили небольшой кожаный саквояж. Его-то в купе и не оказалось.
Установить личность того, кто перед нападением дернул ручку Вестингауза, так и не удалось. Но незадолго до экстренной остановки проводник вагона второго класса, где и был сорван тормоз, видел в коридоре даму в белом платье и с вуалеткой. Правда, опознать таковую впоследствии не смог. Опрошенные пассажиры свою причастность к остановке полностью отрицали.
И хотя преступления на железнодорожном транспорте – вотчина жандармского управления железных дорог, дело по двойному убийству было поручено Фаворскому, который формально никакого отношения, как руководитель политической полиции, к вышеназванной организации не имел. Но из-за отсутствия в городе соответствующей структуры отдуваться приходилось именно ему. Правда, в этом было и некоторое преимущество – в распоряжении ротмистра всегда были лучшие следователи судебного департамента, штатные полицейские врачи и даже фотограф. Слава богу, основная работа от этой дополнительной обязанности не особенно страдала, потому как смутьянов в городе уже почти всех повывели и аресты да обыски у разного рода революционеров и анархистов были редкостью. И только высылаемые из столицы поднадзорные студенты еще доставляли хлопоты, забывая вовремя отметиться в местном охранном отделении. А иногда, выпив лишнего, они выкрикивали на Александровской базарной площади антиправительственные лозунги. Их тут же задерживали городовые и, промурыжив ночь в участке, на утро, как правило, отпускали.
Новое злодеяние выбивалось из ряда обычных железнодорожных краж и пьяной вагонной поножовщины. Поиск преступников мог затянуться надолго. Вопросов у ротмистра было гораздо больше, чем ответов. Опыта в раскрытии такого рода дел у тридцатилетнего начальника не имелось. Да и откуда было ему взяться, ведь за последние три года жизнь офицера сделала несколько головокружительных и неожиданных виражей, полностью изменив его судьбу.
Еще совсем недавно штабс-ротмистр 17-го драгунского Нижегородского Его Величества полка с началом русско-японской войны был всецело охвачен духом самопожертвования и патриотизма. Повинуясь героическому порыву, он сразу же написал рапорт о направлении на фронт и в скором времени был зачислен в Терско-Кубанский полк, ожидающий отправки на Дальний Восток.
Уже через пару месяцев, во время Мукденского сражения, конный разъезд под его командованием, неожиданно оказавшись в тылу врага, с ходу атаковал и уничтожил артиллерийскую батарею новых японских скорострельных пушек «Арисака». Во время боя отважный офицер получил ранение, но несмотря на это, его кавалерийское подразделение в полном составе благополучно вернулось в расположение части. За этот подвиг штабс-ротмистр был удостоен ордена Святой Анны III степени с надписью «За храбрость» и досрочным присвоением очередного воинского звания.
Выйдя из госпиталя и насмотревшись на бездарное командование генералов, Фаворский решил подать в отставку, но в штабе дивизии его нашел прибывший из столицы господин, который и предложил службу в политической полиции. Не долго думая, драгунский офицер дал согласие и был направлен в Санкт-Петербург слушателем специальных курсов при Штабе Отдельного корпуса жандармов. Сразу после их окончания Владимира Карловича командировали в Ставрополь, где он и остался, возглавив местное охранное отделение при Терском жандармском управлении.
Несомненным достоинством нового начальника Ставропольской охранки была его удивительная способность быстро сходиться с людьми. Высокий подтянутый красавец, с открытым лицом, с закрученными в спираль модными усами, с приятным чистым голосом и мягкими манерами, располагал к общению и производил впечатление благовоспитанного, не имеющего ничего общего с грязными полицейскими провокациями человека. Многие ему верили, открывали душу и успокаивались. Но ненадолго… Защищая Добродетель от Дьявола, он и сам стал незаметно превращаться в жестокого и беспощадного «охотника за бунтарями», как иронично величал Владимир Карлович себя и своих сослуживцев.
Благодаря его стараниям за последний год количество тайной агентуры выросло. Вербовочные беседы он проводил лично, встречаясь с «объектами» на конспиративных квартирах.
Учитывая скудные официальные возможности по денежному вознаграждению добровольных помощников, Фаворский оказывал осведомителям разного рода мелкие преференции: помогал устроить на бесплатное обучение в гимназию детей; снимал наложенные полицией штрафы за нарушение правил торговли; смотрел сквозь пальцы на печатание книг в типографии Тимофеева свыше заявленного тиража, что, по сути, являлось незаконным промыслом и могло повлечь уголовное наказание.
К сожалению, картина налета на поезд вырисовывалась достаточно туманная и, сказать по правде, малопонятная. Но, следуя хорошо усвоенному курсу разыскного дела, ротмистр понимал, что надлежало перейти ко второму обязательному этапу – сбору необходимой информации. Для этого предстояло четко поставить задачи осведомителям и грамотно распорядиться полученными донесениями, то есть суметь составить из разрозненных, часто противоречивых сообщений яркую и понятную логическую цепочку человеческих поступков.
Интуиция подсказывала, что ключ к разгадке тайны убийства иностранцев лежит где-то на поверхности, надо лишь его внимательно рассмотреть среди цепи обычных и, на первый взгляд, ничем не примечательных событий.