– Пойдем домой, Маша! – говорю, не поминаю ей, что она напроказила, вижу – девочка перепугана.
– Дай я тебя на руках донесу, Маша! – говорит Федя, радостный такой.
Маша все обнимала нас, а тут стала вырываться.
– Пойдем домой. Маша!
Упирается: «Не пойду».
Мы ее уговаривать. «Не пойду, не пойду. меня барыня возьмет!.» Да давай прижиматься ко мне, проситься: «Не отдавайте меня ей! Спрячьте меня!»
– Не бойся, родненькая, не бойся! Это тебя постращали только.
Кое-как уговорила ее, привела домой, успокоила да тогда уж и говорю ей:
– Маша, чего ты барыне-то не ответила? Нехорошо, дитятко!
Так она и вспыхнула вся.
– Не маленькая ты, Маша, – все увещаю, – знаешь, чай, что барыне покориться надо; хоть она и сурово прикажет – слушаться надо.
– А если не послушаешься? – промолвила Маша.
– Тогда горя не оберешься, голубчик, – говорю. – Любо разве кару-то принимать?
А Федя даже смутился, смотрит на сестру во все глаза.
– Убежать можно, – говорит Маша, – убежать далеко. Вот тростянские летось бежали.