Девчонок у нас во дворе было мало. Ну как мало? Они были, но наши ровесницы собирались в свои маленькие кучки и с пацанами совсем не общались. Играли в свои дурацкие дочки-матери, выбивалы и прочую ерунду. А те, кто постарше, или болтались со старшаками, или гуляли с пацанами из школы.
Мелких девчонок у нас было пять или шесть. Старших – двенадцати и тринадцати лет – две. Маша и Лена. Они жили в доме напротив моего, учились в тридцать четвертой школе и были очень красивыми. Так думали все малыши и я. Очень-очень красивыми.
Машке было двенадцать, она была темноволосая и худая. У нее были богатые родители. Мы с пацанами часто видели, как она садилась в «мерседес» и уезжала с родителями на дачу. Или не на дачу. Куда-то уезжала. На «мерседесе». У наших родителей ни у кого «мерседеса» не было, и мы считали Машкину семью очень богатой, а значит, и саму Машку – недружелюбной и «на сложных щах». Просто так снежками в нее не кинешь. И в бадминтон не сыграешь. Из всех нас лишь у Жирика отец ездил на тачке − девяносто девятых «жигулях», но девяносто девятые «жигули» и «мерседес» – машины разные, и поэтому Жирик при Машке тоже стеснялся и заикался.
Ленка была проще. Ей вот только исполнилось тринадцать, семья у нее была как и все наши, и машины у нее не было. Но Машка и Ленка дружили. Они учились в параллельных классах и ходили в школу вместе. Наши пацаны пытались ходить в школу с ними, даже носить их портфели и по-всякому набиться в компанию, но получалось не очень. Машка просто строила хмурую рожу, и у пацанов все желание дружить пропадало. Один лишь Санек Струков умудрялся ходить с Машкой или Ленкой из школы, да и то только тогда, когда девчонки уходили из школы раздельно.
– А я целовался с Машкой, – сказал нам как-то Диман, но никто ему не поверил.
– Да отвечаю! Сегодня. Я с ней со школы шел, а потом ее родаки попросили арбуз купить. Я ей помог донести и поднять. И вот она мне такая: «Спасибо, Дим». А я ей: «А мне мало!». Она: «Что мало?». А я: «Спасибо мне мало». Говорю: «Давай целоваться!». И она огляделась и поцеловала меня. Прямо вот сюда, – Диман ткнул пальцем в свою верхнюю губу.
– Да гонишь ты, Троцкий, – сказал брату Санек. – Сегодня арбузов у нас не стояло.
Арбузов сегодня и правда не было. Их обычно привозил в прицепе мужик на «жигулях» и продавал по рублю за килограмм. Прямо во дворе. Рядом с тем местом, куда приезжала мусорка. Я сам часто гонял к нему за арбузом.
– Да мы за «Юбилейный» аж ходили. Там сегодня машина стоит. Я минут десять тащил этот арбуз. И вот награда!
– Гонишь, гонишь, – повторил Санек.
Мы все покивали. Никто, понятное дело, не поверил Диману, что он, одиннадцатилетний малыш, поцеловал двенадцатилетнюю такую клевую Машку, но сомнения и зависть оставались. Вдруг и правда целовал? Засранец мелкий!
Машка и Ленка нравились всем. Но во дворе гуляли они или вдвоем, или со старшими. Сидели на лавках, смеялись, носились друг за другом. Все малыши лишь поглядывали и пускали слюни…
Я из окна увидел, как к нашему подъезду подъехала соседская машина. Она была с прицепом, доверху набитым арбузами. Железно, это соседи из Соль-Илецка приехали. Соль-Илецк – это маленький город, который находился где-то недалеко от нашего. В Соль-Илецк в июле и августе все ездили за арбузами. Там их много росло, и все были вкусные.
И я кое-что придумал. Сейчас соседи будут таскать свои арбузы на третий этаж, а я вызовусь им помогать. Глядишь, и дадут за помощь рублей десять. Главное − несильно в помощники напрашиваться, а то станет понятно, что я денег хочу.
Я надел футболку и шорты, влез в кроссовки, крикнул родакам, что пошел гулять, и спустился вниз на улицу.
Соседи как раз начали по одному доставать арбузы из прицепа.
– Дядя Гена, помочь вам?
Сосед, хороший дядька, держал в руках два арбуза и ждал, пока его семья – жена и дочь − откроет ему дверь в подъезд.
– А, Марик. Привет. Подержи-ка дверь. Вот. Спасибо.
Дверь я подержал, и сосед пошел наверх. Когда он снова спустился, я все еще стоял возле его машины и ждал распоряжений.
– Раз ты здесь и дел нет у тебя, то помоги, – сказал сосед и вручил мне арбуз.
Я с радостью его подхватил и пополз на третий этаж. Арбуз был тяжелый. Килограммов на семь.
Так мы по очереди совершили ходок двадцать. Я запыхался подниматься на этажи и весь вспотел − хоть выжимай.
– Вот держи, Марик, – сосед вынул из кармана брюк десятку и протянул мне.
Я поотнекивался, но больше для вида. Десять рублей «пропали» у меня в кармане.
– И арбуз себе возьми, – добавил сосед. – А то мы лопнем есть столько.
Я занес арбуз домой и поменял мокрую футболку на новую сухую.
– Марк, выходи! – раздалось под окнами.
Кто-то звал меня гулять. По голосу – то ли Жирик, то ли Санек Струков. Не разобрать.
Я выглянул в окно. Жирик. Да, Санек никогда в окна мне не кричал, он всегда поднимался и звонил в дверь. А Жирик кричал.
– Пойдем купаться, – сказал Жирик. – Заодно расскажешь, что у вас с Дроном тут за драка была.
Я вышел, и мы пошли на Урал.
– А откуда про Дрона знаешь?
– Мать вас видела. Спросила, что это за мальчик такой большой с вами гуляет.
– Мальчик Дрон, ха! Да он докопался просто. Ну, как обычно, знаешь, Дрон докапывается, – сказал я.
– Знаю.
– Арсен помог.
– Да ладно?! Этот?
– Ага. Нормальный пацан, как оказалось. Интересно, он денег надыбал уже для Костяна? – спросил я сам себя вслух. Жирик пожал плечами.
Мы шли по дороге мимо нашего футбольного поля и детского сада. Поле было справа, а садик – слева. За полем был спуск к Уралу – длинная ржавая лестница с маленькими ступеньками. Зимой, когда ступеньки засыпало снегом, мы катались с нее, как с горки. Очень быстро. Но очень опасно. Лестница была непрямая, с изгибами, метров семьдесят, и если не успеешь вовремя вписаться в ее изгиб, то треснешься о стойки перил так, что больше не встанешь. Скорость была огромная, а стойки − железные. Я трескался. Да впрочем, каждый пацан хоть раз, да трескался боком или спиной о нашу лестницу. Боль такая, что как будто переломались все кости. Просто лежишь и орешь. Подбегают пацаны, пытаются тебя поднять, а ты отбиваешься от них, потому что встать не можешь, и орешь. Минут через пять отпускает. Нет, болеть-то, конечно, болит, но, оказывается, кости не сломаны, и ты можешь стоять. Наши вставали, отряхивались, отхаживались, но в этот день больше не катались.
Летом эту лестницу старшие используют как наказание. Ловят заблудившегося у нас во дворе чужака, забирают у него деньги, сажают на фанеру и сталкивают вниз по ступенькам. Если чужак ловкий, то он успевает схватиться за перила, соскочить с фанеры и не кувыркнуться до самого берега Урала. А если − тюфяк, то летит он по всей лестнице, отбивает себе все, что только можно, и уходит в слезах и с синяками. Много у старших есть способов мучить чужаков.
Мы с Жириком прошли мимо футбольного поля. Навстречу нам шли две девчонки. Мы пригляделись. Точно, Машка и Ленка. Похоже, что шли они с Урала. Купались. На них были шорты и кофты, волосы все растрепанные и мокрые.
Вообще, никого из девчонок с нашего двора одних на Урал не отпускали. Но Машка и Ленка иногда сбегали без спросу и разрешения. Пару раз я видел их плескающимися со старшими пацанами. Но сегодня они ходили на Урал одни. Никого из старшаков рядом не было.
– О, Марик и Лешка, – сказали они, когда нас увидели.