Я ещё учился в школе. Мы с папой любили рыбачить в Косыревской воложке. Много воспоминаний связано с этим, тогда безлюдным, местом. Молодому непоседе скучно было сидеть в ожидании клева леща. Было желание ловить активно и автономно от лодки. О резиновых лодках тогда никто и не помышлял. На пляже я обнаружил брошенную кем-то огромную автомобильную камеру. Стянул ее брезентовой лентой и получилось примитивное плавсредство. Надувать такую сущее мучение. Да и ловить с него не всякий согласится: задница поневоле мокнет в воде. Я не обращал внимания на такие мелочи в разгар лета. Пришло время испытать свой замысел.
Красиво тогда смотрелась эта Воложка. Безлюдный лесистый берег, мощные осокори нависают над крутым диким берегом, торчат пни из воды и коряжник, большая глубина. Хищника тут никто и не ловил. А всплески по утрам и вечерам будоражили воду нешуточные. За лесом – целая сеть озёр с карасями и дикими утками.
Как-то я погрузил на лодку велосипед и сделал с целью изучения местности турне по всем озёрам. Добрался до Лугового Рогожного. Услышал в водяных зарослях жуткие незнакомые звуки. Это водяной бык – выпь, объяснил папа, он осенью там часто охотился. Воложку иногда посещали старики из села Рыбное. Лодки их приметные: смоленые, некрашеные, выработка однотипная, единственных мастеров в селе, братьев Лопатиных.
И фамилии в этом селе однотипные: половина села Ершовых и Пискаревых. В почете тогда был крупный, до трёх килограммов, лещ. За ним и мы сюда повадились. Меня привлекал песочек противоположного берега. Это был край острова Цементный. Когда-то затонула тут баржа с цементом для немцев Поволжья, стало её заносить песком, он порос тальником – и образовался остров с таким нелепым названием. Внутри был залив. Одна его сторона поросла тальником, другая – просто крутой песчаный обрыв. Залив кишел окунем и сорокой. Тогда это считалось сорной рыбой.
Денёк выдался тихий. Сижу на кабине лодки, тужусь, надуваю свой «батискаф», так отец окрестил мое суденышко. Беру с собой блеснильник и проволочный кукан: вот и все снаряжение. На вёслах ход неплохой, и против течения, конечно, нужно его буксировать вдоль песочка после каждого заплыва. Спускаю медную щучью блесну, и почти сразу хватка. Поволокла рыба меня вбок, радостный катаюсь на щуке и думаю, куда её деть: в середке балона тоже её родная стихия. Вот у меня на коленях елозит щука на 4 кг. Протолкнул через жабры палочку кукана и сбрасываю зубастую за борт. В то время течение было до 6 км/час. Успел еще одну поменьше щуку вытащить и пронесло меня мимо острова. Долго выгребал к берегу. Так весь день в воде и балакался. Вверх – вниз. К ногам слизь и чешуя присохли. Вернулся к лодке и с торжеством вынимаю из воды тяжелую гроздь щук. Отец меня хвалит и поднимает крышку садка. Там среди смоленых бортов шевелят плавниками отборные лещи, и ползают по дну две стерляди.
Прошло несколько лет, я подрос, сдал экзамен на право управлять маломерным судном. Папа доверял мне самостоятельные поездки. «Батискаф» давно забыт и выброшен. По молодости и неопытности я иногда попадал на лодке в трудные положения. Началась же одна из первых самостоятельных рыбалок солидно. Все в той же Косыревской воложке встал по приметам на отцовские места. Долго ждал лещиных поклёвок.
Подсечка и спиннинговое удилище передает рукам живую тяжесть поимки. Сильное течение усиливает эти приятные ощущения. А как золотится крупная чешуя уже заведенной в подсачек, но еще не стиснутой руками рыбины! Она всё хлещет в бессилии лопатой хвоста, растопырив алые жабры. Юноше такая рыбалка внушает чувство самоутверждения и ликования. Клёвы редкие и ждать, как отец, заветного обеденного оживления клева я не стал. Мышцы просят движения. Сплываю с блесной вдоль коряг. Выхватил хорошую щуку. Она проглотила глубоко мою медную блесну. Пока с ней возился, течением лодку нанесло на подводный пень. От удара вздрогнула вся лодка. Пока не чуя беды, пытаюсь завести мотор. Вал гребного винта не вращается. Первая мысль: погнута трубка, по которой винт гонит охлаждающую мотор воду. На вёслах плыву к песчаному мысу на техосмотр.
Подложив бревнышко, я выкатил на сухое корму. То, что я увидел, повергло в уныние. Погнут стальной вал толщиной 20 миллиметров. Дома меня могут сегодня и не дождаться. Чтобы себя успокоить, искупался. Все обдумал. И только потом спокойно принялся за ремонт. Молотком сбил гребной винт. Измерил примерное отклонение вала от оси. Ого, на целую ладонь! Нашел себе еще бревнышко для рычага. Попробовал подпереть конец вала, но корма поднимается, а вал не поддаётся. Придётся теперь, как крайнюю меру, испытать удары. Что нас погубило, то нас и вылечит. Нашёл обрезок мокрого тяжелого бревна и саданул по концу вала. Вал слегка выпрямился! Настроил из проволоки и напильника следящее устройство. Дальше короткими «точными» ударами выправил винт! Теперь проверка на ходу. С радостью убедился, что корму не трясёт! Оглянулся вокруг – уже солнце клонится к Змеёвым горам. Пора домой.
Папе все честно рассказал. Он тоже раз вылетел на ходу лодкой на плывущее дерево с ветвями и зелёными листьями. Засела лодка крепко. Разделся старый, встал ногами на ствол, столкнул лодку, а сам с головой ахнул в холодную весеннюю воду…
В наше время на берегу Косыревской воложки рыбаки построили на обрыве дом. Выгребли сетями всю рыбу. Всё, как всегда и везде. Но зимой залив в Цементном озере мы с Таней в компании с Володей Семёновым часто посещали и всегда были довольны уловами окуня и сороки. Недавно в сильное половодье промыло перемычку в верхнем ухвостье острова. Получилась из залива труба, и рыба его покинула.