Знакомьтесь – Марго!

Женщина, 39 лет, ягодка, в самом соку, cleaning woman. Познакомлюсь с мужчиной приятной внешности, ростом не ниже 180 см, без в/п, для общения, дружбы, виртуального секса, секса на одну ночь, длительных отношений или создания семьи.

А вот и screen-фото дамы, в самом соку, с её аккаунта на сайте mamba.ru. (Там обнажёнка, поэтому фото не прикладываю, уж извините.)

Но могу набросать внешность Марго. Упитанная женщина. Упитанная – это пышные формы! Это бюст восьмого размера! Это вес за девяносто кило! Это рост под метр восемьдесят пять! Это блондинка. Не крашеная! Это круглое, и очень смазливое личико, ну, если можно так сказать о женщине за сорок. Это сочные, и полные губы жадные до жарких поцелуев и запретных ласк, типа взасоса (головки полового члена).

Представили взасос? Ну а зачем вам тогда фото?

А в миру – это Мариам (по паспорту Марьяна) Юрьевна Лобкова, женщина, сорока одного годика от роду, работающая уборщицей в средней школе небольшого городка Z-sk, где-то на Волге.

Фамилия девичья, хотя Мариам Юрьевна побывала замужем. Сейчас в разводе. У Мариам есть сын, восемнадцати лет отроду. Имя у парня, Герасим. Мариам плакала, когда читала рассказ Тургенева «Му-му», когда училась в школе. Она, вообще, хотела назвать сына Муму, но работник ЗАГСа, вполне резонно, возразила ей, что – Му-му, женского рода, а у вас – мальчик! Фото, Герасима, у нас нет, но мы попытаемся дать описательный портрет этого достойного мужа.

Итак, Герасим …

Вообще то, описать внешность нашего перса совсем несложно. Есть тип подростков, про которых говорят: вьюноша бледный со взором горящим. Ну так это, про Герасима. А чтобы вы имели более полное представление, добавим – это был субтильный юноша. То есть тщедушный, хилый, хлюпкий. Вдобавок к этому, и росту в парне было метр с кепкой. Полтора метра, если точно. Одежда на нём всегда болталась, как на швабре! Однако, нескладность Герасима, когда он был в одежде, всё же не так бросалась в глаза. А вот если бы вы, взглянули на парнишку, когда он одет был, в чём мать родила, то нескладность его фигуры, в ваших глазах, возросла бы на порядок: из-за несоразмерно огромных гениталий!

Член, толстый и длинный, свисал сантиметров на …цать. Подстать елде были и яйца. Однажды парень услышал, где-то на улице, как один мужик, другому, бросил – У него яйца в банку не влазят! Пришёл наш Герасим домой, взял пол-литровую банку, запихал в неё одно яйцо. А второе не вошло!

Живут мама с сыном в однушке, на третьем этаже. Работать уборщицей, в школе, неблагодарное дело: машешь, почти весь день, шваброй, а сделанного не видно. Поэтому дома Мариам отдыхала и уборку делала редко: заметала крошки в совок … Этим, и ограничивалась.

Герасим, как-то, пожалев мать, решил сам сделать уборку. Мариам пришла, и увидев разводы, и мазлы на линолеуме, выговорила сыну и после этого, он, половую тряпку не трогал. Иногда линолеум настолько покрывался жиром от пыли, время от времени выметаемой, что босые ноги липли к нему! Поэтому мать и сын ходили в носках или в тапочках.

Живя на зарплату школьной уборщицы, приходилось экономить на всём. На туалетной бумаге (жопу вытирали газетами из почтового ящика), на моющих средствах (брала (не воровала!), с работы), и даже на воде. Нет, речь не о питьевой. На воде из унитазного бачка.

Одно время, сразу после развода, Мариам даже запретила сыну смывать после себя (ссаки или г.вно), пока не сходит и она! А так как ходили не в одно время, то, иногда, гов.о, даже зеленело! Бывало и такое: когда Мариам давила жаба, то не смывали по нескольку дней! Так что Герасиму, иной раз, приходилось сра.ь, стоя, над очком, на полусогнутых. Иначе, можно было уделать в го.не, и яйца, и член.

Потом оказалось, что такая экономия, вовсе не экономия. Мариам, одно время (после развода, разумеется), водила мужчин домой. И когда первый сбежал, зажимая нос, она стала отмывать унитаз. И вот тут выяснилось, что вся экономия, под хвост. Воды ушло стоолько!

На некоторое время, Герасим, ощутил блага городской жизни, в виде чистого унитаза.

Длилось – это, однако, недолго. Нет. Они не стали, опять, копить дерьмо в унитазе. Мариам, что-то, ёбнуло в голову, и они стали ходить в горшок! Но того, что был, хватало на раз матери и сыну. И Мариам купила горшок, в который они могли ходить неделю! Когда го.но вываливали, горшок не мыли и, постепенно, его стенки покрылись слоем засохшего гов.а, как глиной. А когда приходили гости, горшок просто выставляли на балкон. Иногда, и с содержимым! Справедливости ради, стоит отметить, иногда Мариам, напротив, очень рьяно следила за чистотой, в доме. Доходило до того, что Герасим мог увидеть своё отражение в отполированной, до зеркального блеска, стали гуська! Ну мы все взрослые, и понимаем, после чего, на Мариам, сходила благодать.

– Мам, а я свой … своё …свои, письку и яйца, взвесил,

– Что! А зачем? – Мариам выпрямилась, и шагнула с коврика, у двери, в прихожей.

– Не знаю, мам. Просто подумал, а сколько оно всё весит?

– Ну, и сколько?

– У меня не получилось взвесить отдельно … ну, в общем, почти килограмм.

У матери округлились глаза – Дайка весы сынок – Мариам подсела к кухонному столу – Я тоже, свои титьки, хочу взвесить.

Сын доставал настольные электронные весы.

– А ты взвешивал лежачий, или возбуждённый, сынок? – Мариам расстёгивала блузку.

– Мам – Герасим поставил на стол весы и нажал кнопку «вкл.» – Если бы стоячий, как бы я тогда положил на весы?

– Ну да-ну да – бормотала мать, вывалив подойники.

Надо сказать, что отношения, между сыном и матерью, были доверительны.

Хм. Не то, да?

В общем, надо сказать, что в их отношениях было не просто доверие, была полная откровенность. Как-то так получилось, в общем. После развода, Мариам, водила мужчин домой. Впрочем, об этом уже было сказано. Водить, ночью, она не хотела. Это могло быть опасно. Поэтому, днём. Поначалу, она, спроваживала сына во двор – Поиграй сынок. Нам, с дядей Витей … Вовой… Толей … Колей … Митей … Борей … Федей надо проверить, почему не скрипит кровать. Но, как-то раз, Герасима поколотили, во дворе, местные хулиганы, и Мариам, некоторое время, постилась. Однако пришли месячные, а с ними непреодолимое желание плоти, когда хочется выйти на улицу и наброситься(!) на первого попавшегося мужика, и насиловать, и насиловать, и насиловать …

Вот тогда, и стали сближаться, мать с сыном. Ну вот. Опять, как-то, грубовато, с какими то намёками.

Придётся подробнее. Когда очередной хахаль (или фраер) настойчиво жал кнопку дверного звонка, Мариам прятала сына в шкаф для одежды, и запирала дверцы на замочек.

На замочек? Тут надо вернуться к одному эпизоду. Герасим лежал в шкафу, а фраер (или хахаль) лежал на Мариам. Чтобы сыночке было не жёстко в шкафу, Мариам укладывала его на несколько подушек. Хахаль (или фраер?) не просто лежал на Мариам, как вы, наверное, уже догадались. Хотя, если честно, даже полежать, на Мариам, было в кайф. Кровать поскрипывала качественно и ритмично (дядя фраер починил), и Герасим уснул, под, этот, убаюкивающий метроном. И вот, когда в поскрипывание кровати, добавились стоны – Оооох! … Оооох! … Оооох! … вдруг, заскрипели дверцы шкафа, и спящий Герасим, с грохотом, выпал на пол! Фраер (или хахаль?), был не из робкой тыщи … Но, обделался.

Натурально обосрал-я. Ну вот, после этого, и появился замочек. То ли так получалось, то ли сама выбирала, но мужички, всё, попадались мелкие, плюгавенькие. Но Марьяне – это, нравилось. Марьяна, доминантка! И когда, очередной хахаль, поелозившись минуты три, начинал лапать её сиськи, Марьяна, бесцеремонно, сдёргивала его, подминала под себя, и сама тёрлась и елозила, придавив, фраера, буферами!

Ннда! Ни один не выдержал пытки. Минут через семь, трепыхания, в бесплодных попытках выбраться, хахаль затихал. Марьяна сбрасывала, бесчувственного бойфренда, на пол и приводила в чувство.

Пинком!

Если, не дошла. Если, дошла … Тоже сбрасывала. Но, в чувство, приводила, засадив, хахалю, палец, в жопу! Тот выгибался, а Марьяна совала палец, только что извлечённый из жопы, ему под нос. Иногда и в говне. Ннда! А бывало, находило, или накатывало на Марьяну, и она унижалась перед хахалем, вылизывая ему муди, и наслаждаясь унижением. И степень наслаждения, от самоуничижения, достигала апогея, когда хахаль не смог удовлетворить, жаждавшую оргазмов, плоть. Пытки, пальцем в жопу, и из жопы под нос, правда, не избежал, ни один. Причём, когда унижалась, палец совала уже в свою жопу.

Демонстративно. Чтобы видел хахаль. И, плотоядно улыбаясь, тыкала пальцем, с мазлами, говна, на нём, хахалю, под нос.

Обе титьки, на чашу весов, не вошли, конечно. Левая вытянула – кило четыреста, правая – кило двести девяносто.

– Маам – ну оно и видно, что не одинаковые, и левая – больше.

– Даа. У тебя тоже яйца разные, левое побольше. На ощупь – это, не ощущается, а вот когда смотришь … Сынок – у Герасима, спонтанно, вставал член, оттопыривая трико – Сынок, давай-ка я подрочу – Мариам встала – Мы уже сколько дней не дрочили?

– Шесть, мам. У меня всё отмечено. В дневнике. Дрочить послезавтра.

– Нет сынок, ты растёшь и надо сокращать интервал. Иди раздевайся и ложись, а я руки вымою.

Ну вот. Опять. Как-то, нежданно-негаданно. Сразу, бац! И мать, дрочит сыну. Придётся зайти издалека.

Марьяна выросла в деревне. Отец был деспот. Мать своенравна и упряма. И за своё упрямство, регулярно, получала пиздюлей. Отец любил Марьяну, и когда был подвыпивши, но не сильно, садил дочь на колени и, поглаживая по головке, говорил – Дочка, не выбирай себе мужа, как папка, чтобы он колотил тебя, как я мамку.

Мог и не учить: Марьяна, характером, выдалась в отца.

Девственности, Марьяну, лишил, пьяный в дугу, конюх. Прямо в стойле. Ночью. На соломе. Марьяне нравились кони. Марьяне нравились жеребцы. Когда жеребец высовывал свой метровый, который упруго бился об живот, у Марьяны подгибались колени. Когда жеребец засаживал, кобыле, свой метровый, Марьяна представляла себя, на месте счастливой, и … кончала! Пьяный конюх долго не мог попасть в Марьяну, тычась в солому. В прореху, в крыше, пялилась, жёлтым глазом, полная луна. В соседних стойлах всхрапывали и фыркали жеребцы. Они шумно ссали, и острый запах, конской мочи, мешался с запахом навоза, и когда член, конюха, разрывая гимену, погрузился в её вагину, Марьяна кончила.


И запах мочи, навоза, и потного конюха, в её сознании, слились с чувственным, сексуальным наслаждением.


Возможно, отчасти, это и объясняет странности, в поведении Марьяны, описанные выше.

Да, так на чём мы остановились? Ах да: мать дрочила сыну.

Соседка, по площадке, работала врачихой. Имя, врачихи, София Евлампиевна. По окончании меда, работала в муниципальной поликлинике №13, урологом. Но зарплата, у молодого спеца, небольшая и, отработав, положенные, три года, София уволилась.

Поначалу, работала в частной клинике. Тож урологом. А потом сама, получила патент, и оформила документы на ИП, оказывающее услуги по урологии, и консультации по сексопатологии для мужчин. Перечень услуг был небольшой: брала мазки, из уретры, на анализ. Анализ, конечно, не сама делала: отдавала в кожвендиспансер. Брала кровь на анализ тестостерона. Анализ, также, не сама, а отдавала в частную клинику.

И делала массаж простаты. Всем. Мужикам, всем.

Если я, сейчас, покажу вам скрин-фото Софии Евлампиевны, то вы поймёте, что клиенты (мужики) валили, к ней, толпами. Ну, там опять обнажёнка, поэтому на словах: формы, и масса, и рост, и буфера, как у Марьяны. А вот над личиком, Софии, поработал гениальный скульптор. Её личико было идеалом женской красоты. Всё было соразмерно на этом овале: и чувственные, алые губки, и носик, прямой и аккуратный, и глаза, зелёные, как два изумруда. Брюнетка. Крашеная.

Честно говоря, ей самой, нравилась, эта процедура. Ну сами подумайте: она ставит мужика раком, засовывает ему, в жопу, палец, и шурует! Массаж, она, делала средним пальчиком, одетым в напальчник. Левую руку держала на пояснице, слегка надавливая и, как бы, давая понять пациенту, что он должен прогнуться, а жопу, приподнять повыше.

И прогибались! И поднимали!

Но, иногда, она, левой рукой, щупала и мяла яйца, как бы, тоже массируя и, как бы, стимулируя выделение. Кому массировали простату, тот знает, как тягуче приятна эта процедура, и как, в конце, с конца (из уретры) капает. Ну так вот, мять яйца – не нужно! Понятно, что мяла не всем подряд. Однако понять, почему, Софи, одним мяла, а другим нет, нам не дано.

Марьяна, когда Герасим подрос, и расходы, на содержание, увеличились, стала ещё мыть полы в подъезде. Так, и познакомились, соседки. София возвращалась с работы и увидела, на площадке, женщину, в трико (очень старом, заношенном и рваном) и босиком. Марьяна, а это, конечно же, была она, домывала пол.

– Здравствуйте – остановилась Софи – Что же вы босиком? Так и простудиться недолго.

– На тапки, не заработала – сокрушённо вздохнув, молвила, в ответ, Марьяна.

– Да я вам дам – и Софи вынесла шлёпки. Новые.

– Да чтож вы новые то совсем? Я не возьму! – и Марьяна наступила в лужу, ещё не размазанную по полу.

– Нет-нет! Берите. Купила, а оказались малые.

Марьяна взяла. Хотя, непонятно: как они оказались малые то? Не мерила, что ли, когда покупала? Впрочем, это уже не наше дело. Софи, чтобы сгладить неловкость, от своей щедрости, чтобы не обидеть подачкой, пригласила соседку на чай. Они разговорились и, через час, поняли, что близки(душами), чуть ли не с прошлой жизни.

– Так это твой сынок? – качала головой, и улыбалась Софи – Какой вежливый и воспитанный мальчик …

Марьяна, только лишь не заблагоухала.

– Всегда дверь придержит, пропустит. Даже сумку, один раз, помог занести. Сколько ему лет?

Загрузка...