Пока магистры переваривали полученную информацию, Флин лихорадочно искал объяснение происходящему. И тут он вспомнил, как подслушал мысли Димки, мастерившего медальоны. Чтобы отрешиться от окружающего шума, что так мешал продуктивной работе, мальчишка перебирал воспоминания из прошлой жизни. То повторял таблицу умножения, то читал стихи из школьной программы, которые еще помнил, а то и просто ностальгировал. И одним таким воспоминаний стала управляющая сиротским домом в его родном мире – добрая, но одновременно строгая Лидия Ивановна, жутко раздражающая тем, что вместо того, чтобы наказать, она заводила одну и ту же шарманку:
Не делай зла – вернется бумерангом,
Не плюй в колодец – будешь воду пить…
Тогда Флин лишь посмеялся над таким подходом, а сейчас задумался. Получается, сам того не понимая, племянник создал не просто семейный кулон, а ещё и защитный? Не случайно же орудия поразили своих же создателей? Не делай зла – вернётся бумерангом…
– Откуда у вас этот медальон? – поинтересовался ректор, и, прежде чем Лиза с потрохами сдаст своего ребенка, Флин перехватил нить беседы.
– Мой подарок. Купил в одной из лавок на удачу, – Флин говорил уверенно, призывая по эхо-связи сестру помолчать.
Да, это действительно похоже на изначальную магию и магию слова, желания или даже мысли. Ту самую из которой образовались все нынешние подвиды, в том числе и магия стихий, которой сейчас обладала Лизка. Флин в очередной раз мысленно выругался, потому что наконец осознал, какие проблемы обрушатся на их плечи, если информация обнародуется. Согласно истории, первыми магами являлись посланники Ариса, его верные помощники, что помогли сотворить нынешний мир. За долгие тысячелетия с тех давних времен магов с подобным даром появлялось крайне мало, и каждый из них каким-то образом влиял на ход истории. Что уготовано Димке? Да что же так не везет-то парню? Не судьба, а горгульи пляски!
=/Лиза/=
Продолжать обсуждать многочисленные вопросы было решено в кабинете ректора. К моему искреннему разочарованию и едва заметному недовольству главы академии, по пути к нам присоединился магистр Фауст, который для своих лет весьма шустро передвигался, а вместе с ним и декан целителей.
Флин всю дорогу молчал, да и вообще темнил, раз не позволил мне рассказать про подарок сына. Видел в этом опасность для Димки? Я уже сообразила, что спасением обязана именно кулону. Мне только оставалось молча гадать, что это за первомагия такая? До истории у меня руки еще не дошли, но стараниями Димки задача теперь стояла на повестке дня.
За размышлениями я упустила момент, когда уже в кабинете ко мне подкрался этот мерзкий старикан, желая выманить кулон. Подкрался, но руки больше не тянул, зная, чем всё может закончиться, зато практически уткнулся носом в мою грудь, пытаясь разглядеть украшение. Я демонстративно спрятала его под платье. Это, конечно, по-детски, но ничего поделать с собой не смогла. Не нравился мне этот мужчина, хоть ты тресни, а значит, я не дам ему ни единого шанса приблизиться к тайне появления кулона. На мою выходку Фауст разразился обличительной речью:
– Вы не имеете права препятствовать изучению уникального явления! – обратился он за поддержкой к присутствующим деканам и магистрам-экзаменаторам, при этом пожилой мужчина опрометчиво размахивал залеченной рукой в непосредственной близости от моего лица. Что еще больше меня раздражало.
Декан-целитель тут же мне подмигнул, широко улыбаясь и приводя в замешательство.
– Фауст, прекратите! – попытался призвать к порядку ректор.
– Что еще ждать от провинциальной недоучки!
Очередного оскорбления от Фауста я уже не могла стерпеть, так что пошла в наступление.
– А меня ваша наука сейчас беспокоит меньше всего. Мои силы не бесконечны. Вашими заботами я едва не получила обнуление резерва, испугалась до седины и, видимо, простыла. Про простуду у магов вам рассказать? А вы мне даже воды не предложили. И еще смеете предъявлять претензии! – на последних словах голос сорвался, став почти визгливым, что было предвестником надвигающейся истерики.
Обиды, страха, усталости было так много, что всю эту смесь хотелось выплеснуть на окружающих в виде резких слов. Впрочем, устраивать полномасштабный скандал я не собиралась, да и Флин успокаивающе гладил меня по плечам.
– Господа, – начал он вкрадчиво, – леди Риштар устала. Ее нервы подверглись нешуточной проверке. Думаю, испытание можно считать успешно пройденным, не так ли? В магический разнос она не пошла, подмогу вызвала, на защиту пострадавшего встала, да ещё и резервом с ним поделилась, не забывая удерживать ваших «нападающих» на безопасном расстоянии. Многие ли второкурсники могут продемонстрировать что-то подобное? Вы ведь не откажетесь подготовить соответствующие документы и снять метку?
Флин вел себя очень странно. Проговаривая свою речь самым тихим и вкрадчивым голосом, который я когда-либо слышала, он подходил к каждому из присутствующих и заглядывал в глаза. Такое же выражение лица у него было, когда он вычислял предателя после столичных приключений. Невыразительная мина и цепкий взгляд. За этим действием с интересом наблюдал и ректор, молча и внимательно следя за Флином.
Магистры и даже фанатичный Фауст сумбурно выразили своё согласие со всем сказанным и дружно удалились, оставляя меня наедине с братом и главой академии.
– Впечатляет, – уважительно произнес ректор, приглашая нас жестом присесть за стол. – О ваших талантах до сих пор ходят слухи. Так что вы сделали с моими коллегами, отчего они столь спешно ретировались?
– Стер некоторые воспоминания и сделал небольшое внушение, – как ни в чем не бывало выдал брат.
Сердце пропустило удар. Так вот что это был за обход! Я испуганно взглянула на ректора, который мог стать огромной проблемой, но тот лишь едва улыбнулся, сверля Флина непроницаемым взглядом.
– А что же я? – провокационно поинтересовался он, чуть склонив голову набок.
– Жаль портить ваш амулет, он превосходен. Но вы ведь и сами всё понимаете?
Этот обмен улыбками и любезностями был у меня уже в печенках. Слишком опасная игра, исход которой неясен. Оставалось лишь довериться брату и не отсвечивать.
– Хотите сказать, что мой амулет не препятствие?
– Препятствие, но не непреодолимое. У вас защита всего лишь девятого-десятого уровня… – Столь толстый намек на то, что Флин очень силен, сложно было пропустить. Но всё же уровень своего дара он так и не озвучил. – Амулеты на ваших магистрах и того ниже.
– И что же вам от меня нужно в таком случае?
– Клятва, разумеется. В том, что никогда, никому и ни при каких обстоятельствах вы не раскроете информацию о сегодняшнем открытии.
Повисла тягостная тишина. Поклясться своей магией, значит, рискнуть всем. Я затаила дыхание, боясь, что ректор откажется, и вот тогда… что, собственно, намерен делать Флин в этом случае?
– Допустим, эту клятву я готов вам дать. Я даже понимаю, почему это важно, и сам поступил бы также. Подумать только, первомагия! Божественное начало! Даже след ее может расширить горизонты многих слабых магов! Так что принесу клятву я только в том случае, если вы познакомите меня с обладателем этого уникального дара!
Я не особо удивилась, когда спустя несколько мгновений Флин дал согласие, хоть и не очень охотно. Если это дар такой уникальный, то нужен и преподаватель! А выбора у нас не так уж и много. Кто может лучше обучить Димку, нежели ректор магической академии?
После произнесения клятвы с кучей жутких условий, вокруг ректора на несколько мгновений засветился голубовато-золотистый кокон, по которому пробежали серебристые сполохи. Вот и всё, мир принял клятву.
И когда мы уже уходили, буквально вдогонку ректор озвучил вопрос:
– Скажите, Флин, вашим педагогам, наверное, трудно с вами пришлось?
– Гораздо труднее, чем вы можете себе представить, господин Сайтон.
Вместо того, чтобы пройти к портальной площадке и вернуться домой, Флин уверенно потянул меня в ближайшую таверну. Может, и правильно сделал. Обед мы благополучно пропустили, а дома мне покоя не будет, а нервы и так на пределе. И не только у меня, судя по замкнутости брата. Да и с Димкой надо поговорить, поблагодарить за кулон. Я мысленно ворчала на Флина, пеняя ему за то, что он в очередной раз манипулирует моим настроением. Ещё пару часов назад я была готова вцепиться в волосы этому бесцеремонному Фаусту, а сейчас планировала свой вечер, как будто на ферму сходила, а не висела на волоске от смерти.
– Не сердись, Лиза. Нам нужно быть спокойными, иначе переполошим всех домашних, – успокаивающе и словно сожалея, сообщил Флин. – А Диме про кулон ничего не говори, пока сами во всем не разберемся.
– Ты правда стер им воспоминания?
Мужчина посмурнел и уставился себе под ноги.
– Стер, – нехотя сообщил брат, когда я нетерпеливо повторила свой вопрос. – Не полностью, чтобы не вызвать подозрения, но достаточно для того, чтобы происшествие стало чем-то незначительным, не стоящим внимания.
Он всё-таки нарушил основное правило менталистов, и, если это обнаружат… Флину несдобровать. И ладно, если это просто студенты, но ведь магистры, ректор, которого буквально шантажом вынудили дать клятву. Дыхание перехватило от мысли, что брат поступился своими же личными установками ради Димки.
– Спасибо, – прошептала я несколько раз подряд, схватив мужскую ладонь и крепко её сжимая. Из глаз готовы были хлынуть слезы благодарности.
– Лиза, – брат встал как вкопанный, преграждая путь другим пешеходам. Не обращая внимания на возмущения прохожих, он обхватил обеими руками моё лицо и тихо, буквально на грани слышимости прошептал: – Вы моя семья. А для семьи я пойду и не на такое, если потребуется. Мы найдем выход из ситуации, даже если твой сын окажется божеством.
За нелепой шуткой крылась такая непоколебимая уверенность, что я расслабилась, чувствуя, что дышать становится легче.
Флин где-то раздобыл персональный портал в виде небольшого шарика, так что практически сразу после ужина мы переместились на задний двор усадьбы графа Тадеуса Оберона, ныне принадлежавшей королевскому приюту.
– Флин, ты не мог бы оставить меня одну? – посмотрела я в глаза мужчине, умоляя пойти на уступку. Он наверняка бы предпочел накачать свою издерганную сестру успокоительными отварами и уложить спать, а мне сейчас требовалось совершенно иное.
Поколебавшись, брат всё же кивнул и скрылся в доме, оставляя меня наедине с собой.
К моменту нашего возвращения наступил вечер и во дворе уже никого не было. Устроившись на скамейке, я с наслаждением осматривала всё то, с чем в глубине души уже распрощалась. То ли Флин перестал контролировать мои эмоции, то ли вид родного места так растрогал, но плотину прорвало. Одна слезинка, другая, третья… они переросли в бурный поток слез. Отдавшись чувствам, я не заметила, как оказалась в крепких, совсем не братских объятиях. Судорожно обнимая Ричарда за шею, я орошала его рубашку безудержным потоком слез, пока меня несли на руках в покои управляющей.
Знакомый звук закрывающегося замка сообщил, что мы вдали от посторонних глаз и ушей. Сквозь плач я уловила едва слышное утробное рычание, от которого вибрировала широкая мужская грудь. Глупо, наверное, но в этом рыке мне чудилось утешение, как будто большой зверь жалел меня маленькую, срываясь с грозного рыка на поскуливание.
Сидя на мужских коленях я через всхлипы и новые приступы рыданий рассказывала о своих сегодняшних злоключениях. Говорила, говорила, говорила… иногда затихая, пряча зареванное лицо в сгибе шеи, а, отдохнув, продолжала свой рассказ, пытаясь выплеснуть весь тот страх и жуткий холод, что наполняли душу. Ричард лишь прижимал меня к себе, не сказав за всё это время ни единого слова. Но то, как он сцеловывал слезы с моего лица, держа в нежных объятиях и укачивая, было куда важнее и значимее тысячи слов.
И в какой-то момент внутри что-то переключилось, я и сама не поняла, как потянулась к губам мужчины. Это как щелчок. Когда происходит что-то, и созревает понимание, что тебе жизненно необходимо в эту самую секунду. В голове вспыхивает лампочка с новой идеей. Навязчивой, неутолимой, желанной.
Ричард медлил долгие секунды, показавшиеся мне вечностью, но под лихорадочными поцелуями, которыми я покрывала его губы, лицо и шею, сдался. Я услышала судорожный вздох, а затем стремительно оказалась лежащей под крепким мужским телом, вдавливающим моё хрупкое в матрас, словно перекрывая попытки сбежать, если вдруг передумаю.