Наверно, я часами просидел за своим маленьким столом, потрясенный потерей. Еще несколько часов я без сна метался по жесткой постели, стараясь уснуть. Вспомнив легкий ласковый жест отца, я разразился слезами, и каким облегчение стала способность плакать – облегчить тяжесть, которая легла на мое молодое сердце.
После последнего приступа горя я уснул, утомленный своими эмоциями, и проснулся гораздо поздней, чем обычно.
Несколько мгновений я лежал, глядя на яркое утреннее солнце, и печаль, которую я забыл в сладком сне, хлынула на меня, как поток, и я заплакал от одиночества и горя из-за ужасной судьбы моего дорогого отца. Но вскоре с эластичностью молодости я смог взять себя в руки и стал думать о будущем. Потом вспомнил, что мы с миссис Рэнк должны войти в комнату капитана и посмотреть его имущество, и начал торопливо одеваться, чтобы как можно быстрей выполнить эту печальную обязанность. Воспоминание о нелепых требованиях этой женщины вызвали у меня слепой гнев. С представлением о честности моего отца несовместима мысль о том, что он все эти годы оставался в долгу, и я решил заплатить ей каждое пенни, которых она требовала, чтобы честь капитана и после его смерти оставалась незапятнанной, какой была при жизни.
Как только я был готов, я спустился в жилую комнату, где миссис Рэнк сидела в кресле-качалке точно так же, как накануне вечером. Она всегда вставала рано, и я заметил, что она уже позавтракала, оставив мне на очаге кусок бекона и кукурузный хлеб.
Она не ответила на мое «доброе утро, тетя», поэтому я взял тарелку с очага и молча позавтракал. Мне совсем не хотелось есть, но я был молод и чувствовал потребность в пище. Миссис Рэнк заговорила, только когда я кончил есть.
– Можем пойти в комнату капитана и покончить с этим, – сказала она. – Естественно, что я хочу знать, получу ли свои деньги, которые потратила на твое содержание.
– Хорошо, – сказал я.
Она выдвинула ящик высокого бюро и достала оттуда маленькую шкатулку слоновой кости. Я знал, что в ней ключи, принадлежавшие моему отцу. Никогда раньше миссис Рэнк не трогала их, потому что капитан всегда запрещал ей и всем остальным заходить в комнату в его отсутствие. Даже сейчас, когда он мертв, казалось нарушением его желаний, когда эта женщина схватила ключи и направилась к дверям священной комнаты. Она сразу открыла замок и распахнула дверь.
Я нерешительно подошел и заглянул через ее плечо. Я иногда видел содержимое этого небольшого помещения, наполовину спальни, наполовину кабинета, и даже раз или два совсем маленьким заходил сюда в поисках отца. Мне показалось, что комната в полном порядке, но она пуста, в ней нет того, что было раньше. Должно быть, отец в тайне убрал большинство ящиков, стоявших вдоль стен, потому что они все исчезли, кроме одного большого морского сундука.
Вид этого сундука, однако, успокоил меня, потому что именно в нем, по словам отца, я должен искать свое состояние, если с ним что-то случится.
Старуха сразу подошла к сундуку, достала из шкатулки маленький ключ, вставила его в замок и с грохотом отбросила крышку.
– Вот твое состояние, – насмешливо сказала она. – Попробуй его найти.
Я наклонился, глядя в сундук. В одном конце лежала старая библия, в другом – сломанный компас. И все.
Женщина посмотрела на мое изумленное лицо и насмешливо рассмеялась.
– Еще одна ложь капитана, – сказала она. – Он лгал тебе об этом доме, лгал о том, что взял меня из милости, и лгал о состоянии в этом сундуке. Должна сказать, что капитан Стил был лжецом!
Я отшатнулся, с ужасом глядя в ее возбужденные глаза.
– Как вы смеете так говорить о моем отце! – в гневе воскликнул я.
– Как смею? – ответила она. – Да потому, что это правда, как можешь видеть сам. Твой отец обманывал тебя и обманывал меня. Я заплатила больше четырехсот долларов на твое содержание, думая, что в этой комнате достаточно, чтобы я могла получить их назад. А теперь я потеряю каждый пенни из этих денег, потому что поверила лживому морскому капитану.
– Вы не потеряете ни доллара! – возмущенно ответил я, стараясь подавить слезы негодования и возмущения. – Я заплачу вам каждый цент из этих денег, если буду жив.
Она с любопытством и с жесткой улыбкой посмотрела на меня.
– Как? – спросила она.
– Буду работать и заработаю.
– Фу! Сколько может заработать такой мальчик? И что будет, пока ты зарабатываешь эти деньги? Одно ясно, Сэм Стил: ты больше не можешь здесь жить за счет старой бедной женщины, которая и так потратила на тебя четыреста долларов. Ты должен найти себе другое место.
– Я это сделаю, – сразу ответил я.
– У тебя есть три дня, – продолжала она, снова запирая комнату, хотя теперь для этого не было никаких причин. – И можешь взять с собой одежду, которая на тебе. Никто не скажет, что Джейн Рэнк не вела себя как христианка, хотя ее ограбили. Но если ты сможешь что-нибудь заработать, Сэм, надеюсь, ты вспомнишь, что ты у меня в долгу.
– Не забуду, – холодно сказал я и сказал искренне.
К моему изумлению, миссис Рэнк издала странное хихиканье – наверно, это должно было означать смех, хотя раньше я никогда не слышал, чтобы она смеялась. Это настолько меня возмутило, что я воскликнул: «Позор!», схватил шапку и выбежал из дома.
Дом стоял на небольшом холме лицом к заливу, и до края деревни Баттерафт было не менее четверти мили. От наших ворот дорога вела вниз по холму через небольшую рощу, здесь она разделялась, одна ветвь вела на берег, где стояли корабли, а другая через луг вела к деревне. Под деревьями отец построил широкую скамью, выходящую на залив, и здесь часами сидел, любуясь видом, а листва деревьев защищала его от горячего солнца.
Уйдя от миссис Рэнк, я направился к этой скамье – моему любимому месту отдыха, потому что его любил отец. Я был ошеломлен, неожиданно узнав, что я нищий; сразу после смерти отца эта новость ввергла меня в новое отчаяние. Но я понимал, что мне нужно действовать быстро, потому что женщина дала мне только три дня, и гордость не позволяла мне дольше оставаться в доме, где меня считали обузой. Поэтому я решил посидеть под деревьями, и решить, куда идти и что делать.
Но подходя к этому месту, я с удивлением обнаружил, что на скамье сидит человек. Он, несомненно, чужак в Баттерафте, потому что раньше я его никогда не видел, поэтому я пошел медленней, думая, что он поймет, что находится на частной земле, и уйдет.
Он не обращал на меня внимания, стругал палочку большим складным ножом. Он невысокий, коренастый, среднего возраста. Круглое лицо во всех направлениях изборождено морщинами, и волосы на висках редкие и седые. Он в синей фланелевой рубашке с черным платком, завязанным на горле; но, помимо этого у него самая обычная одежда, и я не мог решить, моряк ли он или сухопутный житель.
Главной привлекательной чертой в этом незнакомце было веселое выражение лица. Хотя теперь я был совсем рядом, он по-прежнему не обращал на меня внимания, но, продолжая стругать, громко рассмеялся: по-видимому, думал о чем-то веселом.
Я хотел пройти мимо него и спуститься на берег, где мог бы найти место, чтобы подумать в одиночестве, когда этот человек посмотрел на меня и подмигнул одновременно доверительно и загадочно.
– Ты Сэм? – спросил он, снова рассмеявшись.
– Да, сэр, – ответил я, возмущенный его фамильярностью и думая, откуда он может меня знать.
– Сын капитана Стила, как я полагаю? – продолжал он.
– Он самый, сэр, – сказал я и сделал шаг дальше.
– Садись, Сэм, торопиться некуда.
И он показал на скамью рядом с собой.
Я послушался, гадая, что ему нужно от меня. Повернувшись ко мне, он снова забавно подмигнул, потом стал серьезен и опять принялся строгать.
– Могу ли я спросить, кто вы, сэр? – сказал я.
– В этом нет никакого вреда, – ответил он с улыбкой, которая сделала его морщинистое лицо очень смешным. – Никакого вреда во всем мире. Меня зовут Набот Перкинс.
– О, – сказал я без особого интереса.
– Полагаю, ты никогда не слышал это имя?
– Нет, сэр.
– Ты помнишь свою мать?
– Очень немного, сэр, – ответил я, все более и более удивляясь. – Знаете, я был почти младенцем, когда она умерла.
– Знаю. – Он кивнул и как-то странно хмыкнул. – А ты знаешь, как звали твою маму до того, как она вышла за капитана?
– О, да! – воскликнул я, неожиданно сообразив. – Ее звали Мэри Перкинс.
Мое сердце сильно забилось, и я внимательно и умоляюще посмотрел на человека рядом с собой.
Набот Перкинс был охвачен новым приступом своеобразного веселья, плечи его поднимались и опускались, пока он не начал кашлять, и какое-то время я опасался, что он задохнется насмерть, не справившись с конвульсиями. Но вот он перестал кашлять и вытер слезы с глаз ярко-красным платком.
– Я твой дядя, парень, – сказал он, как только смог говорить.
Поистине, это новость, и она меня очень удивила.
– Почему я никогда раньше о вас не слышал? – спросил я.
– Не слышал? – с явным удивлением спросил он.
– Никогда.
Он внимательно осмотрел свою палочку и сделал на ней новый надрез.
– Ну, во-первых, – сказал он, – я с самого рождения никогда не был в этих местах. Во-вторых, вероятно, ты был слишком мал, чтобы помнить, даже если Мэри говорила о своем единственном брате до того, как умерла и покинула этот подлунный мир. И, в-третьих и в-последних, капитан Стил был такой человек, который мало о чем говорил, поэтому можно думать, что он никогда не говорил о своих родственниках. А?
– Наверно, это так, сэр.
– Вполне вероятно. Однако очень странно, что капитан не сказал обо мне ни слова, ни плохого, ни хорошего.
– Вы были другом моего отца? – с тревогой спросил я.
– Можно сказать, – уклончиво ответил мистер Перкинс. – Друзья бывают разные, от простых знакомых до любимых. Но мы с капитаном не были врагами, и десять лет назад я был его партнером.
– Его партнером! – удивленно воскликнул я.
Маленький человек кивнул.
– Его партнером, – с удовлетворением повторил он. – Но наши отношения были на строго деловой основе. Мы не якшались, не сплетничали, не хлопали друг друга по спине. Так что, честно говоря, не могу сказать, что мы были друзьями, Сэм.
– Понимаю, – ответил я, поверив в его объяснение.
– На этот раз я приехал сюда, – продолжал мистер Перкинс, обращаясь к ножу, который держал на ладони, – чтобы поговорить с капитаном Стилом по важному делу. Он согласился встретиться со мной. Но вчера вечером я встретился в таверне с Недом Бриттоном и впервые услышал, что «Сарацин» отправился к Дэви Джонсу[2] и прихватил с собой капитана. Поэтому я пришел сюда, чтобы поговорить с его сыном и моим единственным племянником.
– Почему вы не пришли в дом? – спросил я.
Мистер Перкинс подмигнул мне, его плечи снова затряслись, и я испугался, что начнется новый приступ кашля. Но неожиданно он остановился и несколько раз серьезно кивнул.
– Женщина! – тихо сказал он. – Терпеть не могу женщин! Особенно старух, склонных к спорам, как сказал о ней Нед Бриттон.
Я разделял его чувства и сказал ему об этом. Дядя посмотрел на меня ласково и дружелюбно сказал:
– Сэм, мой мальчик, я хочу все рассказать о себе, чтобы ты поверил, что я твой родной дядя, но сначала расскажи мне о себе. Теперь ты сирота и сын моей покойной сестры, и я единственный настоящий друг, который у тебя есть в мире. Рассказывай.
В личности Набота Перкинса было что-то вызывавшее доверие, а может, мне в одиночестве просто необходим был друг, поэтому я поверил дяде. Во всяком случае я без колебаний рассказал ему все о себе, включая свое горе о смерти отца и о неожиданном открытии, что я нищий и в долгу у миссис Рэнк.
– Отец часто говорил мне, – закончил я, – что дом принадлежит мне и зарегистрирован на имя миссис Рэнк, потому что он считал ее честной и думал, что в его отсутствие она будет защищать мои интересы. И еще он говорил, что в его комнате много ценных вещей, которые он собирал годами, и что одного содержимого старого морского сундука хватит, чтобы я был независим. Но когда мы сегодня утром осмотрели комнату, из нее все исчезло, а сундук был пуст, и я не знаю, что об этом думать. Я уверен, что отец никогда не лгал, что бы ни говорила миссис Рэнк.
Дядя Набот медленно и неровно засвистел моряцкий хорнпайп. Закончив последней дрожащей нотой, он сказал:
– Сэм, у кого были ключи от комнаты и от сундука?
– У миссис Рэнк.
– Ммм… Была ли комната темная, вся покрыта пылью, когда ты вошел в нее сегодня утром?
– Нн… не думаю, – ответил я, старясь вспомнить. – Нет! Теперь я вспомнил. Шторы были подняты, комната выглядела чистой и в порядке.
– Известно, – выразительно сказал мистер Перкинс, – что моряки не умеют содержать свои комнаты в порядке. Капитана не было больше пяти месяцев. Если бы все было нормально, на всем должен быть толстый слой пыли.
– Конечно, – очень серьезно сказал я.
– В таком случае, Сэм, следует предположить, что, пока ты спал, эта женщина вошла и забрала все, что могла. Капитан Стил не солгал тебе, мой мальчик. Но он допустил ошибку, считая эту женщину честной. Она воспользовалась тем, что капитан умер и ничего не может доказать. И ограбила тебя.
У меня и раньше было такое подозрение, и поэтому я не слишком удивился словам дяди.
– Можно ли заставить ее все вернуть? – спросил я. – Если она сделала такое злое дело, мы должны ее обвинить и заставить вернуть все, что принадлежит мне.
Дядя Набот медленно встал со скамьи, плотно надел на голову фетровую шляпу, одернул свой жилет в клеточку и решительно сказал:
– Жди здесь, а я навещу тигрицу в ее логове и посмотрю, что можно сделать.
Он глубоко вдохнул, повернулся и пошел по тропе к дому.