Держали пари.
– На бутылку, конечно, – Совершаев осклабился.
– Добро, – подумав, согласился Кропонтов.
Спорили на лестнице. Мужичков попросили курить за дверь.
Все началось с досады, которую вызвал у пьющего Совершаева непьющий Кропонтов. Сам Совершаев накушался всласть.
– Что ты сосешь лимонад? – спросил он с упреком. – Засохнуть боишься?
– Подохнуть, – ответил Кропонтов, утирая рот. – Я под химзащитой.
Совершаев погладил себя по лысому черепу.
– Это же фикция. Кто же позволит в Расее кодировать насмерть? Людей не останется.
– Ну, пусть не насмерть, а худо будет так, что лучше не надо.
Когда выходили за дверь, Совершаев обнимал Кропонтова за плечи:
– Я тебе сочувствую. Мне ведь обидно – понимаешь?
Техорский, который подслушивал, стряхнул себе под ноги пепел и с преувеличенной рассудительностью произнес:
– Вот ты говоришь: химзащита, таблетка. Сколько, по-твоему, эта таблетка будет болтаться в организме? Думаешь, год? Ее давно там нету…
С ним согласился Удыч, краснолицый детина в гавайской рубахе, расстегнутой до пупа:
– Нет там ничего, ясное дело. Мелкий гипноз. И сами мы мелкие, мнительные.
Кропонтов не особенно возражал.
– Может быть, может быть, – кивал он грустно. – Но мне-то какая разница, от чего загибаться? От таблетки или от гипноза.
– Хочешь пари? – не отставал Совершаев. – Прямо сейчас, через десять минут я сниму с тебя всю твою защиту. И ты снова станешь нормальным человеком. Выпьешь с чистой совестью…
– Ты? Снимешь защиту? Не верю, – взволнованный Кропонтов покраснел.
– Не веришь? Точно? Все свидетели! Кто разобьет?
– Давай, —Техорский выступил, растоптал сигарету и разрубил им руки, сцепившиеся в полудоверительном рукопожатии.
Войдя в комнату, Совершаев прищурился на курлыкавших женщин.
– Пойдем на кухню, – решил он. – Здесь нам не позволят.
На кухне он приказал Кропонтову смотреть в окно.
– Ты не должен видеть. Через минуту все будет готово…
Кропонтов с надеждой глядел на полосатые качели.
– Прошу! – Совершаев, улыбаясь, развернул его к кухонному столу. Там стояли два стакана, доверху налитые едучим оранжадом. – Начинаем экзорцизм!
Удыч и Техорский караулили в дверях, не допуская дам.
– В одном стакане лимонад, в другом – тоже шипучка, но я добавил рюмку водки. Сейчас ты возьмешь один из них наугад и выпьешь.
Кропонтов задумался.
– Давай, – прохрипел Удыч, почесываясь о косяк. – Мы поможем, если что.
– Как вы поможете? – огрызнулся Кропонтов.
Он осторожно взял правый стакан и принюхался.
– Как будто лимонад, – произнес он с опаской.
– Конечно, лимонад, – Совершаев сделал серьезное лицо. – Пей, не дрожи.
– Ты будешь отвечать, если что, – предупредил Кропонтов.
– Я свидетелем пойду, – пообещал Техорский.
Кропонтов поморщился. За Техорским водились мутные дела, и его свидетельство не внушало доверия.
– Ну, я пью, – стакан опустел.
Удыч слегка напрягся, ему хотелось обонять беду.
– Я время засек, – предупредил он.
– А чего его засекать, – улыбнулся Совершаев. – Можно еще покурить. А то и к столу сходить.
В гостиной допели «катюшу».
– Вы тама где? – донеслось оттудова, вавакая ради народности добавочным слогом.
– Мы тама здесь, не грустите, – откликнулся Удыч.
Кропонтов присел на табурет. Он прислушивался к себе и не слышал ничего тревожного.
– Мне давали три минуты на рвоту, – пробормотал он, растирая себе грудь. – Если что-то нечаянно попадет. Через три минуты – хана.
Совершаев высунул ленточный язык:
– Ме! Уже пять прошло! Ты выпил водку. Ты мне должен пузырь.
– Да? Точно? Там была водка?
– Была, – подтвердил Техорский.
– Уфф! Как все просто! Это невозможно! – удивился Кропонтов. – Спасибо тебе, старина, – Кропонтов прижал руки к сердцу. – Гора с плеч.
– Запей, – причмокнул Совершаев, кивая на второй стакан.
– Да, – согласился тот, послушный, как добрая лошадь возле желоба с питьем, – я переволновался, во рту сушит.
Он выхлебал фанту, и Совершаев раскатисто рявкнул:
– Шутттка! В первом ничего не было! А вот сейчас – лети к горшку!
Кропонтов пригнулся и бросился в коридор, ударился в Удыча, ворвался в уборную; запираться не стал и повалился на колени, засовывая в рот пальцы.
– Э-э! Бе-е! – Кропонтов подался назад. Его голова, закачавшаяся в метре от пола, откинулась в коридор и надрывно пожаловалась: – Не рвется! Никак! Что же делать-то? О-о-о!
– Что у вас там? – закричали из обеденной комнаты.
– Ерунда, балуемся! – крикнул Техорский. – Сейчас придем!
– Вызовите ноль-три, – Кропонтов стоял на четвереньках и глубоко дышал. – Мне плохо. Сейчас я умру.
– Не умрешь, – Совершаев легонько наподдал ему в зад. – Жив человек, что и требовалось доказать.
– Что такое? Что такое? – причитал Кропонтов. Его лицо побагровело, глаза выкатились. Он окончательно запутался.
– Ничего. Водка была в первом стакане. И ты живой. А во втором ее не было. Я пошутил.
Кропонтов смотрел недоверчиво и чуть не плакал:
– Врешь!
– Вот те крест, – Совершаев перекрестился на латинский манер. – Иди, проверяй. Выпей еще чего-нибудь. Как человек. Просто иди и пей на здоровье.
В дверях он придержал Удыча и шепнул:
– Там везде было чисто.
– То есть? – Уши Удыча дрогнули, как лиловые мозолистые бабочки.
– Без водки. Один лимонад, в обоих стаканах.
– Да? А ему не поплохеет? – Удыч быстро заглянул в столовую, где Кропонтов, счастливый и радостный, поднимал рюмку.
– Не гони. Ты же сам говорил, что гипноз.
Кропонтов проглотил водку и налил другую. Через секунду послышался звон. Жена Кропонтова, еще недавно тоже счастливая, бросила вилку при виде супруга, который набирался беспроблемно и с упоением. Кропонтов смежил веки и блаженно почавкал.
– Не все коту масленица, – сообщил он многозначительно. Жена, несмотря на неряшливое смешение зоологических полов, поняла намек. Она всплыла над столом, как шаровая молния. И съездила по морде почему-то Техорскому.
Женщины загудели.
– Тихо, бабоньки! – пропел Совершаев, садясь одесную Кропонтова. – Не надо шуметь! Выпьем!
– Свинья ты скотская, – отозвалась очередная жена, уже его собственная.
– Ну и рот закрой, – Совершаев чокнулся с Кропонтовым. Удыч вздохнул и наполнил себе фужер.
– Да пусть они тут ужрутся, – сказала любительница Удыча, особа беспечная и склонная доверять мировым жерновам, перетирающим беды. – Пойдемте, девки, гулять. Пускай остаются. Мы себе новых кавалеров найдем.
Совершаев серьезно кивнул и фыркнул. Техорский сосредоточенно ел, он пришел один. Он всем своим видом излучал одобрение приспевших перемен.
– Г-галя! – проревел красный Кропонтов, отваливаясь от рюмок и ножей.
Хлопнула дверь.
– Вот и славно! – Совершаев потер ладони. – Это, брат, бабий заговор был, – он обращался к разомлевшему Кропонтову. – Черта с два! Правда?
– Спасибо, спасибо тебе, – твердил спасенный Кропонтов.
– Это дело святое, – вмешался Техорский, утирая салфеткой тараканьи щупики. – Ты его не благодари. Он и не сделал ничего, это же пустяк.
– Вроде боя с тенью, – невнятно согласился Удыч: у него был набит рот.
– Бой с тенью не пустяк, – возразил Техорский, орудуя корочкой в соусе. – Это его химзащита оказалась пустяк, – он дернул брыластой щекой в сторону Кропонтова. – Потому что никакой химзащиты не было. А бой с тенью – это совсем другое. Я, например, знаю одного колдуна. Вот он понимает в тенях.
– Полный приворот, – чавкнул Удыч. Он резво подметал заливное. – Расклад Сета, ням-ням. Возвращение любимых. Гарантия. Вход три рубля.
– Ошибаешься, – Техорский разлил водку по рюмкам. – Он не дает объявлений. Но все, кому надо, его знают. И помалкивают. Он работает на дому, без афиш и реклам.
– Хорошо, что моя не знает, – заметил Кропонтов, который до сих пор не мог поверить в чудесное избавление. – Иначе мне бы вот! – Кропонтов провел ладонью по горлу.
Совершаев, от выпитого взопревший, посмотрел на него с жалостью:
– Ничччему ты не научился, – молвил он горестно. – Напрасно я старался. Сведут тебя к какому-нибудь… надомнику. И станешь… кастрат кастратом. Что за мужик, которому не выпить? Это ж как без яиц, – он тупо уставился на скатерть, которую, ликуя, успел заляпать.
Техорский погрозил пальцем:
– Говорю вам! Этот колдун – настоящий. Он вернул в семью Красильникова. Его баба пришла, колдун ей говорит: поставлю скобку. Скобу такую, астральную, невидимую. И он вернется, и никуда от вас не уйдет. Правда, толку от него будет мало – сядет в углу и будет сидеть. И сам не будет знать, зачем с вами живет. Как предмет какой будет в доме – телевизор там, или шкафчик. Она говорит: пускай сидит. Ну, колдун сделал, как просили. И вот Красильников дома. В тот же вечер вернулся. Ходит тихий, налево не смотрит. Никуда не смотрит.