Глава III Прощание с родиной
В течение следующей недели мнение Седрика о преимуществах своего нового положения значительно упрочилось. Мальчик никак не мог привыкнуть к тому, что любое его желание может быть немедленно исполнено. И только после долгих разговоров с адвокатом он наконец понял, что может удовлетворить свои первоочередные пожелания, – и принялся делать это с такой простотой и радостью, что совершенно очаровал мистера Хэвишема.
За неделю до отъезда мальчик успел сделать многое. Адвокат долго потом вспоминал то утро, когда они вместе посетили торговку «древнего происхождения». Остановившись перед ее лотком, мальчик сообщил ей, что она получит навес, и печку, и плед, и много денег. Старухе все это показалось настоящим чудом.
– Это потому, что я должен поехать в Англию и сделаться графом, – объяснял ей Седрик самым ласковым голосом, – и мне не хотелось бы беспокоиться о ваших ногах всякий раз, когда пойдет дождик. У меня-то кости никогда не болят, поэтому я не могу в точности знать, насколько это мучительно. Но я очень сочувствую вам и надеюсь, что теперь вам будет лучше!
– Я должен поехать в Англию и сделаться графом, – объяснял Седрик самым ласковым голосом.
Торговка чуть не лишилась чувств от радости и никак не могла поверить свалившемуся на нее счастью.
– Она очень хорошая, – сообщил мальчик мистеру Хэвишему, когда они удалились от лотка. – Однажды, когда я упал и разбил себе колено, она подарила мне яблоко. Я всегда буду помнить ее за это. Ведь всегда помнишь людей, которые сделали тебе добро!
В честной маленькой головке и мысли не возникало, что на свете есть люди, забывающие сделанное им добро.
Свидание с Диком тоже было очень трогательным. В этот день Дик крепко повздорил с Джеком и пребывал в крайне мрачном настроении. Он почти онемел от изумления, когда Седрик спокойно объявил, что пришел положить конец всем бедствиям чистильщика обуви.
Мальчик просто и непринужденно сообщил своему другу, о чем идет речь. Мистер Хэвишем, который стоял немного поодаль и слушал, был чрезвычайно тронут той прямотой, с которой маленький лорд поведал Дику суть дела.
Известие о том, что его давний друг оказался лордом и что со временем может даже сделаться графом, заставило Дика широко раскрыть глаза и рот. Он так тряхнул головой, что с нее даже шляпа свалилась. Поднимая ее, Дик произнес фразу, смутившую мистера Хэвишема, но никак не взволновавшую Седрика:
– Ага! Ладно врать-то!
Маленький лорд стойко выдержал насмешку:
– Все сперва думали, что это неправда. Мистер Хоббс даже решил, что со мной случился солнечный удар. Сначала это мне не нравилось, но теперь я привык, и мне даже приятно. Нынешний граф – мой дедушка, и он хочет, чтобы я делал все, что пожелаю. Он очень добрый, хотя и граф, и он прислал мне много денег с мистером Хэвишемом. Я принес немного, чтобы вы выкупили у Джека свою долю.
Буквально через полчаса Дик стал хозяином своего дела, владельцем нескольких новых щеток и самой удивительной вывески. Ему было так же трудно поверить в свое счастье, как и торговке яблоками: он чувствовал себя так, будто в любую минуту может очнуться ото сна. Казалось, он едва понимал, что с ним происходит, но тут Седрик, собираясь уходить, протянул ему руку на прощание.
– Итак, прощайте, – сказал он, в его голосе слышалась легкая дрожь, хотя он и старался говорить твердо. – Я надеюсь, что ваше дело будет успешным!.. Я должен уехать и покинуть вас, но, может быть, вернусь, когда буду графом… И мне очень хочется, чтобы вы писали мне, потому что мы всегда были хорошими друзьями. Вот адрес, куда надо посылать письма, – и он протянул Дику клочок бумаги. – А мое имя теперь уже не Седрик Эррол, а лорд Фаунтлерой. И… и… прощайте, Дик…
Дик заморгал глазами, и его ресницы сделались влажными. Он был необразованным чистильщиком обуви, ему было трудно высказать то, что он чувствовал. Он и не пытался ничего говорить, а только моргал глазами и глотал неожиданно подступивший к горлу комок.
– Жаль, что вы уезжаете от нас, – наконец произнес он хриплым голосом, затем посмотрел на мистера Хэвишема и, дотронувшись до своей шляпы, сказал: – Благодарю вас, сэр, за то, что вы привели его сюда, и за то, что вы сделали… Он… он такой забавный малютка, такой удивительный человечек…
Седрик с адвокатом ушли, а чистильщик все смотрел им вслед грустным, ласковым взглядом, и в его глазах все еще стоял туман, и комок все так же сдавливал горло при виде маленькой фигурки, бодро шагавшей рядом со своим высоким провожатым.
До самого отъезда юный лорд все свободное время проводил в лавке мистера Хоббса.
Бакалейщик погрузился в уныние, он буквально пал духом.
Когда мальчик принес ему прощальный подарок в виде золотых часов с цепочкой, мистер Хоббс не сумел надлежащим образом выразить свою признательность. Он положил футляр на свои могучие колени и несколько раз громко высморкался.
– Там, внутри футляра, написаны слова, – сказал Седрик. – Я сам объяснил тому человеку, что он должен написать: «От старинного друга, лорда Фаунтлероя, мистеру Хоббсу. Взглянув на часы, вспомните меня». Я не хочу, чтобы вы меня забыли!
Мистер Хоббс опять громко высморкался.
– Я не забуду тебя, – сказал он слегка охрипшим голосом, таким же, как говорил, прощаясь, Дик. – И ты не забудь меня, когда попадешь к английским аристократам…
– С кем бы я ни был, я не забуду вас! – заверил своего друга маленький лорд. – Я провел с вами самые счастливые часы моей жизни, или, по крайней мере, несколько самых счастливых часов. Надеюсь, что вы когда-нибудь приедете ко мне. Я уверен, что мой дедушка будет очень рад вас видеть. Он обязательно пригласит вас, когда я расскажу ему о нашей дружбе. Это ведь ничего, что он граф? Я хочу сказать, вы ведь не откажетесь приехать только потому, что он аристократ?
– Я приеду, чтобы повидать тебя, – милостиво кивнул бакалейщик.
Было решено, что если мистер Хоббс получит настоятельное приглашение от графа приехать на несколько месяцев в замок Доринкорт, то он забудет свои республиканские предрассудки, уложит чемодан и отправится в путь.
Наконец все было готово к отъезду. Наступил день, когда сундуки увезли на пароход, а перед домом остановился экипаж. И тут мальчиком овладело странное, непривычное чувство грусти. Миссис Эррол на некоторое время заперлась в своей комнате, а когда она спустилась вниз, глаза ее казались очень большими и влажными, а нежные губы слегка дрожали.
Седрик подошел к матери, она наклонилась к нему, и они обнялись. Седрик чувствовал, что им обоим отчего-то грустно, но едва ли он полностью сознавал, отчего именно. Однако нежное сердечко подсказало ему нужные слова.
– Мы любили этот маленький домик, Дорогая, не правда ли? – сказал он. – Мы всегда будем любить его, – да?
– Да… да, – прошептала миссис Эррол. – Да, мой милый…
А потом они сели в экипаж. Седрик уселся как можно ближе к маме, и когда она оглядывалась назад, он смотрел на нее и гладил ее руки.
Вскоре они оказались на пароходе, посреди невероятной суматохи: экипажи подъезжали к пароходу и оставляли пассажиров; люди делали распоряжения по поводу багажа, который еще не прибыл и мог опоздать; носильщики поднимали огромные сундуки и ящики и втаскивали их на корабль. Матросы разворачивали канаты и спешили по своим делам, офицеры командовали. Леди, джентльмены, дети и няньки толпились на палубе: одни смеялись и смотрели весело, другие были молчаливы и грустны. Многие плакали и вытирали глаза платками.
Седрик на каждом шагу находил для себя что-нибудь интересное. Он смотрел на груды канатов, на укрепленные паруса, на высоченные мачты, которые, казалось, почти касались голубого неба. Мальчик начал обдумывать, как будет разговаривать с матросами и выспрашивать у них сведения о пиратах.
Перед самым концом погрузки Седрик стоял, облокотившись на перила верхней палубы. Он наблюдал за последними приготовлениями и беготней матросов и носильщиков, когда его внимание было привлечено легким волнением в группе пассажиров неподалеку от него. Кто-то торопливо расчищал себе дорогу в толпе. Это был подросток с чем-то красным в руке. Дик!
Совершенно запыхавшись, он подбежал к Седрику:
– Я бежал всю дорогу, чтобы проводить вас… Мои дела идут в гору. Я купил это для вас на те деньги, что вчера выручил. Носите его, когда очутитесь на морских волнах. Обертку я потерял, когда пробивался по лестнице. Они не хотели меня пускать. Это носовой платок.
Все это Дик выпалил без остановки. Зазвенел звонок, и он бросился обратно, прежде чем Седрик успел сказать хоть слово.
– Прощайте! – крикнул он. – Носите его!
Дик юркнул вниз и исчез.
Через несколько мгновений Седрик увидел, как он проталкивается через толпу на нижней палубе. Дик спрыгнул на берег, когда уже начали убирать сходни, и принялся махать шляпой.
Седрик посмотрел на платок, который держал в руке. Он был из ярко-красного шелка с рисунком из подков и лошадиных голов.
Поднялась еще бо́льшая суматоха. Люди с пристани кричали своим друзьям, а пассажиры на пароходе тоже отвечали им: «Прощайте, прощайте, друзья!» Каждый, казалось, говорил: «Не забывайте нас! Пишите, когда прибудете в Ливерпуль! Прощайте! Прощайте!»
Маленький лорд наклонился вперед и замахал красным платком.
– Прощайте, Дик! – громко кричал он. – Благодарю вас! Прощайте!