Маленький Будда. Простая мудрость для решения сложных жизненных вопросов - читать онлайн

Кем бы вы ни были, чем бы ни обладали, чего бы ни достигли, – в определенный момент жизни вы страдали. Из шести основных эмоций, которые выделяют психологи, – счастье, грусть, удивление, страх, отвращение и гнев – большинство связаны с болью.

Многие из нас знают, что наши бабушки были правы, говоря: «И это тоже пройдет». Но когда мы страдаем, нам так не кажется. Когда гормоны, вызванные болью, захлестывают наше тело, вынуждая нас подчиниться инстинкту выживания, нам иногда кажется, что после случившейся катастрофы наша жизнь больше не будет такой, как прежде. Нам кажется, что выстроенный нами мир окончательно рухнул. Если мы перестанем сильно тревожиться, то, скорее всего, ситуация никогда не изменится. Если мы не будем достаточно злиться, значит, мы смирились с тем, что произошло. Если нам не будет достаточно больно, значит, мы открыты к тому, чтобы встретиться с еще большим страданием.

Верно?

Нет, так это не работает. Даже если нам кажется, что, испытывая эти эмоции, мы правы мы не сможем освободиться от них, постоянно варясь в этом. Стресс не помогает нам найти решение, а тем более решение рациональное. Гнев не наказывает людей или обстоятельства, которые нас ранили. Он наказывает только нас. И горечь не защищает от новой боли. Скорее она заставляет страдать еще больше.

Эмоции – не решение наших проблем, однако мы должны позволить себе их испытывать. Подавление эмоциональной боли зачастую лишь усугубляет ее. И именно в такие моменты все становится очень запутанным: если мы не должны сопротивляться своим чувствам, как знать, в какой момент отпустить их? Как одновременно позволить себе чувствовать то, что мы должны почувствовать, и быть уверенными, что мы не упускаем момент здесь и сейчас?

В 2003 году я арендовала небольшую студию без мебели в Нью-Йорке, всего на несколько недель, чтобы проверить, выживу ли я, если перееду сюда, стремясь осуществить свою мечту стать актрисой. Был август, и площадь Таймс-сквер походила на сауну, набитую людьми, вот только никто на месте не сидел, каждый пытался куда-то добраться, движимый чувством срочности, как это обычно бывает в Нью-Йорке.

Через пару часов после того, как я забрала ключи от квартиры, я вышла на улицу, чтобы снять деньги в банкомате и сделать покупки. Когда я направлялась в магазинчик на углу, Манхэттен вдруг погрузился в темноту. Я тогда еще не знала, что Нью-Йорк, как и другие главные города многих штатов, часто подвергался отключениям электроэнергии. Светофоры выключились, из-за чего образовались огромные пробки. Люди торопились попасть в магазины, чтобы запастись едой, зная, что в ближайшие часы они этого сделать не смогут. Это был полный хаос, и меня охватила паника.

У меня не было ни денег, ни запасов еды, ни свечек, ни плана действий. Я села на обочине, прислонившись к почтовому ящику, и попыталась восстановить дыхание. Очевидно, я скорее хрипела и сипела, чем вдыхала и выдыхала, поскольку один мужчина присел на корточки рядом со мной, положил мне руку на плечо и спросил: «Эй, вы в порядке?» Я совершенно не рассчитывала на то, что он станет слушать мое нытье и жалобы о том, что я только что приехала, у меня нет при себе наличных денег, мне страшно, мне придется продавать свое тело за бутерброд, а потом за фонарик. Не моргнув глазом, этот мужчина дал мне пять долларов и показал, где находится ближайший магазин. Там я взяла бутылку воды, но на еду денег не хватало. Девушка на кассе дала мне половину жареной утки, записав на бумажке номер моей кредитной карты, чтобы списать оплату позже. Теперь у меня была вода и еда, и мне оставалось лишь позаботиться о свете. Я заглянула в ресторан и, рассказав свою историю бармену, вышла оттуда с семью чайными свечками.

Улочки, которые вели к месту расположения моей квартиры, становились все более оживленными. Поэтому я остановилась на площади Таймс-сквер, которая в темноте выглядела просто потрясающе. Теперь я знала, что все мои базовые потребности удовлетворены. Это было все равно что попасть за кулисы перед спектаклем на Бродвее и за иллюзией волшебства обнаружить искусственные конструкции. Действительно, это было очень похоже, поскольку вокруг музыкантов, устроивших на площади импровизированный спектакль, собралась самая разная публика. Я завела разговор с девушкой, сидящей рядом со мной, рассказав ей, как меня поразило, что жители Нью-Йорка оказались настолько милыми, дружелюбными и готовыми прийти на помощь, притом что им нужно было подумать и о своих собственных нуждах. Она ответила, что в трудные времена жители Нью-Йорка стоят плечом к плечу, особенно после событий 11 сентября. Вопреки сложившимся стереотипам, они заботятся друг о друге, очень сострадательны и отзывчивы.

Я не помню, как звали ту девушку, но никогда не забуду то, что она рассказала дальше: ее отец и парень погибли в рухнувших башнях-близнецах. В один и тот же день, меньше чем за два года до нашей случайной встречи, она потеряла двух самых дорогих ее сердцу людей. Говорят, смерть некоторых людей необъяснима и бессмысленна, особенно если представить, что эту смерть можно было предотвратить. Но смерть очень редко (если вообще когда-либо) имеет смысл, особенно если она наступает в результате столь бесчеловечных поступков. Я наблюдала за ней, сидящей рядом со мной, – сильной, цельной и ничем не отличающейся от меня или кого-либо другого, кто никогда не сталкивался с такой сильной болью. Я задавалась вопросом, как ей удавалось продолжать жить, выходить на улицу при дневном свете и оставаться настолько спокойной, зная по собственному опыту, что неожиданно снова может произойти какая-нибудь трагедия. Я смотрела ей прямо в глаза (что могло показаться вызывающим), пытаясь найти в них признаки всепоглощающего внутреннего смятения. Я подумала, что, возможно, пережив столь ужасную трагедию, она была лишь тенью самой себя, особенно учитывая, как мало времени минуло после такой страшной потери.

Затем я стала вспоминать, где сама находилась в тот момент, когда мне сообщили об атаках 11 сентября. Я мучилась язвой в своей постели; на моем ночном столике лежало шесть ампул с лекарствами, выписанными доктором, а я в смертельной скуке раздумывала над тем, кто придет на мои похороны проститься со мной, если вдруг я умру. Вот уже около 10 лет я проходила лечение и, несмотря на это, рассчитывала лишь на то, что проведу остаток своих дней одинокой, несчастной и запертой, словно узник оглушающей жестокости своего сознания. Я была пухленькой, не по годам развитой двенадцатилетней девочкой, когда мальчик впервые зажал меня в школьном коридоре, назвав при этом шлюхой. На протяжении многих лет я слышала, как парни и девчонки, по отдельности или в группах, называли меня «толстой шлюхой», хватая меня без моего согласия. В какой-то момент я стала верить в то, что в моем согласии нужды нет. Однажды какая-то девчонка из соседней школы сказала мне: «Я слышала, ты подумываешь над тем, чтобы сменить школу. Даже не пытайся. Всем и так уже известно, что ты грязная шлюха». С того момента я действительно поверила в то, будто всем, кого я встречала, каким-то образом уже давно было известно, насколько я жалкая и ничтожная. Через десять лет, когда мне было двадцать два, я все так же чувствовала себя в ловушке, под слоем стыда и сожаления, как под десятками наваленных друг на друга свинцовых фартуков, защищающих от рентгеновских лучей. Я пыталась избавиться от них, мучая себя голодом, объедаясь и толстея, я пила и боролась, но ничто не менялось и я продолжала чувствовать себя запертой в ловушке своего отвратительного и нелюбимого тела.

В тот день я позвонила своей тете, чтобы пожаловаться на собственные беды. Она была из списка постоянных слушателей, которые потакали моему отчаянию. Едва я начала рассказывать ей об обрушившихся на меня несчастьях, о том, какая я бедная и несчастная, как она перебила меня словами: «Лори, как ты можешь сейчас думать о себе? Разве ты не знаешь, что произошло в мире?» Я понятия не имела, что произошло. Я включила телевизор и увидела страшную картину. Там постоянно показывали, как падают башни, медленно разрушаясь, словно песочные замки. Часть меня отказывалась верить в то, что это было на самом деле. Я знала, что люди страдали и что это должно было вызвать мое негодование. Но я так долго подавляла свои чувства, что была почти неспособна испытывать что-либо к этим людям, таким далеким от меня и моей изнурительной апатии. Я консультировалась с докторами, психиатрами и фармацевтами. Я принимала антидепрессанты, регуляторы настроения и успокоительные препараты. Вся моя жизнь была посвящена тому, чтобы перестать чувствовать. Но как я могла быть свидетелем такой трагедии и ничего не чувствовать? А еще хуже было вот что: как я могла быть свидетелем этого и продолжать беспокоиться о том, чем я занималась и что чувствовала сама? Что со мной было не так, почему я была так сильно поглощена тем, чтобы понять, что со мной не так?

Как бы жестоко это ни звучало, но единственный выход – пройти через это.

Вот в чем суть эмоций: иногда мы сопротивляемся им, затем ничего с ними не делаем, испытывая еще больше чувств, вызванных нашими чувствами, и утопая в потоке реактивных эмоций. Мы вспоминаем о том, что случилось, и размышляем, какие наши поступки предшествовали (если предшествовали) тому, что произошло. Мы раздумываем над тем, что можно было сделать, чтобы избежать того, что произошло. Мы рассуждаем, чем мы заслужили это. Мы думаем, что это несправедливо, и сожалеем, что ничего нельзя вернуть назад, чтобы все изменить. Мы думаем о том, что, сделай мы другой выбор, исход событий был бы совсем иной. И после такого сопротивления мы спрашиваем себя, что с нами не так, почему мы вынуждены постоянно бороться с собственным эгоцентризмом. Ведь, в конце концов, в мире происходят и более ужасные вещи.

Как бы жестоко это ни звучало, но единственный выход из этого – пройти через это. Единственный способ перевернуть страницу – это действительно поверить в возможность иного бытия, знать головой и верить всем сердцем, что мы можем жить жизнью, которая не будет крутиться вокруг наших былых страданий или страхов будущих проблем. Находясь в своей саморазрушаемой точке отсчета, мы не всегда это понимаем, но однажды мы почувствуем себя лучше, если только позволим себе оставить все позади, пройти через это. Со временем ситуация улучшится, но только от нас зависит, сколько на это уйдет времени. Все зависит от того, когда именно мы примем решение изменить истории, которые мы рассказываем о своей жизни, когда мы решим уделять больше времени созданию жизни своей мечты вместо того чтобы жаловаться на свою тяжелую долю, когда мы поймем, что только наша собственная любовь, прощение и принятие может иметь глубокую исцеляющую силу.

Возможно, если я перестану пытаться контролировать степень своих страданий, я почувствую боль, которая научит меня тому, что мне нужно делать, чтобы больше любить жизнь и меньше нуждаться в боли.

Когда я наблюдала за моей новой подругой, такой уязвимой и такой стойкой одновременно, мне захотелось полюбить и исцелить ее. Это не было заметно, но я знала, что внутри у нее была трещина. Я представляла себе, сколько ночей она провела в одиночестве и боли, как горько она плакала, кричала, стенала. Я видела, как она теряла сознание на руках тех, кого любила, тех, кто выжил и понимал ее. Я хотела избавить ее от всего этого. Я хотела спасти ее от страданий, которые, насколько я могла себе представить, пожирали ее душу днем и ночью. Я хотела стать ее антидепрессантом. Я хотела притупить ее боль, сделать ее бесчувственной к реальности потерь.

И вдруг я поняла, что в тот момент ей не нужен был герой. В этот самый момент она существовала отдельно от своего трагического прошлого. Она не металась, не жила воспоминаниями и не боролась с несправедливостью этого мира. Она реагировала на то, что проживала прямо сейчас. Она ела пусть и завядший салат, слушала музыку, которая, похоже, ей нравилась, общалась со мной, абсолютно незнакомым человеком, разделившим с ней незабываемый опыт в сердце ужасно банальной Таймс-сквер. Ей не нужен был кто-то, кто навсегда избавил бы ее от боли, потому что она жила, впитывая в себя навсегда одну минуту за один раз.

Каждый из нас в каждое мгновение выбирает, на чем сосредоточить свое внимание и что сказать самому себе. Мы всегда будем хотеть больше хорошего, меньше плохого и больше власти над распределением этого. И хотя мы не можем изменить того, что неотъемлемая часть жизни – это страдание, можем контролировать, как долго мы будем его терпеть и что будем с ним делать.

В значительной степени вопрос о том, почему мы должны страдать, совершенно неуместен, поскольку это лишь затягивает принятие того, что есть. Но человек стремится понять. Если мы собираемся сделать выводы, то они должны быть полезными, помогающими нам справиться с болью и освободиться от нее. Думая об этом, я спросила в Твиттере: «Почему в мире так много страдания?»

Страдание – это учитель

Сопротивляться боли и избегать ее причин любой ценой – естественный человеческий инстинкт. На самом деле речь идет о биологической реакции на предполагаемую опасность, которая подсказывает нам, когда нужно бежать, спасая свою жизнь, а когда (в некоторых случаях) просто сидеть и переживать из-за того, что мы не можем бегать так быстро, как нам бы того хотелось. Еще у древних людей выработалась отлаженная реакция «бей или беги», которая позволяла выживать в этом опасном мире. Единственное различие между человеком современным и древним – в том, что на нас уже не нападают львы. Наши опасности сегодня – это любовные неурядицы или конфликты с коллегами по работе. Чаще всего, когда мы начинаем кричать или топать ногами, нашей жизни ничего не угрожает. Это лишь страх последствий, которые потенциально могут оказаться для нас неприятными. Умом мы понимаем, что ссора или проблемы на работе для нас не смертельны и что наш стресс никак не может изменить то, что было, или то, что будет. Но мы приучили себя, что нужно бороться, чтобы взять верх над обстоятельствами, а когда они нам не подчиняются, мы впадаем в панику. Иногда мы сами причиняем себе вред, чтобы убедиться, что никто и ничто не может нам навредить. Мы предпочитаем причинить боль себе сами, впадая в стресс, переживая страхи, просто чтобы быть уверенными, что готовы к тому, что что-то потенциально может причинить нам страдания.

Как только мы решим, что готовы выучить соответствующие уроки, мы сможем превратить во что-то хорошее почти все, что причиняет нам боль.

С другой стороны, исторически так сложилось, что мы романтизируем боль. Мы с упоением читаем истории тех, кто выжил, мы смотрим фильмы и видеозаписи в сети, рассказывающие истории успеха людей, прошедших тяжелые испытания, и, соединяясь со своим внутренним Ницше, утверждаем: что нас не убивает, то делает нас сильнее. В какой-то степени это неплохо, ведь так мы напоминаем сами себе, что можем оправиться и вернуться к нормальной жизни после трудных времен! Но это выглядит так, будто мы убеждаем себя: чем сильнее боль, тем сильнее наш дух. Или, иначе говоря, чем тяжелее путь, тем большее вознаграждение ждет нас в конце пути. Выглядит так, будто мы верим, что чем больше страдание, тем важнее урок и тем больше мы сможем предложить миру. Или, возможно, мы медлим, до изнеможения пытаясь справиться с хаосом, чтобы не признавать, как глубока пропасть между тем, кто мы есть, и тем, кем хотим быть.

В своей книге «Сила настоящего» Экхарт Толле объясняет, что мы цепляемся за свои проблемы, потому что они определяют нашу идентичность. Таков был и мой случай. На протяжении многих лет я направляла все свои страдания на желание исчезнуть. После того как я провела несколько недель, питаясь лишь безвкусной, низкокалорийной пищей с низким содержанием сахара, я испытывала острую боль в груди, будто мое сердце пыталось вырваться из своей темницы. Мышцы живота сжимались от внутренних спазмов этой пещеры, которой стал мой желудок, а мой разум кружился в психоделическом гипнотизирующем вихре. Влажная от пота и едва стоящая на ногах, я упала на пол рядом с ванной и молилась, чтобы брат или сестра прошли мимо моей двери и, услышав мой едва слышный зов, помогли добраться до постели. Я постоянно ждала, чтобы кто-нибудь пришел мне на помощь, но втайне надеялась, что никто не заподозрит, что в этом моя суть: я вечно нуждалась в том, чтобы меня спасали.

В конце концов я доползла до кухни. Там я прижалась щекой к прохладному кафелю и стала грызть соленое печенье. Я была уверена, что способна испытывать лишь телесную боль. Я была крайне слаба физически, к тому же при столь серьезном недоедании просто не было необходимости думать о чем-то другом, что могло причинить мне страдания. Ничто другое не было столь же опасным и угрожающим жизни. Тяжесть этой проблемы в сочетании со столь впечатляющей физической легкостью заслоняла реальность моей глубокой эмоциональной боли. Постоянно страдая, я была специалистом по избеганию боли. Прошли годы, прежде чем я поняла: возможно, перестав стремиться к контролю интенсивности своей боли, я смогу прочувствовать ее и она подскажет, что нужно сделать, чтобы больше любить жизнь и меньше нуждаться в боли. Я поняла: возможно, если я освобожусь от пыток, которые прежде помогали мне чувствовать себя в безопасности, я смогу преодолеть чувство дискомфорта, вызванное тем, что действительно беспокоило меня, и жить жизнью, в которой не будет места боли.

Когда мы осознаём, где именно у нас болит и почему (будь то физическая боль или эмоциональная), мы обретаем возможность понять причину этой боли и предпринять шаги к ее исцелению. Но это значит, что мы должны быть готовы отказаться от театральности, от комфорта и даже, возможно, от гордыни, которые идут рука об руку с нашей грустной историей. Они должны потесниться и дать место лучшей истории. Прежде чем мы извлечем уроки из нашей боли и привнесем в нашу жизнь позитивные изменения, нам нужно перестать стремиться к боли. Как только мы решим перестать цепляться за боль, гнаться за ней и контролировать ее, у нас появится огромная сила, способная изменить наш мир.

Как только мы решим, что готовы выучить соответствующие уроки, мы сможем превратить во что-то хорошее почти все, что причиняет нам боль. Если вы страдаете из-за проблем в отношениях, возможно, ваша боль пытается помочь вам найти в себе силы, чтобы расстаться. Если вы страдаете, потому что вам кажется, что вас никто не любит, ваша боль, возможно, пытается донести, что вам не нужно зависеть от одобрения других, чтобы почувствовать себя счастливым. Если вы страдаете от навязчивых мыслей, возможно, ваша боль хочет сказать, что вы – единственный источник своих самых глубоких страданий и что, приняв боль, вы сможете наконец стать свободным. Конечно, все это зависит от вашего ответа на самый важный вопрос: готовы ли вы стать свободным?

Учитесь у боли – и вы измените жизнь к лучшему

Если вы страдаете и при этом испытываете гнев, возмущение или сопротивление, попробуйте следующее:

Определите причину своей боли. Возможно, вы заново проживаете события, которые уже происходили с вами ранее? Или страдаете из-за текущей ситуации, которая вам не нравится? Намного проще заглушить боль, чем погрузиться в нее. Но чтобы узнать свои потребности, вам нужно сначала признать, что вам чего-то не хватает, и ответить на вопрос, как вы чувствуете себя из-за этого. Следующий шаг – спросить себя честно, есть ли для вас какая-то выгода в том, чтобы страдать. Возможно, какая-то часть вас хочет оставаться в ситуации, которая, как вы знаете, не полезна для вас? Вы сможете отпустить боль, только если поймете, почему так сильно за нее держитесь.

Почувствуйте боль. Не пытайтесь ее скрыть, избежать, побороть или убежать от нее: просто будьте вместе с ней. Это может показаться невыносимым, но помните: со временем все чувства меняются, и это произойдет намного быстрее, если вы перестанете сопротивляться. Погрузитесь в глубину боли и поймите, почему вам так больно. Что вы хотите изменить?

Осознайте, каким изменениям вас учит эта боль. Если вы страдаете из-за событий в прошлом или от чего-то, что изменить не в ваших силах, единственное, что вы можете изменить, – это ваше собственное восприятие этой проблемы и время, которое вы ей посвящаете. Это значит, что нужно принять, что существуют некоторые вещи, на которые мы не можем влиять, и решить, что вы больше не будете тратить время на борьбу с ними, потому что не существует ничего, кроме момента здесь и сейчас. Если вы страдаете из-за чего-то, что происходит прямо сейчас (например, из-за разрушительных отношений или чувства одиночества), боль подсказывает, что нужно перевернуть страницу и познакомиться с новыми людьми. Как только вы поймете суть урока, вы сможете усвоить его. Единственное, что стоит между вами и вашей свободой, – это история, которую вы придумали, чтобы объяснить, почему вы не можете быть свободным.

Боль учит нас ценить приятные моменты

Мы инстинктивно стремимся избежать боли, но мы стремимся испытывать и приятные вещи, то, что Зигмунд Фрейд называл принципом удовольствия. Однако интересно отметить, что боль и удовольствие тесно связаны. Причина не только в том, что это две стороны одной медали, но также и в том, что одно часто создает другое. Когда мы испытываем стресс или боль, наше тело выделяет эндорфины, которые посылают сигналы, предупреждающие мозг о том, что тело должно испытать боль. Именно поэтому многие люди платят за развлечения, позволяющие им испытать острые ощущения, которые не всегда бывают приятными, а иногда даже могут причинить физический дискомфорт. Именно поэтому спортсмены, несмотря на боль, продолжают путь к цели. Все дело в эйфории, которая сопровождает ощущение сильной боли.

По этой же причине люди едят острый перец, который содержит большое количество капсаицина – вещества, активирующего рецепторы боли и вызывающего чувство жжения. В статье «Удовольствие в боли», опубликованной в «Вашингтон пост» в 2008 году, Андреас Вистад рассказывает о своем путешествие в «страны перца чили», где он проводил исследование для книги о приправах. В Мозамбике, Таиланде и Индии он наблюдал очевидное изменение уровня энергии и энтузиазма у людей после приема пищи, в основе которой был очень острый перец. Один мужчина в Мапуто объяснил, что, употребляя остро приправленную пищу, местные люди плачут горячими слезами и это «помогает им после еды посмеяться».

Так же происходит и в разных сферах нашей жизни. Мы смотрим трогательные фильмы, чтобы испытать катарсис, погрузившись в повествование, переполненное эмоциональными сценами. Некоторые из нас любят смотреть жестокие убийства в фильмах ужасов, хотя мы никогда не стали бы наблюдать, как кого-то убивают в реальной жизни. Но мы делаем это, стремясь испытать эти первобытные ощущения страха и зная при этом, что сами находимся вдали от реальной опасности. Мы чередуем прыжки в ледяной бассейн с быстрым погружением в горячую ванну, наслаждаясь резким изменением температуры нашего тела в короткий промежуток времени. А еще мы принимаем профессиональные и личные вызовы, зная, что это сопряжено с трудностями и риском. Боль прокладывает путь к удовольствию, и, как я уже говорила, нам иногда кажется, что чем сильнее боль, тем слаще награда.

Кроме создания условий для удовольствия, боль помогает нам выживать, и это, по сути, предпосылка для хорошего самочувствия. В своей книге «Дар боли» Пол Брэнд исследует, каким образом опыт переживания боли помогает понять, что нам следует делать для сохранения своего тела. Он рассказывает историю одной девушки, родившейся с врожденной бесчувственностью к болевым ощущениям. То есть она не испытывала никаких физических ощущений, которые мы соотносим со страданием. В 18 месяцев она до крови жевала свои пальцы, совершенно не понимая, что раны на пальцах были серьезной угрозой ее хорошему самочувствию. Конечно, взрослый человек не так уж глуп, чтобы есть свою плоть, но, не испытывая боли, мы инстинктивно не получили бы информации, необходимой для собственной защиты. И это касается не только физической боли. Эмоциональная боль также помогает нам сделать разумный выбор, чтобы обеспечить наше выживание.

Мое внимание всегда привлекала идея злорадства – удовольствия, которое человек испытывает, при страдании других. Это вызывает во мне очень болезненные воспоминания о том, как кто-то, видя, как я плачу, явно получал от этого удовольствие. Недавнее исследование профессора психологии Жана Десети из Чикагского университета показывает, что у детей-задир наблюдается усиление притока крови к центру удовольствия мозга, когда они видят, как другие страдают. А дети, которым не свойственно такое агрессивное поведение, проявляют сострадание к чужой боли.

Возможно, в испытанной мною в детстве жестокости не последнее место сыграла биология. Сегодня я понимаю, что мои палачи, возможно, были лишены стимулов, позволяющих испытывать эмпатию к другим людям (и, таким образом, себя с ними отождествлять), и теперь я могу прочувствовать новую и здоровую благодарность к своей способности сострадать другому человеку. Эта способность – сама по себе источник удовольствия. Я много страдала, и меня всегда очень глубоко трогает боль других людей – не меньше, чем своя собственная. Конечно, у меня не всегда возникает желание наладить с ними отношения, но я всегда заботилась о тех, кого принимала душой. Как же при этом не быть бесконечно благодарной за то, что обладаешь этой приносящей глубокое удовольствие способностью признавать боль и стремиться ее облегчить?

Удовольствие, наступающее после боли, не всегда бывает равноценным ей. Но если в течение жизни нам доводится переживать трудности, мы также должны находить что-то хорошее, что дается взамен. Встретив ту девушку на Таймс-сквер, я была уверена на сто процентов, что она вовсе не выбирала то, что с ней произошло. Никому и в голову не придет хотеть пережить утрату любимых людей и знать, как трагически закончилась их жизнь. Но мне вдруг подумалось, что, возможно, после того как она на собственном опыте познала, насколько хрупка жизнь, она научилась по-другому ценить людей. Я представила, что в своих новых отношениях, переживая сложные моменты с партнером (которые рано или поздно возникают), она закрывает глаза и напоминает себе о драгоценности каждого мгновения, помня, что все имеет конец. Познав боль потери близких и дорогих людей, наверняка начинаешь придавать совершенно иной смысл своим отношениям с другими.

В конце жизни французский художник-импрессионист Огюст Ренуар продолжал творить, несмотря на артрит, который почти полностью парализовал его тело и превращал каждый мазок в настоящую пытку. И когда его спросили, зачем он продолжает писать картины, Ренуар ответил: «Боль проходит, а красота остается». Интересно, возможно ли, что он не просто преодолевал боль, но ценил то, что боль придавала его последним произведениям абсолютно новый смысл? Боль способна на это, когда мы осознаём, что́ именно получаем взамен, переживая ее.

Пусть боль напоминает о том, что вы любите и цените

Если вы страдаете и вам кажется, что вы больше никогда не сможете испытать радость, попробуйте следующее:

Определите, о какой ценности напоминает вам эта боль. Если вы страдаете из-за потери близкого и дорогого человека, эта боль напоминает вам о необходимости ценить каждый момент, который вы проживаете с теми, кого любите, потому что жизнь коротка и быстротечна. Если вы страдаете из-за стыда или сожалений, боль напоминает вам о том, что нужно жить достойно, искренне и целостно, и тогда вы будете гордиться собой и уважать себя.

Примите проактивное решение хотя бы немного наслаждаться приятными моментами прямо сегодня. Не стремитесь навсегда избавиться от своей боли: это огромная цель, требующая от вас неимоверных усилий. Вместо этого старайтесь на протяжении короткого периода делать что-то, что позволяет вам испытывать эмоции, к которым вы стремитесь. Позвоните старому другу и встретьтесь с ним, вместо того чтобы сожалеть о никогда не прожитых приключениях. Сделайте что-то, что позволит вам почувствовать гордость за себя, восторг, воодушевление, вместо того чтобы стыдиться за неудачное решение.