Действующие лица:
Серебряков Константин
Серебрякова Елена Аркадьевна
Беляев Алексей Борисович
Подвал, оборудованный под спортивный зал. Тренажёры, маты, шведские стенки и проч. Зал нерабочий. По залу ходит Серебрякова, женщина лет тридцати пяти.
СЕРЕБРЯКОВА. Нет, я должна выбраться отсюда… Выбраться во что бы то ни стало! Буду тренироваться, буду истязать своё тело… но ускользну от этих подлецов.
Садится на велотренажёр, яростно крутит педали. Дверь открывается. Входит Беляев.
БЕЛЯЕВ. Как вы себя чувствуете, Елена Аркадьевна?
СЕРЕБРЯКОВА. Издеваетесь? Как себя может чувствовать заложник? Долго вы ещё меня собираетесь здесь держать? У меня уже нервы сдают.
БЕЛЯЕВ. А вы не нервничайте. Муж ваш собирает нужную сумму. Сказал, что из-за кризиса никак не наберёт.
СЕРЕБРЯКОВА. А когда он наберёт? Я уже двадцать шесть дней у вас в заточении.
БЕЛЯЕВ. Не преувеличивайте, не двадцать шесть, а только двадцать четыре.
СЕРЕБРЯКОВА. Ничего себе – только.
БЕЛЯЕВ. С вами очень хорошо обращаются, вас не бьют, не издеваются над вами, мы люди корректные, воспитанные, у нас методы не террористические. Не мы же виноваты, что он так долго не может вас выкупить. Отдаст деньги и вы на свободе.
СЕРЕБРЯКОВА. Когда? Когда он меня выкупит?!
БЕЛЯЕВ (пожав плечами). Мы этого не знаем. Нам тоже не выгодно вас держать. Опасно. Мы за вас запросили недорого, всего-то пару миллионов. А вот если нас поймают, нам лет по пятнадцать светит, а кому и двадцать. Так что вы на нас не очень-то обижайтесь.
СЕРЕБРЯКОВА. А что мне делать?
БЕЛЯЕВ. Ждать. Как мы ждём. Хотите партию в шахматы?
Раскрывает шахматы на столике, расставляет фигуры.
СЕРЕБРЯКОВА. Могу я позвонить мужу?
БЕЛЯЕВ. Что толку? Мы вчера дали вам поговорить. Он сказал, что бегает по банкам. Выбирайте. (протягивает руки).
СЕРЕБРЯКОВА. Правая.
БЕЛЯЕВ. Ваш ход.
Играют.
СЕРЕБРЯКОВА. Вы меня плохо кормите.
БЕЛЯЕВ. Извините. На кормёжку денег нам не выделяют. Мы и так тратимся много. Думаете, легко вас спрятать было. Этот зал найти. Оплачивать охранников.
СЕРЕБРЯКОВА. Но не так же скупо, как вы. Каждый день – овсяная каша.
БЕЛЯЕВ. А кефир?
СЕРЕБРЯКОВА. Он как вода.
БЕЛЯЕВ. Обезжиренный. Берём самый дешёвый.
СЕРЕБРЯКОВА. Хоть бы фрукты какие.
БЕЛЯЕВ. Фрукты будете есть дома, когда отпустим. Сейчас большая проблема с финансами.
СЕРЕБРЯКОВА. Зря вы так пошли, я вам шах объявлю.
БЕЛЯЕВ. Ай-яй-яй! Это вы меня заговорили.
СЕРЕБРЯКОВА. Переходите.
БЕЛЯЕВ. Спасибо. Вот так пойду.
СЕРЕБРЯКОВА. Пожалуйста. Вам меня не жалко?
БЕЛЯЕВ. Жалко.
СЕРЕБРЯКОВА. Так накормите меня, если не хотите отпустить.
БЕЛЯЕВ. Не повторяйте одно и то же. Ждём денег.
СЕРЕБРЯКОВА. Вы посмотрите, во что я превратилась.
БЕЛЯЕВ. Не вижу ничего особенного. Меня больше интересует ваша игра. Откуда вам приходит мысль сделать тот или иной ход.
СЕРЕБРЯКОВА. Вы тоже неплохо играете. Небось, вы и разработали эту операцию?
БЕЛЯЕВ. Какую?
СЕРЕБРЯКОВА. Похитить меня.
БЕЛЯЕВ. Скрывать не буду, я.
СЕРЕБРЯКОВА. Долго продумывали?
БЕЛЯЕВ. Не очень. Посидел часик. Ничего же особенного. Есть похищения виртуозные. А здесь всё проще. Я съем вашего коня.
СЕРЕБРЯКОВА. Ешьте.
БЕЛЯЕВ. Не жалко? Съел.
СЕРЕБРЯКОВА. А я вот так.
БЕЛЯЕВ. Ничего себе. Тогда я сюда.
СЕРЕБРЯКОВА. Прощайтесь с ферзём.
БЕЛЯЕВ. Вот это ход. Но это я отвлёкся.
Телефонный звонок. Отвечает на вызов.
БЕЛЯЕВ. Да, это я. Я просил вас без нужды не звонить. А-а, понятно. Это не блеф? Мы договорились: никакой полиции. Иначе. Вы знаете, что её ждет. Это правда? Вам лучше не хитрить. Мы играем по правилам, но если… Хорошо. Передаю.
Передаёт трубку Серебряковой.
Одну минуту. И ничего лишнего не болтать.
СЕРЕБРЯКОВА. Здравствуй, дорогой. Нет-нет, всё хорошо. Не волнуйся. Когда ты меня отсюда вытащишь? Они меня не кормят. И…
Беляев выхватывает у неё трубку.
БЕЛЯЕВ. Так к чему мы пришли? Это уже лучше. Когда? Сегодня. Я перезвоню через десять минут. Будете действовать согласно моим инструкциям.
Отключается. На минуту задумывается.
СЕРЕБРЯКОВА. Что он сказал? Что? Вы сказали «сегодня».
БЕЛЯЕВ (делая ход). Кажется, сегодня наступит конец вашим злоключениям. Он достал деньги. Я хожу вот так.
СЕРЕБРЯКОВА. Если я пойду вот так – вам шах.
БЕЛЯЕВ (смахнув шахматы). Конец игре.
СЕРЕБРЯКОВА (удивлённо). Вы сдаетесь? Это что-то новое.
БЕЛЯЕВ. Вы скрасили мне эти дни.
СЕРЕБРЯКОВА. Странно вы выражаетесь. Хотя я заметила, что вы вообще странный человек. Я думала, бандиты… Простите.
БЕЛЯЕВ. Ничего. Бандиты бывают разные.
СЕРЕБРЯКОВА. Вы из благородных бандитов. По-моему, наш новый век отличается звериной жестокостью, и вы в нём, какой-то… не знаю, как сказать.
БЕЛЯЕВ. А вы не думали, что вы мне внушили чрезвычайную симпатию? Вы не подумали о том, что вы меня, может быть, приручили, и мне тяжело будет с вами расставаться?
СЕРЕБРЯКОВА. Признаться, об этом я не думала.
БЕЛЯЕВ (жёстко). Ну, так подумайте. Я иду звонить вашему мужу. Готовьтесь к свободе.
Уходит, закрыв дверь на ключ.
СЕРЕБРЯКОВА. Не могу поверить! Невероятно! Боже мой, наконец-то! Наконец-то!
Садится на велотренажёр, яростно крутит педали.
Квартира Серебряковых. Серебряков и Серебрякова. Она в тренировочном костюме, ещё не переоделась. Роскошные букеты цветов. На столе – закуска, много фруктов, шампанское.
СЕРЕБРЯКОВ. Ну как ты, родная?
СЕРЕБРЯКОВА. До сих пор не могу опомниться. Не могу поверить. Подумать только: двадцать пять дней.
СЕРЕБРЯКОВ. Двадцать четыре.
СЕРЕБРЯКОВА. Ну, двадцать четыре. Какая разница. Разве этого мало? Ты посмотри, во что я превратилась.
СЕРЕБРЯКОВ. Я собирал деньги. Ударил кризис. Инвесторы ушли. Заказчики отказались. Бизнес рухнул. Не могу сказать, что мы нищие, но недалеко от этого. Никто денег не занимает. Кредиты под огромные проценты. Пока я выбивал…
СЕРЕБРЯКОВА. Пока ты выбивал, я сидела на овсяной каше, от которой меня тошнит.
СЕРЕБРЯКОВ. А кефир?
СЕРЕБРЯКОВА. Ага, кефир, обезжиренный, разбавленный водой.
СЕРЕБРЯКОВ. Это они разбавляли. На еде экономили.
Она тянется за фруктами. Ест яблоко, апельсин, бананы.
СЕРЕБРЯКОВ. Ты сразу на еду не набрасывайся.
СЕРЕБРЯКОВА. Фрукты можно. Я соскучилась по ним.
СЕРЕБРЯКОВ. Всё равно. Осторожней. Не объедайся.
СЕРЕБРЯКОВА. Легко сказать – не объедайся.
СЕРЕБРЯКОВ. Я тебя понимаю.
СЕРЕБРЯКОВА. Как ты можешь понять?! Для этого надо просидеть в подвале. Ночи тянутся бесконечно. Да и дни. Если бы не этот, который оказался неплохим шахматистом, я со скуки померла бы. И ещё тренажёры. Они же меня в тренажёрном зале держали.
СЕРЕБРЯКОВ. Ты знаешь, дорогая, я это вижу по твоей фигуре.
СЕРЕБРЯКОВА. Что хочешь сказать – похудела?
СЕРЕБРЯКОВ. Не то слово.
СЕРЕБРЯКОВА (смотрясь в зеркало). Дай-ка примерю платье.
Надевает одно, потом другое, третье.
Висят, как тряпки. Да. Придётся покупать всё новое.
СЕРЕБРЯКОВ. Не объедайся, говорю. Мы скоро в ресторан идём.
СЕРЕБРЯКОВА. Не волнуйся. В ресторане тоже буду есть. Только в чём в ресторан идти? Совсем нечего надеть. (Становясь на весы, присвистнув). На восемнадцать килограмм! Ты представляешь? Я похудела на 18 кг! Вот это рекорд!
СЕРЕБРЯКОВ (разглядывая её). Слушай, да у меня только сейчас глаза открылись. Ты же похудела!
СЕРЕБРЯКОВА. Я же говорю: на 18 кг.
СЕРЕБРЯКОВ. Фантастика! Ты сравни, какая ты была (показывает на фотографию на стене) пампушка. И какая ты сейчас. Просто прелесть. Милая, ты королева красоты. Как тебе это удалось?
СЕРЕБРЯКОВА. Попереживай так, как я, посиди на овсянке…
СЕРЕБРЯКОВ. И кефире.
СЕРЕБРЯКОВА. Да что ты привязался с этим кефиром. А тренажёры? Я как чумная, от злости педали вертела. А ты всё деньги собирал. А я педали вертела. А теперь мне в ресторан надеть нечего.
Серебряков роется в шкафу.
СЕРЕБРЯКОВ. Слушай, Ленуська. А вот это платье тебе не подойдёт?
СЕРЕБРЯКОВА. Что за платье?
Рассматривает платье.
Господи. Да ему пятнадцать лет. Я тогда двадцатилетней дурёхой была. Это же ещё до замужества.
СЕРЕБРЯКОВ. Ну, дурехой ты никогда не была, иначе бы за меня замуж не пошла. А платье это я берегу. Оно мне дорого. Помнишь, когда мы с тобой первый раз в Царское село поехали? Пешком шли из Екатерининского парка до Павловска нижним парком… Помнишь?
СЕРЕБРЯКОВА. Ещё бы не помнить тот день.
СЕРЕБРЯКОВ. Шли, останавливались… И всё время целовались.
СЕРЕБРЯКОВА. Да, прекрасный был денёк.
СЕРЕБРЯКОВ. Ленка, как мы с тобой целовались!
СЕРЕБРЯКОВА. Да, это мы умели.
СЕРЕБРЯКОВ. Не понял, что значит умели. Почему в прошедшем времени? А сейчас… да я тебя…
СЕРЕБРЯКОВА. Нет, милый, давай после ресторана. Мне надо в себя прийти.
СЕРЕБРЯКОВ. Приходи. Платье померь. Ты в тот день была в этом платье. Оно моё любимое.
СЕРЕБРЯКОВА. Бог ты мой, пятнадцать лет назад!
СЕРЕБРЯКОВ. Какая у тебя была фигурка! Впрочем, что это я? Что значит была? Нет, то, что ты видишь на стене – это не ты. Не ты! Ты – вот она. В этом платье. Ты – та, которая сейчас передо мной! Надень это платье.
СЕРЕБРЯКОВА. Сейчас? Надеть?
СЕРЕБРЯКОВ. Надевай.
Серебрякова надевает.
СЕРЕБРЯКОВА. Не могу поверить, Костя. Но оно мне как раз.
СЕРЕБРЯКОВ. Ты посмотри на себя в зеркало, полюбуйся. Ты же красотка, как будто не было этих пятнадцати лет. Потрясающе!
СЕРЕБРЯКОВА (крутясь перед зеркалом). Действительно, я себя не узнаю. Правильно говорит русская пословица: нет худа без добра.
Он берёт фотоаппарат, делает снимки. Звонок в дверь. Серебряков идёт открывать возвращается с Беляевым.
СЕРЕБРЯКОВА (застыв, испуганно). Что это? Это же он!!!
СЕРЕБРЯКОВ. Кто?
СЕРЕБРЯКОВА. Тот человек из подвала. Похититель. Который меня овсянкой кормил. И в шахматы играл со мной. Ты что не отдал ему деньги?
СЕРЕБРЯКОВ. Успокойся, милая. Я должен тебе кое-что объяснить. Этот человек – Беляев Алексей Борисович. Познакомься.
БЕЛЯЕВ (разводит беспомощно руками). Извините Елена Аркадьевна. Так получилось.
СЕРЕБРЯКОВА. Что получилось? Что происходит? Я звоню в полицию.
Берёт телефон, набирает номер.
СЕРЕБРЯКОВ (удерживая её). Погоди, Леночка. Дай объясниться. Сядь. Не волнуйся. И выслушай. Не только Алексей Борисович, но и я должен перед тобой извиниться. И я – в первую очередь. Твоё похищение было организовано…
СЕРЕБРЯКОВА. Им, я знаю, он мне сказал.
СЕРЕБРЯКОВ. Да нет, моя родная, не им – мною.
СЕРЕБРЯКОВА. Тобою?! Я не ослышалась?!
СЕРЕБРЯКОВ. Не ослышалась. Мною.
СЕРЕБРЯКОВА. И ты так спокойно об этом говоришь?!
СЕРЕБРЯКОВ. Не спокойно, разумеется: я очень волнуюсь. Понимаю, каково тебе сейчас, вхожу в твоё состояние. Но и ты войди в моё.
СЕРЕБРЯКОВА. Мне войти в твоё? Как это понимать?
СЕРЕБРЯКОВ. Попробую объяснить. Всё началось с того, только ты не злись, не швыряйся в меня фруктами, тарелками и прочее. Не будешь? Я вижу, ты уже злишься.
СЕРЕБРЯКОВА. Говори.
СЕРЕБРЯКОВ. Алексей Борисович… Может, вступитесь?
БЕЛЯЕВ. Нет уж, вы сами. Я – человек со стороны. Я могу наблюдать.
СЕРЕБРЯКОВА. Ты будешь говорить?
СЕРЕБРЯКОВ. Всё началось с того, что ты, будучи потрясающе красивой девушкой, последние семь лет стала превращаться в толстую бабу.
СЕРЕБРЯКОВА. Что? Что ты сказал?
Хватает с вазы апельсины, яблоки, бананы, швыряет ими в Серебрякова. Тот пытается уклониться, прячется за столом. Беляев искренне хохочет. Несколько бананов полетели и в него.
СЕРЕБРЯКОВ. Как говорить, когда ты дерёшься?
СЕРЕБРЯКОВА. Хорошо, успокоилась. Говори.
СЕРЕБРЯКОВ. Говорю, что ты стала толстеть.
СЕРЕБРЯКОВА. Все женщины толстеют. У нас природа такая.
СЕРЕБРЯКОВ. Не все. Многие остаются прежними даже после родов. А ведь ты даже не рожала и уже растолстела.
СЕРЕБРЯКОВА. Понятно. Тебе это не нравится.
СЕРЕБРЯКОВ. Дело не в этом. Ты мне нравишься, даже будучи пампушкой. Но ты потолстела на двадцать кг.
СЕРЕБРЯКОВА. На восемнадцать.
СЕРЕБРЯКОВ. Хорошо, на восемнадцать. Стала мало двигаться, сидела за компьютером. А болезни? Ты ведь стала то и дело по врачам ходить. Это из-за малоподвижного образа жизни, из-за злоупотребления едой. А ведь ты была такая умница. Нет, ты и сейчас известный человек в шахматном мире.
СЕРЕБРЯКОВА. Не знала.
СЕРЕБРЯКОВ. Потому что забросила шахматы, так ведь, Алексей Борисович?
БЕЛЯЕВ. Пожалуй, так. Но я скажу больше, Елена Аркадьевна. Вы… впрочем, не пора ли объяснить, как она оказалась в подвале.
СЕРЕБРЯКОВА. Да, как? Объясните, пожалуйста.
БЕЛЯЕВ. Как-то мы встретились с вами и вашим мужем на вечеринке. Вы меня не запомнили, там было много народу. А я про вас многое узнал.
СЕРЕБРЯКОВА. Интересно, что же?
БЕЛЯЕВ. Самое главное: я за вами следил, когда вы ещё были молодой девушкой. Вы же с детства отличались способностью к игре в шахматы, были неоднократно победителем на чемпионатах среди юниоров.
СЕРЕБРЯКОВА. Да, было такое.
БЕЛЯЕВ. Я показывал ваши шахматные партии большим шахматистам, и все в один голос говорили, что вас отличает не просто талант, а… ну, не хочу произносить этого слова, но вы могли бы быть на уровне гениальности. Ваши ходы были совершенно оригинальны, непредсказуемы, я бы даже сказал парадоксальны. И вдруг – вы забросили шахматы. Очень напоминает ребёнка-вундеркинда, который вырастая, вдруг перестает им быть, и порою становится самым обычным человеком. Но вы – необычный. Вы иногда в журналах решали шахматные задачи, и благодаря вашему супругу, который мне их показывал, я эти ваши решения изучал. Решали вы эти задачи шутя. Вот что меня поразило, и я понял, что вас надо вытаскивать из вашего болота. А тут вы ещё и растолстели…
Серебрякова замахивается на него апельсином.
Извините, поправились. И мы с вашим мужем подумали, чем помочь вам и нам. Вам – похудеть, перестать болеть, а нам… Вы понимаете. Видите, как влюблённо смотрит на вас муж. Что говорить про мужа: я в вас за это время, что держал в подвале, я в вас влюбился. А интеллект. Как быстро вы восстановили способности к игре. Мы чуть ли не по семь часов играли каждый день.
СЕРЕБРЯКОВА. Неужели? А я как-то…
БЕЛЯЕВ. Ну, вы же о другом думали, о свободе. А я о наших тренировках.
СЕРЕБРЯКОВА. А голодом зачем меня морили?
БЕЛЯЕВ. Ну, овсянка, кефир – это супердиета. Посмотрите, как вы сбросили вес. По-другому вас бы не заставили.
СЕРЕБРЯКОВ. Нет, по-другому бы не получилось. Сколько я тебя уговаривал в бассейн, на тренажёры, пешие прогулки за город, как раньше. Ты только ела и сидела за этим проклятым компьютером. И у телевизора.
БЕЛЯЕВ. Да, это был грех ваш: зарывать потрясающий талант в землю. Муж ваш и я – мы придумали такой план. И думаем, он нам удался. Если, конечно, вы не будете на нас долго злиться.
СЕРЕБРЯКОВА. Буду.
БЕЛЯЕВ. Ладно, злитесь. Но посмотрите ещё раз на себя в зеркало, Елена Аркадьевна. Вы помолодели лет на двадцать, к вам вернулась ваша красота, вы в этом платье, как двадцатилетняя девушка. С вами опасно в ресторан идти. Вы будете нарасхват.
СЕРЕБРЯКОВА. Пойте, пойте. Что, правда, вам нравилось со мной играть?
БЕЛЯЕВ. Да не то слово – нравилось. Я не мог дождаться того часа, когда мы с вами расставляли фигуры. Но главное, что я выдвинул вашу кандидатуру на женский чемпионат по шахматам в Монако. Её сейчас рассматривает шахматная комиссия. Он будет через пару месяцев. Вы согласны? Да или нет? Надеюсь, вы меня не огорчите? Ведь да?
СЕРЕБРЯКОВА. Давайте я дам вам ответ после того, как сытно поужинаю в ресторане.
СЕРЕБРЯКОВ. Дорогая, только не начинай толстеть. А то нам придётся придумывать с Алексеем Борисовичем новое похищение.