– Он сделал тебе больно? Перестань бегать по комнате, – громко говорит Хаш, – ты сводишь меня с ума. Отец подготовил машину для тебя.
– Какой ты прозорливый. Больно ли мне? – шиплю я. – Да не надо мне от него ничего, Хаш, – отталкиваю его руку, в которой он протягивает мой купальник, – успокойся нахрен. Ты достал меня со своей заботой. Что же ты раньше не бегал так и не переживал?
Больно ли мне? Да я унижена! Меня мало того, что проткнули пальцами в момент, когда я была максимально расслаблена по своей тупости, так еще и поймали под папашей, и не кто-то чужой, а парень, с которым я провела некоторое время. Куда уж больнее, а? Интересно, какая причина была, чтобы захотеть эту самую глупую дуру. Часовой механизм словно заклинило в моей голове, детали не могут прокрутить информацию и понять ДЛЯ ЧЕГО ЭТО.
Ладно, я дура, чертовы гормоны, сексуальное возбуждение, дурацкие амбиции и, самое смешное, со взрослым мужиком! Не могла пнуть его по яйцам?! Нет, распласталась под ним, словно коврик. На, бери, трахай меня. Куда уж больней-то?! Переживает он за меня, как же! Сам меня не захотел, выматывал целый год. И что в итоге?
Отчаянно заглядываю под кровать в поисках туфель, которые я приготовила для вечера. Фантазерка тоже, нарисовала себе идеальную сказку. И вот так ткнула пальцем в небо. Вернее, ткнули в меня. Позорище, отдохнула.
Хаш отшатывается от меня, когда я словно метеор проношусь мимо него, скидываю вещи, которые только вчера по приезду разложила по полкам.
– Это просто машина, причем здесь он? – четко проговаривает слова, он зол не меньше моего. – Ты станешь заявлять на него в полицию? Ведь это было, ну… В общем, он выплатит тебе моральную компенсацию. Я скинул ему номер твоего счета. И теперь…
Руки замирают над чемоданом, когда я упираюсь взглядом на покрывшееся дурацкими пятнами лицо Хаша.
– Ты дурак? О каком заявлении ты говоришь? За кого ты вообще меня принимаешь? – подхожу к нему и выдергиваю смартфон из его рук, печатаю сообщение на номер, который получил мои данные. – А теперь просто свали отсюда и отставь меня в покое. Я поеду на вашей долбанной машине. Но не ты, не твой папочка больше, чтобы не имели ко мне никакого отношения. Ты меня понял?
– А я здесь причем? Ты не думала о том, что именно я сейчас должен психовать? Моя девчонка лежала по собственному желанию под моим отцом. Что это за херня? Ты решила так на Сорбонну заработать? – бью по его лицу со всей силы раз, потом еще один, чтобы он заткнул свой рот.
Вот оказывается, в чем проблема, а я-то думаю «такой» мужик и за стрёмной выпускницей потащился. Эти два урода решили, что я потаскуха, выбивающая деньги из богатеньких жоп. Папаша решил упразднить неподходящую подружку, которая повелась на него. Видимо, рожей не вышла, не подхожу по состоянию кошелька любимому отпрыску. Устроили мне проверку, которую я не прошла. Легла на кровать и дала себя практически трахнуть. А сынок слишком тупоголовый, чтобы понять, в чем проблема.
– Ты просто дебила кусок, вот ты кто. Со своими замашками, иди к Эдсону. Пусть он поцелует тебя в задницу. Я думала об этом, почему же ты никак не мог меня трахнуть. И только сейчас дошло, у тебя ни разу на меня не встал, но ваши долбаные ужимки с Эдсоном – вот где страсть. Так пойди и отсоси у него, – закрываю чемодан и шагаю мимо моего придурка бывшего. – И папочке не забудь рассказать свой грязный секретик. Счастливо оставаться, дружище. К черту всех вас, горите в аду.
Не поднимаю чемодан на руки, тупо тащу его с грохотом по мраморным ступеням лестницы, звук эхом раздается по вымершему дому. На прощание, чтобы оставить о себе память, как бы невзначай подталкиваю пальчиками вазу, стоящую на высоком столике в прихожей. Звук разбивающегося стекла и скрежет колесиков чемодана по нему – всё, что останется им на память. Козлы долбанные.
– Добрый день, мисс, куда я могу вас отвезти? – передо мной стоит высокий парень с темной кожей, похожий на филиппинца, его длинные волосы стянуты в хвост, а глубокий цвет глаз выдает доброго человека.
Выдохнув, я сажусь в открытую для меня дверь, и он закрывает ее за мной. Называю свой адрес, все еще в гневе оглядываю окна дома, который я не забуду никогда. Я не могу винить Энтони в том, что я не хотела этого. В то же время меня злит, как они быстренько всё решили между собой. Один сразу тыкает мне деньгами, которые я как будто бы хотела тупо выбить из его папочки, а папаша думал, что я являюсь опасной охотницей за деньгами, видимо. Это все мои домыслы, которые Хаш мне услужливо ткнул в лицо. Да и хрен с ними, идиоты чертовы. Положа руку на сердце, я не хотела нести чепуху о Хаше и Эдсоне, это просто спонтанно вырвалось из меня. Хотелось сделать ему больней, чем мне сейчас. Но слова уже не вернешь, как и отношения, в целом, мы просто наплевали друг другу в душу.
– Ты словно юная Персефона, сбегающая из страшного дома Аида, – отвлекаюсь от своих мыслей и заинтересованно пялюсь на филиппинца.
– Я читала легенды и мифы, – отрешенно отвечаю ему. – Но вы ошибаетесь. Кажется, я сама упала в яму, которую рыла.
Он загадочно улыбается мне, а, ну да, Персефона-то тоже упала в ад к Аиду, когда под ней разверзлась земля…
Мне не с чем сравнить эту ситуацию, дурой являюсь именно я. Так кого винить? Отца Хаша? Да я не была против его поцелуев. Хаша в том, что он не стал тем, кого я себе представляла? Так тут тоже не его вина. Легкомысленность, как и сказала моя тетя, преодоление преград, которые я сама себе воздвигаю. Восхождение на вершины глупости, вот так будет правильнее.
Сажусь удобнее на сидении, внутри немного болит, шок от того, что он сделал своими пальцами. С ума сойти, он даже не подумал о том, что я могу быть девственницей. Это еще раз подтверждает мою теорию, он посчитал меня шлюхой. Тело настолько растворилось в его руках, я просто не понимала, как все быстро произошло. Эта тянущая мгновенная боль, как вспышка, хотя еще минуту назад его пальцы умело давили на нужные места, а язык ласкал моё тело.
Что до нынешнего состояния, я наклеила ежедневную прокладку, потому что кровь немного сочилась. Почувствовала ли я себя женщиной? Нет, конечно. Дурой, идиоткой, ведомой, легкомысленной, да кем угодно, только не женщиной. Стыдно, как все произошло по отношению к Хашу. Пусть наши отношения только по названию являются любовными, но то, что у нас было, скорей, ужимки подростков в закоулках. Редкие, очень, очень редкие ужимки.
Если не кривить душой, то можно провести параллель и посчитать на пальцах сколько раз за год мы оставались наедине, когда именно он трогал меня и при ком. Естественно, Эдсон и его подружка. Как по взмаху волшебной палочки, едва переглянувшись, они оба мерились членами друг перед другом, у кого получится круче потискать свою девчонку. Отсюда и появились мои подколы в их сторону. Но не думаю, что он по-настоящему гей. Просто любитель повыпендриваться своим положением.
– Вам понравилось гостить у мистера Уилсона? – снова вступает со мной в разговор филиппинец. – Я так понимаю, вы подруга Хаша?
Больно ты любопытный, дядечка, интересно, но он так не думает. Немного задерживаю ответ, я надеюсь, он остановит треп и займется своим прямым назначением.
– Не понравилось? А зря, они хорошие люди. Мистер Уилсон очень великодушный человек, какого парня вон сам вырастил. – он поворачивает на уже знакомую улицу и размышляет сам с собой.
– Вы всегда разговариваете с попутчиками? – интересуюсь я. – Или только с избранными?
Он хмыкает, и я вижу, как снова широкая улыбка расползается по его лицу.
– Только с теми, кто выглядит надутым, как мышь на крупу, – я смеюсь над его ответом. – Кстати, мы приехали, мисс.
Машина останавливается, и я выхожу из салона, водитель передает мне ручку от моего чемодана и ставит на колесики.
– Значит, сбегаешь? – он приподнимает одну бровь, и его лицо приобретает комическое выражение.
– Интересно… Ну, счастливого пути, – он садится в машину и оставляет меня с открытым ртом, стоящей на улице.
Хаш? Или его папочка? Так ни один из них уже не интересует меня. Отец тем более, это было легкое умопомрачение, страсть, похоть, все что угодно. Он мне особо и внешне-то не понравился. Старая заносчивая задница, как точно я приметила в первую встречу. А филиппинец – Нострадамус нашего времени? Закатываю глаза, ага, так я и поверила.
Подхожу к двери, и меня встречает взволнованная тетя. В руках она все еще держит упаковку масла для выпечки. Удивление, написанное на ее лице, ни с чем не спутаешь.
– Когда ты сказала «скоро вернусь», я не думала, что настолько, – произносит она и помогает закатить чемодан. – Ты что, сбегала оттуда впопыхах? Твоя футболка надета наизнанку, – указывает на вывернутый шов ткани.
Кривлюсь от ее слов, не удивительно, что водитель показался мне провидцем. Все более чем очевидно, расстроенное лицо, угрюмая «мышь», как, однако, точно в цель-то попал. Я мышь! Серая и скучная… Ну и футболка, надетая наизнанку. Темное царство – это неосвещенная терраса… А Аид, пусть вот и сидит в своем подземелье.
– Все произошло спонтанно, мы расстались. Для этого необходимо было просто оказаться в других условиях, – отвечаю я разочарованно.
– Je suis désolé (Мне очень жаль), – тетя искренне выражает свои чувства, а я едва сдерживаю слезы. – Tu ne vas pas faire tout un plat pour ça?! (Ты же не будешь из этого делать проблему?!)
– J'en ai rien à foutre (Мне наплевать). – Обычно, когда тетя волнуется за меня, она начинает говорить по-французски, меня успокаивает это, словно я чувствую рядом моих родителей, которые обнимают меня. – Спасибо тебе, но я очень устала и поднимусь к себе. Всё, правда, хорошо.
– Беатрис, скажи своей любимой Корин, ты будешь тортик? Я могу быстренько придумать, посидим, посмотрим телевизор. Я очень скучала по тебе, ты же не оставишь меня одну набивать свой желудок? – Корин жует свои губы и заглядывает мне в лицо. – Chaque jour je t’aime plus qu'hier mais moins que demain (Каждый день я люблю тебя больше, чем вчера, но меньше, чем завтра). Le temps est le meilleur médecin (Время – лучший аптекарь)
Выдавливаю из себя улыбку, как тут не согласиться с этим выражением. Тащу за собой чемодан, который мне необходимо распаковать. Почему-то сейчас я чувствую себя разбитой, обиженной и одинокой. Ошибки, которые мы совершаем, если их обдумывать бесконечно, имеют свойство расти в масштабах. Причем, стоит только вспомнить, сразу начинаешь винить всех и себя, наматываешь клубок отрицательных эмоций, накручиваешь себя еще сильнее, для чего только, неизвестно. Чтобы сделать выводы? Больше не падать в эту яму? Не оступаться? Так это жизнь, если бы я знала, что так произойдет со мной, повторила бы я эту сцену? Сейчас не смогу ответить на этот вопрос. Время расставит все по своим местам и покажет, как воспринимать случившееся. Поэтому, отбросив все мысли, я раскладываю свои вещи в шкаф, уже без той особенной радости, с которой собиралась.
Оглядываюсь на вибрирующий телефон, приходит сообщение о пополнении счета. Мне не надо строить из себя святую невинность, я знаю, кто сейчас подкинул мне деньги и для чего. Оставляю не до конца убранные вещи лежать в чемодане и просто ложусь на кровать, свернувшись клубком, я смотрю на прикроватную тумбу, на которой отчетливо вижу это сообщение. Отправить деньги ему назад? Показать, какая я гордая, или оставить себе, чтобы подтвердить его теорию и снять камень вины с его плеч?
Девственные деньги, плата за невинность, потерянную при особых обстоятельствах… А что я знаю о мистере «заносчивая задница»? Ничего. Только то, что он является отцом Хаша. Вытаскиваю из-под кровати свой ноутбук, подключаю его к сети. Набираю в поисковике имя Энтони Уилсон. Так, их слишком много. Просматриваю все ссылки на людей. И нечто интересное ловлю на второй странице.
«Энтони Шэдоу Уилсон, владелец туристической фирмы с филиалами по всему миру, купил свой собственный остров…»
Второе имя, конечно, у него «мрак» или «тень», родители любили поэкспериментировать. Меня не интересуют его покупки, у него должно быть пятно. Судя по фото, человек, изображенный на нем – отец Хаша. Хорошо, что интересненького о нем пишет сеть?
Итак:
Энтони Шэдоу Уилсон, родился 4 мая 1984 года, телец, рост 187… Кому это, блин, интересно… Скукота, его любовные похождения, посмотри-ка, все стройняшки, спортсменки, юристки… Парень любит ярких женщин и, судя по всему, не силиконовых дур. Ничего, никакой интересной информации, никаких черных пятен в его биографии. Молодой, перспективный, красивый…
Мой взгляд останавливается на фотографии моих родителей, которая стоит на прикроватной тумбочке. Что если… Закрываю глаза, гордость сейчас борется с независимостью. Что если я все-таки сделаю кое-что для моей семьи, для той правды, которая прячется за семью печатями с момента гибели моих родителей? Сумма на расследование этого дела превышала лимит наших возможностей. Авиакомпания моих родителей давно умерла вместе с ними и кем-то закопана под землей. Настолько жестоко расправиться с ней мог только человек без души. Спасать уже нечего, да и стоит ли. После стольких судебных исков от родственников погибших, обвинений в смерти людей… Я никчемный червь в этом мире, чтобы бороться против титанов.
Открываю закладку «бюро расследований», заполняю заявку, чтобы со мной связались. Суммы, отправленной мне «заносчивой задницей», вполне достаточно, чтобы осуществить мою идею.
Он считает меня подлой и продажной шлюхой. Хорошо, я буду такой, только бы докопаться до истины, кто же стоит за всем этим.
Закрываю ноутбук и со спокойным сердцем отправляюсь в гостиную. Корин сидит у экрана телевизора и смотрит фантастику. Я подсаживаюсь к ней, кладу свою голову на ее плечо, она пахнет по-домашнему, уютом и теплом.
– Я сделала глупость, возможно, дважды, – говорю ей, когда она делает немного тише.
Корин давит мне на плечо, чтобы я легла на ее колени. Пальцами она разглаживает мои волосы по всей длине.
– Эти глупости все твои. Бывают случаи в жизни, выпутаться из которых может помочь только глупость, говорил Франсуа де Ларошфуко. Поэтому не делай поспешных выводов, не торопись. Шаг за шагом ты познаешь истину, – говорит Корин, ее руки застывают на мгновение и снова начинают успокаивающе гладить.
– Я хочу пораньше уехать в Париж, мне надо привыкнуть жить без тебя, – мой голос надломился на последнем слове, и не выплаканные слезы вырвались наружу.
От обиды, нанесенной моей гордости, от глупости, которую я совершила сама, искушая судьбу. Мне просто надо выплакаться, скинуть с души этот камень, разложить все по полочкам, чтобы мои гормоны успокоились, и я снова смогла быть той, какая я есть.
– Это будет тяжело, но не смертельно. Ты же будешь писать мне и звонить, ведь так? – Корин с надеждой смотрит на меня, как будто это возможно – забыть ее.
– Ты ведь моя Корин, как я могу забыть? – я чувствую, сердце женщины забилось быстрее, она поменялась в лице, руки мелко дрожат, и она тянет меня к себе. – Я люблю тебя, – произношу я такие важные слова.
Возможно, я делаю глупость, но мне пора научиться жить самостоятельно, и чем раньше, тем лучше.