С утра пораньше Ника примчалась в прокуратуру пасти зампрокурора, которого боялась больше, чем самого прокурора, и выпасла. Когда встречается крупный мужчина, ему дают определение: шкаф. Но шкаф – это что-то примитивное, Владимир Васильевич далек от примитива, Нике он внушал ужас одним только взглядом Василиска. Дядька он был крупный, с грубыми чертами лица, которые соответствуют характеру, – жесткий, разносит подчиненных в пух и прах, не стесняясь в выражениях. Он не пришел бы в восторг от ее просьбы:
– Ты хоть знаешь, что такое бандитские разборки? Это не убийство на бытовой почве: раз-два – и преступник в СИЗО. Кенара застрелили, скорей всего, свои же, они не имеют привычки оставлять хвосты.
Уже знает, что убит Канарейка! Интересно, про обморок Ники ему тоже доложили? Вряд ли, иначе Владимир Васильевич не стал бы разговаривать с ней, а дал бы кучу бумаг и велел бы переписать каллиграфическим почерком, чтобы было красиво. Или заставил бы кляузы разбирать, а это такая нуднятина – не рассказать!
– Убийство Кенара не будет расследоваться? – наивно спросила Ника.
Голубые глаза Владимира Васильевича поблекли – явный признак, что он недоволен. Он надул щеки, выпустил ртом воздух, вибрируя губами, и вяло-вяло, будто у него высокая температура, сказал:
– Ну, конечно, будет.
– Тогда дайте мне это дело.
Глаза у него совсем побелели, как у зомби:
– Это опасное и бесперспективное дело. Зачем тебе начинать с висяка? Первая неудача всегда плохо сказывается на дальнейшей работе следователя.
– А почему вы решили, что будет неудача? – не сдавалась Ника. – У всех следователей полно дел, одна я даром зарплату получаю. Ну, пожалуйста, Владимир Васильевич…
Про себя он взвесил, что остальные следователи будут отбиваться от этого дела всеми силами, но кому-то за это застреленное отродье браться надо. К тому же заносчивую молодежь проучить никогда не мешает. Дашь им парочку заведомых висяков, они не справятся, потом тактично можно им намекнуть: займитесь чем-нибудь полезным, а не протирайте юбки и штаны в таком ответственном учреждении. Владимир Васильевич состроил кислую мину и махнул рукой:
– Ладно. Только работать будешь с Холодом. Под его присмотром.
Ника хотела возразить, но сказала:
– Спасибо, – и вприпрыжку помчалась в кабинет.
Устроившись за столом, она разложила чистые листы, задумалась, что писать и, вообще, с чего начинать. Перво-наперво надо выработать четкий план, зафиксировать его на бумаге, чтобы не забыть, а потом… Да чего рассуждать, что делать потом, когда плана-то и нет? Конечно, в следствии есть свои правила, их Ника изучала в университете, но обычно эти правила применимы к бытовухам. А серьезные дела, как говорил один из преподавателей, любят нетрадиционный подход. Ника все же взяла ручку и начала писать традиционный план:
«Первое: выяснить, с кем был знаком Канарин. Второе: допросить этих людей. Третье…»
На третьем пункте она застряла, кусала авторучку, и тут вдруг открылась дверь.
– Привет.
Валдис вошел без стука. Энергия из него фонтанировала выше нормы, потому он сразу заполнил собой кабинет, хотя сказал всего одно слово. Кстати, за словом в карман он не лез, но был обаятельный – это правда. Из недостатков у него в арсенале два: откровенный до неприличия и крикун, что легко объединяется в слово «невоспитанный». Но при всем при том Валдис первый обратил на Нику внимание именно как мужчина. В университете она меркла перед красотками, не имея эффектной внешности, а за глаза ее так и вовсе звали тюхой. Обидно. Несправедливо. Да и слово какое-то… никакое! Само собой, за ней парни не бегали, хотя она вовсе не уродка, а психолог сказал, что у нее заниженная самооценка, отсюда и все проблемы. Но как повысить самооценку, психолог толком не разъяснил.
Валдис с серьезнейшей миной, что ему было несвойственно, двинул к ней. Ника живо смахнула листок с планом в стол, а то засмеет. Несмотря на ухаживания, он такой. Хотя какие ухаживания? Валдис ее никуда не приглашает, просто приходит, болтает о том о сем, иногда домой провожает. Нравится он ей? И да, и нет. Ника теряется перед взрывоопасными людьми.
Тем временем он осторожно полез за пазуху и вынул… букетик паршивеньких гиацинтов, к тому же изрядно помятых. Положил перед Никой на стол.
– Новость! – пролепетала она, чувствуя, как покрывается пятнами. – Это мне?
– А тут еще кто-нибудь есть? – округлил он глаза, оседлав стул.
– В честь чего?
– Поздравляю с первым делом. Надеюсь, не последним.
– Спасибо.
Чтобы не расплыться в улыбке от удовольствия, она закусила нижнюю губу, не акцентируя внимания на драматичном оттенке его последней фразы. Ничего, она докажет, что не тюха, Канарейка не станет ее последним делом никогда! Ника прошла к шкафу, где хранились чайные принадлежности, нашла в дальнем углу тонкий стакан (ваз для цветов нет, надо притащить из дома), из графина налила воды и любовно поставила туда чахлые гиацинты. Цветы ей дарили только папа и дядя, ну, еще Восьмого марта сокурсники, но это не то, потому мятый букетик стал настоящим подарком. Она скосила глаза на Валдиса, надо бы спросить у него совета, но неудобно. Пока она искала способ выуживания следственных секретов, раздался стук в дверь.
– Да-да… – повернулась Ника к входу.
В отличие от Валдиса Платон Холод всегда стучался. Он был худой, черный, как ворон, потому что носил черную одежду, и у него были замашки графа. Если у Валдиса лицо наподобие пряника, мягкое и улыбчивое, иногда его можно даже принять за простака, то у Платона черты тонкие, он всегда серьезен, даже когда шутит. Мешает воспринимать его серьезно то, что он всеми силами создает образ хладнокровного супермена, имеющего за поясом как минимум два «кольта», а это выглядит по-детски. Самое смешное – Платон тоже неровно дышит к Нике, а еще смешнее, что он никак этого не обозначает. Откуда она знает? Ну… женщина это чувствует. Нравится ли он ей? И да, и нет. Особенно не нравится Нике самомнение Платона, которого ей самой не хватает.
Он вошел и застрял у порога, увидев Валдиса:
– Чуть свет, и я у ваших ног.
Фраза, конечно, была произнесена с иронией и относилась к Валдису, который, сидя к нему спиной, слегка повернул голову и, как всегда, парировал:
– Хочешь сказать, что я здесь лишний?
– Оперативники в прокуратуре лишними не бывают, – проходя к столу, сказал Платон. – Ника, мне поручили вести тебя…
– На поводке? – тут же сострил Валдис.
– Понимание фразы буквально говорит о примитивности субъекта, – бесстрастно вставил шпильку Платон.
– А замечание в оскорбительной форме оскорбляет того, кто его произносит, – нашелся Валдис.
Вот так грубо они пикируются последние четыре месяца и только тогда, когда посторонних не бывает. Ника перестала их останавливать, взывать к разуму одного и другого – бесполезно. Поодиночке оба соглашаются, что ведут себя глупо, а вместе… кошмар! Но сегодня не тот случай. Сегодня она позволила себе командный тон:
– Хватит упражняться в колкостях. – И сама испугалась своего строгого голоса, смягчилась: – Давайте лучше подумаем, где найти свидетелей, то есть тех, кто знал Канарина. Он же где-то жил…
– И хорошо жил, – заверил Валдис. – Казино, девочки, Канары…
– Я не в том смысле, – перебила Ника.
– А, ты имеешь в виду прописку? – понял он. – Основное место прописки – колония. Но он там почему-то долго не задерживался. Отличался хорошим поведением, ну, просто примернее примерного было его поведение в колониях.
– Здесь где он жил? – теряя терпение, спросила Ника.
– В квартире, – ответил Валдис. – Но соседи тебе ничего не расскажут, потому что не в курсе его темных дел.
– А кто расскажет?
– Братва, прошившая его автоматом.
Короче, из его слов стало понятно: сведений о Канарине не дадут. Однако Ника была не намерена отступать.
– А за какие преступления он попадал в колонию?
– По мелочовке. Разбой, ограбления, вымогательство. Ну а в далеком детстве сел за поножовщину. Отличник ему в классе не понравился, он его ножичком – чик! Пацан, к счастью, выжил.
– Ты изучал его биографию? – подал голос Платон.
– Пришлось, – хмыкнул Валдис. – А если серьезно, то, ребята, Канарейка конченый урод.
– Помню, ты это уже говорил, – сказал Платон. – Заведовал киллерами.
– Это наши догадки, а точнее – мои личные.
– На основании чего ты сделал такие выводы?
– Видишь ли, Платон, я из породы гончих, следовательно, постоянно кого-то догоняю. Иногда успешно. То одного догнал, то другого. Ну а когда догоняешь, то беседуешь с человеком. Так я и собрал сведения. По моим неофициальным данным, Кенар не брезговал пускать в расход тех, кого ему заказывали, значит, все его мелкие шалости с разбойными нападениями – развлечения, не более.
– Если уголовный розыск так хорошо осведомлен о Канарине, то почему его не взяли? – вступила в диалог Ника.
– Чтобы взять, нужно иметь одно условие из двух, – усмехнулся Валдис. – Либо поймать его на конкретном деле, либо достать улики. А ни того ни другого нам не посчастливилось получить. Если даже попадался свидетель, его убирали, это и явилось доказательством, что Канарин не просто босота, но зацепиться было не за что.
– И что же, нам никто не поможет? – разочарованно протянула Ника.
– Не-а, не поможет, – заверил Валдис. – Придется вытаскивать сведения, не считаясь с методами.
– Из кого? – обреченно вздохнула Ника, успевшая за короткое время сделать удручающий вывод: ничего у нее не получится.
– У следователей есть гончие типа меня, – хвастливо произнес Валдис. – Похожу по отстойникам, повстречаюсь с «шестерками», авось разговорю.
– Я с тобой, – заявила Ника.
– В тех местах тебе лучше не появляться… – сказал Платон. – Мы вдвоем с Валдисом…
– Ничего не хочу слышать, – замахала руками Ника. – Когда идем? Думаю, сегодня же.
– Как скажете, – пожал плечами Валдис. – Только у меня просьба, граждане следователи, оденьтесь так, чтобы не выделяться из общей массы.
Иногда Валдис и Платон приходят к согласию.
Клара рано выпроводила Красавчика Витю, потом долго валялась в кровати. Какое счастье, что она может позволить себе встать, когда ей захочется. Но именно сегодня предстояло подняться раньше обычного, потому что вчера договорилась сходить в сауну с одной пампушкой, а вечером по плану у нее встреча с Мартыном. Не важно, что ночью она занималась сексом с весьма потрепанным Красавчиком, на самом деле это была репетиция перед близостью с Мартыном. Когда-то же он перейдет к делу? Иначе зачем встречается с ней, дарит цветы, влюбленно смотрит?
Она оделась, приготовила сумку для сауны и маленькую сумочку под цвет обуви, где хранила документы, косметику, ключи, сигареты. Клара вышла на площадку и, закрывая дверь, заметила, как кто-то будто спрятался на верхней площадке. «Детвора», – подумала Клара, спустилась на лифте вниз, машинально проверила почту. Из ящика выпал конверт, Клара успела подхватить его. Без надписи, но запечатан. Она вскрыла конверт, письма внутри не оказалось – странно. Клара потрясла конвертом, на ладонь упала маленькая извилистая…
В следующий миг Клара взвизгнула, отскочив и глядя на пол, куда из ее руки упала… змея! Минуту спустя она с облегчением выдохнула, шок чуточку ослаб, и мозг подал логичный сигнал: а откуда в городе, да еще в почтовом ящике змея? В полумраке подъезда Клара нашла ее на полу у плинтуса, змейка не двигалась, но сохраняла все изгибы. Клара присела.
– О господи! – рассмеялась она. – Игрушка! Ах, маленькие негодяи!
Конечно, это дети подбросили сюрприз в конверте. Подняв змейку, Клара с интересом рассматривала резиновое изобретение, потом взбежала на первый пролет и положила игрушку на подоконник, чтобы детки забрали. День она начала, отбросив лирический туман с мечтаниями о Мартыне, вернее, отложив это до вечера. Она вспомнила задачи, которые вчера не обсудила с Красавчиком. Клара выбрала его номер на мобиле, тут же услышала:
– Клара, хочешь позвать меня еще на один ночной раунд?
– Пошляк, – осадила его она.
– Почему же пошляк? Ты так стонала… как никогда.
«Потому что в мыслях была с другим, а не с тобой», – чуть не выпалила Клара, но сдержалась.
– Забыла тебе вчера сказать. У меня проблемы, без тебя – незабываемого Красавчика – я не обойдусь.
– Ты без ядовитых подколов жить не можешь. Но у меня дело на завершающей стадии, я не могу его бросить даже ради тебя.
– Ах да! – вспомнила она. – Хорошо, даю тебе пару дней, так что поторопись.
– Как я потороплюсь? У меня должен быть Кенар, а я с ним не встретился. Сегодня ему звонил – молчит, урод.
– Да твоего Канарейку, ублюдка недоразвитого, давно пора на помойку выкинуть. Делай что хочешь, но через два дня я тебя жду. Ты понял? Два дня! Наберись силенок, не трать их зря.
– Слушаюсь, – хихикнул он.
Мирон Демьянович проснулся поздно, да и спал-то плохо, но момент, когда встала Илона, проспал. Он спустился вниз, поплелся на кухню, где кухарка парила-жарила, будто в дом нагрянут гости. Это с приходом Илоны появилась традиция готовить здоровую пищу, которая требует затрат времени. Выполняя приказ Илоны не допрашивать кухарку, он взял стеклянный кувшин со свежим апельсиновым соком, налил в стакан, пил по глотку, следя за маневрами у плиты. Пожилая женщина ловко управлялась, Мирон Демьянович мысленно согласился с Илоной – не кухарка подсунула пресмыкающуюся тварь, куда ей! А кто? Кто так гнусно подшутил? Всем известно, что прислуга не любит хозяев, дающих им работу и заработок.
– Где Илона? – спросил он, все же обуреваемый сомнениями.
– Уехала, – ответила кухарка. – Куда – не сказала.
Мирон Демьянович со стаканом сока перешел в гостиную, набрал номер мобильного Илоны, она ответила:
– Мирон, что-то случилось?
– С чего ты взяла, что случилось? – проворчал он.
– После ужей в постели ничего хорошего ждать не приходится.
– Нет, все нормально. Ты где?
– Еду к подруге, которую обещала устроить в ателье, я говорила тебе.
– Да? Не помню. С кухаркой беседовала?
– Конечно. Мирон, это не она. Заставь охранников проверить все окна. Я подумала, и знаешь, что мне кажется? Кто-то из твоих друзей, которые мне не нравятся, пробрался в дом. Надо точно знать, где спальня, чтобы пройти туда незамеченным, а комнат у нас много.
– Заставлю. Ты скоро?
– Не знаю, как получится. Отдыхай.
После диалога он пил маленькими глотками сок, попеременно думая то о шнурке в постели, то об Илоне. Ему нравилось в ней своенравие, взрывной темперамент, а когда того требует обстановка – чопорность светской дамы. Последнее – игра, не более, Илона далеко не светская львица, может на приеме снять туфли и танцевать босиком, но играть в львицу умеет. Ему нравился ее острый язык, ум, случалось, советы Илоны, брошенные вскользь и ненавязчиво, здорово помогали ему в трудных ситуациях. Все эти качества являются достоинствами и недостатками одновременно, но именно потому, что в Илоне намешано всего и много, она не скучна, кстати, очень красивая женщина, это тоже немаловажно. Раньше он млел от длинноногих и костлявых блондинок, потому что положение банкира обязывает иметь дом – супер, машину – супер, девочка в ней тоже должна быть супер по установленным стандартам. Илона небольшого роста, с округлыми формами и брюнетка с крупными чертами лица, но теперь он плюет на стандарты. Нельзя сказать, что в Илону он влюбился безоглядно и без памяти, на такие сугубо юношеские подвиги он не способен. Но в жены никого не звал, род деятельности не позволял ему обзавестись семьей, потому что семья – это всегда слабое место, по которому враги бьют беспощадно. Любовниц имел постоянных и временных, за измены их жестоко карал, а иногда легко с ними расставался. На данный момент он достиг положения, когда битвами и врагами можно пренебречь, поэтому оказал Илоне честь и позвал ее в жены, а она в ответ:
– Не морочь мне голову, и так сойдет.
Его задело: она не захотела поменять хлипкий статус сожительницы на положение жены?! Как это понимать? Все бабы от мала до велика набиваются ему в жены, а Илона отказалась? Нормально? Он (!) хочет узаконить отношения, а она нет. Существует женская логика, но есть и мужская. Так вот мужская логика взбунтовалась:
– А почему, собственно, ты не хочешь идти за меня замуж? Я что – из одних изъянов состою? Или гол как сокол? Или ты выжидаешь, когда появится более крупная птица?
Илона лишь сострадательно улыбалась, тем самым возбудив в нем дремучее чувство – ревность. Его логика была элементарна: от завидной роли жены такого человека, как он, отказываются либо ненормальные, либо те, у кого есть выбор. Мозги у нее в порядке, значит, кто-то имеется. Мирон Демьянович приставил шпика к Илоне, чтобы выяснить, кто посмел претендовать на нее, она это заметила и устроила ему скандал. Впрочем, скандалом ее ультиматум невозможно назвать, прозвучало это так:
– Прекрати шпионить за мной. Имей в виду: еще раз засеку слежку, ты меня больше не увидишь.
– От меня просто так не уходят, – прозвучала с его стороны угроза.
– А я уйду. У тебя сдвинуты понятия, дорогой. Я не акция, не компания, не активы и пассивы предприятия, которые ты можешь отобрать или купить. Именно поэтому я не выхожу за тебя замуж – не хочу дать тебе право собственника. Со штампом ЗАГСа ты приобретешь свободу, а я – кандалы. Лучше построим наши отношения на взаимном доверии и уважении, этого вполне достаточно. Не хочешь – давай расстанемся.
Он заподозрил, что она мудрит, преследуя некие цели, и стал наблюдать за ней. В конце концов понял: Илоне действительно наплевать на статусы и прочее, она с ним только потому, что ей нравится быть с ним. Но время от времени он ей напоминал: «Ты не передумала?» Однажды услышал:
– Пожалуй, я пересмотрю свои взгляды. Кажется, ты достоин меня.
В этом она вся: не он осчастливил ее, а она его. Так вот, данная позиция гласит: завоюй меня. Приходится прилагать усилия, а объект, на который потрачены силы, становится тебе дорог. Все просто.
Мирон Демьянович допил сок, поставил стакан на стол и вернулся к больной теме: кто подсунул ужа. От одного воспоминания его затрясло.
– Узнаю и шкуру сдеру.